Леди Баскервиль
Если Стэплтона жизнь на болотах более чем устраивает - он натуралист, над трясиной порхают неведомые бабочки, - то для его красавицы жены подобная жизнь должна казаться прозябанием:
"- Странное мы выбрали место, где поселиться, - сказал Стэплтон, будто отвечая на мои мысли. - И все-таки нам здесь хорошо. Правда, Бэрил?
- Да, очень хорошо, - ответила она, но ее слова прозвучали как-то неубедительно".
Бэрил тяготит захолустье.
Единственная надежда - наследство. Сэр Чарльз стар и болен, следует только подождать, и она станет леди Баскервиль де-юре и де-факто. Опасность одна - вдруг баронет женится, пойдут дети, - прощай деньги, прощай титул. Лаура Лайонс, "дама с весьма сомнительной репутацией", но "очень красивая женщина", определенно интересуется сэром Чарльзом, да и сам баронет проявляет к ней внимание.
От мужа Бэрил узнает, что Лаура назначила свидание баронету. Бэрил хочет проучить баронета, показав тому Баскервильское Чудовище. Баронет мнителен, появление страшного пса, грозы блудодеев, поможет отвратить его от замужней дамы. Возможно, она не натравливает собаку, просто приказывает ей побежать в сторону сэра Чарльза - бросает палочку и т. п. Увы, потрясение оказалось слишком тяжелым, сердце старика не выдержало.
Вдруг объявляется Генри Баскервиль. Что ж, это еще лучше - за него можно выйти замуж!
Прежде всего необходимо, чтобы наследник приехал в Баскервиль-Холл. Для этого Бэрил пишет подметное письмо. Нет более верного способа заставить мужчину поступить неразумно, чем обвинить его в трусости.
Знаменитое "если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот" - типичный пример ловли на "слабо". Генри Баскервилю не остается выбора - он отправляется в Девоншир ("как бы там ни было, но ответ мой будет таков: ни адские силы, ни людские козни не удержат меня здесь. Я поеду в дом своих предков").
Теперь Бэрил должна привлечь его внимание к себе, красивой загадочной девушке, живущей с недотепой братцем. Первую атаку она повела на Ватсона, приняв того за нового баронета. "Уезжайте отсюда! - сказала она. - Немедленно уезжайте в Лондон!.. - Она сверкнула глазами и нетерпеливо топнула ногой. - Не требуйте объяснений… Неужели вы не понимаете, что я желаю вам добра?"
Атака проведена мастерски. Тут и таинственная загадка, и участие, и ножка (времена-то викторианские), и нарочно надетое "нарядное платье" (химчисток в глуши нет, а платье после прогулок по болотам очень скоро перестает быть нарядным). Правда, поражена ложная цель, но не беда. Сэр Генри покорен. "Он увлекся ею с первой же встречи, и вряд ли я ошибусь, если скажу, что это чувство взаимное", - отмечает доктор Ватсон. Если бы Стэплтон действительно хотел любой ценой заполучить поместье, то должен был бы всячески поощрять увлечение Генри Баскервиля. Но он ведет себя совершенно иначе. "Стэплтон явно не желает, чтобы эта дружба перешла в любовь, и, по моим наблюдениям, он всячески старается не оставлять их наедине", - пишет в отчете доктор Ватсон. "Этот субъект даже близко меня к ней не хочет подпускать", - вторит сэр Генри.
Это не поведение расчетливого негодяя, который именно для подобного случая и представил жену сестрой. Это поведение ревнующего мужа, чувствующего, что жена готова покинуть его ради богатого соперника. Именно Бэрил выгодно быть не женой Стэплтона, а сестрой.
Стэплтон пытается отвадить сэра Генри. Как? С помощью собаки. Сэр Генри здоров, молод, и потому вид адского пса лишь отпугнет его, не нанеся физического вреда.
Но Бэрил против. Гораздо лучше иметь мужем богача баронета, чем романтика энтомолога. Она не хочет ни учить детей в школе, ни жить в болотах. Лондон, Париж, Нью-Йорк - вот города, достойные леди Баскервиль.
Бэрил готова сказать сэру Генри "да!". "Ей было хорошо со мной", - радуется сэр Генри. А муж… Пусть заблудится в Гримпенской трясине: "туда-то он найдет дорогу, а обратно не выберется! Разве в такую ночь разглядишь вехи? Мы ставили их вместе, чтобы наметить тропу через трясину. Ах, почему я не догадалась убрать их сегодня!"
Догадалась Бэрил, догадалась! И догадалась откреститься от этого деяния.
Стэплтон пытается любым способом предотвратить уход жены. Он связывает ее (Холмс представляет это действо пыткой, но как знать, может, это была особенность супружеских отношений четы Стэплтонов, этакие игры), а затем, отделавшись от назойливого гостя, пускает по следу собаку. Пусть как следует попугает охотника до чужих жен! Но затем он почему-то направляется в сердце трясины. Объяснения Бэрил "там у него все приготовлено на тот случай, если придется бежать" совершенно неубедительны. Что значит "все приготовлено"? Прорыт тоннель в Париж или ждет ковер-самолет? Нет, это не бегство. На отрезанный от мира островок его ведет иное чувство - отчаяние. Жена предала, собака - убита, мир опостылел. Островок - то место, где можно побыть одному, наедине с природой, где нет измен, докучливых баронетов и врагов, притворяющихся друзьями.
Но миссис Стэплтон - отнюдь не главный злодей, нет!
Милый друг Баскервилей
"Собака Баскервилей" - воистину гениальный детектив. Главный злодей предстает перед нами с первых страниц, а читатель остается в неведении и поныне.
Но день настал!
Итак, "что понадобилось человеку науки, доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса?".
На наших глазах Мортимер создает Дело Баскервилей. Сельский врач относится к легенде о собаке очень серьезно - мало того, он ее пылкий проповедник! Именно от него узнают о причастности чудовища к смерти Чарльза Баскервиля и Холмс с Ватсоном, и сэр Генри. Странно, что, будучи не только близким другом, но и пациентом Мортимера, сэр Чарльз лишь за три недели до смерти поведал тому о своих страхах. Еще более странно, что доктор Мортимер сам не догадался о них: в Гримпенском приходе он практикует пять лет, за это время даже нелюбопытный врач выучит местные легенды назубок.
До знакомства с Мортимером Генри Баскервиль тоже знал о легенде, да "не придавал ей никакого значения". Но "научное использование силы воображения" привело к тому, что к финалу повествования сэр Генри из "очень живого, здорового человека" становится неврастеником.
Движущая сила Дела Баскервилей - не собака, а страх: чудовища обретают силу, лишь населив человеческое сознание. Роль квартирмейстера берет на себя Мортимер, погружая жертву в атмосферу ужаса. "Мороз пробежал у меня по коже" - таково впечатление от слов "человека науки" у приземленного, здравомыслящего Ватсона. А каково было сэру Чарльзу?
Присмотримся к доктору Мортимеру.
Внешне он "весьма симпатичный человек", "нечестолюбивый, рассеянный", но так ли это? "У меня нет докторской степени, я всего лишь скромный член Королевского хирургического общества", - говорит он, и в словах слышится горечь. Научные публикации прекращаются с переездом Мортимера в Гримпен - "Прогрессируем ли мы?", "Вестник психологии" (sic!!!), март 1883. "Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и все надежды на должность консультанта", - здесь явно проскальзывает недовольство женитьбой. Жена Мортимера замечательна именно своим отсутствием, "жена, о которой нам ничего не известно". Очевидно, что брак Мортимера неудачен: "близкие соседи стараются почаще встречаться друг с другом", но он ходит по гостям один, без жены, в Лондоне он опять один, жена на болотах. Да и то, что Мортимер забывает свою трость, "подарок от друзей ко дню свадьбы", в свете бессмертного учения Фрейда говорит о многом.
Жене муж тоже безразличен: "одет он был… с некоторой неряшливостью: сильно поношенный пиджак, обтрепанные брюки", - за гардеробом Мортимера она явно не следит.
Мортимер обладает счастливой способностью уметь нравиться, он по душе Холмсу и Ватсону, коллегам и сэру Чарльзу. Несмотря на большую разницу в возрасте и общественном положении, он быстро становится столь близким другом старого баронета, что тот назначает его своим душеприказчиком, завещает тысячу фунтов - сумму по тем временам изрядную.
Но гораздо перспективнее представляется разработка сэра Генри. Стать для него ближайшим другом - вот задача, поставленная Мортимером. Друзья познаются в беде - значит, нужна беда. На болотах разыгрывается трагедия, а Мортимер - автор сценария, актер и режиссер одновременно. Козлом отпущения он избрал Стэплтона.
Холмс сразу распознает в Стэплтоне Баскервиля. Мортимер, антрополог ("это мой конек: надбровные дуги, лицевой угол, строение челюсти"), еще при первом визите подсказавший Холмсу, что младший брат сэра Чарльза Роджер "как две капли воды похож на фамильный портрет Гуго", должен увидеть это задолго до Холмса. Несомненно и то, что он, пять лет изучавший стоянки первобытных людей, знает Гримпенскую трясину куда лучше новичка Стэплтона. Вероятно, Мортимер показал путь к островку (на котором есть неолитическое поселение!) Бэрил, а уж она показала его Стэплтону: "мы ставили вехи вместе". Есть неопровержимое доказательство того, что Мортимер знал о логове Собаки. Это останки пропавшего пса Мортимера. Как сумел спаниель пробраться в сердце трясины? И, главное, зачем? Зов пола можно исключить - Собака наверняка была стерилизована, иначе все овчарки ("на болотах много овчарок") бродили бы за ней толпами, какое уж тут чудовище, смех… Спаниель сопровождал хозяина, но цепная собака к вторжению на свою территорию отнеслась крайне болезненно…
Никто не поинтересовался, где был Мортимер в ночь смерти сэра Чарльза и в ночь смерти Стэплтона. Такова сила обаяния доктора Мортимера.
В финале книги Мортимер - любимый друг сэра Генри. Вместе с ним он отправляется в кругосветное путешествие, в те времена весьма и весьма длительное, бросив и больных "приходов Гримпен, Торсли и Хай Бэрроу", и свою невидимую жену. Я не могу настаивать на том, что он склонит сэра Генри к гм… нетрадиционным отношениям, но именно это объясняет многое, включая неудачный брак Мортимера.
Интересно, кому откажет сэр Генри свое состояние?
Конец дела Баскервилей
Утверждают, что книги для писателя - дети, всех он одинаково любит, каждая ему дорога по-своему. Не дети, но духи! Писатель - ученик чародея, причем зачастую даже не ведающий о своем ученичестве. Мнит, будто он мастер, демиург, повелитель мух и вселенных, что все пойманное в чернильнице целиком и полностью принадлежит ему одному. "Захочу - помилую, а захочу - растопчу!" - так, кажется, говаривал купчина у Островского.
Но это верно в отношении духов самого низшего порядка, не духов скорее, а зомби, мертвых телесных оболочек, которыми, действительно, хоть тын подпирай. "Взвейся да развейся!"
Но если некая искра, уж не знаю, голубая, красная, коснется пера писателя в момент творения - всё! Теперь неведомо, кто - чей. Как ни пытайся загнать вызванного духа в чернильницу, пустое. День ото дня дух матереет, обрастает плотью, того и глядишь, засунет в чернильницу самого автора.
- Писателев таперича нет! - горько рыдал мой коллега, когда ни друзья, ни приятели, ни даже враги не захотели признать в нем творца некоего опуса в черной обложке. Фамилия не твоя, личность не твоя, а девичья, очень симпатичная, и вообще, она за границею на ярмарке была, а ты дальше Борисоглебска никуда и не выезжал.
- П-проект, - рыдал коллега, - коллективный труд.
- Тогда утри сопли и пиши что-нибудь свое. Нетленное.
- Не могу. Он не пускает.
- Кто?
- Ратник… - и коллега пошел дописывать двадцать восьмую главу серийного детектива "Ратник во тьме".
Бороться с недотыкомкою сложно. Можно взять и сжечь рукопись, а чернильницу - о стену вдребезги! Можно просто поселиться в особняке на берегу тихой великой реки и всю оставшуюся жизнь тайком (но чтобы все знали!) писать великий роман о великом человеке (Кому Нужно, поймут!), можно заколоть героя на глазах почтенной публики, но куда надежнее разделаться с ним по-свойски, по-писательски. Пусть знает, кто в чернильнице хозяин.
Артур Конан Дойл так и поступил - причем с присущим англичанину тактом и юмором. Он публично высмеял своего демона - но увидели это лишь посвященные зелаторы (может, и вовсе один из них).
Действительно, быть известным лишь благодаря Шерлоку Холмсу довольно унизительно. Простенькие рассказы, поначалу воспринимавшиеся как подспорье, "джентльмен в поисках гинеи", взяли автора в полон. Мистер Холмс постепенно вытеснял Артура Конан Дойла, и со временем победа доктора Хайда казалась неизбежной.
А что мистер Холмс был скорее Хайдом, нежели Джекилом, кажется мне вполне вероятным. Кто вы, мистер Холмс? Какая причина заставляет вас тосковать в безмятежные дни и расцветать, оживая, при виде трупов и человеческого горя? Почему из всех профессий вы, человек недюжинного ума, имеющий влиятельного брата, выбрали именно ту, которая… Впрочем, остановлюсь, а то размахнусь еще на дюжину страниц.
Важно другое - Конан Дойл стал тяготиться своей тенью. Он, автор множества романов, спирит-эксперт, воспринимался как создатель дешевенького бульварного чтива (дешевенького в переносном смысле: Холмс по-своему был щедр с доктором Конан Дойлом).
Тарас Бульба, человек прямой, сказал: "Я тебя породил, я тебя и убью!"
Пробовали. Не получилось (мне и сейчас Андрий понятней Остапа). Холмс вынырнул со дна Рейхенбахского водопада еще более могучий, чем до падения. Договор подписан не кровью - чернилами!
Нет, дуэль с тенью должна быть иной, публичной, а выбор оружия - не духовое ружье, а интеллект и юмор.
И она случилась!
"Собака Баскервилей" и есть знаменитая дуэль писателя с тенью. Конан Дойл "идет на вы", предупреждая Холмса словами д-ра Мортимера: "Слепок с вашего черепа, сэр, мог бы служить украшением любого антропологического музея до тех пор, пока не удастся получить самый оригинал". Мортимер явно начинает охоту на Холмса! Все перипетии честно разыгрываются перед глазами читателя. И Холмс бессилен! В своем расследовании я не ответил на ряд вопросов: кто следил за Холмсом в Лондоне? кто украл ботинок сэра Генри? кого ждал Селдон, кружа у Баскервиль-Холла? - но зачем лишать читателя удовольствия собственного расследования…
В отчаянии Холмс вешает на несчастного Стэплтона всех собак в округе, облыжно обвиняет во всех нераскрытых кражах и грабежах ("он уже давно был опасным преступником"), не приводя, разумеется, ни единого доказательства.
Да он и сам знает о шаткости собственных позиций: "Все это одни догадки и предположения. Нас поднимут на смех в суде, если мы явимся туда с такой фантастической историей и подкрепим ее такими уликами".
Преследуя невинного Стэплтона, Холмс пляшет под дудочку Мортимера (тот, безусловно, ехидствуя в душе, сообщает Холмсу о привезенных из Южной Америки сэром Чарльзом научных материалах, на основании которых они долго спорили с баронетом о сравнительной анатомии бушменов и готтентотов). Увы, итог дела - ноль. В суд представить Холмсу нечего, разве труп убитой собаки. Но публика кричит "ура!" великому Холмсу. Пусть ее. Зато Конан Дойл свободен! Он показал истинную цену своему герою, и теперь Холмс будет прыгать через барьер столько раз, сколько ему прикажет Хозяин.
Василий Щепетнёв
Лето сухих гроз (Хроники Черной Земли, 1913 г.)
- Определенно, Лондон уснул. Весь мир спит. Всеобщее царство сна, - Холмс педантично присоединил "Таймс" к стопке других сегодняшних газет.
Все это мне не понравилось: аккуратное обращение с газетами предвещало Большую Хандру со всеми ее атрибутами - раздражительностью, револьверной стрельбой в комнатах и ночным музицированием под кокаин.
- Холмс, вы немилосердны к бедным обывателям. Могут же они хоть недолго пожить без сенсационных убийств, грабежей, краж и исчезновений?
- Могут, дорогой Ватсон, разумеется, могут. Я не могу. А я - не меньше лондонец, нежели остальные, - он внезапно смолк, дотянулся до кочерги и начал бесцельно вертеть ее в руках.
Сказать мне было нечего. Отсутствие громких дел означало отсутствие клиентов, а нет клиента - нет и гонорара.
Мои читатели, боюсь, получили превратное впечатление о мотивах деятельности Холмса. Некий скучающий джентльмен в поисках острых ощущений. Отчасти вина лежит на мне, отчасти - на условностях: воспитанные люди не обсуждают на публике денежные вопросы, а джентльмену и вообще не к лицу зарабатывать на жизнь сыском. Детектив-любитель - так характеризуют Холмса и отдел криминальных новостей, и литературная критика. И характеризуют неверно. Холмс - профессионал до мозга костей. Ни одно значительное преступление, совершись оно в Королевстве или на континенте, не прошло мимо его внимания; новейшие труды по криминалистике проштудированы им от корки до корки, внимательно, въедливо, с пристрастием; наконец, сложнейшие, запутаннейшие дела, раскрытые им самим, - разве это не доказательство высочайшего профессионализма?
Но Холмс - профессионал и в ином, обыденном смысле. Расследованием преступлений он зарабатывал себе на жизнь. И, констатирую с горечью, состояния себе не сделал. Он даже не имел своего дома и по-прежнему квартировал у миссис Хадсон - "недорогое жилье для джентльмена" нашей молодости. Значительная часть посетителей приходила на Бейкер-стрит в полной уверенности, что не только не придется платить гонорара, но и все издержки по ведению дела мистер Шерлок Холмс возьмет на себя. Изредка так и выходило - если случай выдавался особенно загадочный, интригующий, бросающий вызов гениальному уму моего друга. Но зачастую, сталкиваясь с необходимостью вознаградить услуги Холмса, посетитель мялся, говорил, что подумает, и исчезал навсегда.
Когда работы было много, Холмс являл собой образчик деятельного, бодрого, активного человека, но стоило наступить паузе, и настроение его в корне менялось. Он страшился оказаться ненужным: это влекло за собой нужду, нищету. И с годами беспокойство росло.
Это чувство знакомо и мне. Чего скрывать, преуспевающего врача из меня не получилось. Люди с удовольствием (надеюсь!) читают мои рассказы, но лечиться предпочитают у других, не отвлекающихся на посторонние дела, врачей.
Купленную практику я растерял моментально - что это за доктор, постоянно оставляющий пациентов ради участия в расследовании жутких преступлений?
Не застав меня на месте раз и другой, они быстренько перебежали к моим коллегам. Но я ничего не мог поделать - литература требовала все больше и больше времени, а писательские гонорары я находил слаще врачебных.
Мое участие в расследованиях Холмса объясняется не только связывавшей нас дружбой. Подлинные случаи служили основой моих рассказов, питали фактами мою фантазию и воображение; в свою очередь, благодаря этим рассказам известность Шерлока Холмса распространилась далеко за пределы Королевства, что обеспечивало более-менее постоянный приток клиентов. Но порой, увы, выпадали и дни штиля, как сейчас. Десять дней - и ни одного стоящего дела.
- К вам посетитель, мистер Холмс, - заглянула в гостиную Мэри, племянница миссис Хадсон, помогавшая ей по хозяйству - годы брали свое.
- Хорошо, - Холмс не выказал особой радости. - Дело о пропаже любимого кота.
- Полноте, Холмс, - укорил я его.