Из статьи я узнал, что десять лет назад Маллен женился на некоей Вайолетт Чепс и имел сына и дочь. Он учился в Кембридже. Его любимыми развлечениями были зимние виды спорта и охота на крупных зверей. Вообще-то в тексте статьи не было ничего интересного. Я отправился в Британский музей и прочел все, что смог найти о Маллене. Книги и статьи, просмотренные мной, рассказывали только о его подвигах. Было очевидно, что этот человек обладал львиной храбростью и никогда ничего не боялся. По данным "Кто есть кто", его единственным лондонским клубом был Клуб путешественников. Это дало мне зацепку, которую я искал: я знал одного старого и очень богатого человека, женатого на молодой красивой женщине, который был моим клиентом. Однажды я встретился с ним в Клубе путешественников. Я легко мог найти предлог встретиться с ним и в удобный момент без труда перевести разговор на Маллена.
Я пришел в контору в половине двенадцатого.
Страх из-за однофунтовых банкнотов терзал меня все утро, и я был очень взволнован, когда входил в холл. Меня радостно встретила молоденькая секретарша, которая могла бы выиграть множество конкурсов красоты, если бы не была такого маленького росточка. Я направился в кабинет, который делил с Перси Готчем.
Страховая компания "Уэдлейк" занимает целый этаж старинного дома. Несомненно, его в скором времени снесут, чтобы заменить одним из многоэтажных зданий, конечно, очень чистых и хорошо вентилируемых, но уж очень похожих на огромные ящики из стекла и бетона. Уже больше двадцати лет я входил в это здание и выходил из него. Кабинеты дирекции и начальников отделов находились с одной стороны, справа от лифта. Там были мой кабинет, кабинет директора лондонского отделения, секретариат, бухгалтерия, юридический отдел и актуарий. Все эти помещения были разделены толстыми стенами. На каждой двери на квадратном матовом стекле черными буквами были написаны фамилии и должности. Слева от лифта размещались остальные службы.
Хотя я прихожу на работу каждый день, порой я по нескольку недель не вижу никого из руководства.
Прежде всего я хотел узнать детали об однофунтовых купюрах, а Готч, конечно, знал все необходимое. Едва открыв дверь, я чуть не прокричал свой вопрос. Он сидел во вращающемся кресле. Это был высокий худой мужчина с серебряными волосами, изрезанным глубокими морщинами лицом, торжественным, как у патриарха, и производящим обманчивое впечатление мудрости. Я никогда в жизни не встречал человека, до такой степени лишенного чувства юмора. Несмотря на благородную внешность Готча, он был самым нудным из всех моих знакомых, но зато он знал все, что возможно, об "Уэдлейке" и, думаю, о страховом деле вообще. Его мозг - настоящий склад фактов и прецедентов. Всякий раз, когда у нас бывали проблемы с определением типа страховки, он называл причины, по которым выгоднее принять то, а не иное решение. Думаю, он помнил все судебные дела, которые вела фирма. У него были очень бледные голубые глаза, выглядевшие странными и совершенно бесцветными, когда солнце светило на них прямо. В то утро они как раз были на свету. В шестьдесят четыре года он не носил очков.
- Добрый день, Перси, - сказал я.
Он вытянул шею, словно его ослепляло солнце, но он прекрасно видел, кто вошел.
- Я… О, Боб! Здравствуй. Должен признаться, я рад, что ты пришел, - произнес он тоном, явно означавшим "что ты соизволил прийти".
- У тебя была работа? - спросил я.
- Выше головы.
- Печально слышать, - заметил я, сняв шляпу и вешая ее на вешалку. - Дело Маллена?
- Дело Клайтона, - уточнил Готч. - Но это еще не все. В воскресенье умер старик Кармоди, и сложности…
Я был в курсе дела Кармоди. Он был одним из тех бизнесменов старой школы, что руководят дюжиной компаний, не соглашаясь превратить их в акционерные общества. Все понимали, что в тот день, когда он умрет, ситуация станет жутко сложной, придется все изучить, проверить, кто получит суммы по сотням страховок, многие из которых были заключены лет пятьдесят назад. Речь шла о гигантской работе, но настоящей проблемы не было. Конечно, Готч рассматривал дело под другим углом.
Я дал ему поговорить несколько минут. В это время я пролистывал досье, сложенные на моем столе. На лежавшей сверху папке было написано: "Клайтон". Значит, мне придется им заниматься. Я был уверен, что Готч позаботился, чтобы Харрисон положил досье на мой стол. Готч предпочитал заниматься дюжиной дел Кармоди, чем одним делом, связанным с убийством.
- …а вчера утром мне пришлось ехать в Эшер, - сказал он хныкающим голосом. - Полиции была нужна помощь. Этот Плейделл!
- Что он еще сделал?
- Этот человек просто невыносим, - заявил Готч. - Допрашивать, опять допрашивать, все время допрашивать…
- О чем? - спокойно спросил я.
- Обо всем, - с отчаянием ответил Готч. - Он как будто считает нас ответственными за тот тип сейфа, в котором миссис Клайтон хранила свои вещи. Это его беспокоило больше всего… Он хотел, чтобы миссис Клайтон дала ему полный список того, что лежало в сейфе. Он не переставал донимать ее своими расспросами, а меня попросил проверить и удостовериться, что она перечислила все, что застраховала. Бедная женщина была в отчаянии, но Плейделл не хотел оставить ее в покое. Я считаю, что это ярчайший пример крайней жестокости.
Мне стало трудно дышать.
- Должно быть, у него были свои причины, - сказал я. - Он серьезный тип.
- Это ты так думаешь.
- У миссис Клайтон был полный список того, что она хранила в сейфе?
Обычно такого рода вопросы задают с циничным смешком, потому что никто не имеет полного списка ценностей, хранящихся в домашнем сейфе. Об этом имеют общее представление. Просто невероятно, сколько женщин "могли бы поклясться", что положили дорогостоящее колье или кольцо в сейф, а потом "обнаруживали" их в шкатулке для драгоценностей, стоявшей на туалетном столике на виду у слуг. Даже осторожная и аккуратная хозяйка, хранящая свои самые дорогие вещи в закрытом на ключ ящике, больше полагается на свою память, чем на список, но ведь с годами память ослабевает. Однако в моем вопросе не было никакого цинизма. Я дожидался ответа Готча.
- Разумеется, нет, - сказал он.
- Вообще никакого?
- Абсолютно.
Я почувствовал, как спадает напряжение.
- А деньги в сейфе были?
- Почти двести фунтов в однофунтовых купюрах, - ответил Готч.
С натянутыми нервами я ждал дополнительного объяснения, что у банка есть список номеров банкнотов, но мой коллега промолчал. О спрятанных под полом моей квартиры пятифунтовых бумажках я больше не думал.
- Хорошенькая сумма, - сказал я, надеясь, что Готч не заметил моих губ, поджатых на короткое мгновение, предшествовавшее следующему вопросу. - Номера известны?
- Что?
- Номера банкнотов известны?
Почему сегодня этот дурак был тупее, чем обычно?
- Не слишком ли ты оптимистичен? - с презрением спросил он. - Разумеется, нет. Такая женщина никогда не отмечает даже чеки, которые подписывает. Она…
- И в банке списка тоже нет?
- Нет, - ответил Готч.
- Как получилось, что у нее оказалось столько денег?
- Вообще-то они не ее, а ее брата. Ему повезло на скачках в Хейдок-парке. Он выиграл двести фунтов, может быть, даже больше, и попросил у сестры разрешения положить их в ее сейф.
- Простой способ делать деньги, - заметил я.
Я чувствовал огромное облегчение. Если деньги пришли от букмекера, почти наверняка никто не записывал номера банкнотов. Это могло объяснить и присутствие пятифунтовых купюр; возможно, они были не опаснее других. Я так обрадовался, что Боб унес с собой не заряд динамита, что несколько минут не задавал вопросов. Я рассеянно пролистал досье Клайтона и отчет Готча, приложенный к нему. Его отчеты похожи на него: жутко нудные и набиты деталями и банальными рассуждениями.
- Как думаешь, они предъявят рекламацию на что-либо, кроме бриллиантов и денег? - спросил я.
- Вряд ли, - ответил Готч. - Нужно доказать, что все бриллианты были там, и все.
Я едва не сказал: "Да, они там были".
Мои губы раздвинулись, готовые произнести эти слова, даже прежде, чем я осознал, что собираюсь говорить. Мной снова овладел страх. Что со мной, черт возьми? Такого со мной еще не бывало! Я всегда говорил себе, что риска совершить ошибку не существует. И вот я чуть-чуть не выдал себя. Я почувствовал, что мой лоб покрылся ледяным потом, но Готч, кажется, этого не заметил. На его столе зазвонил телефон, избавивший меня от продолжения разговора. Я закрыл досье Клайтона, снова открыл его и начал внимательно читать отчет Готча. Он записал все, о чем его спрашивала полиция, и было очевидно, что Плейделл очень хотел узнать, было ли в сейфе что-либо еще. Некоторые фразы наводили на мысль, что он в этом уверен. Если это было именно так, то эта мысль, несомненно, родилась в его голове от сложившегося у него впечатления о миссис Клайтон. "Он, - подумал я, - главным образом хотел получить возможно более полный список похищенного в надежде, что вор проявит неосторожность с той или иной вещью".
- Кажется, мне осталось мало работы, - сказал я, когда Готч положил трубку.
- Не строй себе иллюзий, - возразил он. - Плейделл зайдет к тебе в полдень. Кажется, он что-то нашел и хочет поговорить об этом с тобой.
Я вовремя удержался, чтобы не спросить: "Почему со мной?"
Я посмотрел на часы: было без десяти двенадцать, а Плейделл отличался пунктуальностью. В обычный день я бы не волновался, но этот был необыкновенным, и, что было куда страшнее, я не мог больше быть уверенным в самом себе. Плейделл замечает и внимательно анализирует любое неудачно сказанное слово. Один вопрос крутился у меня в голове, как будто без него не хватало забот.
Почему этот детектив хотел увидеть меня?
11
Просьба о помощи
Когда секретарша предупредила меня о приходе детектива из Скотленд-Ярда, я вышел из кабинета ему навстречу. Я увидел его в самом узком месте коридора, и он показался мне огромным. Еще он показался мне старее, чем в тот момент, когда я увидел его на вокзале Ватерлоо. У него был мрачный вид, как будто он все время ожидал, что дела пойдут плохо и над ним станут насмехаться. Его рукопожатие было энергичным. Ничто не говорило, что он пришел допрашивать меня как подозреваемого, для этого не было никакой причины, но страх глубоко въелся в меня.
Плейделл редко приходил в контору. Обычно я встречался с ним на месте кражи или в Скотленд-Ярде. Я всегда считал, что он приходил сюда, желая отдохнуть от атмосферы Ярда. Но мне было трудно убедить себя, что и сегодня он пришел по той же причине.
Готч вышел. Харрисон послал его встретиться с клиентами, догадываясь, что я захочу остаться в кабинете один. Я поговорил по телефону с Харрисоном, не видевшим ничего необычного в том, что случилось.
- Садитесь, суперинтендант, - сказал я, указывая на кресло, и в ту же секунду отметил, как удобно оно стоит: солнце как раз светило в лицо детективу.
Сам я сел перед окном так, чтобы Плейделл не мог видеть мое лицо достаточно четко.
- Готч мне сказал, что вы не совсем удовлетворены делом Клайтона. Если я могу вам чем-либо помочь…
- Не знаю, можете вы помочь или нет, - ответил он.
В моем кабинете было очень жарко, и суперинтендант расстегнул ворот рубашки. Он взял сигарету из серебряного портсигара, который я ему протянул.
- Спасибо. Вы хорошо знаете миссис Клайтон?
- Почти совсем не знаю, - ответил я. - Я ее встречал раз или два в то время, когда мы готовили документы по страховке. Ее мужа, конечно, я видел чаще.
- Вы его знаете?
- О, нельзя сказать, что знаю по-настоящему, - ответил я.
Я не видел опасности в вопросах этого рода, однако у меня было ощущение, что Плейделл пришел ко мне со вполне определенной целью. Думаю, если бы я почти не выдал себя в разговоре с Готчем, эта беседа доставляла бы мне удовольствие, тем более что теперь я знал, что однофунтовые билеты, отданные мной Бобу, не представляют никакой опасности. Но сейчас мне надо было взвешивать все мои слова, в то же время делая вид, что отвечаю без затруднений.
- Однажды я обедал с ним, - сказал я. - Он показался мне хорошим парнем.
- Вы знали Маллена? - спросил Плейделл.
К чему он клонит? У меня появилось чувство, что мне не хватает воздуха, и я спросил себя, сумею ли вести себя нормально в ходе этого разговора.
- До того как прочитал газеты, я даже не подозревал о его существовании, - ответил я. - Помню, было написано, что он награжден за героизм крестом Виктории… В общем, ужасно, что такой человек умер подобным образом.
Плейделл смотрел на меня проницательным взглядом. Дым, поднимавшийся от сигареты, образовывал завесу перед его глазами, что придавало им почти зловещий вид. Я заставил себя перестать играть с портсигаром. Одно во всяком случае утешало: Плейделл смотрел на меня против света.
- Да, - согласился он. - Это невероятно.
- Что невероятно?
- Я не могу найти никого, по-настоящему знавшего Маллена.
- Не понимаю, почему его должен знать я?
- Вы не сталкивались с совпадениями? - спросил он тоном, явно показывавшим, что он говорит, только чтобы провести время, хотя думает совсем о другом. - Вы знаете кого-нибудь, кто знал его?
- Нет, - ответил я, думая о старике из Клуба путешественников. - Впрочем, я не задумывался об этом. Фамилия показалась мне знакомой, когда я увидел, что Маллен был награжден крестом Виктории, но полагаю, что само по себе его имя у меня ни с чем не ассоциировалось. Я не очень хорошо вас понимаю… Почему вам не удается найти кого-нибудь, кто его знал?
- Он много лет провел за границей, - заявил Плейделл, - и вернулся всего две недели назад.
- Я где-то читал, что у него есть жена?
- Была, - поправил суперинтендант.
- Она умерла?
- Развелась.
- О, - сказал я и почти добавил - почему.
Мне показалось, теперь я могу продемонстрировать, что не заинтересован разговором и даже что он начинает мне надоедать. Я стал водить пальцем вдоль края портсигара, наблюдая за Плейделлом, продолжавшим пристально смотреть на меня. Мне не нравилось то, как он на меня смотрит, и я все больше убеждался, что его мысли приняли угрожающее направление. Это была почти передача мыслей: он хотел дать понять, что считает, будто я знаю о деле больше, чем показываю. Я не мог бы объяснить, что чувствовал: возможно, это была интуиция или просто мнительность. Плейделл, казалось мне, пытался дать понять, что если бы мог, то задавал бы совсем другие вопросы. Я вспомнил о длинном разговоре, который состоялся у нас с ним однажды за обедом, когда он рассказал мне о важной роли психологии в изобличении преступника, особенно не профессионала, например человека, убившего всего раз в жизни. Главное в общении с подозреваемым или тем, кто может им стать, как он мне заявил, - вызвать у него тревогу. Настороженный или неуютно чувствующий себя человек скорее совершит ошибку. Он рассказал мне, как сломил сопротивление одного человека, звоня ему по телефону ежедневно в течение семи месяцев, правда, всего раз в день, чтобы задать тот или иной невинный вопрос. Таким был склад ума Плейделла. Он спокойно сидел в кресле, не говорил ничего особенного, а я думал о человеке, снимавшем трубку телефона всякий раз, когда он звонил, и приходившем в ужас при мысли, что услышит голос Плейделла. Тот человек покончил с собой. Он предпочел это суду, который, скорее всего, привел бы его на эшафот.
- Я не хотел бы выставлять вас за дверь, суперинтендант, - сказал я, - но мне нужно заниматься многими срочными делами…
- Вы свободны, чтобы пообедать? - спросил он.
Его вопрос настолько удивил меня, что мне пришлось поторопиться с ответом. Я должен был выбрать немедленно: сделать вид, что слишком занят работой, или принять это неожиданное приглашение.
- Не могу себе позволить засиживаться, - ответил я, - но час найду.
- Прекрасно, - произнес Плейделл. - Пойдем в "Симпсонс"?
Я знал, что Плейделл иногда приглашал людей на обед, в том числе и меня, но чаще все-таки бывало наоборот: обычно полицейский рассчитывал, что счет оплатит бизнесмен. Но я никогда не слышал, чтобы он приглашал кого-нибудь в такое шикарное место, как "Симпсонс". Обычно он выбирал ресторанчики и бистро, где кормят хорошо, а цены не слишком высоки. Правда, "Симг^онс" находился как раз напротив нашей конторы; может быть, этим объяснялось его приглашение.
- Очень любезно с вашей стороны, - сказал я.
- Я ведь должен вам один обед, - заявил Плейделл, но не встал.
Было почти половина первого. Он медленно произносил каждую фразу, и мне казалось, что он делает это с целью.
- Что же все-таки произошло с Малленом? - спросил я.
- Кажется, его убили, потому что он застал вора.
- А разве это не так? - удивился я, пристально глядя на него.
- Пока я этого не знаю.
Меня бы не удивило, если бы он спросил: "А вам что-нибудь известно?" Я был почти уверен, что он скажет, будто я знаю о деле больше, чем должен бы. Он старался напугать меня, лишить возможности ясно рассуждать, и мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы казаться не слишком заинтересованным делом.
- Но улики ясно показывают…
- Какие улики? - перебил он меня.
- Газеты пишут…
- Журналисты этого не понимают, но часто пишут то, что хотим мы.
- Я не ставлю это под сомнение, но Готч, кажется, уверен, что вор убил, чтобы не попасться.
- А вы согласны с Готчем?
- Нет, я так не считаю, - ответил я с усилием, настолько у меня пересохло в горле.
- Я тоже, - отозвался Плейделл.
Он раздавил сигарету, которую курил очень долго, потому что практически не подносил к губам.
- Первое правило расследования, проводимого полицией и, как я полагаю, страховой компанией тоже, никогда не верить очевидному, если это нельзя доказать, - заявил он, и его губы сложились в слабую улыбку. - Фактически мы очень мало знаем о Маллене.
- Я, во всяком случае, не знаю практически ничего.
- Знаете, чем можете мне помочь? - вдруг заторопился Плейделл, и я понял, что он подошел к истинной цели своего визита. - Постарайтесь узнать о нем все, что сможете. Его сестра могла бы рассказать о нем больше, чем кто бы то ни был. Вы найдете предлог навестить ее?
- Э-э… Миссис Клайтон?
- Да.
- Я не должен…
- Нет, я вас не заставляю, но Готч не хочет к ней ехать, - сказал Плейделл, и его лицо расплылось в улыбке. - Вчера он ясно дал мне это понять. Никогда бы не подумал, что у Готча чувствительное сердце. В любом случае он не тот человек, который нужен для этого. Он не способен хранить тайну. У него не тот склад ума… он не так ловок, как вы.
- К чему вы клоните? - спросил я.
Я жалел, что в комнате так жарко, а улыбка Плейделла начинала меня раздражать.
- Ну что ж! - начал он. - Когда от человека нужно что-то получить, приходится быть с ним любезным. Видите ли, Кент, Маллен прожил за границей более шести лет. Его бывшая жена, вторично вышедшая замуж, до сих пор живет в Кении. Мы не можем ее допросить, а друзей у Маллена, кажется, не было. Знакомых много, а друзей нет. Его сестра, по всей видимости, единственный человек, знающий о нем то, что я хочу выяснить. Вас не смутит, если я буду говорить с вами совершенно откровенно?
- Мне это нравится больше.