- Он же у меня в апреле был.
- Кто об этом знает? А так повод всех собрать. Нужно будет стол организовать побогаче. Придется потратиться. Но зато сразу оживишь круг общения. Ты их всех сколько времени не видел? С того вечера встречи, так?
- Да. И до того лет пять не виделись.
- Надо наметить дату и всех обзвонить. Аню вытащить обязательно. Хирурга тоже можно. Мало ли. Может, он плохой хирург, может, его на работе не ценят. А нам сгодится. И Нережко этого на всякий случай давай. Раз он в себе не уверен. Такие бывают внушаемы. Бери телефонную книжку и вперед! Назначай на ближайшую субботу. Нас ждут великие дела! - скомандовала Гуся.
Глава 3
ЗАХВАТ
На проселочной дороге, отходящей от основной, ведущей в центр Нарвы, готовилась операция захвата. Российские омоновцы, с разрешения эстонской стороны, залегли с двух сторон, за высокими соснами, в густом придорожном кустарнике.
Номер пятый лежал ближе к контрольно-пропускному пункту, метрах в пятидесяти от моста через Нарову, где и располагался КПП. Его задача - оповестить по рации основную часть команды, что джип "гранд-чероки" подходит к месту передачи груза.
В камуфляже, прикрытый сверху почти черной в безлунную ночь травой, он думал о предстоящей воскресной рыбалке, о бутылочке водки, которую можно будет выпить буквально через час-другой, после завершения операции. От нечего делать он вел счет: сколько и каких автомобилей пересекает границу в это время суток. Преобладали иномарки: две "ауди", четыре "опеля", один "ниссан".
- Пятый, пятый, как слышишь? Прием, - донеслось из рации.
- Слышу хорошо. Комары жрут.
- Терпи и воздастся тебе. Отбой.
В час тридцать ночи у КПП остановился "сааб". Пограничники приступили к проверке документов. В машине находились двое молодых людей - мужчина и женщина. Из документов следовало, что супружеская пара - Ольга и Владис Пакальнис следуют по многоразовой визе в Таллин. Навестить свекровь, как пояснила, улыбаясь, невысокая, субтильного телосложения, Ольга Пакальнис.
Лейтенант, вернув документы и козырнув, пожелал молодым людям счастливого пути. Машина проехала дальше, к финскому домику с многочисленными окошками.
Остановились у последнего окна.
- Смотри, там другой мужик сидит, не Стас.
- Вижу. Черт, что это значит? Утром еще разговаривал с ним. Все было в порядке.
Но отступать было поздно. Таможенник пригласил господ в помещение. Были выданы бланки деклараций. Заполнив бумаги, супруги вернули их офицеру. Из деклараций следовало, что они имеют при себе пятьсот эстонских марок и четыреста долларов США. Пара вышла на улицу. Около машины крутился другой офицер. Последовали дежурные вопросы:
- Наркотики, оружие, взрывчатые вещества?
Ольга с улыбкой отрицательно качала головой. Начался досмотр машины. Таможенник лениво осмотрел багажник, ткнул в один из баулов:
- Откройте.
В сумке аккуратной стопочкой было сложено мужское белье, торчала бутылка водки, блок сигарет. Была осмотрена и вторая сумка, где находились женские вещи, сувениры. Офицер постучал прикладом автомата по резине запаски. Колесо отозвалось звуком, который вполне удовлетворил досматривающего.
- Что это вы ночью путешествуете? - обратился он к мужчине.
- Дорога свободнее. И потом, мы же к родным едем. Нас там ждут. И накормят, и спать уложат.
Ольга разглядывала придорожный лес.
- Комары заедают! - пожаловалась она мужу, хлопнув себя по руке.
- Ладно, закрывайте, - разрешил таможенник.
Женщина села в машину и облегченно вздохнула.
Через минуту "сааб" переехал мост и оказался на эстонской земле.
- Пронесло! - выдохнула она. - У меня прямо судороги по щеке пошли, когда он за запаску взялся.
- Что же случилось со Стасом? - задумчиво проговорил Владис.
- Непонятно. Ладно, главное, что пронесло. У меня на нервной почве непреодолимое желание присесть где-нибудь в кустиках. Останови, пожалуйста! А ты пока позвони Стасу на мобилу. Что за дела такие? Чуть не подставил нас!
Пятый номер сфотографировал глазами приближающуюся иномарку, определил в ней "сааб", слегка расслабился. Автомобиль сбавил ход и замер в нескольких метрах от лежки омоновца.
Ольга выскочила, сделав пару шагов сквозь кустарник, присела, на ходу спуская брюки и трусики.
Пятый, оказавшийся в непосредственной близости от белевших в темноте ягодиц, прикинув траекторию движения жидкости, произнес мирным голосом:
- Девушка, вы не могли бы пересесть?
Ольга ахнула, отскочила в сторону, натягивая одежду, и услышала кроме голоса из травы и характерный звук работающей рации. Буквально через секунду из "говорящей травы" раздался измененный эфиром мужской голос:
- Пятый, пятый, звонили с КПП. Они проехали. Как слышишь? Прием.
Женщина мгновенно выхватила из кармана куртки пистолет. От почти бесшумных выстрелов трава вздрогнула и замерла.
Далее действие развивалось следующим образом:
Трое омоновцев ринулись к месту лежки пятого. Возле трупа был обнаружен брошенный пистолет-пулемет ОЦ-22. И в это время мимо расконспирированной лежки промчался на бешеной скорости тот самый "гранд-чероки", ради которого и была затеяна операция. Промчался, унося "на борту" не менее десяти килограммов героина. Господа Пакальнис скрылись. Служебный пес Анвар взял было след, но вскоре потерял его на берегу реки Наровы. В багажнике брошенного "сааба" под запасным колесом, в промасленной тряпице был обнаружен пакет, содержащий более четырехсот тысяч долларов.
Они выплыли на российский берег в районе Иван-городской крепости, у полуразрушенного сооружения с башнями по периметру. Вскарабкались по высокому, осклизлому берегу, обдирая руки и ноги.
- Где оружие? - спросил мужчина.
- Я бросила его там же, - тяжело дыша, отвечала женщина.
- Это плохо. Остались отпечатки.
- Я обтерла его рукавом.
- Где мой мобильник? А, черт, он, видно, выпал в воду. Мы отрезаны. Ни с кем не связаться.
- Нужно добраться до тети Марты, - дрожа от холода, проговорила Ольга. - Остальное - фигня. Главное, добраться до нее, - как заклинание, повторила она.
По Ивангороду был объявлен план "Перехват" с приметами преступников, но эта мера оказалась запоздалой. Ольга и Владис Пакальнис словно сквозь землю провалились.
Глава 4
БОЛЬНИЦА
Аня Лаврова собиралась на день рождения. Были даже куплены новые босоножки. А подарок имениннику выбирался долго и тщательно. В конце концов она остановила свой выбор на курительной трубке, которую приглядела в небольшом магазинчике возле метро.
Субботним утром она и отправилась за покупкой. Знала, что Толя курит. Вот пусть делает это красиво. Трубка была светло-кофейного цвета, изящной формы. К ней прилагался мешочек с табаком и еще какими-то причиндалами.
- Вот, это для того, чтобы прочищать канал трубки, это - набивать ее табаком, - объясняла приветливая продавщица.
Подарок вышел весьма дорогим, но и дни рождения случаются не каждый день. Еще следовало купить цветы. Из телефонного разговора с Толей Аня узнала, что его мама два года тому назад умерла, а отец уехал в Израиль к старшему сыну. Букет предусматривался только один, для Гуси (вот как правильно, вспомнила Аня). Оказалось, у нее есть все-таки человеческое имя - Нина. А Гуся - это от девичьей фамилии Гусинская. Это Аня выяснила из того же разговора. Не станешь же называть незнакомую женщину Гусей. Аня купила букет из ярко-желтых ромашковых хризантем и темно синих ирисов - очень нарядно и не очень дорого, да и денег оставалось в обрез, и направилась к дому.
Напротив парадной стояла машина "скорой помощи". Аня взлетела на третий этаж, не чуя под собой ног. Дверь в квартиру была приоткрыта, оттуда слышались голоса. Аня увидела белые спины медработников, стоявших у дивана в маминой комнате, и соседку.
- Анечка, не волнуйся, все в порядке! - обернулась к ней соседка.
- Что в порядке? - вскричала Аня, проталкиваясь к маме.
Мама полулежала бледная, в испачканной землей юбке. Но глаза ее были открыты и смотрели на Аню виновато.
- Что случилось?
- Не кричите. Вы ее дочь? - обернулась к Ане строгая докторица.
- Да. Мама, ты меня слышишь?
- Слышу, доченька, - тихо откликнулась Валентина Ивановна. - Вот, доктор говорит, что нужно в больницу. Я согласна.
- У вашей мамы очень низкое давление. Мы его сначала определить даже не могли. Ее нужно госпитализировать, - подтвердила врачиха. - Это понятно?
- Да, конечно. А от чего это может быть, доктор?
- Это может быть от внутреннего кровотечения.
- От какого? - тупо спросила Аня.
- Этого я вам сказать не могу. Для этого и нужно обследоваться, - она отвела глаза. - Так вы согласны? Тогда собирайтесь.
Аня только сейчас заметила, что все держит в руках букет. Она положила его на стол, пытаясь собраться с мыслями.
- Ты самое необходимое в сумку кинь, - советовала соседка. - Туалетные принадлежности там, смену белья, халатик, носки. Чай, сахар. А как в палату Валентину Ивановну определят, сбегаешь, купишь продуктов.
- А почему у нее юбка грязная? - все так же заторможенно спросила Аня.
- Так она во дворе сознание потеряла. Я ее увидела. Иду из магазина, а она лежит. С Мариной из пятой квартиры привели ее в чувство кое-как. А Маринкин муж Валентину Ивановну в квартиру на руках донес, она идти не могла. Отсюда уже "скорую" вызвали. И еще хорошо, что так-то! А если бы она одна в квартире? И врача не вызвать, и дверь не открыть.
- Галина Михайловна, я вам оставлю ключ запасной от нашей квартиры на всякий случай. Мало ли что. Мама выпишется, я не всегда дома…
- Оставляй, - кивнула соседка. - Это ж не сию минуту. Давай я тебе помогу вещи собрать.
Уже в салоне "скорой" в Аниной сумочке запиликал мобильный.
- Лавруша, ты где? - прокаркал в трубку Скотников. - Мы вокруг стола ходим, не садимся…
- Толик…
- Только не говори, что не придешь! - каким-то даже грозным голосом перебил ее Скотников.
- Не приду, Солечка. Я сейчас маму в больницу везу. Извини уж.
- Вот как… А что случилось?
- Я потом перезвоню тебе. Вы там отмечайте.
- Может, попозже подъедешь?
- Нет, не получится. Я тебя в другой день поздравлю. И подарок вручу. Он тебе понравится. Все, целую. Всем привет.
- Ну вот, я тебе день испортила, - виновато улыбнулась лежавшая на носилках Валентина Ивановна.
- Глупости-то не говорите, мама! - строго ответила Аня.
Через два часа Валентина Ивановна находилась уже в трехместной, вполне чистенькой и просторной палате. Кроме нее там были седая опрятная дама лет семидесяти и молодая, очень бледная и худенькая женщина. На прикроватную мамину тумбочку Аня водрузила желто-синий букет.
- Что это у вас за праздник? - поинтересовалась медсестра, вкатывая штатив с капельницей.
- Это для общего тонуса, - ответила Аня, уступая место у маминой кровати.
- А-а, если для тонуса, это можно, - пробормотала медсестра, разглядывая вены на руке Валентины Ивановны. Аня вдруг увидела, что рука у мамы худенькая, вены бледные и почти не видны. И пронзительное чувство страха и жалости охватило ее.
- Мамочка, я пока выйду, чтобы не мешать.
- Конечно. Ты бы вообще шла домой. Или в гости. Еще успеешь, - прошелестела губами мама.
Аня выскочила на черную лестницу, закурила. Рядом стояла женщина в тренировочном костюме. Больная, догадалась Аня.
- Что вы, девушка, плачете? Сами сюда или привезли кого?
- Маму привезла.
- Не плачьте. Больница хорошая. Врачи - классные. С того света вытаскивают. Только берут дорого. Так что вам не плакать нужно, а деньги собирать.
Женщина бросила окурок в ведро и направилась к двери.
- А сколько собирать? - в спину ей спросила Анна.
- Это вам скажут, они здесь не стесняются, - не оборачиваясь, ответила женщина.
Аня вернулась в палату. Из тонкой вены торчала игла с пластиковой бабочкой. Мама дремала, но, услышав скрип двери, открыла глаза.
- Анюта, иди домой. Я спать хочу. Завтра не приходи, завтра только дежурный врач будет. У меня все есть. Телефон ты мне оставила. Если что, позвоню. Отдохни денек.
- Ладно, посмотрим. Спи пока. И ни о чем не тревожься, ладно?
Мама вдруг посмотрела на Аню таким взглядом, словно прощалась с ней. И у той снова защемило сердце.
- Иди, иди, доченька. И не волнуйся, - заметив, как изменилось лицо дочери, поспешила улыбнуться Валентина Ивановна.
Аня вышла на улицу. На душе было скверно. Видимо, у мамы что-то действительно серьезное. Ладно, не накручивай себя раньше времени, приказала себе Аня. Она снова закурила у дверей больницы, чтобы успокоиться. И куда сейчас? Домой не хотелось. Торчать там весь вечер одной и изводить себя бесплодными думами? К Скотникову? С таким настроением только праздник людям портить. Заеду-ка я к Зойке, она давно звала, решила Аня. Она достала мобильник, набрала номер приятельницы. Ее, небось, и дома нет. Уехала на дачу. Хотя у них в гимназии суббота - рабочий день. Тем более экзамены выпускные. А Зойка принимает сразу два предмета - химию и биологию. Все это пронеслось в голове, пока Аня слушала длинные гудки. Она собралась уж было отключить телефон, но услышала наконец знакомый низкий голос:
- Алло? Кто это?
- Зойка, это Аня. Ты дома? Что делаешь?
- Плачу, - доложил голос и всхлипнул.
- Чего это ты?
- А-а-а, жизнь не удалась. А ты где? Может, заедешь? Пожалуйста, Анюта! Мне так одиноко!
- Заеду. Обязательно. Обсудим твою жизнь. Мне кажется, она не безнадежна. А ты к моему приезду успокоишься, договорились? - весело, чтобы успокоить подружку, проговорила Аня. - Что привезти?
- Не знаю. Честно говоря, напиться хочется.
- Понятно. Опять за правду боролась?
В трубке молча сопели.
- Ладно, заказ принят. Жди, через полчаса буду.
По дороге к дому Аня переключилась мыслями на Зою Георгиевну Филиппову, которая когда-то работала вместе с Аней в Институте микробиологии. Зойка была Аниной ровесницей и стала ей подругой. Высокая, крупная, в больших очках с толстыми линзами, вечно одетая как-то наспех и не к лицу, Зоя выглядела весьма нелепо. Но человеком была добрейшим. Правда, микробиолог из нее - как балерина из сапожника. Вечно она запарывала самые ответственные опыты. Почему-то в ее руках погибали все микробы - нужные и ненужные, кусались смирные лабораторные мышки, убегали ленивые, раскормленные белые крысы, терялись протоколы опытов. Она вечно опаздывала на работу, чем доводила заведующую до тихого бешенства. Но были и неоспоримые достоинства, примирявшие завлаба с распустехой Зойкой: она была безотказна, всегда готова остаться после работы, выполнить самую неприятную ее часть. Нужно разобрать захламленную кладовку, добровольцы есть? Конечно, это Зоя Георгиевна. И пусть в процессе наведения порядка вдребезги разобьется парочка бесценных мерных цилиндров и колб, но порядок будет наведен. Эксперимент требует, чтобы кто-то дежурил всю ночь и делал отметки в журнале. Добровольцы есть? Конечно! Зоя глаз не сомкнет. Все будет отмечено. Правда, ее почерк смогут разобрать только эксперты-криминалисты, но это издержки производства. Кроме того, Зоя всегда приходила на помощь каждому, кто в ней нуждался. Навещала больных, сидела с чужими детьми, одалживала деньги. Коллеги ее любили, хоть и подсмеивались. Не любило Зою начальство. И было за что. Филиппова была правдоискательницей. Истовой, как первые христиане. Она не понимала, почему, в то время как институтское начальство сдает больше половины площадей в аренду, сотрудники получают нищенскую зарплату. И на каждом ученом совете совершенно не в тему звучал голос Филипповой, вопрошавшей, куда идут арендные деньги? Как будто не ясно, что они идут в карман директора и его зама. Возникало неловкое молчание, которое сменялось раздраженной отповедью директора. С ней проводили разъяснительную работу, ее увещевали, но Зоя была упряма, как стадо баранов. Борьба Филипповой за арендные деньги была обозначена коллегами лозунгом "Карфаген должен быть разрушен!" и продолжалась до тех пор, пока не закончилась поражением правдоискательницы. Директор натравил на нее отдел кадров, и начальница этого подразделения с рвением служебной собаки ринулась отслеживать время появления Зои Георгиевны в институте. Несколько опозданий - и Филипповой было предложено уволиться по собственному желанию. Однако вскоре Зоя устроилась в какую-то частную гимназию, где платили "зелеными". Аня была очень рада за приятельницу и умоляла ее укоротить свой язычок. Куда там! Опять, видно, во что-то вляпалась, горе мое! - подумала Аня, подъезжая к нужной станции.
И она оказалась права.
Глава 5
РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Утром той же субботы Зоя Георгиевна Филиппова сидела в кабинете директора женской гимназии Марианны Дмитриевны.
Директор была женщиной строгой, неулыбчивой, несмотря на молодые годы (тридцать с небольшим), наличие мужа и кокер-спаниеля.
Именно последний фактор из биографии Марианны и сбил с толку классную даму предвыпускного класса, Зою Филиппову. Ей казалось, что наличие в доме собаки предполагает наличие человечности в ее хозяине. И здравого взгляда на жизнь. В том смысле, что собачки иногда размножаются, а их хозяева принимают в этом участие, подыскивая питомцу пару. Следовательно, должны догадываться, что и в человеческой популяции происходит нечто подобное. Тем более муж имеется. Полковник. Значит, и супружеские объятия случаются. Хотя бы в день получки.
Так думала Филиппова, выслушивая отповедь начальницы:
- Зоя Георгиевна, я думаю, вы догадываетесь, по какому поводу я вас вызвала? Разговор этот следовало провести значительно раньше, но я не имела возможности разбираться с вами во время выпускных экзаменов. А вы, видимо, решили, что все сойдет вам с рук. Нет, не сойдет! Как вы посмели, я вас спрашиваю, как вы посмели принести эту гнусную книжонку в гимназию? Дать воспитанницам прочесть ее на классном часе? Это… это уму непостижимо!
- Почему непостижимо? Девочкам по шестнадцать-семнадцать лет. Их это волнует. Они мне вопросы задают.
- У нас христианская гимназия! У нас преподается Закон Божий! А вы инструктируете их, как предохраняться от нежелательной беременности!
- Это не я инструктирую, а книга. Она одобрена Минздравом. И если беременность нежелательна, значит, лучше ее избежать, разве не так?
- Не так! Нежелательной беременности быть не может! Все от Бога. В том числе и беременность!
- А я думала, она и от мужчин бывает, - буркнула Филиппова.
- Не богохульствуйте! И вообще… Вы что же, полагаете, что наши воспитанницы живут половой жизнью?
- Не полагаю, а знаю, - не удержалась Зоя.
- Кто? Фамилии? - тут же вцепилась Марианна.
Зоя поправила сползшие на нос очки. Лицо ее пошло красными пятнами. Еще чего! Чтобы я тебе, карга, девчонок заложила? Не дождешься!