- Чего не знаю, того не знаю, это у него надо спросить. Мало ли что бывает.
Сосед Крауса Ефим Леу, колхозный тракторист, показал, что с Краусом отношения у него были нормальные, правда, в гости друг к другу не ходили и чай, как говорится, вместе не пили. И поэтому он, Леу, очень удивился, когда однажды ему передали такие слова, будто бы сказанные Петром: "Я его, Ефима, все равно уничтожу, потому что этот коммунист за мной следит".
- Вовсе и не думал за ним следить, - сказал Леу, - не привычен к такому. А было вот что. Просыпаюсь недавно ночью. Тэркуш своим лаем разбудил, а он пес умный, зря брехать не станет. Выхожу, значит, на крыльцо, смотрю - Петр мешок в сарай тащит. Вроде с яблоками был мешок.
- И часто он с мешками по ночам приходил?
- Бывало. А вообще я заметил, что Тэркуш соседа не любит. Собаки, они ведь чувств своих не скрывают, не то, что люди, - философски заметил тракторист. - Нечист на руку Краус. Однажды зашел у нас с ним разговор о цементе: понадобился мне цемент по хозяйству. Петр и говорит: "Я тебе сколько хочешь мешков достану, приходи поздно вечером в сад". Я, конечно, понял, что за цемент это. Ворованный мне не нужен.
- А что еще подозрительного было в его поведении?!
Леу помолчал, собираясь с мыслями.
- Чуть не забыл, из головы вылетело. Разбудил меня Тэркуш, будь он неладен, подошел я к окну, смотрю: Петр по двору идет и ружье в руках держит. Ночь лунная была, все видно. Зашел он, значит, в уборную, она в углу двора стоит, а вышел уже без ружья. Странно мне это показалось очень.
- Когда это было?
- На днях.
- А вы ничего не путаете, товарищ Леу? - осторожно спросил Аурел.
- Выдумывать, товарищ следователь, не приучен. А уж вы хотите верьте, хотите нет, дело ваше.
Версия начинала работать на следствие.
- Похоже, майор, что мы на верном пути, - задумчиво произнес Кауш, когда дверь их "штаб-квартиры" затворилась за свидетелем. - Не пора ли нам навестить Петра Федоровича Крауса в его резиденции?
Заглянул участковый.
- Выяснил, Аурел Филиппович, дома сейчас Краус, только пришел с работы, - доложил он.
- Вот и отлично. Пошли.
По дороге Кауш спросил:
- Товарищ Поята, вы производили когда-нибудь обыск?
- Бывало, не часто, правда. А что?
- А то, что придется вам сейчас заняться этим не очень приятным, но необходимым делом. И давайте понятых прихватим. Кого вы советуете пригласить?
- Да кого хотите, тут вопроса нет, - отвечал участковый, - народ у нас сознательный.
Вскоре группа из пяти человек подошла к добротному дому на Лиманной. Сам хозяин, жена и двое ребят-подростков сидели в увитой виноградом беседке и ужинали. Краус вовсе не походил на седого черта (если, конечно, именно его имела в виду Сухова). Во главе длинного, гладко оструганного стола сидел почтенный отец семейства. У него были правильные, мягкие очертания лица, римский нос, и выглядел он весьма благообразно. Эту благообразность подчеркивал серебряный венчик волос, обрамляющий загорелую плешь. Водянистые, тусклые глаза вопросительно, но спокойно смотрели на непрошеных гостей. Молчание нарушил Кауш:
- Мы к вам с обыском, гражданин Краус. Прошу зайти в дом.
Хозяин медленно, будто нехотя, поднялся и неторопливо пересек двор. Возле открытой двери он остановился и вежливо пропустил впереди себя "гостей", не заныв даже сказать:
- Прошу…
Они оказались в просторной гостиной. С нее начали. Краус с усмешкой наблюдал, как участковый открывает ящики старинного комода, перебирает фотографии, роется в чемоданах. Жена хозяина дома, худая женщина с невыразительным, как бы стертым, лицом, безучастно стояла в стороне. Она не проронила ни слова. В спальне на спинке стула висела рабочая одежда Крауса, та самая, в которой его видели свидетели. Поята осторожно снял со спинки потертую куртку из серого вельвета, расправил ее, будто хотел примерить, и все увидели спереди желтоватое пятно. Такие же пятна виднелись на синих хлопчатобумажных брюках, которые висели под курткой.
В сарае, в ящике с хозяйственными инструментами, Поята обнаружил длинный обоюдоострый клинок, самодельный нож, изготовленный, по всей вероятности, из штыка, и еще один нож - садовый, с хищно загнутым кривым лезвием. Затем из выгребной ямы был извлечен старый винтовочный обрез. При личном обыске Крауса в кармане брюк была обнаружена пачка папирос "Север" с цифрами 43, 42, 40, 38 на мундштуках.
Когда обыск был закончен, следователь спросил:
- Это ваш обрез, гражданин Краус?
- Да, мой, - последовал спокойный ответ.
- У вас есть разрешение на хранение огнестрельного оружия?
- Разрешения нет.
- В таком случае собирайтесь, пойдете с нами.
- Это что, арест?
- Нет. Задержание.
Уже смеркалось, когда вышли во двор. Краус, даже не взглянув на жену и детей, застывших возле калитки, пошел чуть впереди оперативников. В полном молчании они дошли до сельсовета.
- Итак, давайте по порядку, - начал Кауш. - Краус Петр Федорович…
- Можно и так… - усмехнулся подозреваемый.
- Выражайтесь яснее, что значит "так"?
- По-вашему, Петр Федорович, а по-нашему - Петер Теодорович.
- Пусть так, Петер Теодорович. Где вы родились?
- Село Баден Одесской области.
- Были ранее судимы?
Краус чуточку, самую малость, помедлил с ответом.
- Не судим.
Скажите, откуда у вас оружие и почему оно оказалось в выгребной яме?
- Купил по случаю у одного односельчанина, за 15 рублей, я ведь охранником работал. А когда бригадиршу убили, милиция стала по селу ходить, интересоваться, кто да что. Я и решил выбросить. От греха подальше.
- А откуда у вас ножи?
- Из Удмуртии еще привез. В хозяйстве без ножа не обойтись. Меня ведь сельчане часто зовут кабанчика заколоть, разделать…
- Как вы оказались в Удмуртии, Краус, далековато все же?
- Странный вопрос, товарищ следователь. После войны оказались там, а потом возвратились в родные края.
- Вы работали 31 июля?
- Конечно…
- Ваш напарник Майер утверждает, что к началу смены вас на рабочем месте не было.
- Опоздал немного, это случается. И Майер тоже опаздывает. У нас ведь не конвейер. Не выключаем аппарат и уходим.
- Вас не было и позже, когда Майер возвратился за термосом. Его показания…
- Меня они не интересуют. Повторяю: опоздал, потому что почувствовал себя плохо после обеда. Отравился, видимо. Хотел совсем не выходить на работу. В какое время вышел - не помню.
- Отравились, говорите? Но вас, Краус, видели в это время пьяным. Как это совместить?
- Очень просто. Водка - самое верное средство, это нее знают. Ну, выпил немного.
- Где именно выпили?
- Дома, где еще.
- В каких вы были отношениях с бригадиром Суховой?
- В служебных, так сказать.
- А точнее?
- Не любила меня покойница, если откровенно… придиралась по пустякам. Как потруднее работа - так меня посылала всегда, а своих любимчиков при себе держала. Им и почет, и заработки, и грамоты.
Задав еще несколько вопросов, следователь протянул Краусу протокол.
- Прошу ознакомиться. Если нет возражений или дополнений, подпишите.
Краус устремил взгляд своих водянистых глаз в исписанные четким почерком страницы и поставил подпись. За окном раздался скрежет тормозов, в темноте блеснул желтый луч от автомобильных фар. В комнату вошел сержант милиции.
- Машина прибыла.
Через минуту, оставляя за собой невидимый в темноте шлейф пыли, машина увезла подозреваемого. Она уже давно скрылась, однако в вечерней тишине еще долго слышался лай собак, потревоженных ее внезапным появлением.
РУЖЬЕ, КОТОРОЕ ВЫСТРЕЛИЛО
Новое здание прокуратуры находилось от дома Аурела дальше, чем прежнее. Соответственно и времени на дорогу уходило больше, однако он этому обстоятельству был даже рад. Так уж получалось, что наедине с собой он последнее время оставался редко. Всего несколько дней прошло, как возвратился из отпуска, а кажется, что это было сто лет назад. Отпуск… Беззаботные дни возле моря, счастливый смех Ленуцы, убегающей от волны, неожиданная ласковость жены. Они с Вероникой чувствовали себя молодоженами, юными и счастливыми, словно открывшими друг друга. Как давно это было!
- Мэй, Аурел, доброе утро! - раздался совсем рядом веселый голос Павла Ганева. - Нехорошо, брат, начальства не замечаешь.
Погруженный в свои мысли, Кауш от неожиданности, чуть не вздрогнул. Обернувшись, увидел вылезающего из газика прокурора. В свежей рубашке, тщательно выбритый, он был явно в отличном расположении духа.
- Разве заметишь, если начальство на лимузинах разъезжает…
Ганев рассмеялся:
- На лимузинах марки "мерседес-бенц". Слышал, небось? А наш "бенц" только вчера из капремонта, и я решил проверить, бегает или снова в мастерскую загонять. Для вас же стараюсь, а все недовольны… Скажи лучше, как идет следствие? - переходя на другой тон, спросил прокурор.
"Знаем, как ты для нас стараешься, - усмехнулся про себя Аурел. - На рыбалку давно не ездил, вот и рад, что машина на ходу". Вслух же сказал:
- Продвигается… Я как раз к тебе собирался, обсудить кое-что.
- Лады. Пошли…
Переступив порог своего нового просторного кабинета, Ганев улыбаться перестал, лицо стало серьезным. Кауш привык к таким переменам, они не смущали его, скорее напротив. Служба есть служба.
- Понимаешь, Павел, вчера мы задержали некоего Крауса, рабочего совхоза.
- Оперативно работаете, ничего не скажешь. Краус, значит? Ну и как, раскололся?
Слух Аурела неприятно резануло это словцо - "раскололся", взятое из блатного лексикона. Он с удивлением замечал, что и у него самого порой проскальзывали подобные словечки. Некоторые были острые и даже образные, но все же это был язык другого мира, чужого, темного, циничного. Поэтому он стал тщательно следить за своей речью.
- Нет, пока не признался. Вчера допрашивали. Держится спокойно. Лжет, глазом не моргнув. Ни одному слому этого Крауса не верю.
- Не поторопился ли ты, Аурел? Да и как его арестовали, я же санкции не давал.
- А мы без санкции…
Ганев вскинул голову, внимательно взглянул на следователя.
- Не волнуйтесь, товарищ прокурор, не волнуйтесь. Не арестовали, а задержали. Я же говорил. За незаконное хранение огнестрельного оружия. Старый обрез нашли у него. И знаешь где? В выгребной яме. Вот куда упрятал. Пока пусть посидит по этой статье, а дальше видно будет. Старое ружье должно выстрелить.
- Какое ружье, куда выстрелить? - не понял Ганев.
- Классиков надо знать, а не только кодекс. Чехов говорил: если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в третьем оно обязательно должно выстрелить.
- Смотри, какой грамотный… - пробормотал несколько задетый прокурор. - Ладно, готовь постановление о взятии под стражу твоего клиента.
Аурел быстро набросал постановление, отдал машинистке перепечатать, потом открыл сейф, вынул ножи, изъятые при обыске, и стал рассматривать клинок. На отливающей матовым блеском стали весело заиграли солнечные блики, так не вязавшиеся с устрашающим, острым жалом. Замерив линейкой ширину лезвия, он приложил ее к одному из многочисленных порезов на платье Суховой. Ширина лезвия точно соответствовала порезу. Аурел снова внимательно осмотрел кинжал. На гладкой стали не было ни единого пятнышка. Не доверяя своему зрению, он открыл ящик стола, чтобы взять лупу. Ее не оказалось ни в этом, ни в других ящиках. Догадался: "Видимо, при переезде где-то затерялась". Лупой, которая считается чуть ли не символом профессии следователя, он пользовался редко, буквально считанные разы за годы службы. Но сейчас пришел случай, когда она действительно понадобилась.
В поисках лупы Кауш зашел в кабинет Балтаги. Тот долго рылся в ящиках стола и наконец обнаружил злополучную лупу в его недрах. Это "орудие производства" не пользовалось в прокуратуре особой популярностью.
Осмотр через лупу (довольно сильную) дополнительных результатов не дал. Металл был идеально чист, будто его тщательно вымыли. Аурел направил лупу на деревянную, отполированную от частых прикосновений, ручку ножа. Отчетливо различимы прожилки на дереве, и ничего больше, что могло бы заинтересовать следователя. Покончив с осмотром "вещдоков", он упаковал их в конверт для отправки на экспертизу. Потом набрал номер судебно-медицинского эксперта и попросил ее приехать в райотдел милиции.
- И не забудьте ножницы прихватить, - напомнил он Ольге Петровне.
Краус содержался в комнате предварительного заключения. При их появлении он нехотя поднялся с койки, молча выжидая, что скажет следователь.
- Маникюр вам будем делать, Краус.
- Какой еще маникюр? Мне сроду никакого маникюра не делали, - хрипловатым от долгого молчания голосом произнес Краус.
- А теперь вот сделают.
Рядом с изящными женскими руками большие, короткопалые, с пучками рыжих волос руки Крауса выглядели отталкивающе. Ольга Петровна ловко обрезала ногти на толстых пальцах. С внутренней стороны срезанных ногтей Кауш разглядел буроватые пятнышки. Он нашел то, что тщетно искал на ноже.
Когда с "маникюром" было покончено, Кауш вызвал сержанта и поручил ему откатать дактилоскопическую карту подозреваемого. Вскоре "выступающие части ногтей" вместе с другими вещественными доказательствами спецпочтой были отправлены в Кишинев.
Мировского Кауш нашел в кабинете начальника отделения уголовного розыска. Начальник отделения, седой моложавый майор, сказал, обращаясь к следователю:
- А мы с Владимиром Ивановичем как раз толковали о вашем деле. Может, нужны еще люди? Если говорить откровенно, у нас каждый на счету, но найдем…
- Как, Владимир Иванович, примем предложение или своими силами обойдемся? - переадресовал следователь вопрос Мировскому.
- У них и без того забот хватает.
- Что верно, то верно, - откликнулся начальник угрозыска. - Всегда на передовой линии борьбы с преступностью - так, кажется, пишут о нас в газетах.
Кауш и Мировский вышли на улицу. Поравнялись с летним кафе; Аурел остановился, нерешительно предложил:
- Может, зайдем? Пивка выпьем и поговорим.
В кафе почти не было посетителей. Официантка, когда Кауш спросил пива, удивленно вскинула накрашенные брови и скучным голосом произнесла:
- Не завезли… Берите крюшон "Освежающий". Есть-мороженое…
Не очень скоро она принесла вазочки с жидким мороженым и кувшин ярко-красной жидкости. Аурел сделал глоток и с отвращением отодвинул стакан. Крюшон оказался приторно-сладким и отдавал микстурой, какой поили его в детстве, когда он болел. Покончив с мороженым, от которого еще сильнее захотелось пить, Кауш спросил:
- Что будем делать дальше, Владимир Иванович?
- Думаю, курс у нас правильный. Краус что-то скрывает, причем очень существенное. Мы ничего не знаем о его прошлом. А без этого, Аурел Филиппович, и вы это понимаете не хуже меня, мы не можем составить о нем полного представления. Как он оказался на Севере, что там делал? Да и здесь, в Покровке, не мешает копнуть поглубже.
Аурел слушал, машинально постукивая ложечкой о стол.
- Согласен, товарищ майор. Поезжайте-ка вы в этот Баден, кто-то должен помнить семью Краусов. Поговорите с людьми. А я запрошу Кишинев и Москву. Авось, в информационных центрах МВД и есть кое-что. К тому времени и экспертиза подоспеет. Надо проверить этого Крауса до самой его прабабушки. Очень он мне не нравится, этот Петер Теодорович. А мы с Поятой в Покровке поработаем.
Из прокуратуры Кауш позвонил участковому и сказал, чтобы тот дожидался его в сельсовете. Он был приятно удивлен, когда Ганев без лишних слов дал ему машину.
Поята, выслушав Кауша, согласно кивнул головой:
- Понятно, Аурел Филиппович, но хлопотно это - опрашивать стольких людей, а нужно действовать быстро.
- А вы подключите своих активистов, им даже сподручнее. Я же займусь Зоммерами и женой Крауса.
Дверь Каушу открыл сам хозяин дома Карл Зоммер. Он вопросительно скользнул взглядом по лицу следователя, и тот понял: не узнает. Пришлось назвать себя.
- Проходите, - сдержанно пригласил хозяин.
Прием был не из радушных. Впрочем, Аурел другого и не ожидал. Он оглядел уже знакомую комнату и задержался на большой, увеличенной фотографии девочки. Казалось, Роза смотрит прямо на него, Кауша. Она как будто спрашивала: за что?
Зоммер ждал, что скажет неожиданный посетитель.
- Понимаете, Карл Иоганнович… - осторожно начал он, - меня привело к вам дело. Я ведь не в гости пришел. Вы хорошо знаете Петра Крауса, соседи добрые, а это немало. Расскажите о нем подробнее.
- А зачем это вам? - Зоммер напряженно ждал ответа.
- Хорошо, я отвечу, хотя и не в наших это правилах. Вы, видимо, уже знаете, что Краус арестован…
- Как не знать. Но за что? Люди разное говорят.
- За незаконное хранение огнестрельного оружия.
- А сколько за это дают? - с явным интересом спросил Зоммер.
- Это суд решает, а вообще года два-три могут присудить. Как видите, я на все ваши вопросы отвечаю, а вы почему-то нет.
- Да что рассказывать, сосед как сосед… Когда Розочка исчезла, он прямо с ног сбился, искал всюду, в сельсовет бегал, чтобы по радио объявление о пропаже дали, и музыкантов на похороны привел. После похорон нас многие звали к себе ночевать, а Петя ни в какую: только у меня спать будете, говорит. Несколько дней у него жили. И ограду на могилке покрасил. Если говорить откровенно, даже не ожидал от него…
- Не ожидали? - Кауш бросил быстрый изучающий взгляд на своего собеседника.
Зоммер задумчиво молчал, склонив голову, избегая взгляда следователя.
- Повздорили мы незадолго до того, как с Розочкой это произошло.
- Поссорились, значит… А почему?
- Мало ли что между соседями бывает, в одной семье и то без этого не обходится, - неопределенно отвечал Зоммер, уходя от прямого ответа.
Следователь понял, что большего пока не добиться, и переменил тему.
- Оставим это. Вы правы, между соседями всякое бывает. Скажите, Карл Иоганнович, не рассказывал ли Краус, что делал на Севере?
- И мне там довелось побывать. Вы, наверно, знаете, что фашисты нас фольксдойче объявили. А какие мы фольксдойче, если мой дед еще двести лет назад из Баварии в Россию переселился. Ну вот. Когда фашисты отступать начали, и нас с собой угнали в фатерланд ихний. Я вам, кажется, уже рассказывал. Были и такие, что сами сбежали от расплаты. Я о прихвостнях гитлеровских говорю. Хлебнули мы горя в Германии. Они везде кричали: "Один народ, одна кровь!" - а сами издевались, смотрели свысока. Чуть что не так: "Молчать, унтерменш!" Потом, после войны, мы на Севере оказались…
Дверь, легко скрипнув, отворилась, и в комнату вошла женщина с ребенком на руках. Лицо Карла посветлело, он причмокнул губами. Ребенок заулыбался и потянулся к нему.
- Это кто, внук? - Кауш улыбнулся.
- Дочка это наша, Розочка, - со счастливой улыбкой сообщила женщина.
Только сейчас Аурел узнал Эвелину, жену Зоммера. Она словно помолодела, похорошела и светилась материнским счастьем. Эвелина же, как вскоре убедился Кауш, узнала его сразу. Некоторое время она только прислушивалась к разговору, а потом не выдержала: