- Я уже больше двадцати лет знаю, что ты в любой момент можешь задержаться на работе, - серьезно произнесла Козима. - И совершенно тебя в этом не виню.
Она сказала именно то, что он хотел услышать, но ему это не понравилось. Оливер и рад был бы спустить эту тему на тормозах, но не мог. Он ощущал какой-то внутренний протест.
- Звучит так, будто ты считаешь правильным, что я должен задерживаться на работе.
- Что на тебя нашло? - удивилась Козима. - Я ничего подобного не говорила.
- Но подразумевала.
- Послушай! - Голос Козимы зазвучал резче. - Я очень прошу меня извинить за необдуманно вырвавшиеся слова. Я с пониманием отношусь к твоей работе так же, как ты с пониманием относишься к моей. Понятно? В будущем я обещаю следить за тем, что говорю, поскольку вижу теперь, как тщательно ты анализируешь каждое слово.
- Я анализирую… - вспылил было Боденштайн, но Козима не дала ему договорить.
- Ты знаешь, где нас найти сегодня вечером, - перебила она. - Я буду рада, если тебе удастся прийти. А если нет, то я не обижусь. Пока!
Боденштайн уставился на трубку в своей руке. Злость переполняла его, злость на себя и Козиму, поскольку она была права, а он - нет. В этот момент в кабинет постучали. Вошла Пия и притворила за собой дверь.
- Получили ордер на арест? - рявкнул Боденштайн.
- Нет.
- Тогда почему вы мне мешаете?
- Если гордыня вам не позволяет сделать первый шаг, то его сделаю я, - бесстрашно заявила она. - Я не могу нормально работать, постоянно подспудно ожидая, что вы вот-вот взорветесь.
Боденштайн открыл было рот для резкой отповеди, но вдруг обнаружил, что вся его злость куда-то улетучилась.
- Я сам не понимаю, что со мной происходит, - признался он.
- У всех бывают плохие дни. Я хотела предложить: давайте мы поедем к Шварцу, а у вас будет свободный вечер.
- Хотите меня отпустить? - спросил он недоверчиво.
- Вы же знаете, что я в сто раз более охотно работала бы с вами, чем с Бенке, - сухо сказала Пия. - Но в вашем нынешнем настрое вы ничуть не лучше, чем он во всей его красе.
Боденштайн невольно хмыкнул. Отважная женщина. Он бы не сунулся в кабинет своего шефа, будь тот в подобном настроении.
- А чем же мне-то теперь заняться? - спросил он.
- В годовщину своей свадьбы я бы нашла себе занятие поинтереснее, - ответила Пия.
Боденштайн посмотрел на календарь на стене. Неизвестно, откуда она узнала, но она права. Вот почему Козима хотела сходить куда-нибудь с ним и с детьми поужинать!
- Вот черт, - пробормотал он.
- Купите букет цветов и поезжайте домой, - предложила Пия. - А если вы и с женой были так же милы, как с нами, то извинитесь перед ней. Это просто.
Боденштайн взглянул на нее и улыбнулся.
- Мне жаль, что я был несправедлив. Честно!
- Проехали. - Пия тоже улыбнулась. - А теперь поспешите, пока цветочные магазины не закрылись, а то получите лишь полуувядший веник в целлофане.
Когда Пия, Катрин Фахингер и Бенке в сопровождении пятнадцати полицейских прибыли во двор к Шварцам, Эрвин Шварц и его жена как раз собирались уезжать.
- Извините за вторжение, но мы должны провести обыск в доме и во дворе. - Пия предъявила ордер на обыск.
- Что-о? - Эрвин поднялся в полный рост.
Но Пия не дрогнула.
- Там все указано.
Она сунула бумагу ему в руки, а ее коллеги разошлись по двору и дому. Боковым зрением она заметила какое-то движение около сеновала, потом стукнула дверь, а через минуту взревел мотор автомобиля. Бенке среагировал немедленно. Вместе с тремя полицейскими он выбежал за ворота и прыгнул на капот "Гольфа" Матиаса Шварца. Молодой человек в панике нажал на газ и одновременно крутанул руль, один из полицейских не успел вовремя отскочить в сторону и прыгнул на автомобиль, перекатившись через его крышу. Пия бросилась к коллеге, лежавшему на земле и корчившемуся от боли. Шварц не остановился, а рванул на машине вдоль по Рорвизенвег.
- Что теперь? - прокричал Бенке.
- Думаю, я знаю, куда он поехал, - Пия набрала телефонный номер на мобильнике. - Пришлите "Скорую" для нашего коллеги.
Обыск во дворе семейства Шварц проходил под пронзительные протестующие вопли мамаши Шварц и гневные угрозы фермера, которые Пия полностью игнорировала. Она полагала, что Матиас сбежал, поскольку совесть его была нечиста, и не удивилась, когда сотрудники келькхаймской полиции арестовали его через четверть часа в бистро "Грюнцойг". Шварц кинулся искать защиты у своей обожаемой Эстер Шмит, но встретил весьма холодный прием. В начале девятого все закончилось, и Пия вместе с Бенке отправилась в Хофхайм, чтобы допросить Матиаса Шварца, который в тупом ожидании томился в комнате для допросов.
- Сопротивление при аресте, - начал перечислять Бенке, - нападение на полицейского, нанесение тяжких телесных повреждений, которые могут привести к смерти, попытка угона… Вы довольно серьезно влипли. Почему вы пытались сбежать?
Пия и Катрин Фахингер стояли по другую сторону полупрозрачного окна и с сочувствием наблюдали, как Бенке срывает на Шварце свое разочарование от сорвавшегося просмотра матча. Шварц тупо пялился в стол и не произносил ни звука. Что расстраивало его больше - тяжкое положение, в которое он попал, или холодная отповедь Эстер Шмит? Через полчаса Бенке прервал безрезультатный допрос и отправил Шварца в камеру.
- Что будем делать дальше? - спросил он чуть позже, сидя вместе со всеми в кабинете.
- Оставим пока, пусть ночью поразмыслит, - решила Пия.
- Он тот, кого мы ищем, - убежденно заявил Остерман. - Он практически признался в преступлении. Я нашел в его мобильном сообщение, которое он послал Шмит 14 июня. Он написал: "Я сделал то, что ты просила".
- Это может означать что угодно. - Пия покачала головой. - Он мог собрать помидоры или скосить траву.
- Да? Но перед этим она написала: "Смотри, чтобы свиньи не было к тому моменту, как я вернусь"?
- Свиньи? - переспросила Пия.
- Да.
- Ладно. - Она вздохнула. - Я всем сочувствую, но, видно, придется еще поработать. Господин Бенке, что вы предпочитаете, еще раз допросить Шварца или же побеседовать с Эстер Шмит?
- Я поеду к Шмит. - Бенке заинтересовался сообщением, которое прочитал Остерман. - Матч все равно уже кончился.
Катрин Фахингер поехала с ним, а Пия снова отправилась в комнату для допросов и попросила привести Матиаса Шварца.
- Я ни на кого не хотел наехать, - сразу же заявил Шварц. - Правда, не хотел. Я просто от волнения забыл, что машина с автоматикой.
- А почему вы вообще решили сбежать?
Он обхватил голову руками и промолчал.
- Господин Шварц, молчанием вы не улучшаете свое положение, - попыталась объяснить Пия. - На рассмотрении о дальнейшем содержании под стражей ваше бегство может быть расценено как признание вины. Почему вы хотели уехать?
Молчание. И абсолютно пустые глаза.
- Мы нашли в вашем мобильном телефоне сообщение от Эстер Шмит. - Пии было интересно, как он отреагирует на упоминание имени Эстер. - Она написала, что вы должны проследить, чтобы свиньи не было к тому моменту, когда она вернется. И вы ей ответили: 14 июня. Вы написали, что сделали то, о чем вас просила Эстер Шмит.
Водянистые глаза Матиаса Шварца уставились в лицо Пии. Потом он вновь опустил голову.
- Моя мать была права, - пробормотал он. - Она меня просто использовала.
- Что вы сделали по поручению Эстер? - настойчиво переспросила Пия. - Где вы были вечером во вторник, когда был убит Паули?
Она видела, как напряглась спина Шварца.
- Господин Шварц, я жду, - напомнила Пия ему через несколько секунд.
Он неожиданно грохнул кулаком по столу. Сильный крестьянский парень, жаждущий мести, в ярости выглядел страшновато.
- Эта лживая сука! - прорычал Шварц и дико взглянул на Пию. - Все вы, бабы, подлые отродья!
- Успокойтесь! - Пия попыталась призвать его к порядку, но тщетно.
Плотину прорвало, и Матиас Шварц, освободившийся от ярма своего рабства, вскочил на ноги, схватил обеими руками стол и с поразительной силой швырнул через не очень-то большой кабинет. Пия быстро заняла безопасную позицию, охранник бросился на обезумевшего Матиаса, но не смог ему помешать бешено биться головой об стену, так что кровь потекла по лбу. Потребовалась помощь еще трех сотрудников охраны, и вот Шварц, со связанными за спиной руками, хрипя, лежит на полу. Пия повидала кое-что в жизни, но такого жестокого приступа ярости в ее коллекции самых жутких допросов еще не было. Она подошла к Шварцу и присела.
- Вы убили своего соседа Ганса Ульриха Паули во вторник 13 июня? - спросила она.
Шварц взглянул на нее налившимися кровью глазами с такой болью и тоской, что ей невольно стало его жаль.
- Да, - сказал он, обмякнув. - Я это сделал. Так хотела Эстер.
Пия чувствовала, что очень устала, когда возвращалась в своей машине домой в Биркенхоф. У них было признание, но не настоящий убийца, - в этом она была уверена. Матиас Шварц сильно страдал из-за того, что Эстер Шмит постаралась отстраниться от него. Он глубоко почитал, восхищался и обожал спутницу жизни своего соседа. Она была солнцем ограниченного мирка его убогого духа, но грубо растоптала его любовь и почитание, отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Шварц не отличался умом, но сообразил, как может отомстить, указав, что именно Эстер поручила ему совершить убийство и вложила нож в его руку. Бенке арестовал Эстер Шмит, хотя та энергично протестовала, утверждая, что речь шла действительно о свинье, пузатой вьетнамской свинье, которую Шварц притащил ей в подарок. Это звучало вполне правдоподобно. Самое позднее завтра, когда речь зайдет о деталях преступления, Шварц откажется от своего ложного признания. Боденштайн разделял мнение Пии. Она позвонила ему и с облегчением услышала в трубке ровный, спокойный голос. Ее взгляд скользнул по пустой собачьей будке. Невольно вспомнились убитые морские свинки и все страхи прошедшей ночи, о которых она успела забыть за день. Пия прошла в конюшню. Пока она переделала всю работу в саду и обиходила животных, солнце успело сесть, сгущались сумерки. В холодильнике она нашла только остатки зеленого соуса и панированный шницель, который тут же сунула в микроволновку. Внезапно вырубились пробки, микроволновка выключилась, свет погас, автоответчик умолк на полуслове. Как парализованная, Пия стояла посреди кухни, и кровь стучала у нее в висках. Еще одну такую ночь, как прошлая, она не вынесет. И она сбежала из собственного дома, села в машину и поехала во Франкфурт. Ей было все равно, как Хеннинг расценит ее внезапное появление; она остро нуждалась в его невозмутимом хладнокровии, способном разогнать любые страхи и всех злых призраков.
Парковку Пия нашла довольно быстро и вскоре уже входила в дом, где прожила много лет. Хеннинг настоял на том, чтобы она оставила себе комплект ключей, возможно, в надежде, что когда-нибудь она захочет вернуться. Ради приличия Пия все-таки нажала на кнопку звонка. Поскольку никакой реакции не последовало, она открыла замок ключом и вошла в квартиру, где знала каждый угол. Громко работал телевизор. В кухне царил полный бардак, который Хеннинг предпочел оставить для уборщицы. Пустые стаканы, грязные тарелки, недопитая бутылка красного вина, остатки кулинарного шедевра. Пия улыбнулась. Когда-то она каждый вечер убирала все это, чтобы с утра не входить в грязную кухню. Пия прошла было в комнату, но замерла в дверях. Не вполне осознавая, что видит, она глядела на сплетенные в экстазе тела кряхтевшей парочки, самозабвенно предававшейся любви на массивном обеденном столе в гостиной. Странно, но первым делом Пия подумала, что этот стол они с Хеннингом купили в антикварном магазине на Лейпцигерштрассе за две тысячи триста марок. Она не была готова к болезненному уколу ревности, который ее пронзил. К тому же Пию жутко разозлило, что Хеннинг обманул ее. Без костюма и тугих колготок государственный прокурор Лоблих была не очень-то привлекательна - явный целлюлит на бедрах и толстая задница. Сначала Пия подумала, что можно быстро исчезнуть, но потом все же не смогла устоять перед искушением.
- Стол вовсе не так прочен, как кажется, - произнесла она и со злобным удовлетворением пронаблюдала классический вариант прерванного акта.
- Пия! - в ужасе охнул Хеннинг. - Что ты тут делаешь?
- Я просто хотела отдать ключи. Извини за вторжение.
Хеннинг пошарил в поисках очков, которые валялись на полу. Прокурорша сделала то же самое, пытаясь при этом прикрыться попавшейся под руку одеждой.
- Я положу ключи на стол в кухне. - Пия развернулась. - Приятного вечера!
- Подожди! - крикнул Хеннинг.
Прежде чем он смог за ней кинуться, она положила оба ключа на тумбочку у входа и вышла. В горле стоял комок, пока она бежала к своей машине, не обращая внимания на вопли Хеннинга. Смешно вышло. Она сама хотела расстаться, но никогда еще в своей жизни не чувствовала себя такой одинокой и покинутой, как в этот момент.
Пятница, 23 июня 2006 года
Пия бесцельно ехала по городу. Возвращаться в Биркенхоф не хотелось, она боялась пустого дома и одиночества. Пии не в чем было винить Хеннинга, в конце концов. Это ведь она его оставила, а не наоборот. Как глупо с ее стороны просто так зайти в квартиру. И хотя слезы текли по ее щекам, она вдруг начала истерически хохотать. Какая идиотская ситуация! А вдруг сейчас Хеннинг отважился на повторную попытку с Лоблих?
В этот момент зазвонила ее трубка. Это был Хеннинг! Значит, второго раза не было. Пия игнорировала настойчивые звонки. Наконец он, кажется, понял, что она не ответит, и прислал ей сообщение. Из любопытства Пия нажала клавишу и увидела, что сообщение прислал не Хеннинг, а Лукас: "Вы не спите? Очень хотел бы поговорить с вами. Не могу уснуть. Лукас".
Лукас. Он и Кристоф Зандер сменяли друг друга в ее снах, а она ничего не могла с этим поделать. Поскольку Хеннинг отпал в качестве средства от одиночества, то Лукас показался ей неплохой альтернативой.
Через полчаса Лукас сидел за ее кухонным столом. Он был бледен, глаза тусклые, покрасневшие от слез. Для него Пия разбила и вылила на сковородку пару яиц и отрезала два ломтика хлеба, поставила перед ним тарелку и смотрела, как он с аппетитом ест, рассматривая каждый кусочек, прежде чем отправить в рот. Так едят только единственные дети, у которых нет множества братьев и сестер, среди которых всегда боишься остаться за столом последним. Лукас ел спокойно, и краска постепенно возвращалась на его лицо.
- Спасибо, - сказал он, вытерев последним кусочком хлеба тарелку дочиста. - Я помою.
- У меня посудомоечная машина. - Пия улыбнулась. - Побереги свою руку; болит, наверное?
- Ну, не буду мыть, - ответил Лукас. - А теперь я мог бы заняться напитками. Можно я что-нибудь смешаю?
- Да у меня мало что есть.
- Я взгляну?
- Пожалуйста.
Он открыл холодильник и бар и достал бутылку водки, томатный сок и бутылочку табаско.
- "Кровавую Мэри"?
- Почему бы и нет?
Пока он смешивал, колол лед и старательно пробовал, Пия зажгла сигарету. В обществе Лукаса она постепенно приходила в себя после шока от созерцания голой задницы Хеннинга промеж коленок чужой женщины. Как бы она ни пыталась убеждать себя целый год, но приходилось признать, что она не создана для одинокой жизни. Сначала Лукас рассказывал о планах, которые они строили вместе с Йо. Потом чокались и пили "Кровавую Мэри". Потом вторую, а потом и третью. Было чертовски вкусно, и тени страха съеживались и отступали.
- Йо хорошо разбирался в компьютерах? - спросила Пия.
- Да, довольно хорошо, - ответил Лукас. - Он и Франьо многое освоили.
- Но ты и Тарек лучше всех по компьютерной части?
- Я лучший, - сказал он без ложной скромности. - Меня ни разу не поймали.
- О, а Тарека ловили?
- Я думал, вы уже все имена пропустили через базы данных, - Лукас удивленно поднял брови. - Тарек пять лет назад написал "червя" и положил половину компьютеров во всем мире. "Майкрософт" предложил за его голову немалые деньги, и кто-то из приятелей его сдал. Он отсидел восемь месяцев, потом его выпустили с испытательным сроком.
Пия с трудом могла представить, что загорелый дочерна Тарек - хакер.
- Ты тоже занимался чем-то незаконным?
Лукас хмыкнул и пододвинул Пии еще один стаканчик.
- Все в прошлом. Я часто взламывал чужие компьютеры и написал с пятьдесят вирусов - троянов и "червей". Но ни разу не попался. Мне интересно находить бреши в системе защиты, но я не из тех, кто любит что-нибудь разрушать.
- Наверное, жутко сложно писать такие штуки?
- Для меня - нет, - заявил Лукас. - Я люблю вызов.
- "Открой свой мир ужаса", - процитировала Пия слова, написанные на плакате с панорамой.
Лукас перестал ухмыляться.
- Простите, что вы сказали? - спросил он.
- Этот слоган я сегодня у тебя прочитала, - объяснила Пия. - Он был на плакате с панорамой, которая висит у вас на стене. Что это значит?
- Ничего. Это слоган интернет-игры, которую недавно запретили.
Пия вдруг вспомнила, что ей недавно рассказывал Остерман. "Двойная жизнь" - запрещенная виртуальная игра. Так что там с "Двойной жизнью"?
- "Двойная жизнь", - произнесла она вслух.
- Вы знаете эту игру? - Лукас поболтал свой стакан.
- На страничке Свении стоял линк на "Двойную жизнь", - пояснила Пия. - Мой коллега рассказал. Интерпол ищет сервер.
- Да, так и есть. - Лукас откинулся назад и внимательно рассматривал Пию. - Именно поэтому она так популярна. Мои друзья все еще играют.
Пия сложила в голове кусочек пазла.
- Дин Корсо и Борис Балкан?
- Точно. - Лукас весело улыбнулся. - Парни недавно в Бурге до смерти перепугались, когда вы упомянули их имена.
Вдруг что-то щелкнуло, и снова вылетели пробки. Пия встала и заметила, что выпила многовато. С трудом, ощупью она пробралась к шкафчику с предохранителями и хихикнула, споткнувшись о собственные туфли. Электричество наладить не удалось - через три секунды предохранители опять вылетели.
- Беда! - Пия вернулась назад. - Где-то у меня были свечи.
Лукас посветил зажигалкой. Пия выдвинула все ящики и нашла в одном упаковку плоских свечек, зажгла пару и поставила на стол.
- Уютно! - заключил Лукас и улыбнулся. У него был такой вид, что сразу вспомнились все попытки совращения.
- Думаю, лучше я отвезу тебя домой, - пробормотала Пия.