…шестая
Карен Вейл стояла у задней стены аудитории в Академии, ожидая, пока все рассядутся и можно будет начать лекцию. Каждому новому курсу агентов она преподавала начала поведенческого анализа, чтобы новобранцы не попали в глупое положение, как тот коп, который искренне верил, что она способна, подержав в руках одежду жертвы, описать лицо и приметы убийцы.
– Итак, чтобы не терять времени, я приглашаю на кафедру специального агента Вейл.
Головы всех присутствующих повернулись к Карен, но аплодисментов не последовало. Обычно инструктор представлял ее с такой помпой и торжественностью, что новые агенты считали своим долгом поприветствовать ее вставанием, или, по крайней мере, теплыми и дружескими аплодисментами. Но этот инструктор сам принадлежал к новичкам и, похоже, в отличие от своих коллег не счел нужным подробнее ознакомить студентов с ее биографией. По крайней мере, так ей показалось. Карен неотвязно думала о Мелани Хоффман, так что особенно не прислушивалась к тому, что он там наговорил.
Она спустилась вниз, на кафедру, раскрыла портативный компьютер и подняла голову, осматривая ряды слушателей, лица которых с напряженным ожиданием были обращены к ней. Она хорошо помнила это выражение, этот взгляд и ощущение восторга, когда делаешь первые шаги и узнаешь нечто новое. Она любила свою работу, несмотря ни на что – хотя это было довольно странно, учитывая то, чем ей приходилось заниматься, – и по-прежнему ощущала, что каждое новое дело бросает вызов ее интеллекту и квалификации. Но свежесть новизны была уже утрачена – подобно тому, как восторженное возбуждение, которое ощущаешь в самом начале романтической влюбленности, со временем теряет свою остроту и пикантность. Так что теперь она не только доказывала свою нужность, но и старалась не утратить интереса к тому, чем занимается.
– Меня зовут Карен Вейл, – начала она. – Я знаю, вы ожидали увидеть на моем месте мужчину. Об этом можно догадаться по вашим лицам.
Ей нравилось с самого начала заставить своих слушателей защищаться. Это входило в неофициальную процедуру инициации новых агентов. Хотя, пожалуй, тому была и иная причина: уж слишком много допросов она провела, отчего с течением времени поневоле начала пытаться играть первую скрипку в любом разговоре.
– Составление психологических портретов преступников нельзя назвать точной наукой, кто бы что ни говорил. Я могла бы просто предложить вам прочитать одну из книг Дугласа, а потом прийти сюда через пару дней, чтобы получить ответы на свои вопросы. Но это не мой стиль. Я собираюсь познакомить вас с некоторыми особенностями больного разума, которые мы пытаемся проследить в полевых условиях. Хотя, говоря откровенно, формулировка "больной разум" не совсем точна. Насилие, которое преступники совершают над другими, действительно выходит за пределы нормального поведения, в этом нет сомнения, но при этом они не страдают умственным расстройством и чертовски хорошо понимают, что творят. Но мы еще вернемся к этому.
Карен подробно остановилась на организационных принципах работы своего отдела, безошибочно уловив момент, когда настало время наращивать темп. В задних рядах кое-кто из агентов уже опустил голову на скрещенные руки, с нетерпением ожидая перерыва на обед.
– А теперь перейдем к конкретным примерам, чтобы вы получили представление о том, как мы работаем. – Она нажала кнопку на аудиовизуальной демонстрационной панели. Освещение в аудитории стало тусклым, а на стене у нее за спиной вспыхнул экран. По черному фону побежали желто-белые буквы текста. Загорелась надпись: "Группа оперативного реагирования на чрезвычайные ситуации, поведенческий анализ предполагаемого поведения". Карен нажала следующую кнопку на пульте дистанционного управления, и программа "PowerPoint" послушно выдала на экран первый слайд. В те времена, когда она еще училась в школе, в ходу были настоящие слайды. Они заедали, теряли яркость и контрастность, если оставались в проекторе надолго, а о такой графике, с какой она работала теперь, готовя свои презентации для ФБР, можно было только мечтать. Сейчас ее слайды скользили по экрану, сменяя друг друга, подкрепленные звуковыми и видеоэффектами. Но ее студенты продолжали клевать носом. Вот тебе и преимущества новых технологий!
– Это дело, над которым я сейчас работаю, – продолжала Карен. – Убийца по кличке Окулист.
Аудитория отреагировала сдержанным гулом, послышались сдавленные смешки.
– Здесь нет ничего смешного, – резко бросила она в зал. Слушатели угомонились на удивление быстро.
– То, что вы сейчас увидите, не просто отвратительно и омерзительно. Это дело рук чудовища в облике человека. Надеюсь, никому из вас в своей работе не доведется созерцать чего-нибудь подобного. Но я должна сделать все, чтобы, если такое все-таки случится, вы имели представление о том, на что нужно смотреть и что искать. И как помочь поймать очередного ублюдка.
Она нажала на кнопку, и первый слайд развернулся на экране во всей красе. Со стены на них смотрела женская спальня. На кровати перед зеркалом лежал изуродованный труп, из глазниц которого торчали рукоятки кухонных ножей.
– Это жертва номер один. Марси Эверс. Двадцать восемь лет, брюнетка. Работала помощником адвоката в Вене.
Еще одно нажатие кнопки, и на экране рядом с первым раскрылся очередной слайд. На этот раз – снимок места преступления.
– Перед вами факты, которые нам известны. Я хочу обратить ваше внимание на одну вещь, чтобы проиллюстрировать все вышесказанное. Кто из вас знает, что такое МО?
Подобные вещи им преподавали на общем курсе, во время введения в специальность, и Карен ожидала, что увидит лес поднятых рук. Но она намеревалась послать крученый мяч, чтобы посмотреть, кто сможет его отбить.
Готовность ответить изъявили около сорока агентов. Карен кивнула одной из женщин.
– Прошу вас.
– МО означает "модус операнди", – ответила та.
– Или "образ действия" по-английски. Да, правильно. А теперь вопрос сложнее. Изменяется ли когда-нибудь МО?
На этот раз поднятых рук не было вовсе. Ее слушатели задумались, что уже было хорошо. Карен немного подождала, а потом сама ответила:
– Исследования показывают, что модус операнди сексуальных преступников меняется каждые три-четыре месяца. Почему?
И снова никто не поднял руку.
– Хорошо, в таком случае попытаемся разобраться, почему так происходит.
Из кармана куртки она достала лазерную указку и ткнула ею в экран.
– Всем видна кровь, вот здесь, на черепе Марси Эверс? – Небольшой участок на голове жертвы был выбрит, и на макушке виднелась рваная рана. – Откуда взялось такое повреждение?
– Он ударил ее, чтобы оглушить, – сказал кто-то из зала.
Карен кивнула.
– Хороший ответ. Пожалуй, вы правы. Теперь перейдем ко второй жертве Окулиста. – Она нажала кнопку на пульте, и на стене материализовался очередной слайд. – Норин Гальван О'Риган. Двадцать шесть лет, брюнетка. Дипломированная медицинская сестра. Работала в Фредериксбурге, жила в Мэрис-Хайтс. – Карен направила лучик указки на череп. – А что мы видим здесь? – Световая точка указывала на выбритый участок на голове Норин.
– Еще один удар по голове, – сказала женщина из заднего ряда.
– Верно. Но этот удар оказался сильнее, вы не находите? Повреждения более значительные. Это и есть образ действия Окулиста, леди и джентльмены. Удар по голове. Но мы по-прежнему не знаем, почему убийца поступал так со своими жертвами, как не можем объяснить и того, почему рана Норин более серьезная. Пойдем дальше. – Она сменила слайд. – Что это такое, может кто-нибудь ответить?
На снимке крупным планом была видна правая рука Марси с двумя сломанными ногтями и порезами, на запястье и предплечье темнели синяки.
– Раны, полученные во время борьбы? – предположил кто-то из первых рядов.
– Именно так. Раны, полученные во время борьбы. Точнее, самозащиты. Давайте на секунду вернемся к рукам Норин. – Карен вывела на экран следующий слайд. – Никаких сломанных ногтей. Большой кровоподтек на правой руке. Итак, почему у Норин отсутствуют раны, полученные во время самозащиты?
Карен несколько раз щелкнула мышью и нашла папку, в которой хранились цифровые фотографии. Открыв один из снимков, по лицам слушателей она поняла, что кое-кто из них уже догадался, в чем дело.
– Это Мелани Хоффман, его последняя жертва. Сегодня утром я была на месте преступления.
Карен несколько раз щелкнула мышью, демонстрируя очередные фотографии с места преступления в доме Мелани, обвела взглядом каждую из них и повернулась к аудитории.
– Что вы видите?
– Затылок у нее буквально размозжен, – сказал какой-то агент. – И ран, полученных при самозащите, нет.
– А теперь вопрос: можем ли мы с уверенностью сказать, почему насильник наносил своим жертвам такие удары?
– Чтобы лишить их способности к сопротивлению и обездвижить.
Голос раздался из дальнего угла классной комнаты. Говорил Томас Гиффорд, специальный агент, заместитель начальника Отдела специальных расследований, босс Карен. Она не видела, как он вошел, но такова уж была его натура и стиль поведения. Тайком. Исподтишка.
– Совершенно верно, – согласилась Карен, решив подыграть своему начальнику, но все-таки недоумевая, для чего Гиффорду понадобилось приходить сюда. Его кабинет располагался в том же здании, что и ее, в пятнадцати минутах дальше по улице. – Преступник наносит удары, чтобы обездвижить свои жертвы и лишить их возможности сопротивляться. Травмы головы становились все более обширными от жертвы номер один к жертве номер три, поскольку он усвоил урок, преподанный Марси Эверс. Она боролась с ним. Сопротивлялась ему. Мы с вами ясно видели раны, полученные ею во время самозащиты. И в следующий раз он подготовился тщательнее. Он оглушил Норин О'Риган куда удачнее, нанеся ей сокрушительный удар по голове. Никаких сломанных ногтей, только синяк на руке. Она практически не сопротивлялась. А когда он добрался до своей третьей жертвы, Мелани Хоффман, мы вообще не видим ран, полученных при самозащите. Он извлек уроки из двух предыдущих убийств и усовершенствовал свои методы, свой образ действия.
– Следовательно, модус операнди может изменяться, – заключил старший специальный агент Гиффорд.
Похоже, он пытался помочь ей. Но Карен не нуждалась в его помощи – и не хотела принимать ее.
– Правильно. Агент Гиффорд удостаивается "Золотой звезды"! – Улыбка исчезла с его лица. – МО действительно может изменяться, поэтому не стоит особенно полагаться на то, что он даст нам ниточку. Ниточка же позволяет связать одну жертву с другой, что, в свою очередь, служит дополнительным источником информации о преступнике. Значит, если МО не может дать ниточки, которая нам нужна, следует воспользоваться другой условностью, или обычаем, называемой ритуалом. Кто-нибудь может объяснить, что такое ритуал? Кто-нибудь еще, помимо моего босса, – добавила Карен, выдавив улыбку.
Желающих не нашлось.
– Ритуал, – начала она, – это психосексуальное поведение, в основе которого лежит удовлетворение нужд или потребностей. Это поведение, которое не является обязательным условием успешного совершения преступления. Ритуал может выражаться, например, в стрижке волос, вырезании внутренних органов жертвы. Такое поведение нацелено на удовлетворение внутренней потребности убийцы, в которой он даже не отдает себе отчета. – Она сделала паузу и посмотрела на Гиффорда. – Итак, мы уже знаем, что модус операнди может изменяться. А как насчет ритуала?
И снова поднятых рук не было.
– Ритуальное поведение не изменяется, и главным образом потому, что убийца не осознает, почему ведет себя именно так. А теперь, – Карен подняла указательный палец, чтобы подчеркнуть сказанное, – мы поговорим еще об одном понятии, называемом почерком. Он представляет собой уникальное сочетание ритуального поведения, проявляющегося на двух или более местах преступления. Это очень важно, поскольку мы можем выделить почерк внутри модус операнди и ритуала, получая, таким образом, прекрасный новый образец или эталон…
– Агент Вейл.
Это был Гиффорд. Лицо его в тусклых красно-серых отблесках проектора выглядело жестким и напряженным. Даже сердитым.
– Да, агент Гиффорд.
Карен пыталась обращаться с ним, как с одним из своих учеников, но заранее знала, что ничего у нее не выйдет.
– Почерк есть почерк, а МО – это МО. И два эти понятия нельзя смешивать.
Гиффорд проработал психологом-криминалистом всего пару лет, но благодаря неким внутренним политическим маневрам, одной смерти и нескольким неожиданным – и несвоевременным – отставкам очень быстро поднялся по служебной лестнице. Краткое пребывание в рядах действующих психологов сделало его общей головной болью и притчей во языцех. Он знал достаточно, чтобы превратить жизнь опытных психологов-криминалистов в ад, но при этом его знаний недоставало, чтобы он понимал, что делает. Все предыдущие старшие агенты, занимавшие должность заместителя начальника отдела, были администраторами до мозга костей и не имели специальной профессиональной подготовки. Карен считала, что подобная практика было принята неслучайно. На то имелись веские причины, скажем так.
Карен не понравилось, что Гиффорд вздумал поправлять ее перед классом новых агентов. Она с трудом проглотила комок в горле и деланно улыбнулась.
– Я понимаю, почему вы полагаете, будто я ошибаюсь. Однако, после того как преступник доведет свой модус операнди до совершенства и необходимость изменять его отпадает, мы видим, как насильник начинает использовать выработанное МО поведение – поведение, которое не меняется, поскольку ему не нужно менять его. И это поведение, вкупе со всеми признаками, становится почерком внутри МО.
– Агент Вейл! – заявил Гиффорд, вставая с места и направляясь к кафедре, – По-моему, на сегодня довольно. Почему бы вам не подождать меня в библиотеке?
От растерянности и гнева на то, что он позволяет себе третировать ее подобным образом, да еще перед новичками-агентами, Карен лишилась дара речи и только молча смотрела на него. Должно быть, она стояла так довольно долго. Гиффорд успел подойти вплотную и раздраженно повторил:
– Библиотека, агент Вейл.
– Да, сэр.
Она положила пульт дистанционного управления на стол и вышла из комнаты, избегая взглядов озадаченных и растерянных студентов. Карен знала, что они шокированы едва ли не сильнее ее, и терялась в догадках, что именно сделала неправильно.
И еще она была в ярости.
Карен сидела в ожидании Гиффорда уже добрых двадцать минут. Библиотека оказалась уютной и опрятной, тихой и величественной, если не сказать роскошной, с коричневыми кирпичными стенами, отделанными темными дубовыми панелями, черными гранитными крышками длинных столов и трехэтажным центральным атриумом. У дальней стены стояли древние напольные часы, которые, как заметила Карен, опаздывали на пятнадцать минут.
Гиффорд вошел с кислой миной на крупной, лошадиной физиономии, всем своим видом демонстрируя неодобрение, и уселся за стол справа от нее. Вытащив из кармана коммуникатор, он принялся делать заметки, тыча в экран стилусом и полностью игнорируя присутствие Карен. Впрочем, она прекрасно понимала, что происходит. С ее обширным опытом и образованием в области психологии задачка была для детского сада. Он пытался показать, кто здесь главный, и заодно поставить ее на место, заставив нервничать и оправдываться. Он хотел дать понять, что начнет говорить только тогда, когда будет готов, и ей придется смиренно ожидать этого момента.
Карен решила сыграть в игру под названием "Кто кого?". Она раскрыла книгу, которую принесла с собой на занятия и которая весьма кстати оказалась библией следователя – заметки и перекрестные ссылки на насильственные преступления, написанные выдающимися психологами-криминалистами ФБР. В прошлом Карен уже несколько раз читала и перечитывала "Руководство по классификации преступлений", так что сейчас лишь делала вид, что углубилась в чтение. Показывая Гиффорду, что разыгранная им сценка властного пренебрежения не произвела должного впечатления, она сводила на нет все его усилия поставить ее в подчиненное положение.
Карен не спеша перелистывала страницы, Гиффорд ковырялся со стилусом. Ей даже стало интересно, сколько же еще он будет разыгрывать эту нелепую комедию. Но когда он, тщательно выбирая буквы, принялся ожесточенно тыкать стилусом в клавиатуру, она поняла, что терпение его на исходе. Он понял, что уловка не удалась.
– Откройте страницу двести шестьдесят один.
Карен подняла голову, не будучи уверена, что правильно расслышала и что Гиффорд обращается именно к ней.
– Прошу прощения, сэр?
– Страница двести шестьдесят один. В самом низу, если не ошибаюсь.
Гиффорд имел в виду раздел, посвященный образу действия, модус операнди, МО, и почерку преступника. Закрыв книгу, Карен повернулась к нему. Он смотрел на нее в упор, и выражение его лица говорило: он уверен в том, что настоял на своем и донес до нее собственную точку зрения – единственно правильную, в чем не может быть сомнения.
– Сэр, это было написано больше двадцати пяти лет назад. Тогда это действительно был прорыв, но сейчас эти данные устарели. Или, по крайней мере, требуют дополнения и уточнения.
– Карен Вейл, выдающийся психолог-криминалист с опытом работы целых шесть лет, заявляет, что исследования, положившие начало ее профессии, устарели. Так вот, позвольте вам кое-что сказать, агент Вейл. Поведение человека не меняется…
– Но судя по тому, что нам известно сейчас, и тому, как мы его классифицируем, оно меняется.
– Давайте уясним одну вещь. Если вы хотите написать теоретическую статью о результатах собственных изысканий, желаю успеха. Даже можете напечатать ее, если сумеете. Черт возьми, после выхода в отставку можете последовать примеру Джона Дугласа и Томаса Андервуда и написать на эту тему десяток книг. Но до тех пор, пока ваша теория не станет общепринятой практикой, я требую придерживаться существующих положений. Я хочу, чтобы будущим агентам вы рассказывали именно об этих принципах. Пусть даже вы считаете их устаревшими.
– Сэр…