Причина номер два. Турецкий обещал покойному А. Н. Грамову стать тупым, жестоким, жадным и так далее. Покойный дал ему понять, что ситуацию он контролирует вполне. И более миндальничать не станет. Чего-то надо ж делать в этом направлении. Ну, пусть не делать, имитировать. Сбутафорить. Хоть полдвижения, хоть прикосновение. Перемещенье в этом направлении - конечно же прикосновение к Навроде. Он был посимпатичней всех из публики по ту сторону их баррикад. Куда ж еще? Нет, к Сержу, прямо к Сержу. Туда, туда… А там уж поглядим!
И третье было. Но только в подсознанье… Турецкий сроду, даже в мыслях, себе самому в том не признался б и под пыткой. Причина состояла в том, что завтра им лететь на юг, а у него, у жениха, пардон, у мужа, в кармане три тысячи триста тридцать два рубля. "Дня на два этого, допустим, хватит…" - размышлял Турецкий. И мысль пытливая его на этом месте обрывалась.
Но подсознанье его работало.
Оно трудилось четко, как часы, ежеминутно, бесконтрольно.
…Секретарь в приемной Навроде, мужчина лет тридцати, пристально посмотрел на вошедшего Турецкого и через полсекунды понял, кто это, узнал. Не спрашивая ничего, он скрылся за дубовыми дверями и, тут же вернувшись, снова кивнул, приглашая.
- Ну и ну! - подумал про себя Турецкий. - Вот это школа! Куда там нам или "смежникам"! Поэтому мы зубы об него и обломали.
- Здравствуйте, Сергей Афанасьевич!
- О, сколько лет, сколько зим! Присаживайтесь, Александр Борисович. Чем обязан?
- Да ехал мимо, решил заглянуть. Я смотрю, у вас тут уже целый комплекс, деловой, развлекательный. Растет ваше детище.
- Да, спасибо. Растет. Такие вот комплексы сразу в семи городах заложили. Крутиться приходится, чтобы дело развивалось. Вот думаем еще Аквапарк построить в Москве. Ну как в Европе, знаете, кусочек тропиков размером в два микрорайона. А может быть, и на Диснейленд замахнемся. Нам только время дай.
- Прекрасно было бы.
В глазах у Навроде не светилось ничего, кроме безбрежного уверенного спокойствия и, может быть, слегка насмешливого, добродушного любопытства.
Он ничего не знает, решил Турецкий. Ни сном ни духом - очевидно. Ишь взгляд какой - глубокий, добрый, ясный.
- Да, - произнес Турецкий вслух. - Времена наступили у нас динамичные.
- Что верно, то - точно.
- А я тут тоже время не терял - женился.
- Ну-у?! Поздравляю от души. И то сказать, давно пора-то было, Александр Борисович, - в глазах его мелькнула насмешка. - Ведь вы с пятьдесят седьмого, если я не ошибаюсь?
- Все знает, пес его дери! - мелькнуло в голове Турецкого. - А я вот, грешный человек, не помню, он с какого года? А ведь читал-то биографию его раз восемь за последние лет десять.
- Да. С пятьдесят седьмого.
- Ну, стало быть, пора. Куда же ждать еще? - Навроде нажал кнопку селектора. - Немедленно пора жениться! Если не женат еще… - добавил он вроде бы не к месту.
В ту же секунду, едва ли не одновременно с нажатием кнопки, бесшумно вошел секретарь.
- Нам чаю, Гриша.
Гриша кивнул и точно так же - мгновенно - исчез.
- Ну, и теперь, конечно, в свадебное путешествие?
- Да, к морю! - подтвердил Турецкий.
- Как обещал! - кивнул, подмигнув Турецкому, Сергей Афанасьевич.
"Чего это он подмигнул мне? - подумал, растерявшись на миг, Турецкий. - Что значит "как обещал"? Я Настеньке, так точно, обещал. Но он откуда это знает? Знает и подмигивает? Или просто так мигнул? В глаз что-нибудь попало? Совпадение?"
- Ну, в Сочи ведь поди? - продолжал тем временем На-вроде.
- Думаем, в Ялту сначала.
- Вот это правильно. В Ялте есть по крайней мере два открытых бассейна- купайся хоть зимой! Да, впрочем, в Ялте до ноябрьских купаться можно без проблем: ведь Ялту горы закрывают от северных ветров…
"Боже мой! - Турецкий похолодел. - Да мы же слово в слово повторяем с ним тот разговор на свадьбе! Что это значит? Почему? Откуда? Как?!"
- Да, так, - сказал Турецкий вслух. - А в Сочи уж потом.
- Разумно, да. Эх, Сочи!.. - Навроде потянулся в кресле. - А после вот Сочей необходимо б сразу…
- Еще куда-то? - Турецкий подхватил предложенную ему игру против желания.
- Потом рекомендую - Болгарию, ну, или Турцию. После Сочей-то. Я в этом деле разбираюсь, вы поверьте мне уж… В Болгарии коньяк, во-первых, а в Турции… - Серж глянул на Турецкого с улыбкой и произнес отчетливо, ну прямо как пароль: - А впрочем, вы ж с женой поедете, наверно?
Турецкий овладел собой. Он знал, что в подобных ситуациях ни в коем случае не следует ни капли удивляться. И даже если удивился уж, мгновенно овладей собой, начни сейчас же представлять, что понял: был тупой, а вот теперь дошло. Теперь как будто все понятно. Теперь прекрасно понимаю ход ваших мыслей… Необходимо поддержать игру.
- В свадебное путешествие без жены ездят редко. - Турецкий кивнул Сергею Афанасьевичу - не без насмешки.
- Да, верно. Тогда, конечно, часть программы отпадает, но все же я рекомендую… Анталия - ну просто сказка! Не так уж трудно это нам себе позволить… Мы где живем-то? На Земле, среди людей! - тут Сергей Афанасьевич лишь кивнул, но продолжать не стал. - Так-так-так… Ну, о делах я вас, Александр Борисович, не спрашиваю, дела известно какие у вас - особо важные… Как водится, у нас делишки, а все дела у прокурора…
Вошел секретарь, почтительно подал Навроде роскошный кейс из натуральной кожи и тихо вышел.
"Вот это да! - решил Турецкий. - А чаю он, собака, не принес!"
Навроде положил тяжелый кейс плашмя на стол.
- Пейте, пожалуйста, - Сергей Афанасьевич двинул по столу роскошный кейс в сторону Турецкого.
Турецкий, взглянув на Сергея Афанасьевича с недоумением, подвинул кейс к себе, открыл…
Кейс был набит пачками денег, аккуратными пачками, в фирменной банковской упаковке.
- С лимоном, как вы любите.
Турецкий кивнул. "Он оценил визит в один лимон", - мелькнула у него мысль. "Подарочек на свадьбу… Да, не хило".
- Хорошо тут у вас, с чаем-то, - произнес он вслух.
- Ну, это кому как кажется. Хорошим людям - им повсюду хорошо, а плохим - даже здесь, у меня, не нравится.
- Ну что ж, - Турецкий встал, закрыл кейс, взял его в руку. - Спасибо вам на добром слове!
- И вам спасибо, что не забываете.
Из окна кабинета Сергея Афанасьевича было отлично видно, как Турецкий вышел из здания с кейсом в руках, сел в "Жигули"…
- Турецкий… Турецкий упал! - не без восторга в голосе прошептал секретарь Гриша, стоявший у окна рядом с Сергеем Афанасьевичем и наблюдавший вместе с ним, как Турецкий садился в машину. - Взял да упал! Сломался следователь! Полетел моторчиком…
- Чего радуешься? - огорченно прокомментировал Серж. - Погиб человек. Живой труп теперь.
- Так разве ж плохо?
- Чего хорошего? Я его сыну своему в пример всегда ставил… Эх-х… - Сергей Афанасьевич не смог справиться с досадой и болью. - Ка-а-акой человек был!
- Ну, может выкрутиться еще! - выразил надежду секретарь, сочувствуя огорчению шефа.
- Он может, - согласился Сергей Афанасьевич вполне серьезно. - Он может выскочить еще, точней, вскочить. Пока он только прикоснулся…
За окном летел мелкий снег и ложился на грязную землю, еще больше подчеркивая своей белизной ее грязь.
Турецкий ехал, петлял по городу, гнал наобум, куда глаза глядят. Голова его отказывалась соображать совершенно, да и сам он чувствовал какое-то психическое отупение, какое бывает, например, в ожидании чего-то ужасного: столкновения, падения, страшной вести, взрыва, катастрофы, - все замерло внутри, оцепенело как бы в безразличии, а время тянется резиновое- микросекундами в кошмарном ожидании.
Навроде, безусловно, продемонстрировал ему, что знает точно, о чем Турецкий говорил и с кем - два дня назад, на свадьбе.
Технически организовать прослушивание было делом совершенно бесхитростным - это мог быть "жучок" в помещении, точнее, много жучков, что суть не принципиально, это могла быть "муха", навешанная на любого из гостей, это мог подслушать кто-то из халдеев - "засланный казачок"; наконец, это могла быть и дистанционно сделанная запись - технически это решалось как угодно.
Вопрос же состоял в ином - зачем? На кой черт Сержу понадобился сам Турецкий? Просто так подарить "лимон" Навроде мог, конечно. Во-первых, для него "лимон" - не деньги. Во-вторых, он их не выбросил в окно. Турецкий может пригодиться, безусловно. И даже, может быть, не в качестве сотрудника известного учреждения, а просто так, как эксперт, частный спец. Серж понимал, что деньги будут, вероятно, отработаны с лихвой. Тут все продумано.
Непонятно было совсем иное, а именно безусловная слежка - за ним, Турецким. Зачем подслушивать весь пьяный треп на свадьбе? Что из него надеялись извлечь? Как непонятно! И далее - Серж дал понять Турецкому, что контролирует его. С чего бы? С какой стати? В чем интерес к нему Навроде? Причем неимоверно пристальный? Неясно. И вместе с тем - предупредил?! Практически в открытую! Зачем? Он связан как-то с этой "покойницкой" историей? Невероятно!
Турецкий ощущал, что, попытавшись прояснить себе что-то с помощью этой дурацкой поездки к Навроде, он все запутал еще более - неимоверно и многократно. А надо было…
Что надо было?
Ничего! Плевать на все. Ведь он позавчера женился! Поехать отдохнуть - и точка. Подумать на свободе. Такое дело с лету не раскрутишь. Плевать на все. И отдохнуть.
Остановившись возле первой попавшейся телефонной будки, Турецкий вышел из машины, набрал свой собственный служебный телефон.
- Сережа, ты? - спросил Турецкий и в душе едва не сплюнул: кругом Сережи, с одним только что поговорил… - Да я ведь завтра улетаю, помнишь? С начальством я обо всем договорился. Приказ возьми в отделе кадров. Приготовь все бумаги по самоубийству… Моей свояченицы покойной с племянником. Ага. Что - не понял? Во-первых, я теперь не имею права этим делом заниматься - родственник как будто… А во-вторых, тут дело ясное. Да я подумал, вроде точка. Чего копать-то дальше? Сам понимаешь. Давай. Спасибо. Все!
Повесив трубку, Турецкий вдруг заметил, что держит кейс в руке.
"Эк как меня разобрало! - подумал он с досадой, садясь в машину. - Приклеился я прям к "лимону" этому!"
Кейс полетел на заднее сиденье, через плечо.
И все-таки, включая первую передачу, Турецкий не сдержался: все же кинул взгляд на заднее сиденье, куда бросил кейс. И даже сплюнул от досады, поймав себя на этом.
Приехав через полчаса на Истряковское кладбище, он сначала надумал заставить себя оставить кейс в автомобиле, но после передумал, взял с собой.
Знакомая дорожка, поворот, еще один.
Знакомое лицо на памятнике.
Считай теперь, что тесть ему достался хоть мертвый, но с большой причудой.
- Вот, Алексей Николаевич, - вздохнул Турецкий, обращаясь к фотографии на памятнике: - Прошу любить и жаловать: - Турецкий Александр Борисович, ваш зять. Так, что еще? А впрочем, вы же знаете, наверно… Вот деньги взял, точнее, взятку взял, под будущее, надо понимать. Теперь преступник я, как вам и обещал. Во жизнь собачья… Ничего в ней нет ни хорошего, ни прекрасного, ни… - он осекся, не решаясь продолжать, хотя трансляция над железной дорогой молчала, как могила. - Вот денежки принес вам показать… - Турецкий приоткрыл кейс и показал его содержимое памятнику. - Видал? Во сколько! И все мы их на днях без сожаленья прогуляем. С вашей дочкой и вашей внучкой.
По дороге домой Турецкий специально заставлял себя не смотреть в зеркало на кейс. Он знал, что если впустит этот яд в себя, полюбит деньги сами по себе как есть, начнет деньгами глупыми, шальными, грязными вдруг дорожить… Вот тут конец. Такой конец - верней, чем пулю в лоб.
Он специально заставлял себя не смотреть назад.
А если б все же посмотрел, то, может быть, удивился.
У него "на хвосте" сидел ничем не приметный чахленький на вид сороковой "Москвич". Им управлял тот самый слепой, из "Бармалея", в котором они с Мариной и Настей были ровно неделю назад.
16
Самолет вырулил на взлетную полосу и замер на мгновение, пока командир воздушного судна запрашивал разрешение на взлет. На это ушло не более сорока секунд, после чего командир корабля кивнул второму пилоту и медленно двинул вперед рукояти секторов газа всех четырех двигателей, одновременно держа крылатую махину на тормозах. Двигатели взвыли, набирая обороты, и наконец зазвенели от напряжения, звонко заныли, прорываясь сквозь этот звон к кромешному реву; тяга их стала настолько велика, что тормоза уже держали самолет на месте из последних сил… Командир корабля отпустил тормоза, и лайнер тут же плавно тронулся с места. Когда до конца взлетно-посадочной полосы оставались считанные две-три сотни метров, командир корабля, прижимавший до этого лайнер к земле с помощью рулей высоты, вывел их плавно во взлетное положение-
Самолет взял курс на Симферополь.
- Дым! Смотрите, мы сквозь дым летим! - восторженная Настенька прилипла носом к иллюминатору.
- Да это, Настя, облака! - рассмеялся Турецкий.
- Мы летим… - Настя указывала в окно, захлебываясь от восторга. - Мы летим над облаками! Как птицы. Мы летим на самолете!
Марина расхохоталась, передразнивая Настеньку.
Самолет набрал высоту и лег на курс.
Передавая Марине и Настеньке пластмассовые плошечки с газированной водой, Турецкий скользнул краем глаза по газете, которую сосед, сидящий через проход, сложил и засунул в карман на спинке кресла перед собой.
- Простите, можно взглянуть? - не выдержав, обратился к соседу Турецкий.
- Пожалуйста, будьте любезны, - сосед протянул газету.
Статья, приковавшая внимание Турецкого, называлась "Где смех, там и слезы". Она сообщала о том, что долгое время Венгрия считалась одной из самых веселых стран социалистического лагеря.
"…В то же время, - читал дальше Турецкий, - эта страна - абсолютный чемпион мира йо количеству самоубийств. В среднем из 100 тысяч венгров самоубийством кончает 41 человек. На втором месте в этом невеселом первенстве стоит северная страна Финляндия: на 100 тысяч - 28 самоубийств.
Каждый год в Венгрии кончают самоубийством более ' 4000 человек. От 15 до 20 тысяч - совершают попытки самоубийства. Для страны с населением 10,5 миллиона это довольно много. Разделение самоубийц по половому признаку в Венгрии таково: добровольно расстаются с жизнью 70 % мужчин и только 30 % женщин. Удивительным также является тот факт, что на столицу Венгрии Будапешт приходится львиная доля самоубийств в Венгрии: 60 % процентов самоубийств совершаются именно в Будапеште…"
Турецкий дочитал статью и откинулся в блаженстве на спинку удобного авиационного кресла.
"Забавно, - подумал он и даже рассмеялся вслух. - Вот это хорошо. Не мы на первом месте. Впрочем, это как обычно".
- Чему вы так обрадовались? - сосед, одолживший газету, с веселым удивлением посмотрел на него. - Как будто это "Крокодил", а не "Известия".
- Да вот, прочел статью. Статистика самоубийств.
- А что вы здесь нашли смешного?
- Ну как же: больше, чем у нас!
- Смешно? Не верите?
- Как раз напротив - верю! Радуюсь!
- Чему ж тут радоваться? Тому, что у соседей хуже, чем у нас?
- Да нет совсем! Тому, что у нас лучше, чем у соседей!
- Какой вы диалектик, право!
- Я? Нет! Я отдыхающий. Лечу вот к морю, к черту, из грязной осенней Москвы. Подальше от этих всех самоубийств, и… И прочих феноменов.
- Вы врач, наверно? Врачи такие циники обычно. Нет, я в хорошем смысле слова, извините.
- Пожалуйста. Да я не врач, я следователь. А вы?
- А я - священнослужитель.
- О, очень рад! - Турецкий протянул руку через проход и - с чувством пожал руку священника. - Какая редкая у вас профессия!
- Ну, редкая профессия - это, пожалуй, у вас. А у меня довольно редкий образ жизни.
Священнику было не больше сорока, он был, возможно, ровесником Турецкого, что давало право на некоторую непринужденность беседы.
- А я вот, честно говоря, давно хотел проконсультироваться… Как наша церковь относится к потустороннему? К нечистой силе, к выходцам, ну, понимаете, и прочее…
- "Беси тешатся, посланцы сатаны", - процитировал сосед. - Что здесь неясного? Их церковь отвергает.
- Но есть оно, потустороннее, вы понимаете? Я говорю вполне серьезно.
- Конечно, есть.
- Ага. Прекрасно. А вот, положим, было мне виденье. Оно от Бога? Или нет, наоборот?
- И так и так возможно. Смотря, что за видение.
- Ну просто. Дух. Умерший вот, положим, взял и явился?
Марина толкнула Турецкого под локоть, но он, находясь в каком-то приподнято-торжественном настроении, лишь мотнул головой в ее сторону: пожалуйста, не мешай.
- Так вот, я говорю, явление. К чему оно - к добру? Ко злу?
- Явление с добром - к добру, а если вдруг наоборот…
- А если невозможно отличить? И так и этак можно трактовать? Вы как считаете?
- Я, как и любой простой смертный, не берусь судить "вообще". А церковь наша за века выработала критерии, позволяющие отличить Божью силу от воздействия иного. Могу лишь сказать вам, что люди незаурядные, обладающие необычайными способностями, особенно легко и незаметно для себя попадают под влияние демонических внушений.
- Ну а откуда, от чего и от кого исходят подобные внушения?
- Отцы церкви говорят, что наряду с миром физическим существует и мир духовный: мир любви и ненависти, мыслей и страстей. Это мир нематериальных "существ", обладающих независимой волей, особенным разумом, способностью проявлять себя в реальности.
- В виде чего? Нечистой силы? Как?
- Ничего пока неясно с "нечистой силой", как вы говорите, доложу я вам… Только одно можно сказать с уверенностью: отмахиваться от. такой реальности - "этого не может быть, потому что не может быть никогда" - вовсе не лучший способ изучения ее и борьбы с нею. А именно такой подход до сих пор еще чаще всего проповедуется нашей официальной "самой передовой" наукой…
- Понятно. А вот, к примеру, предсказания, пророчества? Бесовское ли это дело или Божье?
- Смотря опять же, кто и что предскажет. Мы с вами вот, положим, начнем гадать на картах, по руке - дело тут бесовское, конечно.
- Ну а за деньги, например?
- Вообще! Чего там - хуже воровства.
- Любое предсказанье?
- Нет, конечно. Пророчества бывают и от Бога.
- Когда они благие?
- Нет. Совсем и нет. Вот, например, преподобный Серафим Саровский пророчествовал многие беды, гибели, кровопролития. И осквернение церквей. Святой иеромонах. Почил в 1883-м. Причислен к лику святых. Канонизирован. Прославлен со всех амвонов.
- Да-а… - Турецкий вздохнул. - В подходах ваших, честно говоря, не разберешься.
- Вот потому-то мудрые и учатся всю жизнь… - священнослужитель слегка насмешливо кивнул Турецкому, как бы поставив точку в разговоре, прерывая беседу.
Тем не менее в душе Турецкого возникло какое-то радостное, безоблачное чувство. "Ничего не поймешь на этом свете! - думал он. - Ну Так и не надо голову ломать себе во время отпуска. Опустимся слегка. Отпустимся. И будем просто жить - все восемнадцать дней: неделю и еще неделю с половиной!"