- Он в нефтяном холдинге работает. Правая рука у Володи Храповицкого. Есть там такой олигарх местный, хороший парень, умница, но налоговая полиция его почему-то невзлюбила. Взяли да и арестовали среди бела дня.
Симпатия мигом слетела с лица Калошина. Он сразу вновь одеревенел и ушел в себя, как в раковину.
- Что ж, он, выходит, совсем налогов не платил, этот ваш олигарх? - колко осведомился Калошин, кося на меня недобрым глазом. - Если полиция на такие крайние меры пошла?
- Налоги тут ни при чем, - возразил я. Его неприязненная реакция меня поразила, я не знал, как его разубедить и оттого начал волноваться. - Это заказное дело. Я как раз хотел обратиться к вам за помощью.
- И правильно сделали, что не обратились, - холодно прервал меня Калошин. - Мы в такие дела не вмешиваемся. Пусть этим правоохранительные органы занимаются. Вы представляете себе, какой бардак в стране начнется, если администрация президента будет еще со всякой уголовщиной разбираться?
В его голосе послышалось раздражение, и чуткий Гарик предостерегающе зашипел на меня из-за его плеча. Либерман тоже подавал мне знаки, призывая к отступлению. Я понимал, что продолжать дискуссию бесполезно, но остановиться не мог.
- Это не обычная уголовщина, - тихо, но настойчиво проговорил я. - вы же знаете. Ведь Храповицкий был в администрации, - я хотел сказать "у вас", но в последнюю секунду успел поправиться: - и ему обещали.
- Ничего я не обещал! - взвизгнул Калошин, выдавая себя с головой. - Вы за кого вообще меня принимаете?! Идите в налоговую полицию и там выясняйте, кто кому обещал!
Он резко отвернулся, давая понять, что не желает больше меня видеть. Гарик, кажется, готов был на меня наброситься. Его гости, еще минуту назад заливавшиеся беспечным смехом, теперь смотрели на меня как на врага. Кто-то даже поинтересовался свистящим шепотом, почему охрана пускает сюда кого попало. Либерман подхватил меня под руку и потащил в сторону.
5
- Пойдем отсюда, пойдем, - шептал он. - Хватит уже безумствовать. А то видишь, как он рассвирепел? Того и гляди, покусает!
Я упирался и что-то бормотал, еще не в силах смириться с тем, что все пропало.
- Идем же, упрямый! - уговаривал он. - Давай погуляем, остынем немного. Эх, погубил ты мою блестящую карьеру! Калошин мне этого никогда не простит. Что тебе было не подойти к Гарику? Обнялся бы с ним, расцеловался. Какая тебе разница? А теперь все запомнили, что ты мой лучший друг и худший враг Калошина. Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Из-за тебя я президентом не стану. А ведь я уже жене обещал.
- Перестань, - попросил я. Мне было не до шуток.
- Ну, хорошо, хорошо, не буду. Черт с ней, с моей выдающейся карьерой. Пусть человечество плачет. Останусь мелким торгашом, зато галстук таскать не придется. Ты расскажи мне толком, что там у вас стряслось? А то ведь я одними слухами питаюсь.
- Да я сам ничего не знаю! - взорвался я. - Все прячутся от меня, крутятся, виляют! Какой-то замкнутый круг! Прокуратура кивает на администрацию президента, те - на налоговую полицию! Калошин - сам видишь, как взбеленился!
- А Егорушка наш что говорит? Егорушка-то хоть обещает помочь? Ведь они с Володей близкие друзья были. Везде в обнимку появлялись. Партнеры по бизнесу как-никак! Он-то что думает?
- Откуда мне знать, что он думает? Я сунулся к нему, а он на меня так разорался, будто я томатный соус ему на пиджак пролил. Я уже перестал различать, где друзья, где враги, к кому бежать, с кем договариваться? У меня руки опускаются!
Я и впрямь был в полном отчаянии. Либерман сочувственно покивал.
- Да, - протянул он. - Как говорят у нас в таких случаях, и рад бы занести, да непонятно кому. Брать готовы все, а реально помогать желающих нет. Скверная ситуация. Так что же вы, и заказчика еще не вычислили?
- Заказчика как раз вычислили, - отмахнулся я. - Здесь особого ума не потребовалось. Он и не скрывался. Ефим Гозданкер, да ты, наверное, и сам в курсе.
- Ефимушка? - переспросил Либерман, не отрицая своей осведомленности. - Толстячок наш? Слышал я, как же! Да только разве ж он в одиночку такой воз потянет? Это же как потрудиться надо, чтобы сам Калошин на дыбы вставал! Между нами, кому Ефимушка здесь, в Москве, нужен? Таких, как он, тут пруд пруди. Только успевай их дустом посыпать, чтоб не размножались. Нет, ему кто-то помогал, серьезные, должно быть, люди.
Он проговорил это задумчиво, словно рассуждая вслух. Я высвободил руку и посмотрел на него в упор.
- Я слышал, что он к тебе обращался, - произнес я с нажимом, пытаясь прочесть в его глазах правду.
Он не стал запираться.
- Обращался, - легко признал Либерман, отвечая мне ясным взглядом. - Несколько раз приезжал, просил свести его кое с кем в налоговой полиции.
- Ты свел?
Либерман рассмеялся.
- Зачем же я буду это делать? Свои контакты глупо кому-то отдавать, в следующий раз без тебя обойдутся. Да и какой мне резон, скажи, в ваши местные дрязги встревать? Себе дороже. Ефимушка, конечно, милый человек, нашим совместным банком в Уральске управляет, ворует в меру, лишнего не берет, с праздниками поздравляет. Но ведь и Храповицкий мне нравится. Умный парень, деловой. Самонадеянный, правда, немного, но по неопытности это случается. Плохого он мне ничего не делал, наоборот, завод у меня хотел купить, цену давал очень даже хорошую. Значит, уважает он меня, желает дружить. Зачем же я такого человека в тюрьму отправлю?
Я слышал иронию в его голосе, он явно потешался над нами и нашими проблемами, представлявшимися ему несерьезными. Но сейчас он был моей соломинкой, последней надеждой, и я цеплялся за него изо всех сил.
- Помоги, Марк, - взмолился я. - Ты же можешь!
Он взглянул в мое убитое лицо и вздохнул.
- Могу, - кивнул он. - Но только давай вместе попытаемся понять, зачем мне это надо? У меня этих регионов знаешь сколько? И везде склоки. Я от них стараюсь подальше держаться, а то увязнешь. Вы ребята молодые, горячие, вы уж там сами разберитесь, за бутылкой, кто из вас прав, а кто виноват. Водочки выпейте, морды друг другу набейте, а после помиритесь и песню спойте. Только меня не втягивайте!
Разговаривая, мы незаметно перебрались в дальний зал, где почти не было народа. Либерман остановился возле стола в углу, взял бокал красного вина, другой бокал протянул мне, пригубил и сморщился.
- Интересно, откуда Гарик это пойло берет? - проворчал он. - Этикетка на бутылке, между прочим, французская, а на вкус - такая кислятина! Не иначе, как из Армении цистернами привозит и где-нибудь в Подмосковье разливает. А простодушные россияне теряют веру в европейское качество.
Я машинально крутил бокал. Что-то в его словах и повадке не давало мне покоя. Про себя я отметил, что ни на один из моих вопросов он не дал прямого и внятного ответа, предпочитая отделываться шутками. Но дело было не только в недоговоренности и скрытых намеках, мелькавших то тут, то там. Я чувствовал, что он неспроста возился со мной, неспроста затеял весь этот разговор; он к чему-то меня подталкивал, но я никак не мог определить, куда именно. Он терпеливо следил за мной с лукавым любопытством, чуть сощурив глаза.
И вдруг что-то вспыхнуло и прояснилось в моей голове. Я ясно увидел главное, хотя всех деталей еще не различал.
- Признайся, это ты все подстроил? - спросил я, почти не сомневаясь.
Он склонил голову набок, сморщил нос и чокнулся со мной бокалом.
- Неплохо, - похвалил он. - Только не подстроил. Оркестровал. Как дирижер. Я предпочитаю музыкальную терминологию.
- Но зачем?! Зачем ты это сделал?!
- Хороший вопрос, - улыбнулся он. - Я часто себе его задаю. Зачем мне весь этот бизнес? Эти войны, нервы? Я бью, меня бьют, для чего? Я ведь очень непритязательный человек. Роскошных привычек не имею, маниями не страдаю. Я не коллекционирую картин, не увлекаюсь яхтами, не скупаю бриллианты. Я даже к одежде равнодушен. Куплю себе тридцать одинаковых рубашек, - он небрежно дернул воротник своей неизменной черной рубашки-поло, - мне их на несколько лет хватает. В общем, дело тут совсем не в деньгах: их у меня гораздо больше, чем мне нужно. Дело - в призвании. Кто-то рождается музыкантом, кто-то физиком. А я - бизнесменом. Бизнес для меня - такое же творчество, как для кого-то живопись. Я не зарабатываю деньги - я творю. Впрочем, есть принципиальное отличие бизнеса от науки и искусства. Знаешь, какое? В науке или искусстве ты должен совершать открытия, изобретать что-то новое, чего до тебя еще не было. Обязательно! Без этого ты никто. А в большом бизнесе не нужно ничего радикально нового. Это только мешает, отпугивает. Здесь надо создавать комбинации. Из подручного материала, порою самого дрянного. Но комбинации должны получаться особенные, неожиданные. Скажем, столетиями существовали магазины, и товар в них был отделен от покупателя прилавком. Но вдруг появляется один гениальный бизнесмен и убирает прилавок. И любой человек может подойти и потрогать понравившуюся вещь руками, выбрать себе сам, что хочет. Улавливаешь? Тот же товар, те же продавцы, те же покупатели, те же цены. Но происходит революция, и гений становится миллиардером. Поверь, деньги являются целью лишь для мелких барыг, которые никогда не поднимутся наверх. А в настоящем бизнесе они не цель, а оценка твоих усилий. Нажил миллион - получи в дневник пятерку. Ничего не заработал - садись, двойка. В следующий раз готовься лучше.
- Я не понимаю, какое это имеет отношение...
- А ты послушай, - мягко перебил он. - Послушай, из чего создаются произведения искусства. Что у нас было в исходных данных? В некоем богом забытом Выдропуж-ске амбициозный градоначальник Егорушка Лисецкий возомнил себя политиком мирового масштаба, от чего и у него самого, и у его окружения сразу непомерно выросли аппетиты. Денег им стало не хватать, а кормушка-то на всех одна, экая, право, неприятность. И вот за близость к Егорушкиному телу, а вернее, к охраняемой им государственной кормушке, сцепились два его фаворита. Знойный бабник Володя Храповицкий, спортсмен-любитель, и рыхлый нелюбитель, а точнее всеобщий нелюбимец, Ефимушка Гозданкер. Володя, конечно, Ефимушку одолел, надавал ему пинков и гнал его с позором от Выдропужска до самой Большой Глушицы. И вот зареванный Ефим, развесив губы, прибегает ко мне, падает в ноги и умоляет меня, человека с тонкой артистической натурой, бросить все свои дела и бегом устроить Володе мелкую гадость. А за это Ефим скажет мне большое человеческое спасибо. Если, конечно, не забудет. Ну и что, ответь, тут интересного? Где простор для творчества? Нету, - он удрученно развел руками.
- Но ты сумел что-то придумать, - подсказал я с ненавистью.
- Еще как сумел! - самодовольно подтвердил он. - Я вдруг понял, что если сюда кое-что добавить и кое с чем соединить, то получится совершенно потрясающая комбинация! Симфония. Черт возьми, мне даже жаль, что я не могу открыть тебе до конца свой замысел. Но, честное слово, как говорил товарищ Сталин, эта штука посильнее "Фауста" Гете. То, что происходит сейчас, - всего лишь увертюра, поверхность айсберга. Когда я завершу, вся ваша Выдропужская волость вздрогнет. И не она одна, а вместе с Большой Глушицей и соседним Муходранском! - он зажмурился и помотал головой, предвкушая. - Комбинации, между прочим, бывают разные. Над иными годами мучаешься. Сращиваешь, выпариваешь, пыхтишь. С тем улаживаешь, с другим. С разных сторон заходишь, а в итоге получаешь такой мизер, что не рад, что ввязался! А здесь другое. Чуть-чуть фантазии - и деньги будем грузить вагонами. Столько светит, что Березовский лопнет от зависти. Вот чем мне эта комбинация дорога. Вдохновением!
Я чувствовал, как меня захлестывает бешенство и бессилье.
- Вдохновение посадить человека в тюрьму?!
- Не ори. Как поется в опере, "тихо-тихо, пьяно-пьяно". Никто не собирается его сажать, кому он нужен? По-твоему, я для чего с тобой сейчас время теряю, все это тебе разжевываю? Для рисовки? Нет, мон шер, я не рисовщик. Я деловой человек. И делаю тебе деловое предложение. Точнее, не тебе, а тому, кто у вас там за Храповицкого остался. Ведь кто-то же остался? Крапивин, Шишкин, Дуркин, Мамкин - мне безразлично. Суть в том, что я готов купить весь Володин бизнес. Впрочем, нет, не весь, а только нефтянку. То, что прямо или косвенно связано с нефтью и горюче-смазочными материалами. Заметь, я мог бы это отнять. Я мог бы у него вообще все отнять, включая те потрясающие часы, в которых он ко мне приезжал. Но я не хочу. Я порядочный бизнесмен. Щедрый. И я желаю честно приобрести его хозяйство за... Черт, за сколько же я хочу его приобрести? - он уставился в потолок и почесал в затылке. - Ты случайно не помнишь, сколько он предлагал мне за мой завод? Десятку? Что-то в этом роде. Так вот, я готов приобрести его бизнес за пятнадцать миллионов долларов.
- Но он же стоит в двадцать раз дороже! - возмущенно воскликнул я.
- Может быть, - кивнул он. - Зато свобода бесценна.
- Какой же ты все-таки, - в ярости начал я, но он опять меня прервал.
- Гениальный? - со смехом договорил он. - Я знаю, знаю. Но все равно приятно, что ты ценишь. Позвони, когда будет что сказать.
Он хлопнул меня по плечу, поставил бокал на стол и отошел прежде, чем я успел его удержать. Некоторое время я стоял в полном оцепенении, кусая губы, потом бросился на поиски Косумова. Тот все еще возился со своей блондинкой.
- Ты почему такой злой? - спросил он у меня. - Опять поссорился с кем-нибудь?
- Душно здесь, - процедил я. - Голова болит.
- Это у тебя акклиматизация, - предположил Косумов. - Я когда к вам в Уральск прилетаю, тоже места себе не нахожу.
- Мне нужно, чтобы ты помог Храповицкому! Это вопрос жизни и смерти. Я заплачу, сколько надо.
- При чем тут деньги! Я же объяснял тебе!
- Не надо больше ничего объяснять. Просто помоги и все! Тебе же сейчас нужны бабки. Пожалуйста.
Он поскреб подбородок и посмотрел на блондинку. Она поощрительно улыбалась ему и перебирала длинными ногами.
- Я не могу так сразу обещать, - проговорил он после паузы. - Мне нужно посмотреть дело, понять, в чем там суть. Давай поговорим завтра.
- Мне приехать к тебе на работу?
- А вот на работу как раз и не надо! Все прослушивается, все записывается. Давай в каком-нибудь нейтральном месте. Только хорошем. Чтобы банька была, шашлык. - Он опять оглянулся на блондинку и понизил голос: - Телки там разные. Организуешь?
- Конечно! - пообещал я, даже близко не представляя, как я это устрою.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
- Ты знал, что он перекрутился, знал! - горячо обличал я Артурчика. - Посылая меня на эту армянскую гулянку, ты должен был меня предупредить!
Строго говоря, Артурчик не был мне должен вовсе, но я был так возмущен предательством Калошина, что не мог сдержать обиду и выплескивал ее на курчавую, ни в чем не повинную голову моего нового товарища. Это было на следующий день после праздника в "Интеллектуальных системах", когда мы с Артурчиком мучительно выбирались из пробок в центре города, направляясь на встречу с Косумовым. Рабочий день еще не закончился, но Кутузовский проспект уже был забит транспортом.
- Друг мой, - тщетно пытался урезонить меня Артурчик, осторожно отодвигаясь от меня на заднем сиденье. - Тебе не кажется, что ты слишком нетерпим к людям? Ну, почему мой уважаемый руководитель перекрутился? Потому что он, сломя голову, не убежал с торжественного мероприятия, которое ты уничижительно именуешь армянской гулянкой? И не попытался немедленно вызволить из тюрьмы твоего шефа, чью широко известную фамилию я, прости, ненароком забыл? Ты не допускаешь мысли, что у моего руководителя могли быть другие дела, более важные?
- Не было у него никаких дел! - упорствовал я. - И фамилию ты не забыл, а нарочно меня дразнишь. Калошина главой администрации назначал Березовский, а тот со всеми потрохами продался Либерману, это называется "перекрутился"!
- Ну, вот опять! - застонал Артурчик, картинно закатывая глаза, как он это делал, когда изображал возмущение. - Почему ты во всем видишь только плохое? Кто тебе сказал, что в основе отношений Либермана и моего достойного руководителя лежит корысть?
- Надеюсь, ты не станешь меня убеждать, что Калошин прыгает перед Либерманом бескорыстно? Так сказать, для общефизической подготовки. Много, знаешь ли, кабинетной работы, времени на спортивный зал не хватает, вот он и пользуется каждой минутой, чтобы размяться.
Артурчик с тоской посмотрел в окно на вереницу застрявших машин, убедился, что ближайшие полтора часа нам предстоит провести вместе, и состроил гримасу отчаяния.
- Ну, если на то пошло, это Либерман прыгает перед Калошиным, а не Калошин перед Либерманом, - проговорил он с долей обиды за начальника. - Хотя, окажись на месте Калошина человек менее последовательный, ситуация была бы именно такой, как ты ее описываешь. Ведь "Русская нефть" - это государство в государстве: куча денег, купленные депутаты, купленные чиновники; к тому же, единственная олигархическая структура, имеющая прямое влияние на коммунистов. А кто для нас сейчас страшнее коммунистов? Только атомный взрыв. Ребята из "Русской нефти" это прекрасно понимают и бессовестно нас шантажируют. Они же когда-то сами были комсюками и работать начинали на партийные деньги, а теперь тайно финансируют левых. Каждый раз, когда в Государственной Думе нужно зарубить ту или иную нашу инициативу или провалить закон, они просто дают отмашку - и дело сделано. У них существует скромный бизнес-план: стать монополистами по добыче нефти, и они его последовательно воплощают.
- Но они же и без того лидеры, - покачал я головой.
- А разве ты не замечал, как наши доморощенные капиталисты ненавидят свободный рынок? В этом с ними никакие левые не сравнятся. Была бы их воля, они бы всех конкурентов пересажали, а еще вернее - под расстрел бы пустили. "Русской нефти" для достижения полного господства нужно опередить Березовского и отхватить "Объединенную Сибирскую нефтяную компанию", которую сейчас, под выборы, готовят к залоговому аукциону. Это трудно, не спорю, но вполне реально, особенно если выкрутить нам как следует руки, чем они, собственно, и занимаются.
- Вряд ли Березовский позволит им себя обскакать.