* * *
Этого могло и не произойти, если бы я была немного спокойнее в тот день. Все началось в кабинете гинеколога.
– Теперь одевайтесь, – сказала врач. Я зашла за ширму и стала натягивать на себя юбку.
– Ничем не могу вас обрадовать. Я бы посоветовала лечь на сохранение. Больница у нас неплохая. Там витаминки проколят, папаверин, или еще чего пропишут, может, гормоны какие-нибудь… Понаблюдаетесь. Без этого я не могу отвечать за вас. Что вы на это скажете? – спросила она.
– Не знаю даже, – ответила я. – Это так неожиданно.
– Я не говорю, сейчас. Подумайте денек-другой, подготовьтесь, а потом мне позвоните.
На улицу я вышла с чувством тревоги: начало беременности, а меня уже хотят положить на сохранение. Нелегко будет выносить этого ребенка…
Медленно двигаюсь к метро по туманной улице, мимо мрачных зданий с мутными стеклами – и на душе у меня муть. Свинцовое небо все в пробоинах, просветах…
Моросил дождь, и дул ветер, но я не чувствовала его порывов, и капли дождя, что смешивались со слезами, не могли намочить меня…
Такая давка при входе в метро. Я обхватила живот руками – не дай бог, кто-нибудь заденет.
Эскалатор вдруг дернулся, послышался жуткий скрежет, и меня сильно качнуло в сторону. Я едва успела вцепиться в поручень. Стало так страшно. На секунду показалось, что подо мной разрывается лента эскалатора, и я падаю в эту мясорубку. Железные механизмы размалывают меня на мелкие части, окрашивая все кровью…
Но ничего не случилось, через минуту эскалатор опять плавно и бесшумно понес меня вниз.
Всю дорогу к офису я заставляла себя двигаться медленно, словно шла по заминированному полю, и по спине у меня стекали капли холодного пота. Вдобавок ко всему, переходя дорогу, я чуть не попала под автобус…
Сегодня позвоню врачу и дам согласие. Лучше полежать несколько недель в больнице, чем такие нервяки ежедневно. Наплевать мне на офис, наплевать на Дениса с Ингой – пусть хоть затрахаются. Хочу тишины и спокойствия, и чтобы кто-нибудь заботился обо мне. Пусть эта забота оплаченная, я все равно и такой не знала…
Бывают дни – лучше не вылезать из постели. Вот и сегодня – все словно сговорились против меня…
Работать никто не начинал, так как Инга демонстрировала свой свежий маникюр – белый френч со стразами. Потом достала новые духи "Paco Rabanne" и всем дала понюхать.
Вера и Наташа слушали так, словно принцесса соизволила снизойти до них, глядя на нее с подобострастием и затаенной завистью.
Из-за беременности появилась непереносимость почти всех запахов. Инга сегодня пахнет духами с пачулями, что ассоциируется у меня с похотью и борделем…
Наташа принимает ванну, наверное, не реже других, но от нее вечно несет потом. Сегодня особенно нестерпимо. Вера пахнет карамелью и имбирем, запах приторный и тяжелый…
– Мы собираемся работать сегодня? – не выдержав, спросила я.
– Да-да, – ответила Вера и юркнула на свое место.
– У меня вчера не сошлось, – принялась жаловаться Наташа и повисла надо мной.
Меня мутило от ее запаха, и я ничего не могла понять из того, что она объясняла. Почему эта глупая, мерзкопахнущая оглобля должна висеть надо мной?
– Даже элементарные вещи я должна всем разъяснять! Почему? Вы мне не подскажете? – резко спросила я. – И почему столько времени уходит на болтовню? Мало того, что перекур длился целых полчаса, так еще на рабочем месте у вас тусня!
Все потупили глазки в пол, как провинившиеся детки.
– Почему такой беспорядок на рабочих местах? – закричала я. – Посмотрите на мой стол! Ваше рабочее место должно выглядеть так же!
Я подошла к Вере и смела рукой все, что было на ее столе. Кулек с конфетами, пудреница, заколки с расческой – все полетело на пол. Пудреница разбилась, и облачко пудры повисло в воздухе.
Я повернулась в сторону Инги, та схватила мобильный и духи. В углу ее рабочего стола лежала кипа журналов: "Vogue", "Cosmopolitan".
– Такие журналы читают в свободное время! Здесь им не место! – крикнула я и смахнула их на пол.
Я полностью слетела с резьбы и устроила такой разнос… Их ненавидящие взгляды доставили мне острую радость, наверное, именно в этом я и нуждалась. Оглядев всех насмешливо, я спросила:
– Достаточно? Или продолжить?
– Достаточно, – ответила Наташа. – Сразу рабочее настроение появилось.
Они уткнулись в компьютеры. У меня же от этой встряски опять заломило поясницу. Все! Звоню врачу! Ни дня больше не буду работать!
Только я взяла мобильный и хотела выйти в коридор, как раздался звонок. Номер шефа. Я ответила. Он пригласил меня к себе в кабинет. Его голос ничего хорошего не обещал. Похоже, сейчас моя очередь получать разнос. Что случилось? Почему именно сегодня?
Тут я заметила злорадный блеск в глазах Наташи. Она что-то знает или догадывается?
Я молча вышла. Перед дверью шефа колени предательски задрожали. Интересно, что они вчера накосячили?
Открыла дверь. Шеф поздоровался и кивком показал мне на кресло.
– Можно узнать, почему вчера офис закрылся на час раньше положенного времени? – спросил он резко.
Вот этого я не знала. Эти овцы даже не удосужились меня предупредить.
– У меня вчера поднялось давление, по этой причине я не могла продолжать работать. Из-за этого и ушла немного пораньше, – виновато ответила я.
– Допустим. Хоть это не оправдание. У вас же нет бюллетеня.
– Могу принести. Сегодня утром я была у врача.
– Я вам верю, но вопрос не в этом. Почему остальные разбежались? Как такое могло произойти?
Что тут ответить?..
– Я все выясню, – пообещала я. – Сама устала от раздолбайства, что творится в нашем офисе, но я не надсмотрщик…
– Это еще не все. Не понимаю, что случилось в последнее время? Ни одной работы я не получаю вовремя. Так дальше не может продолжаться! В противном случае, отдел придется расформировать, а сотрудников распустить. Как иначе? Мне не из чего вам платить зарплату.
Он продолжал что-то нудно объяснять, но я пропускала все мимо ушей. Это сейчас не важно. Меня мучило, как бы поделикатнее сообщить, что у меня направление в больницу?
– Надеюсь, что в дальнейшем мы не будем возвращаться к этому вопросу. Идите работать! Разговор окончен.
Сказал он это повелительным тоном, который я терпеть не могу, особенно сегодня. Тут я не выдержала:
– Какое вы имеете право со мной так разговаривать? Я взрослая женщина и не собираюсь выслушивать все это!
– Что? Ты что о себе возомнила?! Мне ничего не стоит сделать так, чтобы ты в одну секунду вылетела из офиса!
– Прошу вас меня не тыкать! – заорала я. – Я и так собиралась уходить. Меня завтра кладут на сохранение. Я беременна.
– Ты… беременна? О, Господи! И кто же счастливый папаша? Свадьба когда? – с усмешкой спросил он.
От его наглой ухмылки меня всю затрясло. Старый мудак! Как он смеет?!
– Что вы себе позволяете? Никакого уважения к моему положению, – уже в голос кричала я. – Когда свадьба? Вас это не должно волновать, вас никто бы и не пригласил!
– Да не смеши меня! – махнул он рукой. – Какая свадьба? Никакой свадьбы и не будет.
– Это еще не известно, – сказала я неуверенно.
– Известно. Затащила мужика в постель… Молодец! Аплодирую! – и в сторону добавил. – И как у бедняги встал-то на такого мамонта?
– Это касается только меня, – сказала я резко.
Поняв по выражению моего лица, что хватанул через край, и, чтобы смягчить ситуацию, шеф добавил:
– Поздравляю с будущим наследником! Будет папа или нет – это не важно. Главное, что ты будешь матерью.
– Папа будет! – в бешенстве крикнула я. – Мне нужно идти! Завтра я ложусь в больницу на сохранение. Уволить вы меня не смеете. Только попробуйте! Существует закон против дискриминации. Надеюсь, вы слышали?
– Не слышал, милая, – ответил шеф. – И тебе не советую слышать.
– Не слышали, так услышите! – развернувшись, я двинулась на выход.
– Не думаю! Попробуй только заварить кашу. По миру пущу! – захлебываясь слюной, кричал шеф, догоняя меня.
– Не разговаривай со мной так, старый осел! – прошипела я.
– Ты мне порядком надоела! Убирайся отсюда! Со своим ублюдком! И держись от меня подальше! – он выскочил за мной в коридор.
Единственное слово может в корне изменить жизнь одного человека, а другого человека – погубить…
Не назови он моего ребенка ублюдком, я, может, через неделю забыла бы эту историю и, вернувшись из больницы, продолжала работать здесь. До этого момента ни одно слово сильно не затронуло меня. Ну психанули мы с шефом, обменялись любезностями – с кем не бывает?
Но назвать моего ребенка ублюдком! От этого у меня помутнело в глазах, и сбилось дыхание…
"Мой ребенок не ублюдок! У него есть отец!.." – хотелось крикнуть мне, но вместо этого я развернулась и плюнула шефу в лицо.
– Вот мой ответ!
– Еще бы, – ответил ошарашенный шеф. – Тебе ведь сказать нечего. Он достал платок и, вытирая лицо, продолжал:
– Прижила с кем-то ублюдка… подстилка…
Тут словно бес вселился в меня! Мы стояли наверху лестницы. Я замахнулась сумкой и, изо всей силы, ударила ею шефа по спине. Он, не удержавшись, кубарем слетел вниз с лестницы, подпрыгивая как мячик.
– Получил свое? – крикнула я вслед.
Выглядело это забавно, и меня разобрал смех. Дверь отворилась, все выбежали в коридор. Я стояла и смеялась до слез, а шеф лежал внизу, как тряпичная кукла. Только тут я заметила, что он не шевелится.
Поднялся такой переполох! Кто-то пытался поднять его, кто-то звонил в "скорую" и милицию. Кто-то задавал мне вопросы.
– Отстаньте все от меня! – в истерике закричала я.
От меня отстали. В ушах появился шум, который постепенно нарастал. Сдавило виски, не хватало воздуха. Вокруг все было как в тумане. Не верилось, что происходящее реально…
Хотелось проснуться. Я ущипнула себя и… не проснулась…
Меня всю затрясло… Хочу остановить эту дрожь, но не могу. Мне уже кажется, что трясется все здание и трясет всех вокруг. Еще немного, и я закричу или кинусь на кого-нибудь. Я стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони…
Никто не обращал на меня внимания. Вначале приехала скорая помощь. Врач присел на корточки рядом с лежащим без движения шефом, потрогал пульс, ощупал кости черепа, рук и ног, наложил шину. Пока он накладывал шину, шеф пришел в себя. Я обрадовалась, что не убила его, хоть он и заслуживал смерти.
Санитар задавал вопросы, а Наташа отвечала, кивая головой в мою сторону. Тот смотрел на меня сурово и с осуждением, но меня это не трогало. Я стояла немая и неподвижная – все чувства во мне окаменели…
Приехала милиция. Сотрудники выслушали врача, задали вопросы всем присутствующим, осмотрели пришедшего в себя шефа.
Потом двое сотрудников подошли ко мне и попросили следовать за ними. Я поплелась следом покорно, как овца, обреченная на заклание. Ожидала, что на меня наденут наручники, но обошлось без них.
В машине ехала молча, на меня словно напал столбняк. Не в состоянии выйти из ступора, полностью безучастная, я сидела, уставившись в пол.
И это в тот момент, когда мне так нужны хитрость и притворство. Как я ни старалась, ничего не могла с собой поделать.
Из разговор сотрудников я узнала, что шеф получил множественные переломы и сотрясение мозга. Статья сто восемнадцатая: причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Это если адвокат докажет, а то могут расценить и как умышленное.
В отделении, как заводная игрушка, я выполняла все, что от меня требовали. Меня сфотографировали, откатали пальчики, сняли показания, завели дело…
Дали подписать какие-то бумаги и я, не читая, подписала…
После всех процедур попросили посидеть в коридоре, предупредив, что вызовут на допрос.
Я уселась рядом с толстой бабой, та с любопытством разглядывала меня. Сильно болела поясница, знобило, ломало, я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то согреться.
– Это ты мужика с лестницы скинула? – спросила баба.
Тут новости распространяются со скоростью звука. Я кивнула в знак согласия, и что-то, похожее на уважение, промелькнуло в ее глазах.
– Жив? – спросила она.
– Жив.
– Тогда "коси под дурку", – посоветовала баба.
– Что? – не поняла я.
– Скажи, что клинит временами, пусть проверят, – пояснила она. – Если что, полежишь в психушке…
От этих слов я поморщилась. Мне всегда казалось, что если попадешь туда, то обратно уже не выберешься. В представлении этой бабы психушка была чем-то вроде пятизвездочного отеля…
Целый час, пока не вызвали на допрос, она втирала мне, как себя вести. На всякий случай я прислушивалась, превозмогая страшную головную боль и ломоту в спине…
На допросе попыталась изобразить себя жертвой: травма головы в грудном возрасте, тяжелое детство, отец-алкоголик (это мои фантазии, но пусть проверят, если не лень), раздвоение личности… Заостряю внимание на приступах раздвоения личности.
– Объясните, в чем проявляется раздвоение личности? – попросил следователь.
– Вспышки агрессии, а после них я почти ничего не помню, – ответила я. – Постоянный внутренний диалог, резкая смена настроения.
Неожиданно меня пронзила такая острая боль, что в глазах потемнело. Я попыталась схватиться за стол, но силы покинули меня. От страха хотелось крикнуть, но вместо крика получился лишь слабый хрип. Ослепленная болью, я провалилась в черную пустоту беспамятства…
* * *
Вой сирен, гул голосов, хлопающие двери… Шум каталки по коридору…
Вдруг яркий свет полоснул по глазам. Склоненные силуэты в зеленых халатах. Запах эфира. И опять тьма…
Потом я услышала женский голос:
– Смотрите-ка, пошевелилась. Похоже, она приходит в себя. Нужно позвать Игоря Владимировича.
Чьи-то руки подоткнули одеяло и поправили мне подушку.
Послышались шум приближающихся шагов и мужской голос:
– Пришла в сознание? Доктор осторожно приподнял мне веко:
– На свет реагирует. Хорошо. Проверим пульс. Я почувствовала, как его рука прикоснулась к запястью.
– Пульс уже лучше.
Приоткрыв глаза, попыталась вспомнить, как я тут оказалась? В памяти прокручивались обрывки того дня: следователь, допрос, шеф, распластанный на полу…
Что-то еще? Было что-то еще очень важное…
– Игорь Владимирович, она глаза открыла!
Это было последнее, что я услышала, прежде чем опять впасть в беспамятство…
Первое, что я увидела, придя в себя, – комнату с белыми стенами, залитую солнцем из открытого окна, и капельницу. Глядя, как из пакета в капсулу капельницы падают капли раствора, я поняла, что жива.
Попробовала встать, но не смогла.
– Не двигайтесь, вам нельзя. Сейчас позову доктора, – услышала знакомый женский голос.
Поясница болела, голова раскалывалась. Я застонала и увидела склоненное надо мной лицо доктора. Он внимательно посмотрел и спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Все болит… Что со мной?
– Вы не помните, что с вами произошло? – спросил он, усевшись на край постели.
– С трудом…
– Тогда не нужно. Не напрягайтесь пока, не то заболит голова. Потом вспомните.
– Нет… сейчас…
Доктор ушел, я же старалась изо всех сил не впасть в беспамятство, а вспомнить то, что мне казалось очень важным.
Тут сестра легким движением руки мазнула чем-то мою руку и всадила иглу в вену. Запахло спиртом. Тепло разлилось по телу, веки стали тяжелыми. Это последнее, что я запомнила…
Постепенно память вернулась ко мне. Когда же всплыли события последних дней, то я засомневалась, не плод ли это моего больного воображения.
Я нахожусь под следствием, а шеф… Интересно, что с шефом? Я убила его?.. Но это не все… Еще что-то было… Ребенок! Что с моим ребенком?
Я коснулась руками живота, но ничего не поняла. Интересно, можно отсюда свалить?
Аккуратно вытащив иглу из вены, я попробовала встать, но безуспешно. У меня потемнело в глазах, и закружилась голова. Упав навзничь на подушку, я ударилась головой о спинку кровати. Вдобавок ко всему, что-то металлическое свалилось на пол. На этот шум прибежала медсестра.
– Что произошло? Вы не должны вставать! Вам запрещено! Вы еще очень слабы, – сказала она и всадила в вену иглу. – Если вам что-нибудь потребуется, то позовите меня. Для этого вам не нужно вставать.
– Что случилось? – спросил заглянувший в палату доктор. Сестра принялась жаловаться на меня, но тот послал ее обедать.
– Вижу, что дело идет на поправку. Вы уже пытаетесь встать на ноги, но еще рановато, – сказал доктор.
– Я ждала ребенка, – спросила я. – Что с ним?
– Ребенка у вас больше нет, – тихо ответил доктор. – Мы сделали все, что было в наших силах.
– Оставьте меня, – попросила я, отвернувшись.
Я долго лежала, тупо уставившись в потолок, и до меня никак не доходил смысл сказанного: "Ребенка у вас больше нет"…
Не могу поверить в это… и никогда не поверю…
Как больно! Ведь я так хотела этого ребенка, так хотела…
Боль усмирила злобу, и я желала сейчас, чтобы рядом были Денис или мать, чтобы кто-нибудь из них сидел рядом и держал за руку…
Было время, когда я меняла ход событий, но теперь не вмешиваюсь. Теперь они меняют мою жизнь, а мне приходится лишь смиряться…
От жалости к себе и потерянному ребенку я заплакала, стараясь это делать как можно тише, чтобы никто не слышал. Вскоре я зарыдала в голос…
Подошла медсестра и, вместо сочувствия, строгим спокойным голосом сказала, что плакать противопоказано, так как мне вредно расстраиваться, и вколола укол. Я впала в бессознательное состояние…
В те моменты, когда я приходила в себя и вспоминала, что ребенка больше нет, мне хотелось дико кричать, бить все вокруг, выброситься из окна. Как только я начинала кричать, ко мне подбегала сестра и вводила транквилизатор. Я тут же проваливалась в спячку.
Сколько это продолжалось, не знаю. Когда все летит к чертям, какое дело до времени?..
Приблизившись к раскрытому окну, я вдохнула полной грудью. Что-то закололо с левой стороны. Я прислушалась к стуку своего сердца. Отлегло…
Смотрю на голубей, что бродят парочками под окнами. Автомобили проносятся, шурша шинами по асфальту. На светофоре они останавливаются, и дорогу переходит женщина с коляской. При виде детской коляски у меня защемило сердце, и слезы хлынули из глаз…
Смогу ли я когда-нибудь жить без боли? Или я обречена?
Смотрю вниз, и земля зовет меня. Хочу прыгнуть из окна, избавившись наконец от бредовых идей, что долбятся в виски… Хочу распластаться на асфальте кровавым плевком, добровольно капитулировав перед жизнью…
Жуткая боль, сковавшая голову, вырвала меня из реальности. Я закричала.
Чьи-то сильные руки схватили меня… Уложили насильно в постель… Запах спирта… Игла вспарывает вену… и тут я уплываю…
Вздох, другой, яркий свет по глазам… В голову медленно возвращаются мысли, воспоминания… и боль, но я больше не кричу. Кусаю руку до крови и молчу, иначе меня заколют так, что превращусь в "овощ".
Я должна сдерживать свои суицидальные порывы. Ведь у меня теперь есть цель, вернее – миссия. Я должна отомстить.