- Он осведомлялся о членах вашей семьи, о том, кто ваши друзья, чем вы занимаетесь и какой у вас характер, - сказал мистер Николс.
Во мне шевельнулось беспокойство. Дождь и порывы ветра стали словно холоднее, чем минуту назад.
- Ну, а его фамилия?
- Он не назвался.
Мое беспокойство мгновенно переросло в тревогу.
- Ну, а как он выглядел?
- Я не обратил внимания.
Есть люди, не способные обрисовать характер или заметить значимые черты кого-либо или чего-либо, и мистер Николс принадлежит к этому разряду. Ах, если бы он обладал наблюдательностью, а также сдержанностью! Вдруг этот незнакомец был одним из тех двоих, что напали на Энн и меня в поезде? Я поглядела вдоль Главной улицы в сторону выгона и шлагбаума, где взимается дорожный сбор. Внезапно Хоуорт перестал казаться таким уж изолированным от внешнего мира.
- Мисс Бронте, надеюсь, вы не допустили ничего, что могло бы привлечь неподобающее внимание незнакомых мужчин? - сказал мистер Николс назидательно-порицающим тоном. - Как дочери священнослужителя вам следует быть осмотрительнее в своих поступках, дабы они не бросили тени на вашего отца или Церковь.
Как он смел предположить, будто я в чем-то провинилась, и наставлять меня в правилах поведения?
- Вы, право, находите любой повод, чтобы прочесть проповедь.
- Да. Таков мой долг, - сказал мистер Николс с полной серьезностью, истолковав мою шпильку как похвалу.
Жаль, что мистер Николс не походил на Гилберта Уайта, которого моя безопасность заботила больше мнения сплетников. Тем не менее я знала, что мистер Николс - хороший человек, весьма уважаемый и папой, и прихожанами. Быть может, Энн, Эмили и мне не следовало заимствовать его среднее имя в качестве нашего псевдонима, хотя мы извлекли большое удовольствие из нашей тайной шутки.
Боясь сказать что-нибудь лишнее, если мистер Николс и дальше будет разговаривать со мной, я остановилась.
- Вот почта, мне надо зайти туда, - сказала я твердо. - Всего хорошего, мистер Николс.
И я скрылась за дверью, оставив его стоять под дождем.
Внутри почты стены занимали ящики и ячейки. За барьером сидела Нэнси, почтмейстерша, пухлая женщина с завитыми седыми волосами под муслиновым чепцом.
- А, мисс Бронте! - сказала она. - Слышала, ты возвратилась из Лондона, поездка была приятная, надеюсь? Видела твоего папашу вечор, когда он возвращался с Дубовой фермы. У них там плохо дело с горячкой.
Последовали прочие деревенские сплетни. Когда она умолкла перевести дух, я отдала ей мое письмо и спросила:
- Что-нибудь для меня? - Нэнси принялась рыться в письмах и пакетах, и тут меня осенило. - Обо мне никто чужой не справлялся?
- Собственно, да, - сказала Нэнси. - Два дня назад это было. Какой-то мужчина допек меня всякими расспросами, вроде кому ты пишешь, да от кого получаешь письма.
Во мне шевельнулось дурное предчувствие.
- Вы ведь ему не отвечали, правда?
Щеки Нэнси побагровели.
- Вот уж нет! Сказала ему, чтоб он своими делами занимался, а в чужие не лез. - Она повернулась и промямлила: - Вроде было для тебя что-то, мисс Бронте. Куда же оно задевалось?
Я содрогнулась, подумав, сколько всего мог почерпнуть убийца из ее обширного запаса сведений о нашей семье.
- А вы не могли бы описать, как он выглядел, этот мужчина?
- Джентльмен с черными волосами и городскими повадками. - Нэнси захихикала. - И собой красавец.
Во всяком случае, она была куда наблюдательнее мистера Николса, хотя и куда несдержаннее. Незнакомец мог быть брюнетом из поезда. Но если он теперь знал, где я живу, то почему не подобрался ко мне?
Мной овладел страх. И тут почтмейстерша воскликнула:
- А! Вот оно!
Она протянула мне плоский прямоугольный пакет примерно семи дюймов в длину, в оберточной бумаге, обвязанный веревочкой и с лондонским штемпелем, но без обратного адреса.
- И кто бы это прислал тебе подарочек? - спросила она с выжидательным любопытством.
Мои мысли мгновенно обратились к Гилберту Уайту. Может быть, он вернулся в Лондон и оттуда послал мне "Джейн Эйр" надписать? Есть ли в пакете и письмо? Радостное предвкушение вытеснило мой недавний страх. Я поспешила домой, заперлась в комнате над прихожей. Дрожащими пальцами я вскрыла пакет.
Письмо - это волшебное сокровище. Письма от моих родных и друзей утешали меня вдали от дома. Отсутствие писем ввергало в мучительную тоску. Когда-то я три года ждала письма, которое так и не пришло. Но вот на этот раз фортуна улыбнулась мне.
Внутри пакета оказалась книга в той же оберточной бумаге, что и пакет, - я нащупала выпуклость корешка и края переплета. Книгу сопровождал лист белой бумаги с несколькими строчками. Я нетерпеливо начала читать письмо, и предвкушение сменилось потрясением.
Дорогая мисс Бронте!
Извините, что я кладу начало переписке, на которую не получила вашего одобрения и которая может быть вам нежелательна. Но я в отчаянном положении и вынуждена злоупотребить вашей любезностью. Вложенный пакет, умоляю вас, перешлите невскрытым моей матери, миссис Мэри Уайт, 20, Истбрук-террас, Брэдфорд, Йоркшир. Благодарю вас за вашу доброту. Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить вам тем же.
Изабель Уайт
10
Вечера в нашем доме обычно следовали давно установившемуся порядку - как и в тот день, когда я получила бандероль от Изабели Уайт. После скромного обеда мы в половине десятого завершили наши вечерние молитвы. Папа запер входные двери и поднялся наверх в свою спальню, где он спит с заряженным пистолетом под рукой на случай появления воров или грабителей. Брэнуэлл отсутствовал, предположительно напиваясь в "Черном быке". Мои сестры и я сидели вокруг стола, чтобы читать вслух и обсуждать то, над чем сейчас работали. Вокруг дома завывал ветер с вересковых пустошей, окна дребезжали от сквозняков. Мерцающие свечи рисовали наши тени на стенах, пока я читала вслух главу из рукописи моего нового романа.
Внешне все выглядело, как обычно, но я тоскливо различала разницу. Эмили хранила беспощадное молчание весь день. Энн была само страдание, наш обычный дух товарищества исчез. А я все время вспоминала пакет. Что это за книга? Не ее ли искал вор в "Кофейне Капитула"? И не она ли была причиной, почему меня преследовали в опере, а затем чуть не похитили в Лидсе?
Пока я читала, на страницах возникал образ Гилберта Уайта. Он просил писать ему, и теперь мне было, о чем ему сообщить. Отвлеченная этими размышлениями, я сбилась и перестала читать. Посмотрела на Эмили и Энн, но ни та, ни другая не прервали молчания. Энн горестно глядела на Эмили, которая уставилась в пол, кипя раздражением.
- Как тебе моя история, Энн? - сказала я.
Энн пробормотала:
- По-моему, очень хорошо, - и умолкла, хотя обычно не скупилась на тонкую и многословную критику.
- Эмили? - сказала я. - А что думаешь ты?
Ее голова медленно поднялась. Глаза ее завораживали бурной темной зеленью бушующего океана. Она встала и заговорила приглушенным зловещим голосом:
- Ты правда хочешь знать, что я думаю? - Она обошла вокруг стола, как было у нее в привычке. - Ну, так мне совершенно не понравилось.
- Почему? - Мое сердце мучительно сжалось.
- Каролина Хелстоун слишком слабая, бесцветная, жалкая карикатура на героиню. Роберт Мур подлец.
Глаза Эмили метали мстительные искры. Ее тень следовала за ней словно зловещее привидение.
- А младшие священники глупы. Вообще все персонажи тривиальны и безжизненны.
Ее жестокая критика вызвала во мне волну гнева.
- А может, ты покажешь мне, что такое подлинная литература, - сказала я. - Уже месяцы, как ты нам ничего не читала!
Она отшатнулась, будто я ее ударила, затем пробормотала:
- У меня еще ничего не готово. Но это не меняет моего мнения о твоей книге.
Я знала, что Эмили, браня мою книгу, просто дает волю своему гневу на меня, но это не утишило моего опасения, что ее критика в какой-то мере обоснована. Возможно, "Шерли" действительно плохой роман. Впрочем, в эту минуту его недостатки заботили меня меньше всего.
- Эмили, ты меня пытаешь! - вскричала я. - Я сожалею, что нарушила мое обещание. Я вновь и вновь каялась. И Энн тоже. Как нам заслужить твое прощение?
Стиснув руки, Эмили застыла у камина. Лицо ее было пепельным, гневные глаза отражали огоньки свечей.
- Никакого вреда не случилось из-за того, что издатель Шарлотты узнал, кто такие Каррер и Эктон Беллы, - молящим голосом сказала Энн. - О тебе "Смит, Элдер и Компания" не знают ничего. - Она встала и шагнула к Эмили, протягивая руку. - Все осталось в точности, как прежде.
- Все изменилось! - Эмили резко отпрянула от прикосновения Энн. - Мистер Смит сообщит секрет другим людям, и скоро любопытствующие будут стучаться в нашу дверь. - Ее голос истерически прерывался, она заметалась по комнате, словно уже оказалась в осаде. - Не могу снести этого. Я умру.
Было бы бесполезно убеждать Эмили, что она преувеличивает угрозу. Ее ужас перед незнакомыми людьми был реален и беспределен.
- Нам надо поговорить о том, что произошло с Энн и со мной, - сказала я.
- Энн уже рассказала мне все. Мне стало плохо. Ничего не буду слушать!
Эмили прижала ладони к ушам. Но пока я рассказывала Энн, как неизвестный брюнет расспрашивал про меня Артура Николса и почтмейстершу, Эмили уронила руки и скорчилась на полу.
- Началось, - всхлипнула она. - Публика отыскала Эктона и Каррера Беллов. Орды заполнят Хоуорт, и нам больше никогда не видеть минуты уединения!
Это объяснение, почему незнакомец появился в деревне, мне в голову не приходило. Какой-то читатель наших книг выследил Беллов до их логова?
Энн обняла Эмили обеими руками.
- Куда вероятнее, что этот незнакомец - один из тех, что напали на нас в поезде. Он добрался сюда, чтобы опять покуситься на нас. Ах, Шарлотта, мы должны крепко запирать все двери и окна. Мы должны сказать папе, и мы ни в коем случае не должны выходить из дому поодиночке. Не следует ли нам нести дежурство по ночам и не выпускать Брэнуэлла из дома?
- Эти меры могут предотвратить беду лишь временно, - сказала я. - Единственный способ защититься - это опознать наших врагов, так, чтобы их могли арестовать.
- Но как нам их опознать? - спросила Энн, поглаживая Эмили по волосам.
- Ответ может обеспечить вот она, - сказала я и вытащила из-под моей тетради бандероль от Изабели Уайт. - Сегодня днем я забрала ее с почты. Мисс Уайт отправила ее в тот день, когда мы приехали в Лондон. Наверное, она подумала об этом еще в поезде: недаром же она старалась узнать мой адрес и правильное написание моей фамилии.
- Как странно, - сказала Энн, хотя Эмили как будто не слушала. - Ты полагаешь, что пакет от мисс Уайт содержит указание, кто ее убил и почему?
Прежде чем я успела ответить Энн, Эмили воскликнула с едким торжеством:
- А, понимаю! Этот мужчина, Гилберт Уайт, вот причина, почему тебя интересует это убийство. Ты влюбилась в него, как в мсье Эгера тогда в Бельгии!
Меня ошеломило ее обвинение и упоминание имени, звук которого все еще заставлял меня ежиться от унижения. Я с трудом выговорила:
- Какая нелепость! Я не влюблена в мистера Уайта, и никогда не была влюблена в…
- Была, была! - Ехидная улыбка осветила лицо Эмили. - Я же видела, как ты смотрела на него во время наших уроков французского. Я видела, как ты писала ему письма и высматривала почту, нет ли от него ответа. Или ты думаешь, что я слепа и ничего не вижу?
Меня преисполнил ужас. Если моя поглощенная собой сестра заметила, сколько еще людей догадались о моей тайной любви к моему учителю, женатому человеку, из-за которого я унижалась? Я просто ненавидела Эмили за утверждение, будто я влюбилась в Гилберта Уайта столь же безрассудно, как в мсье Эгера. Она искала мести, и, если бы я хотела мира между нами, мне следовало бы позволить ей язвить меня, но я и подумать не могла говорить о мсье Эгере… или о Гилберте Уайте в подобном тоне.
- Мои чувства к мистеру Уайту тут ни при чем, - сказала я холодно. Не желая касаться моих подозрений относительно него, я продолжала: - Возможно, я напишу ему, а возможно, нет, но суть в том, что Изабель возложила на меня долг доставить пакет ее матери. Я должна сейчас же отправиться в Брэдфорд. Поскольку мне не следует выходить из дома одной, кто-то должен поехать со мной.
- Только не я, - объявила Эмили с горячностью. Она плотнее прижалась к полу, будто врастая в него корнями. - Когда мы вернулись из Бельгии, я сказала, что больше никогда из дома не уеду, а я в отличие от тебя всегда свое слово держу.
Выражение лица Энн было задумчивым, тревожным. Все еще обнимая Эмили, она сказала:
- Не лучше ли отправить пакет почтой?
- Была какая-то причина, почему Изабель не хотела отправить пакет прямо на адрес матери, - ответила я. - Я должна доставить его лично. Энн, раз Эмили отказывается, ты не поедешь со мной?
Эмили обратила яростный взгляд на Энн, которая, казалось, готова была разорваться на части. Я сказала:
- Пакет, возможно - ключ к изобличению того или тех, кто убил Изабель и напал на нас. Единственный способ узнать, что в нем, это получить на то разрешение ее матери. Папа слишком слаб для поездки, а Брэнуэлл слишком ненадежен. Нет, Энн, ты должна поехать со мной в Брэдфорд.
Обе мои сестры молчали. Совсем как в детстве, когда они шептались между собой и умолкали, едва я входила в комнату, выжидая, чтобы я ушла.
- Милая Шарлотта, прости, - сказала Энн с грустным сожалением.
Я вспоминаю вышеописанную сцену, а вокруг дома завывает ветер; горят свечи. Но на стене лишь моя тень, ибо я сижу за столом одна. Стулья, когда-то занятые Эмили и Энн, стоят пустые. Страж, бульдог Эмили, лежит возле камина рядом с Кудряшкой, маленьким спаниелем Энн. Они настораживают уши и глядят на дверь, ожидая возвращения своих любимых пропавших хозяек. Как ноет мое сердце от одиночества! Чтобы отвлечься, я поведаю часть моей истории, произошедшую в тот самый вечер, когда Эмили и я поссорились, хотя об этих событиях я тогда не знала ничего.
Разъезды вновь привели Джона Слейда в Лондон. В полночь река Темза, черная и маслянистая под пасмурным безлунным небом, струилась через столицу, устремляясь под арками Лондонского моста по своему извилистому руслу к морю. Днем Темза - оживленный водный путь, заполненный судами, баржами и паромами, но теперь движение по ней прекратилось, доки опустели, суда причалили к пристаням. Река спала… пока не показалось одно судно. Разорванные паруса доставили его сюда с Востока. На его корме полустертые буквы слагались в название "Перл". Оно приблизилось к лондонским докам и вошло в канал между пристанями, за которыми маячили склады, темные и опустевшие, кроме одного.
Окна освещала лампа внутри, а снаружи ждал человек.
Это был Исайя Фирон, преуспевающий негоциант, прежде торговец в Ост-Индии. Едва он заметил приближающийся "Перл", как громко отдал распоряжение. Из склада выскочила орда работников дока. Они кинулись по набережной, чтобы направить судно к причалу и пришвартовать его там; затем перенесли груз из трюма "Перла" на склад. Капитан спустился на пристань, держа деревянный сундучок, и подошел к Исайе Фирону. Сундучок перешел в новые руки. Работники Фирона вынесли со склада десятки тяжелых ящиков и составили их на борту "Перла". Вскоре судно уже удалялось по каналу. Исайя Фирон отпустил работников. Оставшись один, он заперся в складе, огромной темной пещере, заполненной товарами и благоухающей специями. Он прошел в свою контору, поставил сундучок на письменный стол и открыл его. Внутри лежали сотни золотых монет.
Внезапный шум оторвал его от созерцания прибыли, плода его тайной сделки. Треск дерева под тяжелым ударом. Где-то открылась дверь. Кто-то ворвался в склад. Фирон достал из ящика стола пистолет, задул лампу и на цыпочках вышел из конторы.
Неверный свет мелькал за высокими штабелями ящиков с товарами. Осторожные шаги по каменному полу отдавались эхом во мраке. С пистолетом в руке Фирон крался между тенями, заходя в тыл невидимому противнику, полный решимости защитить свою собственность. Внезапно над его головой взметнулся шнур и крепко стянул ему шею, придушив его. Фирон завизжал; его мускулы напряглись от шока и паники, и он нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Фирон уронил пистолет и начал царапать шнур, все сильнее сдавливавший его горло. Нападавший стиснул его в железном объятии. Его тело осело на пол. Ужас исчез с его лица, оно обмякло. Глубокая тишина кругом.
Над трупом стоял Джон Слейд.
Он поднес фонарь к свинцовому вздутому лицу Фирона. Дышал он тяжело и часто после напряжения всех сил; его непокорные темные волосы были мокры от испарины, глаза пылали огнем. Он поспешил в контору и увидел сундучок с золотом. Затем взялся за счетные книги, загромождавшие стол. Он проглядывал страницы, запечатлевшие количество опиума, проданного в Китай, и шелков, и чая, ввезенных в Англию. Он нетерпеливыми рывками открывал ящики стола и перебирал хранившиеся там письма. Один документ гласил следующее: "Я аннулирую наше деловое соглашение, и больше поставок моей фирмы не будет. Искренне ваш, Джозеф Локк".
Слейд спрятал письмо в карман, прочел оставшуюся корреспонденцию и выругался от разочарования, так как искомое имя нигде не фигурировало. Тут он услышал возбужденные мужские голоса снаружи, торопливые шаги. Видимо, выстрел Фирона встревожил охрану доков. Слейд бесшумно выбежал из склада и скрылся в темном лабиринте доков.
11
Следующие несколько дней прошли в колебаниях и растерянности: написать ли мне Гилберту Уайту про бандероль или нет. Каждая доставка почты ввергала меня в трепет ожидания, что я получу письмо от него, но время шло, а письма все не было, и осторожность взяла верх.
Эмили наблюдала мое возбужденное состояние с удовольствием. Груз моего долга перед Изабелью Уайт давил меня, а мое предшествовавшее приключение пробудило во мне жажду нового, такого же. Затем в четверг, 20 июля - шесть дней спустя после получения бандероли - я услышала стук колес кареты, приближающейся по Чёрч-роуд. И дерзнула подумать, что Гилберт Уайт, вместо того чтобы написать мне, приехал сам с визитом, и поспешила открыть дверь. Меня подкосило разочарование.
Через порог переступила моя дорогая подруга Эллен Насси, расплываясь в улыбке. Эллен - светловолосая толстушка; ее голубое летнее платье очень шло к ее круглым светлым глазам; соломенная шляпка прятала пушистые золотистые кудряшки.
- Дорогая моя, ну и лицо у тебя! - воскликнула она, заключая меня в объятия, такие же мягкие, как и ее голос. От нее всегда приятно веяло смесью лаванды с другими душистыми травами. - Разве ты не рада меня видеть?
- Да, конечно, - поспешила сказать я. - Просто я удивилась. (Эллен ведь живет в Бэрстолле, примерно милях в двадцати от Хоуорта, и никогда не приезжала в гости, не предупредив заранее.) Но ты, наверное, устала с дороги. Разреши я принесу тебе чего-нибудь подкрепиться.
Я накрыла стол в гостиной. Наливая чай, я спросила:
- Но что привело тебя сюда?