– А еще я буду делать сырники. Вот такие сырники, – он отставил большой палец. – Меня бабушка научила. Проснешься, скажешь: "Хочу есть". А я тебе раз, стакан молока и тарелку горячих таких, сочных…
– Курица! Старая вешалка! – не могла успокоиться Рита. – До нервного срыва чуть не довела.
– А ты мне будешь печь торты. Бабушка делала мне "Наполеон". Ты умеешь готовить "Наполеон"? Если нет, я тебя научу. Но по тортам у нас будешь ты, договорились?
– А еще, говорит, ты у нее какие-то браслеты просил, – глядя на Саню, сказала Рита, усердно орудуя ложкой, так как у нее тоже проснулся аппетит. – Засосов, говорит, на груди наставил. Ну, ничего, говорит, мужиками делиться надо. Скажи, зачем ей это?
– Может, ей этого хотелось, – предположил Саня. Он почти разделался с супом и, кусая хлеб, мечтательно произнес: – Не говори ей, что у нас ничего не было. Может, это единственное светлое воспоминание в ее жизни. И я теперь смело могу хвастаться перед Кастро своим богатым сексуальным опытом.
– Милый мой, мне не смешно, – с упреком сказала Рита. – Когда я чего-то не понимаю, я начинаю бояться.
Рита боялась не зря. Через секунду она увидела троих мужчин в полицейской форме. Они стояли у входа в отель и разговаривали с Тамарой. Женщина была сильно взволнована и казалась бледнее и худее обычного. Рита заметила, что она несколько раз показала рукой в их сторону. Саня, сидевший ко входу в отель спиной, ничего этого не видел.
– Саня, – позвала Рита и вдруг заметила позади него Вадима.
Бывший жених улыбнулся Рите, похлопал Саню по плечу и попросил на секунду отойти в сторонку.
– Саня, – хотела остановить его Рита, но молодой человек уже встал из-за стола и, подмигнув ей, отправился вслед за Вадимом.
– Я вот все думаю насчет сложившейся ситуации, – отойдя метров на десять, начал разговор Вадим. – На мой взгляд, ты поступил со мной очень некрасиво. Придется отвечать за свои поступки. Сильный мужчина никогда не прощает нанесенного ему оскорбления. Ты живешь по принципу "на войне все средства хороши". С подлецами вроде тебя я буду бороться твоими же методами.
– Это все? – спросил Саня.
– Почти. Послушай, ты, ничтожество, кончай ухмыляться. Кто ты такой, чтобы так на меня смотреть! Вот это все, – он широко махнул рукой, – сейчас закончится. И начнутся твои мытарства. Всю жизнь ты будешь выпрашивать объедки для себя и для никому не нужных ублюдков, которых наплодишь. А я ноги об тебя вытирать буду. И все свои ухмылочки ты засунешь себе, знаешь куда?! И так будет. Подожди чуток. Будешь прыгать перед хозяином, в глазки заискивающе поглядывать и выпрашивать косточку. Будешь жизнь проклинать и скулить: "Где же справедливость?!" Скотина инфантильная! Чего же ты теперь-то дергаешься?! О чем раньше думал? Ах, тебе ведь не сказали! Ты не знал, что ты раб, и только рабов плодишь! А эта дура будет потом ко мне бегать…
Лицо Сани вдруг вспыхнуло, как факел, он схватил Вадима за ворот рубахи и потянул на себя. Раздался треск рвущейся ткани. Вадим вырвался, отпрыгнув назад, примирительно поднял руки. О кафельный пол звякнуло несколько пуговиц.
– Хватит-хватит! Ты, примитив. Хватит! – Вадим деланно засмеялся. Саня шагнул к нему, но тот отступил назад.
– Лучше не подходи ко мне, – гневно произнес Саня. – В следующий раз догоню.
Уходя, Вадим произнес, злорадно скалясь: – Если кольцо положить в сумочку, а сумочку спрятать в туалетный бачок – возможно, его и не найдут. А если найдут, то ее обязательно посадят…
И только теперь Саня заметил, что к их столику подошли трое полицейских. За ними, всхлипывая и закрывая лицо руками, стояла Тамара, одетая в вечернее длинное узкое платье.
– С чего ты взяла, что это мы? – услышал он голос Риты.
– Это все он! Я знаю, это он! – не отрывая рук от лица, причитала женщина.
Саня поспешил к любимой и, обняв ее за плечи, спросил:
– Что случилось, звездочка моя?
– У одной из женщин, живущих в отеле, пропали драгоценности, – на хорошем английском обратился к нему один из полицейских. – Нам очень неприятно просить вас, но мы вынуждены обыскать ваш номер.
Потом он опять говорил что-то о причиненных неудобствах, о недоразумении и о том, что у них нет выбора, но Саня его уже не слушал. Он вдруг понял, о чем только что говорил Вадим.
Рите казалось, что она спит и вот-вот должна проснуться. Все предметы, люди, даже воздух, которым она дышит, – все вдруг стало каким-то не настоящим.
Саня шел рядом и держал ее за руку. Он единственный оставался реальным. Его улыбка, добрые глаза и сильные руки, только они были такими, как прежде.
Рита слышала, как плачет Тамара, как ее за что-то ругает Николай. Она слышала голос Вадима и шепот присоединившихся к ним зевак.
Возле двери их тоже ждали какие-то люди. Кто-то из обслуги открыл дверь в номер, Рита переступила порог и потянула за собой Саню. У нее дрожали ноги, и, чтобы не упасть, она присела на край неприбранной постели. Машинально взяла с подушки и понюхала желтые некрасивые цветы, принесенные утром любимым. От их неприятного запаха только сильнее закружилась голова.
Один из полицейских подошел к большой сумке с вещами, другой стал открывать дверцы трюмо. Рита не смотрела на них, ее взгляд был прикован к спокойному, улыбающемуся лицу Сани.
– Есть, – услышала она через несколько секунд радостный возглас самого молодого полицейского. Из кармана Саниного пиджака, висевшего на спинке стула, он вытащил и показал заглядывающей из коридора в комнату Тамаре золотой браслет в виде паука.
Рите стало нечем дышать, внутри все сжалось. Страх сковал все ее тело, и она не могла шевельнуться. Нет, ее испугало не то, что нашли какую-то драгоценность, в этом она почему-то уже не сомневалась. Ее испугало то, что нашли именно тот браслет, о котором она говорила Сане.
Страшный, с ядовитыми глазами паук вцепился лапами в рыхлую розовую ладонь маленького полицейского и, казалось, следил за каждым движением Риты, готовый в любую минуту прыгнуть ей на грудь или на голову. Санино лицо как бы отдалялось от нее, теряло свою яркость и привлекательность, оно становилось серым, скорее бесцветным, таким же, как у всех остальных. Комната показалась Рите пустым, холодным, наполненным призраками склепом. Она пыталась понять, что с ней происходит, и поймала себя на том, что пристально, не отрываясь, смотрит на Тамару. А та, чувствуя ее взгляд, будто специально коснулась своей груди и поджала губы. Нет, совсем не страх душил Риту, ревность разъедала ей сердце.
"Значит, он все-таки приходил к ней, – подумала она. – Мой любимый приходил к ней! Приходил за браслетом. Она так и сказала. Для меня просил… все для меня… Просил, может, даже предлагал купить. А потом изменил мне с ней. Обнимал, как меня, страстно целовал ее грудь. Вся она у нее в засосах. Он сорвал с этой похотливой стервы одежду, их разгоряченные потные тела извивались, и они стонали, вопили от наслаждения… Нет! Нет! – Девушка с трудом остановила поток этих страшных, обжигающих сердце мыслей. – Подбросили! Конечно, подбросили! Это все она! Она сразу на него глаз положила! Отказал ей, и она подбросила. А то, что того самого паука, так это просто совпадение, случайность! Бывают же случайности! Я верю тебе! Верю, любимый!" – Рита сильнее сжала его руку, поднесла к своим пересохшим от волнения губам и поцеловала.
– Где остальное? – спросил у Сани самый старший из полицейских. Посмотрел на Риту и повторил вопрос: – Где остальное? Лучше отдайте сами. Мы все равно найдем.
– Мы ничего не брали, – еле слышно прошептала девушка.
Мужчина в форме иронично улыбнулся, подошел к своему низкорослому коллеге, забрал у него браслет и потряс им перед собой.
– Только что в присутствии свидетелей мы нашли у вас это дорогое украшение, – распираемый самодовольством, говорил он. – Потерпевшая сторона предоставила нам фотографии и подробное описание, а также документ, в котором указано, где, когда и за какую сумму ими были приобретены пропавшие украшения. Даже не привлекая специалистов, я с уверенностью заявляю: это! – он поднял браслет над головой и показал окружающим, – тот самый браслет, что мы ищем.
– Но мы не брали, – пыталась оправдываться Рита.
– Дорогая гостья из дружественной нам Европы, – выпирая грудь, наслаждался своим звездным часом полицейский. Казалось, вместе с ним даже белая звезда на трехцветной нашивке его рукава стала раздуваться от важности. – Преступление доказано. Я не знаю, как там у вас в Англии и Канаде, но у нас воров наказывают безжалостно. Не отягощайте своей участи, верните все.
– Она здесь не при чем, – становясь между Ритой и полицейским, сказал Саня. – Браслет и кольцо взял я.
– Какое кольцо? – послышался за спиной подавленный голос Риты.
– Вы? – уточнил офицер.
– Скотина! – крикнул из коридора Николай.
– Я. Я один. – Саня нашел взглядом Вадима и подозвал жестом. – Вот он подтвердит. Она тогда с ним разговаривала. Она не могла. Она даже не знала.
Полицейский посмотрел на Вадима. Бывший жених, расталкивая зевак, пробрался в номер и, закрывая для убедительности глаза, уверенно кивнул.
Рита не могла поверить в услышанное: браслет, а теперь еще и кольцо. Это уже не было похоже на совпадение, но пока она отгоняла эту мысль. "Не отпускай, не отпускай мою руку", – мысленно молила девушка.
Но Саня разжал Ритины пальцы и, не оглядываясь, пошел к туалету. Несколько секунд он возился с туалетным бачком, наконец, снял крышку, вытащил из воды дамскую сумочку, раскрыл ее и протянул офицеру кольцо с большим зеленым изумрудом.
– Скотина! – снова выкрикнул Николай и протиснулся в номер.
Ничего не видя перед собой, Рита оставалась сидеть на месте.
Сковав руки пойманного на горячем вора наручниками, полицейские повели его к выходу. Николай не выдержал и кинулся на него с кулаками. Саня увернулся и стукнул богача головой в подбородок. Один из полицейских, не разобравшись в чем дело, заехал Сане кулаком в живот и тут же получил удар ногой в пах. Началась потасовка. Буйного преступника повалили на пол и стали мутузить ногами. Старший наряда закричал: "Прекратить!" и стал оттаскивать подчиненных от задержанного, хватая сначала за плечи, а потом и за волосы. Николай ухватил Саню за шею и стал его душить, но тот изловчился и укусил богача за руку. Полный боли и ужаса крик Николая вылетел сквозь открытое окно и разнесся по всей округе.
Рита не смотрела на дерущихся мужчин. Сейчас ей было все равно.
"Я слишком сильно его любила, – думала она. – Он это чувствовал. Слишком, а это всегда плохо. Он решил, что мною можно пренебречь. Может, я сама виновата… Может быть. Но он изменился. Это уже не тот влюбленный наивный мальчик. В нем стало слишком много Кастро…"
Казалось, кровь в венах превратилась в воздух, и тело теперь наполняла пустота. От пустоты становилось легче. Глубокое чувство, еще недавно так радовавшее, теперь тяготило. Рита физически ощущала его тяжесть, и каждую секунду желание избавиться от него, как от нежелательного плода, росло. Любовь сопротивлялась, придумывала отговорки, глупые оправдания Саниному поступку, но страшная правда сводила на нет все отчаянные попытки его обелить.
"Все самое страшное уже случилось, – размышляла Рита. – Это хорошего ждут долго, а плохое приходит быстро. Да. Приходит быстро и остается надолго… Много воды утечет, пока он поймет, как дорого ему обошлось его предательство. Не сразу, через месяцы, годы, но он убедится… Я смогу доказать, как быстро его разлюбила… Как быстро забыла его".
Возня на полу все еще продолжалась. Рита собрала цветы с подушки, еще раз вдохнула их тошнотворный запах.
"Эти цветы честнее тех, что он приносил раньше, – усмехнулась. – Вот она, его любовь!" Бросив цветы на пол, Рита с каменным лицом поднялась с кровати и направилась к выходу. На пороге оглянулась. Преступника, наконец, утихомирили. Двое молодцов держали его ноги, третий сидел на спине. Николай держал его скованные наручниками руки. Уткнувшись правым глазом в пол, Саня моргал залитым кровью левым, пытаясь смотреть на Риту.
– Как ты мог? – прошептали ее пересохшие губы.
– Рита… – выдохнул он, но девушка уже вышла.
Он хотел догнать ее и что-то объяснить. Он даже смог высвободить ногу и сбросить со своей спины одного из полицейских, но они навалились снова. К тому же стоявший в стороне Вадим, наконец, решился, подбежал и со всей силы заехал Сане ногой в плечо. Потом он бил его куда попало. Он так увлекся, что полицейским пришлось его оттаскивать. Последний удар его красивого, из крокодиловой кожи туфля пришелся на Санины губы. Удар был скользящим, рассек губу и щеку. Брызги крови запачкали стену под окном и колышущуюся на сквозняке белую кружевную шторку.
Потом Саню подняли на ноги, помогли умыть лицо и повели к дожидавшемуся у входных дверей полицейскому автомобилю.
На улице он снова увидел Риту. Она стояла у фонтана, скрестив руки на груди, и смотрела на воду. Саня ждал, что она посмотрит в его сторону. Надеялся, что хоть на секунду встретится с нею взглядом, но Рита отвернулась.
Хуши сказал: "Если у человека нет врагов, то и друзей, как таковых, нет"
Красный, с заляпанными грязью фарами и налипшими на бампер комками глины "мерседес" не спеша катил по пригороду Рангуна. Через каждые пятнадцать-двадцать минут автомобиль останавливался. Сильно хлопая дверью, из машины выходил молодой светловолосый водитель и какое-то время бесцельно бродил вдоль обочины. Потом на задней дверце опускалось окошко, из него появлялась тоненькая женская ручка, и писклявый голос требовал: "Поехали, Ганс!"
Тяжело вздыхая, мужчина садился в автомобиль. Он не сразу запускал двигатель. Ключ в замке зажигания поворачивался только после того, как на пассажирское сидение рядом с водителем неожиданно, будто с неба, плюхался запыхавшийся Фил.
"Ну! И чего мы ждем?!" – недовольно спрашивал он у Ганса.
Двигатель тут же вздрагивал, и Фил, сладко выдыхая, закидывал руки за голову и удобнее располагался в кресле.
Потом Саню подняли на ноги, помогли умыть лицо и повели к дожидавшемуся у входных дверей полицейскому автомобилю.
Неделю назад Фил потерялся. Тогда никто не понял, что произошло, но приставленные к Филу люди заметили в начальнике после посещения профессора некоторые перемены. Он стал молчаливым и настороженным. Как-то неестественно вращал глазами, уши его странно подергивались, он то и дело задирал нос, нюхая воздух, и все время чего-то боялся. А при виде женщин у него начинали течь слюни.
Фил должен был лететь в Азию, но на пути в аэропорт увидел огромную, усыпанную березовыми рощицами поляну. Приказал остановить автомобиль. Сопровождающие с удивлением наблюдали, как их странноватый начальник, то становясь на четвереньки, то подымаясь на ноги, носился между деревьями, грыз кору, обламывал молодые веточки и зубами стягивал с них податливую кожицу. Он уходил все дальше. Встревоженные подчиненные окликнули его, но он почему-то вдруг испугался их крика и убежал. Объявился только через пять дней. Сам позвонил своему любимцу Гансу и сказал, где его забрать. Ганс нашел его сидящим на стоге сена неподалеку от придорожного кафе. Фил выглядел ужасно. Одежда изорвана, босой. Но даже не внешний вид шефа удивил Ганса, его поразили женщины, окружавшие Фила. Их было трое. Неопрятные, с исцарапанными ногами, слипшимися, немытыми волосами, они дрались между собой, кусались, рвали друг на дружке остатки одежды. Скандалили они из-за еды и очереди на спаривание. За последнее, казалось, эти фурии готовы были убить. Когда Ганс докладывал об увиденном Рэму, у него не поворачивался язык назвать их женщинами. Он окрестил их существами противоположного пола.
"Я не знаю, как его привезти! – жаловался Ганс в трубку. – Он не хочет их оставлять! Эти агрессивные, неугомонные самки не дают с ним поговорить. Они постоянно совокупляются с господином Филом. Делают все прилюдно, никого не стесняясь!.."
И это было правдой. Женщинам, как и их мужчине, было безразлично мнение Ганса, прохожих и проносящихся в машинах зевак. Еще пару дней назад это были обычные дорожные проститутки. Сначала они отдавались Филу за деньги, но деньги быстро кончились, а женщины, что в такой ситуации им не свойственно, остались. От близкого контакта с человеком-кроликом что-то поменялось в их физиологии и психике. Странный, не присущий человеку запах, выделяемый его потовыми железами, парализовал их волю, возбуждал желание и подталкивал к действию.
Пока Ганс говорил по телефону, Фил несколько раз окликал его и кричал:
– Шкажи ему, я в отпушке! Шкажи, я в отпушке!..
– Господин Фил говорит, что он в отпуске, – повторил Ганс в трубку.
– Да! Шкажи ему, что я в отпушке.
– Хорошо, – чуть помолчав, подавленным голосом произнес Ганс, отключил телефон и повернулся к своему шефу. Видеть его лицо мешала голова сидящей на шефе дамы.
– Ну, что он шкажал?
Ганс сделал несколько шагов в сторону, чтобы можно было отследить реакцию Фила.
– Господин Рэм сказал… Он сказал… Он сказал, что оторвет вам… Нет, я не могу это повторить.
– Я понял, – разочарованно произнес Фил, освободился от своей подружки и стал торопливо натягивать штаны. – Вот ведь как не вовремя. Шейчас этот орган мне нужен как никогда…
Женщин пришлось взять с собой. Через двое суток Фил был уже в Мьянме и, несмотря на постоянную занятость, быстро вошел в курс оставленных им дел. На ковер к Рэму он мог попасть на сутки раньше, но узнав, что на шефа было совершено очередное покушение, на день задержался в Шанхае. Он был возмущен наглостью Сяо и хотел привезти его голову Рэму в качестве подарка.
Последние дни Рэм жил в небольшом поселке на берегу реки, в сорока километрах от Рангуна. Сейчас он не доверял никому. Только пять человек, самых верных, знали о его укрытии. Всю свою многочисленную свиту после покушения он распустил. Четыре дня назад машину охранения и ту, в которую он по чистой случайности не сел, расстреляли неизвестные из гранатометов. Пришло время больших перемен, но пока об этом знал только он и догадывался кое-кто из соратников. Рэм открыто объявил войну китайскому агентству, хотя знал, что не Сяо стоит за наемниками. Просто слишком много власти сосредоточилось в руках Рэма, и он перестал подчиняться Совету, сам выбирал приоритетные задания. Поэтому Совет решил от него избавиться. Рано или поздно это должно было произойти. У них был только один шанс, но они его упустили. Следующий ход за ним. Он мог расправиться с членами Совета по одному или убить всех скопом. Никто не станет на его пути. Но наемники люди продажные, и надеяться только на их энтузиазм не в его правилах. Нужна страховка. И этой страховкой были деньги Сафронова.
Красный "мерседес" добрался до резиденции Рэма к полудню. По дороге шеф звонил Гансу раз десять. Но что мог поделать бедный Ганс? Фил постоянно требовал останавливаться: его звали женщины, а он не мог заниматься сексом на ходу, когда машину мотает из стороны в сторону или подбрасывает на ухабах. К тому же Фил имел привычку заниматься этим только голышом. Постоянные одевания и раздевания отнимали массу времени. Как только "homo-cuniculus", или человеко-кроль, появился в Мьянме, он подобрал еще двоих путан, мотивируя тем, что те три – оплодотворены. Последние двадцать километров машина ехала больше двух часов.