Метхум и Рэм кое-что слышали друг о друге, но никогда не встречались. Когда Фил попросил об аудиенции для своего шефа, индус велел передать, что добрым гостям рад в любое время.
Через два часа после разговора с Саней, Рэм в компании Фила и двух телохранителей отправился на остров к последнему римскому императору.
Метхум встретил гостей в двухэтажном особняке, у самого моря.
Его супруга Сима заняла Фила и прибывших с гостями телохранителей прогулкой по огромной картинной галерее. Рэм и хозяин дома под неусыпным вниманием дворцовой охраны отправились в сад. Метхум время от времени срывал с деревьев какие-то плоды и рассказывал гостю о своем пристрастии к селекции.
– А теперь попробуйте это, – говорил он, протягивая гостю очередной фрукт.
– Удивительный вкус, – отвечал Рэм, обнюхивая засиженный мухами гибрид.
– Нет, вы попробуйте, откусите, – настаивал индус. – Он просто тает во рту.
– Если вы позволите, этим я тоже хотел бы поделиться потом со своими друзьями, – пряча очередное яблоко в карман плаща, говорил гость. – Скажите, Метхум, почему в таком замечательном саду столько мух?
– Я уже распорядился, – отвечал тот, – вашим друзьям нарвут две корзины. А мухи, ваша правда, настоящая беда. Я думал, это из-за новых удобрений, но ветеринар сказал, что мухи приехали с животными, которых мы перевезли из Африки. Мерзкие твари. Мы с ними что-нибудь придумаем. Как вам эта слива, мой друг? Семь лет она не давала плодов, зато посмотрите, как она отблагодарила меня теперь! Воистину королевская слива. Хотите, я дам вам саженцы? Посадите возле дома.
– Ну, я даже не знаю, чем и отблагодарить вас за такой подарок, – почтительно произнес Рэм.
– Раджа! – Метхум позвал поливающего деревья старика и показал рукой на дерево. – Сделай два саженца "Аннушки" моему другу. – Поторопись, она долго растет. – Он посмотрел на гостя. – При должном уходе и уважении к дереву, оно быстро приживется и будет вас радовать своим цветением. Все в нашем мире держится на взаимоуважении. Если бы я не любил и не уважал своей жены, я не был бы счастливым мужем. Если бы я не уважал людей, то не приобрел бы сегодня в вашем лице такого замечательного друга. Уважая традиции и принципы друзей, мы умножаем свою крепость. Кто разорвет наши руки во время рукопожатия? Нет такой силы на Земле.
– Ваша правда, – согласился Рэм, и они по-дружески обнялись.
– Я слышал о вас много хорошего, – продолжал свой монолог индус. – Вы умный и сильный человек. Мы могли бы быть полезны друг другу.
– Я не сомневаюсь в том, что наше знакомство перерастет в глубокую дружбу. Я благодарен судьбе за то, что она свела нас. Иногда маленькое недоразумение помогает человеку преодолеть большие трудности.
Они снова обнялись.
– Что же это за недоразумение, друг мой? – участливо заглядывая Рэму в глаза, спросил индус.
– Приятель моего племянника попал в переплет и угодил в тюрьму. Хороший парень. А какой замечательный у него сад! До вашего, правда, ему далеко, но он старается. С каким вниманием и уважением он слушает стариков! Сколько раз я слышал от него достойные слова о дружбе и супружеской верности. И вот несчастье – купил невесте колечко, а колечко оказалось краденым. Бедняге грозит серьезный срок. Я вдруг узнал, что вы заинтересовались судьбой несчастного и выкупили паренька у продажных тюремщиков.
– А-а-а… – индус на секунду задумался, потом быстро-быстро закивал. – Так это ваш племянник?!
– Приятель моего племянника, – поправил Рэм.
– Да, судьба юноши тронула мое стареющее сердце. Я не мог оставаться в стороне и решил помочь бедняге. Этим шакалам плевать на гуманизм и человеческое достоинство. Условия в тюрьмах ужасны.
– Я хотел бы прямо сейчас отвезти его к матери, – прижав руку к груди, сказал Рэм. – Достойная женщина после гибели мужа двадцать лет не снимает траура. Арест сына чуть не вогнал несчастную мать в гроб. Назовите сумму, которую вы заплатили этим алчным людям за его свободу. Через пять минут деньги будут на указанном вами счете.
Глядя куда-то вверх, Метхум стал водить языком за зубами под нижней губой. Через несколько секунд печально вздохнул и произнес:
– Его свобода стоила мне пятнадцать тысяч долларов.
– Хорошо, – спокойно сказал гость. – Насколько мне известно, он скоро будет здесь…
Индус, удивленный невозмутимостью гостя, вдруг стукнул себя по лбу.
– Простите! Простите меня, мой друг! Я все перепутал. Мы же говорим о европейце! Об этом молодце с фигурой древнегреческого бога. Не поверите, но я отдал за него пятьдесят тысяч!
Рэм поперхнулся слюной, с нескрываемой неприязнью взглянул на индуса.
– Пятьдесят тысяч?
– Алчность этих людей не знает границ, – пожаловался Метхум.
– Их алчность ничто в сравнении с вашей щедростью, – сердито буркнул Рэм. – Выложить такую сумму за незнакомого человека! Надо быть осторожней, не все инвестиции возвращаются.
– Ваша правда, мой друг. Как скоро вы сможете компенсировать мои затраты?
– Сейчас отдам команду, – достав из кармана блокнот и что-то записывая в нем, сказал гость.
– Вернемся в дом? – предложил индус.
– Да, пойдемте.
Охрана Метхума незаметной тенью двинулась следом.
Переступив порог дома, Рэм сразу почувствовал, что что-то не так. И дело даже не в том, как испуганно посмотрели на него дожидавшиеся телохранители. В самой атмосфере накопилось слишком много электричества. Воздух пах неприятностями.
Из дальней комнаты длинного коридора доносились приглушенные женские стоны.
– Си-и-има, – негромко позвал жену хозяин дома.
Рэм подозрительно глянул на своих людей.
– Где Фил?
Ему не ответили. Верные телохранители переглянулись и, не сговариваясь, стеснительно опустили глаза.
– Сима! – чувствуя неладное, громче позвал Метхум. Он не спеша двинулся в сторону подозрительных звуков.
– Еще! Еще! Еще! – вдруг раздался громкий, полный неистовой страсти, женский крик. – Ну! Ну! Ну!..
Индус замер с выражением ужаса на лице.
– Сима?
Рэм вытер пот со своего лба и почувствовал, как вздуваются жилы на шее.
– А давайте вернемся в сад, – пытаясь разрулить ситуацию, предложил он хозяину дома. – Я, кажется, видел у вас там мандарины. Интересно, они с косточками или без?
– Ух! Ух! Ух! Еще! Не останавливайся! Быстрее! Быстрее!.. – видимо, боясь куда-то опоздать, все громче кричала женщина.
Круглыми, напоминающими бильярдные шары глазами, Метхум уставился на Рэма.
– Что здесь происходит?!
Покусывая нижнюю губу, гость развел руками.
– М-м-м… Понимаете, кролики, они… Сейчас я расскажу. Вы будете смеяться…
Но индусу было не до смеха. Разрушительным смерчем, сметая на пол фарфоровые вазы и золотистые, украшенные перьями шлемы римских воинов, он понесся по коридору.
Долгое оглушительное "А-а-а!!!" обманутого мужа сотрясло весь дом.
– Они… Они… Они… – тыча в комнату пальцем, задыхаясь, повторял Метхум.
Мимо него в комнату вбежали охранники. Индус не решился последовать за ними.
– Что вы шебе пожволяете?! – раздался негодующий крик Фила.
– Оставьте его! – взвыла женщина.
– Что у ваш жа манеры! – возмущался носатый. – Уберите руки!
– Метхум, не мешай мне! Я люблю его! Отпусти меня с ним! Умоляю, отпусти! Нет! Нет! Нет!.. – истерично закричала женщина.
Обманутый муж шагнул в сторону. Один из охранников, перекинув через плечо обнаженную жену хозяина, прошел по коридору, свернул на лестницу и понес на второй этаж. Женщина, царапаясь и кусаясь, пыталась вырваться, но мужчина держал крепко.
Двое других охранников вынесли из комнаты извивающегося, как угорь, Фила. Он тоже был голый. На худой бледной спине кровоточили алые царапины. Память о нескольких минутах страсти.
– Отпушти меня! Оштавь меня в покое, животное! – требовал носатый. – Я на кушки ражнешу ваш оштров! Я ваш друг друга жрать жаштавлю. Не прощу! Не прощу!
Разгневанного Фила поднесли к Рэму и бросили ему под ноги. Носатый еще возмущался, но подняв глаза вверх и увидев лицо босса, резко замолчал.
Метхум, кажется, успокоился, во всяком случае, ни жесты, ни мимика не выдавали его эмоций. Он подошел к Рэму и тихо произнес:
– Ты сказал, что ты друг. Я был гостеприимен. Я пустил тебя в свой дом. В свой дом!! – меняясь в лице, крикнул он и с силой ударил гостя ладонью по щеке.
Личные телохранители Рэма, выхватывая на ходу пистолеты, кинулись к шефу, не зная, что за зеркалами притаились снайперы, все время державшие их на прицеле. Раздалось два выстрела, и два тела с тупым звуком упали на пол. Под простреленными навылет головами растеклись лужицы крови. Рэм, натянуто улыбаясь, примирительно поднял руки.
– Друг мой, стоит ли раздувать скандал из-за пустяка?
Метхум плюнул ему в лицо.
– Моя жена – пустяк?! Ты меня опозорил! Ты опозорил мой род! Думаешь, я испугаюсь тебя?! Мне плевать, скольких ты убил! Пусть другие трясутся от страха, а мне все равно! Я готов к любой войне! К любой войне!
Рэм вытер кулаком щеку и все так же, держа на виду руки, миролюбиво произнес:
– Война слишком дорогое удовольствие. Я человек современный, а сейчас принято договариваться. – Он присел на корточки, поднял и отпустил руку одного из своих телохранителей. Конечность, звякнув ногтями пальцев, стукнулась о пол. Рэм поморщился. – Какая все-таки нездоровая у вас здесь атмосфера. Что-то голова у меня разболелась. Еще и эти магнитные бури на солнце. Пойду я.
– Убирайся! – прокричал индус. – Твоя смерть меня не обрадует. Ты будешь страдать, как сейчас страдаю я. Завтра твоего племянника сожрут на арене львы. Я пришлю тебе запись, а если что-то останется…
– Он мне не племянник, – напомнил гость.
– Они разорвут его на куски! Они сожрут и переварят все его кости! Они!.. Они!.. Я этого твоего племянника…
– Он мне не племянник.
– Я этого твоего племянника скормлю гиенам! Он еще будет дышать, а они будут тащить из него желудок и сердце.
Женщина, царапаясь и кусаясь, пыталась вырваться, но мужчина держал крепко.
– Нет, голова не на шутку разболелась, – пожаловался гость. – И вчера давление скакало. Пойду домой, приму аспиринчик.
Рэм поднялся, несколько секунд смотрел на Фила, потом обратился к одному из охранников:
– Будьте добры, принесите его одежду. – Улыбнулся Метхуму. – Вы ведь разрешите мне забрать с собой товарища?
Презрительно глядя на Фила, индус харкнул в его сторону, затем каблуком остроносой туфли заехал человеку-кролику в нос.
– Ау!.. – заскулил несчастный.
– Убирайтесь из моего дома!
При всем своем внешнем спокойствии внутри Рэм закипал от негодования. Пока шли к катеру, он придумывал Филу казнь.
"Как это могло случиться? Как я его проморгал? Как я оставил его одного? Четвертую! Ногти вырву! Живьем сварю! Я же все решил! Обо всем договорился! Как это получилось? Как?! Как?!"
Фил, сохраняя безопасную дистанцию, плелся за шефом.
– Шеф, он плюнул вам в лицо! Что он шебе пожволяет?! Кем он шебя вожомнил?! Он думает, это шойдет ему ш рук?! Жадушу его же кишками! Животные, ужколобые твари. Вот жа что я ненавижу Азию. Они вше тут дикари. Они били меня, бош. В Европе такого шо мной никогда бы не шлучилошь. Ворвалишь, как шбешившиеся пшы. А тот маштодонт с рыбьими глажами ребро мне поломал. Я щупаю – оно не на меште. А ведь оно могло проколоть мне легкое, шеф! Кровью бы иштек, и вше. Что жа люди? Вы обратили внимание, какая ошобая антипатичная подобралашь порода?! Эти их бороды нелепые, бешмышленные глажа!..
Они на меня шмотрели, как эшкимошы на черепаху.
Рэм нащупал в кармане плаща яблоко, достал его и, развернувшись, с силой кинул в Фила. Носатый успел отвернуться, и чудо селекции, врезаясь в бритый затылок, разлетелось на кусочки. Человек-кролик упал на колени, схватился за голову, притворно застонал: – А!.. А!..
Босс, не обращая внимания, пошел дальше, но вдруг оглянулся.
– Что у тебя в руках?
– Это шаженцы, шеф, – вытирая слезы, отозвался Фил. – Мне шадовник отдал, когда мы выходили. Шкажал, это подарок вам от его хожяина. Когда-нибудь они штанут рошкошными шливовыми деревьями.
– Выбрось эти коряги! – со злостью потребовал Рэм.
– Неудобно. Это не очень вежливо. Обидятся. Тем более, я их и так почти шгрыж.
Рэм недовольно отмахнулся. Они пошли дальше.
– Ее зовут Шима, – услышал Рэм. – Они в браке пятнадцать лет. Он очень плохо отживается о ее матери. Она прошила его быть вежливей. Меня поражило его равнодушие. Махровый эгоишт. Она, может быть, тоже не очень умна и бывает жештока, но…
Рэм снова остановился. Задумчиво посмотрел на носатого и задал мучающий его вопрос:
– Зачем, Фил? Ну, она ведь… Она ведь даже не красивая.
Носатый, искренне удивляясь, развел руками:
– Какая ражница?
Когда они отчалили от берега, Фил, рискуя лишний раз схлопотать по шее, подсел к своему мрачному хозяину.
– У него тут целая военная бажа, – сказал, заглядывая Рэму в лицо. – Шильный враг. Украл нашего рушкого. Метхум тоже в игре. Переиграл наш. Вот кто получит деньги Шафронова.
– Тупой говорящий кролик, – сквозь зубы процедил Рэм. – Метхум ничего не знает ни про мальчишку, ни про Сафронова.
– Конечно, не жнает, – сказал Фил, хаотично дергая мышцами левой половины лица. – Но Шовету об этом рашкаживать не обяжательно. Теперь они пришлют штолько людей, школько мы попрошим. Жавтра у ваш будет армия. Армия, которая пойдет туда, куда укажете вы. Шовет – феодальный пережиток. Новая штупень – шильная централижованная влашть. Да ждравштвует монархия!
Рэм изменился в лице.
– Хитрый, подлый кроль, – произнес удивленно. – Хорошо, сегодня, пожалуй, я не стану фаршировать тебя чесноком и тушить в сметанном соусе. Но помни, печку я не выключаю.
Хуши сказал: "Сколько общего оказывается у нас, когда мы говорим о других, и куда это девается, когда мы начинаем обсуждать друг друга?"
Как Рита ни старалась, ни на секунду не могла отвлечься. Каждая ее мысль была о нем. Три дня подряд у нее держалась высокая температура, и состояние было такое, словно она только что выдула бутылку шампанского. Постоянно менялось настроение. То она часами лежала на постели, уставившись в потолок, то вдруг вставала и начинала ходить из угла в угол. Она перебирала разные варианты встречи с ним. Вот они встретились через год. Вот через десять. Встретились случайно. Или после долгих поисков… Она встречала его женатого, или разведенного, с детьми и без, успешного и безнадежно опустившегося. Встречала на войне, в госпитале, на отдыхе в Геленджике и даже на необитаемом острове, после авиакатастрофы. Он плакал и молил о прощении, когда она держала его за руку безнадежно больного, когда он просил ее не выходить замуж за другого. На ее похоронах он рыдал так, что она жалела его больше, чем себя.
На следующее утро после Саниного ареста Рита попросила Вадима встретиться с Тамарой и Николаем и уговорить их забрать заявление.
"Пусть скажут, что все напутали и сами отдали ему кольцо с браслетом, – уговаривала она. – За это я отдам им миллион долларов. И клянусь: я не буду с ним больше встречаться. Я сама не хочу его видеть. Он, конечно, виноват, но на его поступки сейчас очень сильно влияет другой человек. Они этого не поймут, но ведь деньги всем нужны, – уговори их".
Вадим приходил к Рите каждый вечер и рассказывал, как проходят переговоры. В этот раз на ее немой вопрос он еще с порога отрицательно покачал головой.
– Чего они хотят? – подавленным голосом спросила девушка.
– В том-то и дело, что ни-че-го. Я пытаюсь, но каждое преступление должно быть наказано. Это не я, это Николя говорит. Тем более, он злой на него из-за Тамарки. Ревность и все такое. Рита, а что ты хотела? – разводил руками Вадим. – С этим двуличным типом с самого начала все было понятно. Все видели – человек неуправляемый. Он только пришел и кинулся на меня с кулаками. Он агрессивный. Звучит пафосно, но он реально представляет угрозу обществу. Вот будет бабушка плавать в бассейне, а он подойдет и утопит ее. Просто так, возьмет и утопит. Какой-нибудь ударник труда бросит мимо урны бычок, а он возьмет монтировку и голову ему разобьет. Неадекватный человек. Не загадочный, не удивительный, а неадекватный. Вот ему захотелось, он подошел и выбил мне зуб. Ты же помнишь?! Я понимаю, тогда ты не хотела этого видеть. Но угар ведь проходит, слава Богу. Уже слепой увидит, кто есть кто и кто на какую подлость способен. А мне обидно. И прежде всего, обидно за тебя. Я же видел, как он на других баб пялится. Корчит из себя блаженного, но такой везде успеет – и Тамарку потискать, и тебе, глупенькой, по ушам поездить. А потом – Михал Михалыч, я ваш законный зять, устраивайте мою жизнь. Знаем, знаем, видели уже… Вернее, я знаю – ты не знаешь. Ты еще летаешь где-то.
Сначала Рита слушала его стоя, потупив взгляд, потом села на стул возле окна и стала смотреть на улицу. Вадим подошел сзади и обнял ее за плечи.
– Я всегда был рядом. Ты меня хорошо знаешь. Знаешь, как ты мне дорога! Мы должны быть вместе. Не мучай меня, девочка моя. Нас с тобой такая жизнь ждет! Все подруги твои обзавидуются. И этот твой блудливый друг потом локти будет себе кусать.
– Локти кусать… – прошептала Рита.
– Ну, конечно, – сказал Вадим, массируя ей плечи. – Он еще увидит, как нам хорошо вместе. Он хотел тебя использовать… А надо было просто тебя любить.
Вадим наклонился и поцеловал ее шею.
– Просто любить… – прошептала Рита.
– Просто любить, – повторил он, и его рука скользнула на ее грудь.
Рита не сопротивлялась, и он попробовал задрать ее кофточку, но это оказалось не так просто. Тогда он повернул к себе ее заплаканное лицо и поцеловал в губы. Сначала Рита не ответила, но через несколько секунд ее язык стал шевелиться. Чтобы ускорить ее возбуждение он стал ласкать ее живот, опуская руку все ниже и ниже. Но что-то пошло не так, страсть не росла в ней. Партнерша не отдавалась, не хотела его. Девушка о чем-то думала. Вадим приоткрыл веки и испугался. Рита не закрыла глаз, как это обычно делают при поцелуе. Ее глаза глядели на него в упор: большие, холодные, полные слез.
– Пойдем в постель, – прошептал Вадим.
– Я не могу, – ответила она.
– А с ним можешь?
– Ни с кем не могу.
Вадим сел перед ней на корточки и стал целовать ее колени.
– Скажи, что выйдешь за меня. Обещай, что хотя бы подумаешь.
– Я подумаю. А сейчас, прошу, оставь меня одну.
Всю ночь Рита спала под сложенным вдвое одеялом. Ее морозило до самого утра. Но как только солнечные лучи пробились сквозь прозрачную штору, дрожь прошла.
Рита решила погреться на солнце, возле бассейна. Надела купальник, взяла полотенце, солнцезащитные очки и, спустившись вниз, заняла один из свободных лежаков. Несмотря на ранний час, у бассейна собралось много отдыхающих. Гости отеля предпочитали загорать именно в это время, пока солнце не опасно.