- Ладно, - горько всхлипывая, согласилась я, - давай простыню! - И добавила: - В жизни больше не пойду в баню!
В приоткрывшейся двери появилась простыня. Поминая ласковым словом всю банную промышленность, я замоталась, как мумия. О том, что на Кольке тоже будет одна простыня, я как-то не подумала. Поскольку теперь он больше походил на гладиатора из кинофильма "Спартак", чем на соседа слева, я уставилась на него, вытаращив глаза, что, по большому счету, выглядело не слишком культурно. Мое бескультурье, видимо, поразило Колю в самое сердце, он вдруг смутился и даже закашлялся.
- Это вам... - протягивая веник, буркнул он.
А я тоже, вдруг начав кашлять, продемонстрировала ошпаренную руку:
- Вот! Болит...
Я имела в виду, что с веником мне теперь никак не справиться, но Коля все понял неправильно. Осторожно взяв мою ладонь, он склонился и... поцеловал пальцы... Чудодейственное средство бабки Степаниды выскользнуло на пол.
- Веник... - прошептала я.
Мы нагнулись за ним одновременно, с размаху приложившись разгоряченными лбами. В глазах опять завертелись бабочки, и изображение куда-то пропало. Ферапонтов поймал меня в опасной близости от пола, уже привычно охнув:
- Любовь Петровна!
Я тихо вякнула, давая понять, что еще жива.
Если когда-нибудь в жизни я и касалась чего-то более горячего, то этого я не помню. Температура Ферапонтова во время болезни была сущими пустяками по сравнению с жаром его ладоней, плавящих простыню на моих бедрах. У меня даже голова закружилась, и бабочки разом порхнули в стороны.
- Коля... - уцепившись для большей устойчивости за его шею, шепнула я, - ты почему представил меня как жену?
Он захлопал глазами, торопливо оправдываясь:
- Так получилось... Стас сказал, бабка очень строгая. Простите.
- Ну, уж нет... - качая головой, отозвалась я и почувствовала нежное прикосновение его теплых губ. - Слово не воробей...
Коленка, как и обещала бабка Степанида, к утру почти прошла, даже несмотря на то, что чудодейственный веник мы с Ферапонтовым потеряли. Да и мазью ее не натирали, поскольку в тот вечер, не дождавшись нас, бабка ушла спать. Вероятно, столь ярко проявились целебные свойства русской парной. Или воздух в Горелках был какой-то особенный. Он кружил голову и будоражил кровь, заставляя позабыть обо всем на свете, включая прошлые и будущие неприятности. Эти несколько дней теперь казались самыми счастливыми в моей жизни. Я узнала, какое это восхитительное чувство - не только любить, но И быть любимой...
Я и не представляла, каким может быть Ферапонтов. Он будто превратился в мальчишку, готового вместе с приятелем на любую проделку. Но едва мы оставались наедине, он обнимал меня и, заглядывая в глаза, беспрестанно шептал:
- Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя.
Он не оставлял мне времени на ответы, я едва успевала отвечать на его жадные поцелуи и смеяться, потому что мир сошел с ума и мы сошли с ума вместе с ним.
В среду, во время ужина, я вдруг почувствовала странное беспокойство. По-прежнему весело басил Стас, хихикала Стася, и бабка все так же качала седой головой. Колька не сводил с меня счастливых глаз, улыбаясь каждый раз, когда наши взгляды встречались. Но вот ужин окончился, и я поняла, что беспокоилась не зря.
Коля взял меня за руку и молча потянул за собой. Едва оказавшись на крыльце, он развернулся и крепко обнял. Я уткнулась ему в грудь, чувствуя, как начинает щемить сердце.
- Любушка, - прижавшись щекой к моей голове, тихо . сказал он, - мне нужно ненадолго уехать... - Я вздрогнула, потому что хорошо понимала, что стоит за этими словами. Он удивленно спросил: - Что с тобой? Чего ты испугалась, дурочка?
- Это вовсе необязательно! - всхлипнула я, понимая, что практически уже реву. - Не надо уезжать... пожалуйста! Я не могу. Не оставляй меня!
Коля чуть отстранился, взял меня за подбородок и заглянул в лицо:
- О чем ты говоришь? Я никогда не оставлю тебя, и не мечтай! - поцеловав мои полные слез глаза, он засмеялся. - Ну, прямо целый океан! Не стоит плакать из-за пустяков... Я быстро вернусь, обещаю... Только дождись меня!
- Не уезжай! - упрямо мотнула я головой. - Останься, Коленька, пожалуйста...
Он улыбнулся и, не отвечая, прижал меня к груди. Слушая, как грохочет его сердце, я тихо плакала, потому что знала,что ни отговорить, ни остановить его не могу.
Коля уехал в ночь. Поняв, что слез не сдержать, я поднялась наверх. Вскоре в дверь осторожно постучали. В комнату заглянула Стася.
- Не расстраивайся! - она забралась с ногами в кресло и ободряюще улыбнулась. - С ним ничего не случится, он везунчик. В огне не горит, в воде не тонет.
Я только вздохнула, гадая, может ли она себе представить, с какими людьми придется иметь дело нашему везунчику. Встанет у них на дороге, они найдут способ ее расчистить.
- Знаешь, - смешно морща нос, хмыкнула моя собеседница, - пару лет назад Колька вдруг прислал Стасу письмо... Обычно они перезванивались, а тут он написал письмо! Незадолго до этого у него мать погибла.
- Как погибла? - Мать Ферапонтова я никогда не видела. Когда мы переехали, он уже жил один.
- Убили ее, - пояснила Стася. - Возвращалась с работы поздно, и какая-то сволочь возле подъезда ударила ее кирпичом по затылку. Кошелек забрали, сумку. В больнице она и умерла. Колька чуть по фазе не съехал, очень он мать любил. В милиции только руками разводили, мол, не первый случай, ищем. Он решил квартиру продать и по контракту в армию податься. Все уж было готово... - Тут Стаськино лицо приобрело мечтательное выражение. - И в этот самый момент, написал он Стасу, в соседнюю квартиру въехали новобрачные... Колька стоял на улице возле подъезда, а вы с мужем прошли мимо. Ты на него не глянула, а его словно молнией ударило. Представляешь ,так и написал! Сделку о продаже он в тот же день отменил... Ох, как же я тебе тогда обзавидовалась! Так романтично! У нас ничего подобного не было... - Она задумалась, поглядела куда-то на потолок и уточнила: - Нет, ну всякое, конечно, было... Меня тоже вроде как стукнуло... Правда, не в то место, куда нужно, но Стас, слава богу, все исправил! Но чтоб вот так... Удар молнии! Он тебе об этом рассказывал?
Я покачала головой. Что мне еще предстояло узнать о. моей сумасшедшей любви?
Стаська ушла, пожелав мне спокойной ночи. Я пожелала ей того же и, дождавшись, когда она закроет дверь, зарылась лицом в подушки, проревела до утра.
Памятуя, вероятно, о Колькиной просьбе, обитатели маленького горелкинского домика принялись опекать меня с таким энтузиазмом и любовью, что приблизительно к середине субботы я уже выбилась из сил. Три дня меня таскали по местным достопримечательностям, включая друзей и знакомых, водили за грибами и ягодами и даже отвезли на рыбалку. Как ни старалась, но выкроить время, чтобы как следует поплакать, я так и не смогла. На четвертый день, исчерпав местную культурную программу, Стаська предложила:
- Поедем с нами в город? Мне нужно в школу заглянуть, заодно покажем тебе свою гордость - детский клуб. Мы его на свои средства организовали! "Надежда" называется. Это, конечно, не из-за Надьки, а в более широком смысле. Надька хоровой кружок ведет, а Ленька, ее муж, - шоферское дело... Поедем, а?
Конечно, я согласилась. Про клуб она прожужжала уже все уши.
В одиннадцать мы были в городе. Отремонтированный бывший Дом культуры радовал глаз несметным количеством снующей ребятни. Завидев Стаську со Стасом, вся эта орава взвыла от восторга и кинулась нам навстречу. Мне показали все, вплоть до чердака, где расположился кружок юных астрономов. Во дворе мы встретили Леню, милого молодого человека с ослепительно золотой шевелюрой. Таких волос, как у Ленечки, я не встречала никогда в жизни. Он сидел за рулем старенького "Москвича", объясняя окружавшим его пацанятам азы вождения.
- Машину специально для кружка купили, - похвасталась Стася и озабоченно взглянула на часы. - Ладно, меня в школе ждут. А вы со Стасом пока по городу погуляйте...
Стасу предложение, как и мне, не очень приглянулось. За эти дни я так нагулялась, что едва выздоровевшая коленка грозила опухнуть снова.
- Стаська, мы тебя дома подождем, - вылез с предложением супруг. - Я Любе нашу квартиру покажу, заодно чаю попьем...
Порешив на том, мы разошлись в разные стороны. Их дом оказался рядом со школой, на соседней улице. Мы поднялись на второй этаж и оказались в уютной однокомнатной квартирке.
- Располагайся, - кивнул Стас в сторону комнаты, - я сейчас...
Я прошлась, с интересом оглядывая обстановку. Почти половину стены в комнате занимали стеллажи с книгами, над диваном висела целая галерея фотографий. С некоторых пор фото в рамках стали вызывать у меня повышенный интерес. Пока я их разглядывала, Стас принес поднос с чаем.
- Садись, Люба... Варенье хочешь? Клубничное...
- Ага, - отозвалась я, - с удовольствием. А это кто?
- Стаськины родители... - проследив за направлением моего пальца, ответил он.
- А это? Свадьба Нади и Ленечки? - Стас подтвердил. Я окинула быстрым взглядом еще пару фотографий и уже собралась переключиться на клубнику, но в последний миг глаз отметил знакомые черты. - А это кто? Неужели Колька?
На фотографии красовались три бравых молодца, один лучше другого. Камуфляжная форма, береты лихо заломлены набок, в руках автоматы. А улыбки - как у голливудских кинозвезд.
- Он самый... - кивнул Стас. - Там я, Колька и Родька Сергеев. Служили вместе. Да, горячее было времечко... И точка, как говорится, не холодная!
- И кем служили? - поинтересовалась я, разглядывая форму геройской троицы. - Это что? - Я ткнула пальцем в нашивку на рукаве, эффектно выставленную перед объективом камеры.
- Наша эмблема! - гордо ответил Стас. Не усидел за столом, поднялся и встал рядом.- Разведка! Видишь, это разверстая пасть тигра. Ух, духи нас уважали! За Колькину голову награду обещали, прозвали его Тигром... Чуть что: "Фарух! Фарух!" Боялись как огня!
Пол качнулся под моими ногами, и стены поплыли прочь... Я пошатнулась, Стас перепугался, подхватил меня под руку и усадил на диван: '
- Тебе плохо? Голова кружится?
- Не волнуйся, Стас... - глухо пробормотала я, закрывая лицо ладонями, - все в порядке. Просто я устала... Я очень, очень устала.
К обеду мы вернулись в Горелки. Сославшись на плохое самочувствие, я поднялась в комнату. Покидала в баул вещи, потом села и написала пару строк на вырванном тетрадном листке. Стараясь не попасться никому на глаза, осторожно спустилась во двор и выскользнул в калитку. Пройдя несколько улиц, вышла к дому Ленечки. Он возился во дворе.
- Леонид, - окликнула я, - вы не могли бы оказать мне любезность? - Золотоволосый Ленечка вежливо улыбнулся и выразил такую готовность. Сделав самое беззаботное лицо, на какое я сейчас была способна, попросила: - Неловко вас беспокоить, но не могли бы вы подвезти меня до станции? Стас сейчас занят, а мне очень нужно...
Ленечка не стал впадать в раздумье и согласно кивнул. Через пару минут он выкатил за ворота свою "Ниву", и мы тронулись. Путь до станции много времени не занял.
Прощаясь, я протянула Ленечке сложенную записку:
- Передайте, пожалуйста, Стаське... Попросите ее не обижаться.
В глазах его мелькнуло удивление. А я махнула рукой и спустилась к платформе.
Когда я подходила к своему подъезду, была глубокая ночь, во всем доме не светилось ни единого окна. Настороженно прислушиваясь, поднялась по лестнице. Вокруг царила полнейшая тишина. Оказавшись перед дверью, я несколько секунд стояла, закрыв глаза. Потом взялась за ручку. Дверь оказалась не заперта... Задержав дыхание, я окунулась в глухую темноту коридора. Положила баул на тумбочку и неслышно шагнула к открытой двери гостиной. На диване сидел человек.
- Здравствуй, Фарух, - тихо сказала я.
- Здравствуй, - отозвался он. - Я тебя ждал.
-Я шагнула в комнату и осторожно опустилась в кресло.
- Стас сообщил?
- Да, позвонил. Он был растерян и очень беспокоился, но я сказал ему, что все в порядке...
- Правильно, - вздохнула я.
Мы замолчали. Оглушительно тикали часы на стене, равнодушно отмеряя стремительно тающие мгновения. Наконец звук этот сделался невыносимым.
- Это твоя работа? - Глаза привыкли к темноте, ил увидела, как он едва заметно кивнул. - Но почему? Я не могу поверить, Коленька, не могу! Только не ты!
Он усмехнулся:
- Когда-то я бы и сам не поверил... Но так случается, и по-другому нельзя... Когда убили мою мать, в милиции долго рассказывали об отсутствии улик и свидетелей. Тогда тем же вечером я вышел на улицу. Через три дня я его нашел...
- И что же потом?
- А потом стал работать. Сначала конверт с предложением. Соглашаешься или отказываешься... Если соглашаешься, то выполняешь все условия на сто процентов.
- Тигрин знал, кто ты?
- Конечно, нет! - Коля рассмеялся. - Чего бы я стоил, если бы кто-то это знал? Найти меня не просто, и находит тот, кому очень нужно. Моя услуга стоит дорого.
- Так откуда он о тебе узнал? - щеки мои пылали от мысли, что разговора этого не может быть, потому что не может быть никогда... Но была я, был Коля, была моя комната. И грохочущая стрелка часов, безжалостно крошащая секунды.
- Когда провалились самодеятельные попытки Касаревской, она просила его разыскать Фаруха. Он понял, что она не остановится, и испугался. Потому и хотел, чтобы ты уехала.
- Это его так боялся Олег? - нахмурилась я, но Коля неожиданно покачал головой. - Нет? Кто же ему звонил?
- Я, - отозвался Ферапонтов.
Мне показалось, что я схожу с ума.
- А Касаревская?
- В конце концов, ей удалось сделать предложение и без помощи Тигрина.
- И что она... хотела?
- Я получил двойной заказ. На тебя и на Мамонова. Касаревская знала, что играет с огнем. Впрочем, именно это ей и нравилось. И она не любила мелочиться.
Я вспомнила о снимке из семейного альбома, что нашла в квартире на Донской, в квартире Ферапонтова.
- Это она тебе передала мою фотографию? Откуда она у нее? - Коля долго не отвечал, я повысила голос: - Откуда?
Я знала, что услышу. И я это услышала.
- Олег дал.
Неожиданно Ферапонтов потянулся и взял стоящую рядом спортивную сумку.
- Через неделю я получил сразу три заказа, с оплатой вперед... - глухо сказал он. Расстегнув "молнию", вытащил несколько пачек долларов. - На саму Касаревскую, на твоего мужа и... на тебя.
- От кого? - совсем теряя здравый смысл, охнула я.
- От Мамонова. Он пожелал обрубить все концы красиво и разом... - Ферапонтов положил деньги на журнальный столик. - На тебе я заработал дважды.
Я подумала, что сейчас самое время упасть в обморок и ничего не слышать. Но упасть туда у меня не получилось ни разу в жизни, нe вышло и сейчас.
- Теперь скажи, была ли у меня хоть одна причина отказываться? - глядя мне прямо в глаза, тихо спросил он. - К тому же... они бы нашли кого-нибудь еще. А теперь, - он махнул рукой на столик, - теперь это твое.
- И сколько же я стою? - хмыкнула я.
- Такса обычная - десять тысяч баксов.
Колька вдруг опустился на пол возле кресла и уткнулся лбом мне
в колени. Я положила руки ему на голову и прижалась губами к затылку. И, кажется, только сейчас поняла, что же такое желание умереть. Я готова была отдать жизнь, если бы смогла хоть что-нибудь исправить.
- Если б ты могла понять, - вдруг глухо зашептал он, прижимая мои ладони к своим пылающим щекам, - что это такое: сидя там, за стеной, знать, что ты тут, с ним! Господи, как я его ненавидел! Квартиру другую купил, чтобы хоть иногда избавляться от этой муки. Но не возвращаться сюда не мог. И все время видел один и тот же сон: я встаю, беру пистолет, прихожу сюда и выпускаю пулю ему между глаз.
- Но ты выстрелил в затылок.
- Жизнь бы отдал, чтоб сделать это! Но я знаю, ты все равно его любишь.
- О чем ты говоришь? - нахмурилась я. - Мой муж мертв.
- Нет, - покачал головой Коля, и волосы едва не зашевелились у меня на голове. - Твой муж жив.
- Что это значит? Я сама хоронила Олега!
- У того, кого ты похоронила в закрытом гробу, не было лица... Ты разве не знала? Там были его документы, одежда, его любовница... но Олега там не было. Его опознавал Доценко. Он знает, что твой муж жив.
- Тогда кто же был в той спальне?
К ужасу своему, я увидела, что Коля улыбнулся.
- Тот, кто ударил тебя в подъезде ножом... Один из той троицы, что напала на вас с Лидой весной. Они там... все...
-Но...
- Когда я пришел, один охранник сидел во дворе, двое были на кухне... Олег с Еленой в спальне. - Коля вдруг с силой стиснул мою ладонь.- Я предложил ему выбор: остаться с ними или убираться отсюда к чертовой матери и никогда больше не показываться. Здесь ему все одно не жить, здесь он покойник... Доценко помог ему с документами, но... В раю чужое место занять нельзя. Он ждет тебя там, на Донской... Вот ключ.
Я долго сидела, глядя в одну точку и испытывая странное чувство опустошения. Потом разжала стиснутые пальцы. На ладони лежал тонкий серебристый ключ. Аккуратно положив его на столик, я осторожно взъерошила густые Колькины волосы.
- Я ужасно устала... Мне очень хочется спать.
Он торопливо поднялся, молча, подхватил меня на руки и отнес в спальню.
Я лежала с закрытыми глазами, слушая торопливое тиканье секундной стрелки. Рядом, прижавшись лбом к моему виску, спал Коля. Сон его был беспокоен, пальцы нервно подрагивали, больно сжимая мое плечо. Я взглянула сквозь ресницы в окно. Небо светлело, приближался новый день, и изменить эту череду событий не могло ничто в мире. Осторожно отодвинувшись, я сняла с плеча Колину руку и встала.
- Мой муж мертв! - тихо шепнула я, оглянувшись у двери. Взяв в коридоре черный баул, я покидала туда кое-что из вещей. Потом подошла к журнальному столику. На зеленой горке банковских пачек в предрассветном сумраке заманчиво поблескивал ключ. Тихо хмыкнув, я подтянула пальцем две пачки долларов:
- Я в два раза всех дороже.
Достав из баула наручники, которыми меня сковывал Бес, на цыпочках прошла в спальню. Защелкнула один браслет на кованой завитушке кровати, второй на запястье спящего... Потом склонилась к самому его лицу и прошептала:
- Коленька, я люблю тебя. Ты должен знать, что я все равно люблю тебя...
Он вздрогнул и открыл глаза.
- Люба? - Браслет звякнул о металл, и Коля инстинктивно дернул прикованной рукой. - Люба!!!
Он рванулся, видимо, что-то поняв по моему лицу, но я схватила сумку и, выскочив из квартиры, опрометью бросилась вниз по лестнице. Я знала, как мало времени понадобится Ферапонтову, чтобы освободиться.
Город еще спал, и улицы были пусты. На повороте замаячили одинокие фары расхристанного зеленого "Москвича". Я кинулась наперерез, перепугав полусонного водителя.
- Куда вам? - оживился он, заприметив в моей руке деньги.
- На вокзал, пожалуйста! - задыхаясь, выговорила я. - И, пожалуйста, побыстрее!
- И что же было дальше? - пожирая меня округлившимися от снедавшего ее любопытства глазами, с нажимом поинтересовалась собеседница.