- Помните, к нам ореховская братва приезжала со своими коммерсами? Насчет тачек договариваться? По весне, кажись?
- Не по весне, а летом! - поправил Хромой. - Двое суток мы с ними за Уралом отрывались. Катер большой убили и лахудру сивую со второго микрорайона чуть не потопили. Теща, наглец, ей прямо посреди речки на надувной лодке салазки хотел загнуть.
- Да я для прикола, - весело подтвердил Теща. - Она, бикса, на весь Урал визжала. Народ кругом прихе-рел маленько.
- А Парамон-то причем? - напомнил Бык.
- Ореховские тогда хвалились, что у них с Ходжой все ровно.
- Ну? - недоуменно посмотрел на Тещу Хромой. - А Ходжа тут с какого боку?
- Во дятел! - хмыкнул Теща. - Ходжа, считай, первый бугор в России. Против него никто не вякнет: ни Парамон, ни Арсен. Может, через ореховских Ходжу и подтянуть?
- Ходжу?! - в голос ахнули Бык и Хромой.
- А че? Это ж его работа: рамсы промеж блатных разводить. Вот пусть нас с Парамоном и рассудит.
- А с чего ты решил, что он за нас припряжется? - скептически поинтересовался Хромой.
- Так мы его в доляну возьмем!
- Вот и видно, кто тут дятел! Додумался, блин! Ходжа на твои бабки поведется, нас поднимет, а своего вора опустит? Да кто ж его после слушать будет?!
- Своих и надо опускать, - осклабился Теща. - С чужими-то на фиг связываться? Если б ты с Андрюхой зарубился, я бы тебя враз на бабки приговорил.
- Пошел ты!
Лицо Быка по-прежнему выражало озабоченность. Он колебался. Наконец, он принял решение.
- С Ходжой может срастись, - произнес он.
- А можно и козью морду заполучить, - зловеще заметил Хромой. - Или вообще зажмуриться.
- Че ты вечно жути нагоняешь, - поморщился Теща. - На фиг ты с нами поехал, такой смелый? Лучше дома сиди, на бухгалтера учись, я те давно советую...
- Звоните ореховским, - перебил его Бык. - Разнюхайте, че почем, возьмутся они, нет, сколько заломят.
Только про то, что мы без документов, не говорите. А то они сразу в отказ пойдут.
- Не учи ученого, - мрачно пробурчал Хромой. На ученого, кстати, он походил еще меньше, чем на бандита.
* * *
- Получится? - с надеждой спросил я, когда мы разошлись по машинам.
- Кто ж знает? - хмыкнул Бык, трогаясь с места. - Главное, чтоб до Сережи не дошло, а то спалимся. Если порожняк прогоним, Хромой нас ему точно заложит. - Он поискал подходящую радиоволну и, найдя блатную мелодию, прибавил громкость: - Любишь шансон?
- Не очень.
- Чем плохо-то? Нормальные песни. Душевные. Лучше, чем когда пидоры эти по сцене скачут. Не, я не спорю, пидор, он тоже человек, просто в эстраде других уж не осталось.
- Наверное. Я не очень в этом разбираюсь.
- Шансон ты не уважаешь, пидоров - тоже. Какая ж тебе музыка нравится?
- Скучная.
- Джаз, что ли?
- Классика. Бетховен, Моцарт, Брамс.
- Ты че в натуре Бетховена слушаешь? - недоверчиво уставился на меня Бык.
- Да нет, это шутка, - успокоил я. - Ты лучше на дорогу смотри.
Он еще раз покосился на меня и вздохнул:
- Между прочим, на зоне нормальную музыку тоже не любят. Редко путевые песни поют.
- А что там поют?
- Да херню всякую. Про маму в основном да про жизнь воровскую. "Мамочка, мама!" - загнусавил он, пародируя. - Или вот еще: "Небушко-небо!" Нытье одно. В натуре брамс. Там вообще погано. Каждый только о собственной шкуре думает, а молодым пацанам лапшу на уши вешают, что на зоне - справедливость. Откуда там справедливость?!
- А где она есть?
- А нигде нету! На хер она кому нужна?
Некоторое время он молчал.
- Расскажи, как это вы с Пономарем додумались Ба-бая прикастрюлить?
- Откуда ты знаешь?
- Братан, - снисходительно улыбнулся он. - Я ж в этом живу.
Я потер лоб и покачал головой:
- Даже не знаю, что рассказывать. Как-то дико все произошло. Темень, лес, все бегут, орут, стреляют наугад.
- Тебя-то туда как занесло?
- Черт знает! Понятия не имею. Кураж какой-то поймал. Собственно, никто не собирался его убивать. Он сам нарвался.
- Это Пономарь нарвался. Бабай, считай, уже отмучился, а Пономаря рвать будут, помяни мое слово. Зря он надеется, что ему с рук сойдет. В натуре забаву нашел: блатных валить. Ни фига себе! Если бабаевская братва его теперь не загасит, с ней никто и знаться не станет. Им или в шныри подаваться, или Пономаря добывать. Он, поди, уж за кордон дернул, как думаешь? Все равно найдут. А знаешь, отчего весь бардак в стране? Оттого, что все перекрутились, никто своим делом не хочет заниматься. Коммерсы в бандиты лезут, воры фирмы открывают. Каждый творит, что вздумается, и никаких законов нету. У нас Хромой, веришь, тоже в бизнес намылился. Бабки копит. Страусов собрался разводить. Прикинь!
- Кого разводить?
- Страусов! Кто-то ему в уши надул, что выгодная фигня, он и загорелся. Раскопал барыгу. Тот не то свиней держал, не то кроликов и хочет его директором поставить. А под него фирму заделать. А сам Хромой будет следить, чтоб барыга бабки не крысил. Погодь! Пацаны, кажись, нам моргают, видать, новости от ореховских есть.
* * *
Бык свернул с трассы, остановился у длинного приземистого вагончика с надписью "Пироги-Пельмени", возле которого уже выстроилось несколько КамАЗов, и подождал, пока припаркуется джип.
- Пошли жевнем че-нибудь, - предложил он, когда все вылезли из машин. - Заодно и перетрем.
В вагончике было тесно и душно. Пахло кислой капустой и прогорклым маслом. Несколько дальнобойщиков с чавканьем наворачивали пельмени и перебрасывались шутками с хозяйкой заведения - миловидной смешливой плюшкой в мятой короткой юбке, грубых мужских шерстяных носках и шлепанцах. У стены, возле холодильника, возился мордастый парень, что-то чинил.
При нашем появлении все разом замолчали. Встреча с бандитами не являлась добрым предзнаменованием, а наружность моих спутников не оставляла сомнений в роде их деятельности. Мы сели за обшарпанный пластиковый стол, молодуха поздоровалась и подошла.
- Меню есть? - осведомился Хромой свысока.
- Зачем меню? Я и так все расскажу. У нас пельмени в основном. Ну и пироги тоже. С луком-яйцами.
- А пельмени где берете? - подозрительно осведомился Хромой. - Покупаете?
- Сами лепим, - с достоинством ответила она.
- Ты че, лепила, что ли? - тут же придрался Хромой.
- И лепила, и варила - все сама, - подтвердила она, видимо не понимая уголовного жаргона.
- Тебя как зовут? - вступил в диалог Теща, откровенно рассматривая ее блудливыми глазами.
- Люба.
- Замужем?
Она кивнула на парня возле холодильника.
- Вона муж-то. Мы тут оба работаем.
Парень, прислушивавшийся к нашему разговору, тут же опустил взгляд и принялся энергично стучать молотком.
- Гражданский муж или нормальный? - заинтересовался Хромой.
Она чуть замешкалась с ответом.
- Значит, гражданский, - заключил Хромой с неодобрительной ноткой в голосе.
- А я, слышь, холостой, - объявил ей Теща.
- Хва врать-то! - оборвал его Хромой. - Пельмени из чего лепите? Из кошатины?
- Зачем из кошатины? - испугалась она. - Здесь, в деревне мясо покупаем. Говядину там, свинину...
- Хорош до девчонки докапываться, - вмешался Бык. - Совсем застремали. Неси каждому по порции, Люба.
- И пироги тоже, - прибавил Теща. - Четыре штука.
- Да ты и так две упаковки чипсов в машине спорол! - упрекнул его Хромой. - Джип уж под тобой проседает.
- Пусть кушает, - заступилась Люба. - Мужчина должен много кушать.
Девушка отошла, и Бык сразу посерьезнел.
- Ну че там? - понизив голос спросил он. - Дозвонились?
Бандиты придвинулись ближе.
- Дозвонились, - ответил Теща, тоже тихо. - Короче, расклад такой. Стрелку с Ходжой они попробуют устроить, но захочет Ходжа или нет, в эту тему встревать они не подписываются. За стрелку ему полтинник зеленью. Это у него такса такая.
Бык присвистнул.
- Вот и я о том же, - подхватил Хромой. - Это притом, что за кого он приговорит, никто не гарантирует. Как карта ляжет: то ли за нас, то ли за Парамона.
- Парамон-то ему ближе будет, - кивнул Бык.
- Вот пусть он тогда с Парамона и получает, - ввернул Теща.
- Не катит, - возразил Бык. - Если мы его на стрелку вытягиваем, значит, мы и платим.
- Нормально Ходжа устроился! - хмыкнул Теща. - Туда-сюда рамс раскинул, пятьдесят косарей слупил - и айда!
- Деловой, - осудил Хромой. - Между прочим, себе ореховские тоже полтинник просят, за участие. И еще сотню, если Ходжа нам присудит.
- В натуре рожи оборзелые! - возмущенно подхватил Теща. - Я им так и сказал по телефону. Мы к ним со всей душой, а они нас на абордаж берут.
- Да ладно, - отмахнулся Бык. - Мы их по-своему накажем. Как вернемся, сразу откаты их барыгам поднимем за наши тачки. Пусть прочувствуют, черти крученые.
- Полтинник Ходже, ореховским - полтинник, итого сотняга баксов, - подвел итог Хромой и пальцем почесал шею. - Ну как, едем, нет?
- Что скажешь? - спросил меня Бык. - Тебе отвечать.
Денег у меня не было. Способов их достать я не знал. Бандиты смотрели на меня серьезно, ожидая ответа.
- Едем! - решил я.
- А если не склеится? - спросил Хромой.
- Склеится, - попытался я ободряюще улыбнуться.
- Не факт, - сказал Бык.
- Убьете, - пожал я плечами.
- Не мы, - возразил Бык без улыбки. - Другие убьют. Ладно, дуем до развилки, а там сворачиваем на Москву. Где наша не пропадала!
* * *
Люба принесла пельмени и пироги.
- Хлеб надо? - спросила она.
- А за хлеб отдельно платить? - уточнил Хромой.
- Отдельно.
- Не надо, - решил за всех Хромой. - Это только в деревне пельмени с хлебом жрут. Хлеб с хлебом, прикинь, валенки? Пироги тащи. Мы с пирогами будем.
- Надо, кстати, отца Климента проведать, - сказал Бык, принимаясь за еду, - раз уж мы в Москву едем.
Хромой поперхнулся:
- А че его проведывать, он че, больной, что ли?
- Не хочет, слышь, к отцу Клименту, - подмигнул нам Теща.
- Да он лечить начнет на всю голову, - проворчал Хромой. - Тоже мне терапевт. Я сам, блин, воспитатель.
- Кого ж ты воспитывать собрался? - заинтересовался Теща. - Страусов, что ль? Они, как только твой кисляк увидят, сразу разбегутся.
Физиономия у Хромого и впрямь была на редкость угрюмая. После слов Тещи он надулся еще больше.
- Ты у нас зато хохмач-самоучка, - огрызнулся он.
- Ты чего не ешь? - спросил у меня Бык.
- Не хочу, - рассеянно ответил я. Кусок не шел мне в горло.
- Шалава! - вдруг злобно гаркнул Хромой прямо мне в ухо. - Чухарка!
Я вздрогнул от неожиданности.
- Ты че, совсем, блин, на хрен?! - орал Хромой на Любу, с отвращением отпихивая от себя тарелку. Там между белых округлых пельменей плавал огромный черный таракан.
- Это не наш! - залепетала насмерть перепуганная Люба. - Не знаю, откудова взялся. У нас их сроду не бывает. Хоть у кого спросите!
- Че мне спрашивать! Я, что ль, его притаранил? Ты мне лично за это ответишь, ворона крашеная. Всю оставшуюся жизнь тараканов жрать будешь!
- Попала ты, подруга, - заметил Теща, сочувственно посмеиваясь.
- Это не я! Ей богу, не я! - твердила Люба, пятясь.
- Может, правда, не она? - сделал попытку вмешаться Теща, но Хромого уже прорвало.
- Барыги беспредельные! - бушевал он. - Нормальных пацанов травануть задумали! Кто тебя подослал?!
Люба беззвучно шевелила губами. Дальнобойщики втянули головы в плечи и уткнулись в тарелки, показывая, что происходящее их не касается. Сожитель Любы нырнул за холодильник, не смея заступиться за подругу.
- Кто у тебя крыша?!
- Ленька, Пузырь, - заикаясь, выдавила.
- Где он?
- Не-не знаю. Нету его тута...
- Зови его срочно! Или пускай он за твои косяки отвечает, или я знаешь, че с вами сотворю?!
- Ладно тебе, - вновь подал голос Теща. - Она ж не нарочно. Ну, не доглядела...
- Я ее щас на фарш пущу, - кровожадно пообещал Хромой. - Вместе с хахалем. Чую я, он тут крыс разводит, а она из них пельмени мастрячит. Где у тебя крысоловка? - накинулся он на сожителя Любы.
Тот с испугу выронил молоток. Это еще больше распалило Хромого.
- Я в натуре щас сожгу эту тошниловку! - решил он.
Люба охнула и побледнела; ноги у нее подкашивались.
- Дай зажигалку! - потребовал Хромой у Тещи. - И бензин тащи!
- Не дам, - ответил Теща. - По понятиям нельзя двух барыг за одного таракана жечь. Пацаны не поймут. Выбирай кого-то одного: либо ее, либо мужа!
Люба издала сдавленный стон и оперлась на стену.
- Че ты вообще вызверился? - продолжал увещевать Теща. - Если им петуха пустить, менты набегут, облава начнется. Тебе это надо? Давай по-тихому все решим. Получим с них че-нибудь и пусть живут.
- Тащи бензин! - бушевал Хромой. - Я им устрою фейерверк!
Теща встал, с ленцой потянулся и подошел к прилавку.
- Сколько у тебя бабок? - ласково спросил он у Любы.
Та не могла говорить. Дрожащими руками она открыла кассу. Там было несколько мелких купюр и какая-то медь. Теща аккуратно выгреб деньги и подошел к холодильнику. Сожитель Любы кубарем откатился в сторону.
- Придется жратвой добирать, - посетовал Теща, открывая дверцу. - Так, что тут у нас? Аджика.
- Я им щас зад этой аджикой намажу! - пригрозил Хромой.
- Не надо им зад мазать, - снисходительно отозвался Теща. - Сметана. На хрен не нужна, скиснет по дороге. Тесто - тоже без надобности, че с ним делать? Сок яблочный...
- Сок бери! - велел Хромой.
- Сок берем, - покладисто повторил Теща. - Курага...
- Цепляй
- Пироги...
- Пирогов и тут полно. Эти возьмем. - ...икра кабачковая - сгодится. Тут еще слойки какие-то лежат. Надо, нет?
Я посмотрел на Быка, призывая его положить конец этой безобразной сцене. Но он уже и так поднимался, хмурясь и глядя себе под ноги.
- Закругляйся, - кратко велел он Теще. - Ехать пора.
- Один минут, - откликнулся Теща, выгребая содержимое холодильника. - Че развалился? - обратился он к Любиному партнеру, который не смел шевельнуться. - У меня ж не четыре руки. Помогай дотащить.
- Я сказал, закругляйся! - сердито повторил Бык. - И это... капусту ей верни.
Хромой хотел было возразить, но, взглянув в потемневшее лицо Быка, осекся.
- Повезло вам, - с сожалением буркнул он Любе и ее другу. - В другой раз один приеду - не отвертитесь. А икру кабачковую все равно бери, - прибавил он в сторону Тещи, - и сок тоже.
* * *
Вечером, одолев больше тысячи километров, мы добрались до Суздаля.
- Куда сворачивать, я уж и не помню, - бормотал Бык, вглядываясь в темную трассу. - Не разберешь тут.
- Если на Москву, то прямо, - ответил я. - Вон указатель.
- Да не в Москву, к отцу Клименту! Надо ж с ним повидаться. Он где-то тут окопался, недалеко. Вознесенка деревня называется. Я у него весной был, умучился искать. Он сперва в монастыре обитал, под Суздалем, как путевый. Мужской монастырь, солидный такой, даже для гостей домишки имеются, без удобств правда. Настоятели там и старцы. И дорога нормальная. С год он там покантовался, а после его каким-то ветром занесло в эту Вознесенку. И он там церковь нашел, старую. Еще до Рождества Христова ее строили, может такое быть, нет?
- Маловероятно, - ответил я, невольно улыбнувшись.
- Ну, я не очень в этом разбираюсь, - признался Бык, не смущаясь, - но церковь очень старинная, сразу видать. Вся разрушенная. Считай, ничего от нее не осталось. И вот он, короче, заходит в эту церковь, смотрит че-почем, и вдруг с потолка здоровенный шматок штукатурки как долбанется! Бах! Два сантиметра левее - и ему бы по тыкве! Повезло. Че ты смеешься, я те его слова передаю. Убить, может, и не убило бы, но дураком на всю жизнь мог остаться. Но самое стремное, что под этой штукатуркой картинка была. Фреска, а на ней Богородица. Видать, раньше, при царе, там все стены были этими фресками разрисованы, а при советской власти их известкой замазали, чтоб люди в Бога не верили. Ну, отец Климент просек поляну, сразу к настоятелю. Дескать, извиняй, папаша, мне знак был. Позвали меня, должен я эту церковь восстановить своими руками. А настоятель ихний, суровый такой дед, - видал я его, - не отпускает. Ты только пришел, а уже наружу просишься, пятое, десятое. Но отец Климент тоже упертый. Взял настоятеля, потом еще какого-то, который у монахов в большом авторитете, и привел их в эту церковь. Те фреску увидели - прибалдели. В натуре знак. Тут уж им деваться некуда, отпустили его, вроде как послух такой ему дали - храм восстанавливать. Так что он теперь в этой церкви, считай, на постоянку зачалился, а в монастырь на службы ходит. - Бык свернул на проселочную дорогу. - Он вообще конкретный пацан, отец Климент. Не любит разводить. У него или так, или так. А чтоб одно из двух - это он не признает. Его Хромой за то боится.
Мы въехали в поселок, состоявший из нескольких старых перекошенных изб, теснившихся по обе стороны от разбитой колеи. Ни асфальта, ни фонарей, ни других признаков цивилизации здесь не наблюдалось. Бык сбросил скорость, но тяжелый "мерседес" все равно то и дело елозил брюхом по земле.
- Как тут жить, ума не приложу! - недоумевал Бык. - В натуре со скуки сдохнешь. Молодежь давно уехала, одни старики остались. Их от электричества уж отключили за неуплату, да отец Климент по времянке их запи-тал прям от проводов. Я его прикалываю: что ж ты, мол, батя, нам трешь, что воровать - грех, а сам государство обуваешь? Тоже мне, монах! А он мне: Бог свет всем дал, значит, свет общаковый, я его людям возвращаю. Местные его слушаются, че скажет, то и делают. Он им и за попа, и за бригадира. Если че не поделят, к нему идут, он им рамс раскидывает. Пацана маленького где-то тут подобрал, бездомного. Больной на голову пацан, ни читать, ни писать, три слова знает, да и тех не разберешь. Отец Климент его, слышь, и кормит, и учит. Только смысл его учить, если пацан все равно ниче не понимает? Лучше б овчарку завел, немецкую. Я ему предлагал щенка привезти... Ты, дура охерелая, куда прешь! - неожиданно крикнул он, прервавшись.
Убаюканный его рассказом, я подскочил.
- Ты это кому?
- Да курицу задавил! - с досадой отозвался Бык. - В натуре хоть глаз выколи, ниче не видно! Колхозаны не следят, вот живность и шастает, где попало. Примета, между прочим, плохая скотину давить.
- Курица - не скотина, - утешил я.
- А кто, человек, что ли?
Бык заметно расстроился. Как все бандиты, он был суеверен.