Самолет начал снижаться, качками, как будто куда-то проваливаясь и вновь опираясь твердо на воздух. Квадраты, кусочки полей, лоскутное одеяло крымской земли, вдруг стали разрастаться, приобретая смысл, значение…
Еще две минуты, и домики под крылом стали домами… Мелькнул, проплывая мимо, всполошенно вращающийся радар симферопольского аэропорта… Мягкий толчок - и самолет побежал по дорожке. Взревели двигатели на реверсе, тормозя. Все. Прилетели.
Сразу, с момента выхода из симферопольского аэропорта, жизнь захватила их в свои счастливые объятия и понесла по известному кругу.
Такси. Ангарский перевал. Внизу Алушта. Голова не кружится? Смотри, как высоко. Совсем как в самолете. Тебя не укачало, милая моя? Ты что-то, девочка, бледна. Смотри, деревья - прямо на скале. А это Аюдаг. Как будто Мишка выпивает море. Смотри-ка, что это? Как что, да это небо. Да это море же, не видишь? Туманный горизонт, вот и сливается! А я подумала, что это небо с волнами. А вот вам Ялта. Ну, устали? В кафе идем? Нет, в ресторан. Сперва устроиться, приткнуться. Мама, можно я допью водички? Не из-под крана только! Я из моря. С ума сошла! Морскую воду пить! Нельзя? А почему? А ты возьми попробуй! Хочешь лучше сока? А здесь совсем не холодно. Да, двадцать два, конечно. Рагдай, плыви ко мне! Другого берега ты и в бинокль не увидишь. Да потому, что очень далеко. А чайки ждут, когда им хлеб бросать начнут. Нет, завтра утром точно нужно встать. До завтрака. Смотрите все, какой зеленый камень! Стекло бутылочное. Гладкое? Еще пять штук ракушек. Сюда иди, здесь чебуреки! Купальник мокрый, хлеб к нему не прислоняй. Мороженое я хочу. Ешь виноград, а сахарную вату выкинь. Нет, ей еще нет и семи. Я здорово ныряю? Прекрасно, только попу видно. Колючка, осторожней. Руку дай, круто здесь. Ныряй, не думай. Вчера теплее было. Побегай или оботрись. Головой вниз - тем более не страшно! Рагдай, мерзавец, мяч отдай ребятам! Газету подстели. Я это точно помню. Ливадия, мадам! Подвиньтесь! Нет, я сегодня больше не ныряю! Устала, голова? Упасть отсюда - смерть. Наверняка. Фуникулер? А что это такое?
Они скользили на фуникулере над ботаническим садом.
- Я и не думала, что бывает так хорошо!
- А сколько еще впереди, Настя, представь! - Турецкий обнял Настю и Марину за плечи. - Все впереди. Жизнь прекрасна и удивительна!
- Смотрите, смотрите, чайки над нами! Прямо над нами! Вверх, вверх!
Все посмотрели наверх. Чайки действительно парили в небе. Все засмеялись - от счастья.
Турецкий и не заметил, что проговорился.
Марина и Настенька должны были вот-вот выйти из душа, после чего пора было идти ужинать.
На кровати Марины лежала брошенная папка - чья-то рукопись.
- Как глупо, - подумал Турецкий. - Взяла с собой работу. Что за дела?
По своему обыкновению, по укоренившейся за долгие годы привычке название Турецкий читать не стал, а сразу открыл середину.
"…И, таким образом, отнюдь не без оснований в конце 1933 года все издательства в Германии были проинструктированы о строгом запрете на любые публикации астрологических материалов.
Сами нацисты, конечно, использовали астрологию во всех возможных случаях. По свидетельству Вильгельма Вульфа, Гиммлер сказал ему: "В третьем рейхе мы должны запретить астрологию… исключая тех, кто работает на нас. В национал-социалистском государстве астрология должна оставаться уделом привилегированного меньшинства. Она не для широких масс".
Для этой цели и был привлечен шведский астролог доктор Карл Эрнст Крафт, занявшийся составлением гороскопов всего руководства рейха, включая и самого фюрера. Крафт долгие годы работал с архивами Статистического управления Швейцарии; перед второй мировой войной он писал очень серьезные книги о взаимосвязях космических закономерностей. Он первым рассчитал, что жизнь Гитлера в опасности. Вызвав его к себе, Геббельс приказал ему молчать, но все время следить за гороскопом Гитлера и, как только в нем появится нечто особенное, сразу же сообщить через доверенное лицо. Речь шла об опасности для жизни Гитлера в период между 7 и 10 ноября 1939 года. Но до Гитлера это предостережение не дошло.
Вечером 8 ноября Адольф Гитлер вышел из городской ратуши Мюнхена, где происходило совещание городской думы. Тотчас же там взорвалась бомба, в результат взрыва которой погибло около 20 человек. Вот только тогда Гитлеру и доложили о предостережении Крафта.
Гиммлер не поверил этой версии, считая, что Крафт был просто осведомлен о покушении. Крафт был арестован. Однако Геббельсу удалось освободить его.
Тем не менее астролог Крафт не хотел работать на фашистов, видя, быть может, грядущее более ясно всех остальных современников. В 1942 году его вызвали в министерство пропаганды, чтобы он помог ведению войны, но он отказался. Свою жизнь он закончил в Бухенвальде, где умер 8 января 1945 года, точно в тот день, о наступлении которого он знал с юных лет.
Бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, выступавший на Нюрнбергском процессе в роли свидетеля, подтвердил факты злокорыстного использования астрологии в качестве одного из вариантов мощного психологического оружия, а также факты репрессирования не желающих служить режиму астрологов. Так, в качестве одного из многочисленных примеров Вальтер Шелленберг привел случай, когда один из крупных астрологов (его фамилия не приводится нами по соображениям, которые будут понятны из дальнейшего), не выдержавший режима концлагеря, за свое освобождение составил прогноз неудавшегося путча генералов во главе с фон Штауфенбергом 20 июня 1944 года, предсказал тяжелую болезнь Адольфа Гитлера осенью 1944 года и, самое главное, смерть Гитлера в конце апреля- начале мая 1945 года…"
Марина с Настей вышли из душа, и Турецкий оторвался от чтения.
- Что это ты читаешь с таким интересом?
- Да вот, твоя рукопись.
- Моя? Она не моя.
- Ну, здесь, на тумбочке, лежала. Осталась, видимо, от предыдущих постояльцев.
- От предыдущих? Быть не может. Наш люкс был абсолютно чист.
- Тогда, возможно, уборщица оставила, когда днем убиралась тут…
- Надо отдать коридорной.
- Отдам, сначала только дочитаю.
- А тут о чем?
- Да о фатальности. Неизбежно ли сбываются пророчества…
- Ты лучше не читай. Не знать спокойней.
- Почему?
- Мне снятся ужасные сны… Сначала было вроде ничего, нормально все, прекрасно, а после Сочи, помнишь, в день, когда мы катались на фуникулере? Как будто что-то изменилось. Нет?
- Да.
- Ты тоже чувствуешь?
- Да. К сожаленью, да. Но объяснить себе я это не могу. Ведь ничего не… Ведь не было причин.
- Наверно, были, - Марина грустно кивнула и как-то даже, посерьезнев, постарела чуть. - Причины были, мы не знаем их…
- Но ужинать пойдем?
- Конечно, что ж нам остается?
Вечером, уже в темноте, когда они возвращались из ресторана, Турецкий обратил внимание на странную группу лиц, подпирающих стену дендрария. Собственно, в них ничего особенно странного не было: шпана как шпана, но что-то все-таки мгновенно приковало к ним внимание Турецкого…
Турецкий на секунду замер, соображая. А, вот в чем дело!
Группа была совершенно несовместима по возрасту: парочка парней лет пятнадцати-шестнадцати - шпана, трое - чуть старше двадцати и двое - лет тридцати. Вот это-то и удивляло - что могло свести их? Ведь между этими возрастными группами мужчин - ну просто пропасть. Турецкий хорошо знал криминальную статистику по возрастам. Ведь кражи, воровство - все разное при разном возрасте.
Они уже почти миновали эту подозрительную группу, как вдруг от нее отделился один из двадцатилетних и преградил им путь.
- Ох ты какая, крошечка-цыпочка… - он наклонился к Насте. - Мальвиночка… А можно мне тебя за щечку ущипнуть?
Рагдай ощерился.
- Руки, - сказал Турецкий. - Ты руки при себе держи.
- А ты помолчи! - мужчина сильно щелкнул Рагдая в нос, тот даже взвизгнул от боли.
- Ну, я предупреждал! - сказал Турецкий и, схватив парня за волосы, медленно повернул кулак вокруг оси, наматывая прядь волос на кисть.
Парень заверещал от боли, пытаясь вырваться.
- Если ты будешь еще баловаться, я оторву тебе волосы вместе с кожей… Сначала. А если ты и дальше будешь шалить, не слушаться дядю, останешься бякой, то потеряешь зрение. - Турецкий знал, как общаться с такими ребятами. Он хорошо умел разговаривать на понятном им языке. - Ты потеряешь зрение - и знаешь почему? Догадаться несложно. Потому что дядя тебе выбьет глаза. Меня учили в сложных ситуациях в порядке самообороны выбивать глаза непослушным мальчикам. Раз - и готово! Даже если они закрыты… Я выбью глаза тебе раньше, чем твои ребята успеют тебе помочь…
Турецкий заметил боковым зрением, как рука одного из сообщников там, возле забора, медленно опустилась в карман…
- Даже если кто-то из твоих дружков вынет сейчас пушку, - Турецкий больше обращался к группе, стоявшей возле забора, чем к тому, кого он держал за волосы, - то я все равно успею вынуть тебе буркалы. А претензии ты потом предъявишь тому, у кого сейчас рука опустилась в карман… Подашь на него в суд, например… Правда, если он сам уцелеет. А это ему никто не сможет гарантировать.
Турецкий новел руку вниз, и парень медленно опустился на колени перед Рагдаем.
- Ну вот и умница, послушный мальчик. А вот теперь ты попроси прощения, ты извинись перед собакой… Быстрее извинись и будешь свободен.
- Прошу пардону, - выдавил из себя зачинщик инцидента.
- Вот молодец, - одобрил его действия Турецкий. - Рагдай простил тебя, он пес не злой. Но я считаю, что небольшое наказание ты все же заслужил.
Турецкий отпустил волосы парня и одновременно с этим плавно, без размаха ударил его ногой по лицу. Тот лег мгновенно навзничь, не издав ни звука.
Марина, Настя стояли мертво, потеряв дар речи.
Турецкий не думал в этот момент о впечатлении, которое он производит, он знал только, что неизбежно последует дальше. А зная это, действовал прагматически, отключая надолго одного из семерых и полагая не без резона, что шестеро, конечно, меньше семерых.
Группа молча и медленно начала разделяться, окружая Турецкого, Настю и Марину. Двое остались справа, четверо стали заходить с левой стороны.
- Готовься, - вполголоса сказал он Марине. - Ты с Настей побежишь налево…
- Налево?! - переспросила Марина.
- Налево! - подтвердил Турецкий. - Туда, где четверо. Но побежишь только по моей команде. Не раньше и не позже. Поняла? - Турецкий внимательно следил за надвигающимися группами. - Кивни мне, поняла?
- Да, поняла, - ответила Марина.
- И Настю крепко за руку держи. А если упадет ребенок, за собой потянешь, ясно? По земле. Не останавливаясь. Это очень важно.
Марина кивнула.
- И последнее: сейчас те четверо, что слева, лягут кучей. Держись от них подальше - на полметра, ясно? Бежишь до первого поста. Милиции. Потом домой. Все усекла?
- Как будто бы. Настасья, руку!
- Поехали, - кивнул Турецкий и указал Рагдаю направо, на двоих: - Рагдай, взять их!
Рагдай стремительно бросился направо, отвлекая внимание на себя. Те двое, на кого летел Рагдай, невольно отступили.
Другие четверо, которые приближались слева, помимо воли проследили путь собаки…
В руке Турецкого возник "волшебный карандаш"…
Рагдай сбил первого бандита с налета с ног.
В руке второго появился нож, блеснул, описывая полукруг.
- Рагдай! - предупредил Турецкий.
Рагдай мгновенно уклонился от удара и, приступая к выполнению заученной программы "человек с ножом", скользнул из-под руки и тут же схватил нападающего, широко раскрыв свою длинную пасть, за лицо - от уха до уха…
Четверо, что были слева, внезапно сбились в кучу, опутанные невидимой сетью.
- Бегите! - скомандовал Турецкий Марине, указывая налево.
Марина бросилась налево, увлекая Настю за собой, вперед и мимо груды тел, копошащихся под сетью.
Вдруг она потеряла Настину руку - та как будто вырвалась…
Марина замерла, не понимая, что произошло:
- Настя!
Настя стояла в трех шагах от груды тел под сетью и протягивала руки к матери. Руки плохо протягивались, беспомощно и конвульсивно сновали в воздухе: девочка зацепилась за невидимую сеть.
Марина бросилась к дочери и тут же попалась сама.
Теперь их было шестеро, участников безмолвного противоборства с сетью: четверо бандитов и Марина с Настей - в полутора шагах от них.
Все шестеро отчаянно бились, пытаясь вырваться… '
Турецкий с лету понял: дело плохо.
Первый, спровоцировавший столкновение, уже приходил в себя.
Парень, сбитый Рагдаем в первом броске, откатившись, уже встал и, оглядевшись, принимал в эту долю секунды решение. Он явно не собирался отступать.
"Это смертельный вариант", - успел подумать Турецкий.
Хлопнул выстрел, и взвизгнул задетый пулей Рагдай.
Восьмой! - понял Турецкий. В засаде.
Только теперь он увидел его, в дендрарии, за забором на дереве, метрах в пяти от земли…
Турецкий слегка согнул ноги, как будто намереваясь сесть, поддернул стрелку брюк, и в ту же секунду в его руках появился его родной "марголин"…
Турецкий не любил громогласно хлопающих крупнокалиберных. "ТТ", "Макаров", "стечкин" - на медведей охотиться… Куда милей почти бесшумная мелкашка, стандартно переделанная на пятизарядную обойму. Конечно, она требует уменья и точности стрельбы. "Марголин" не сбивает с ног, не останавливает с ходу, как "Макаров", но тем-то он и хорош.
Турецкий выстрелил в крону дерева, растущего в дендрарии, и в первую секунду даже охнул вполголоса: "промазал"… Но вдруг увидел с облегченьем, как тот, сидевший на суку, расслабился внезапно и обмяк.
"В лоб попал, - мелькнуло у Турецкого. - Руками не взмахнул и пистолет еще только роняет. Это в лоб. Совсем хреново".
В наступившей внезапно тишине было отчетливо слышно, как, шелестя листвой, с дерева на землю упал пистолет. Убитый наповал его владелец застрял на дереве.
Марина вдруг закричала в ужасе: их с Настей стали подтягивать бандиты к своей груде тел.
"Понятно, - мгновенно сообразил Турецкий. - Мне ваши действия ясны: заложники необходимы вам как воздух".
В копошащейся мужской куче под сетью блеснул нож, другой…
Один нож резанул по сети, второй медленно и неуклюже поплыл под сеткой, передаваемый из рук в руки, в сторону Марины, Настеньки.
Настасья завизжала: их подтягивали, и нож уверенно приближался к ней и к маме.
Турецкий сморщился, как от боли, и быстро, почти не глядя, всадил четыре пули в копошащуюся груду тел под сетью… Всех четырех почти синхронно дернуло, как током. Пули впились в них - одна за другой с интервалом одна десятая секунды. Турецкий стрелял так быстро, как быстро мог стрелять его пистолет. Один, последний раз брызнуло.
"Мозги, - сообразил Турецкий. - Да я же их всех четверых убил! Зачем я их убил? Я мог бы только крайнему и в руку, что с ножом… А я убил… Как?! Почему?!"
Он чувствовал, что он убил сознательно, что он хотел убить, но почему - ему не вспоминалось.
- Рви плащ! Рви платье! - крикнул он Марине.
Марина поняла. И вскоре они с Настей были уже свободны.
- Беги! Быстрей беги!
Турецкий оценил ситуацию мгновенно: Рагдай держал лишь одного - того, кто заходил на них справа и попытался убить ножом Рагдая…
Оставались еще двое: тот, кто первый начал, провокатор, и с ним второй - сбитый с ног Рагдаем и откатившийся затем.
- Слышите, бегите! Я задержу, прикрою.
- Хватай их! - указывая на Марину и Настеньку, скомандовал "провокатор". - Хватай, не бойся, у него патронов нет, пять раз стрелял, я считал.
- Стоять! - Турецкий крикнул настолько громогласно и свирепо, что тот, второй, бросившийся было к женщинам, невольно замер. - Бегите, ну бегите же! - Турецкий чуть ли не стонал. - С тремя я справлюсь без труда! Прочь, прочь! Рагдай, фу, брось подонка! Столкни их с места! И вместе с ними - охранять!
Рагдай мгновенно понял и бросился к Марине, Насте рыжей молнией, подталкивая, увлекая.
Шок наконец оставил их. Марина с Настей побежали.
Они бежали по ночной булыжной мостовой приморского по-осеннему пустынного городка: почти голая женщина, почти голая девочка и очень мохнатый рыжий пес… -
Навстречу им летела легкая изморось, сверкая в тусклом свете редких фонарей.
Дул ветерок.
- Давай, давай! Ты отвлекай, не дай перезарядить. Все время со спины, чтоб он волчком крутился.
Круг замкнулся.
Стоящий сзади кинул нож в Турецкого, но промахнулся.
- Ни бэ, - сказал тот, что впереди, - уж я не промахнусь!
Он занес руку с ножом, но не успел метнуть: Турецкий выстрелил, всадив пулю точно в горло, пробив кадык и шейный позвонок.
В глазах оседающего на асфальт бандита мелькнуло удивление и ужас, почти мистический: ведь он считал - пять выстрелов.
- Ошибка вышла, - объяснил ему Турецкий. - Шестой патрон всегда ношу в стволе.
Пользуясь секундным замешательством, Турецкий отбежал и выскочил из "окружения", держа теперь обоих оставшихся бандитов перед глазами.
Но те, судя по всему, не собирались ничего предпринимать, стояли как потерянные…
Турецкий не спеша сменил обойму, перезаряжая пистолет:
- Ну что, ребята, продолжаем или перекурим?
Справа и слева почти одновременно раздался звук тормозов патрульных машин…
- Собирайтесь, ребята, - посоветовал Турецкий. - Сейчас на автомобиле катать будут… Бесплатно.
18
Папка с материалами об астрологии так и лежала, брошенная на кровати Турецкого.
"К черту! - подумал он, как только увидел ее. - Немедленно отдать коридорной… Чтоб больше чертовщины никакой!"
Марина и Настенька все утро пребывали в каком-то ирреальном мире, казалось, они плохо соображают, заторможены.
Турецкий знал: пройдет это нескоро, он сам прекрасно помнил свой первый раз, почти десять лет уже прошло, а он все помнит ту далекую и тоже предельно жестокую схватку. Задержание банды Лукьянченко в Марьиной роще.
Особенно он переживал за Настеньку. Конечно, их тормознули: седативка, транквилизатор, но как сравнить-то химию и жизнь?
Да и сам он был взвинчен не меньше. Ну, драка - сама по себе, а тут и нелепый допрос, собственноручные показания, которые пришлось писать почти полночи, пока Марину и Настеньку выхаживали в неврологии к счастью оказавшегося рядом военного госпиталя…
Это случайно, что все обошлось. Обошлось потому
лишь, что майор, немолодой, со шрамом на лбу, признался ему под конец с глазу на глаз: