Теперь он поворачивается спиной к дому Анатолия и медленно идет к станции, пытаясь восстановить в памяти текст рапорта. Дословно вспомнить, конечно, не удается, но ничего секретного он, кажется, не написал. Кроме названия резинового завода. Завод был назван точно, это он хорошо помнит. А дальше шло сообщение о том, что он, Алехин, по указанию майора Миронова встретился там с секретарем комсомольского комитета завода и имел с ним беседу. Из беседы этой оказалось, что секретарь ни о каких злоупотреблениях конкретно ничего не знает, хотя ему известно, что кое-кто из заводских комсомольцев поговаривает об этом. Вот, кажется, и все…
Расстраиваться из-за потери такого документа, пожалуй, нет оснований. Может быть, тогда и не докладывать об этом Миронову? Но Евгений тотчас же гонит прочь эту предательскую мысль. Он доложит, конечно, обо всем сразу же, как только придет в отдел, жаль только, что завтра не рабочий день…
ВСТРЕЧА В СОКОЛЬНИКАХ
Кажется, никогда еще не было у Евгения Алехина более мрачного воскресенья. Ни денег, ни билетов на стадион, а в перспективе - неприятный разговор с майором Мироновым завтра утром. Есть от чего приуныть…
Весь день лежит он в самом скверном настроении на диване в своей комнате и без особого интереса читает детективный роман, от которого еще совсем недавно не мог оторваться. После обеда решает сходить в кино и как раз в это время мать приносит ему письмо, только что извлеченное из дверного ящика.
Письмо какое-то странное. Без обратного адреса. Напечатано на машинке. Таких Евгений никогда еще не получал.
"Уважаемый товарищ Алехин, - читает он машинописный текст. - Вы, наверно, обнаружили уже пропажу Вашего бумажника? Не расстраивайтесь, однако, и, как говорилось в старину, благодарите бога, что попал он в руки порядочного человека. Видимо, мы вчера ехали с Вами одним поездом, ибо я обнаружил бумажник Ваш в тамбуре шестого вагона на перегоне между станциями Березовской и Красными песками.
Проще всего было бы занести его к Вам, но с утра я буду занят, а вечером у меня назначена встреча с приятелем в Сокольническом парке культуры. Приезжайте и Вы туда же к девяти вечера. Буду ждать Вас у входа. Вы узнаете меня по светлой шляпе и белому цветку в петлице темного пиджака".
Под печатным текстом стоит подпись. Очень неразборчивая: не то "Ленский", не то "Ланский". За подписью постскриптум:
"Адрес Ваш узнал по конверту письма, присланного Вам другом Вашим Михеевым Иваном Сергеевичем. Оно, к счастью, тоже оказалось в Вашем бумажнике".
"Письмо это действительно находилось в бумажнике, - вспоминает Евгений, радуясь, что все так счастливо кончилось. - Видимо, мне в самом деле повезло!"
И снова сомнения: "Нашел ли? Я ведь не мог его потерять. Этого никогда со мной не случалось. А может быть, все-таки потерял?.. Так обрадовался знакомству с Верой, что и не помнил ничего? Ну, а как же теперь быть? Идти или не идти на встречу с этим Ленским? Надо, конечно, идти, иначе может быть еще хуже. К тому же встреча состоится не в каком-нибудь притоне, а в людном месте, у входа в парк".
Мелькнувшую было мысль - посоветоваться с Мироновым или с Волковым он тотчас же отвергает: "Сам попал в беду, сам и буду выпутываться!.."
…У входа в Сокольнический парк Евгений сразу же замечает среднего роста пожилого мужчину в черном костюме и широкополой светлой шляпе. В петлице его пиджака - белая гвоздика. В том, что именно он автор присланного письма, у Алехина не возникает никаких сомнений. Не задумываясь, он решительно подходит к нему.
- Товарищ Ленский?
- Совершенно верно! А вы товарищ Алехин, наверно? Очень рад с вами познакомиться, рассеянный молодой человек. А вот вам и бумажник ваш.
С этими словами он засовывает руку в боковой карман пиджака, но, так и не достав оттуда никакого бумажника, дружески хлопает вдруг Алехина по плечу:
- Слушайте, дорогой! А ведь с вас причитается! Пойдемте-ка в кафе и выпьем по маленькой по случаю столь счастливого исхода этой неприятной для вас истории. Там я и вручу вам ваш бумажник.
Все это звучит так естественно, что Евгению ничего более не остается, как последовать за Ленским. А он, видимо не сомневаясь, что предложение его будет принято, устремляется к кассе и берет входные билеты.
- Ведь, правда, осенила меня гениальная мысль? - весело говорит он. - Без этого уж очень все прозаически могло пройти. А мы сейчас не только ознаменуем это событие, но и знакомство закрепим. В большой ресторан мы не пойдем, а вот лучше сюда, налево. Тут есть маленький - на свежем воздухе. Кстати, и приятель мой сюда подойдет. Мы с ним всегда здесь встречаемся. Я вас с ним познакомлю. Он человек интересный. Ну вот мы уже и пришли! Не правда ли, очень уютно? И совершенно свободно.
Небольшой ресторанчик действительно расположен почти под открытым небом. Только буфет его находится под крышей, а над столиками лишь легкий тент.
- Давайте-ка вон туда, - кивает Ленский, - в укромный уголок.
Столик, за который они садятся, стоит на отшибе от других, у густой стены декоративного кустарника. Это не очень нравится Евгению, и он начинает настороженно осматриваться по сторонам. А Ленский, улыбаясь, достает, наконец, его бумажник и каким-то театральным жестом бросает его на стол.
- Вот мы теперь и кутнем! - весело восклицает он. - Прошу проверить, однако, все ли на месте.
У Евгения сразу же отлегает от сердца. Не обманул, значит! Раскрыв бумажник, он первым долгом извлекает из него свой рапорт и членский билет спортивного общества. Замечает он также конверт письма Михеева и билеты на стадион. Из другого отделения торчит пачка денег, но он считает неудобным пересчитывать их и с облегченным вздохом захлопывает бумажник.
- Нет, нет, дорогой! - протестует Ленский. - Посчитайте обязательно! Деньги, как говорится, счет любят. А я тем временем закажу кое-что, если не возражаете.
- Да пожалуйста, только за мой счет.
- Ну что ж, не возражаю, - весело потирает руки Ленский и шепчет что-то подошедшему официанту. - Я понемногу, чтобы вас не разорить, - улыбается он Алехину. - По полтораста коньячку "три звездочки" и по паре бутербродов с семгой. А то порционное долго ждать. Посчитали деньги? Все в порядке? Не перевелись, значит, порядочные люди на Руси! А вот и коньячок!
Он ловко наливает его в рюмки и чокается с Евгением.
- Ну-с, дорогой товарищ Алехин, за доверие! За доверие, которого еще так мало между людьми.
- Но позвольте, - делает протестующий жест Евгений. - Я бы хотел персонально за вас…
- Спасибо! Буду очень рад, но это уже пойдет вторым туром, ибо я и мое скромное деяние - лишь результат доверия и взаимовыручки друг друга. Вот, пожалуйста, семга. Закусывайте. А я налью еще по одной, раз уж вы имеете желание выпить за мою скромную персону. Ваше слово, товарищ Алехин! Да, простите, что же это мы друг друга по фамилиям, будто на профсоюзном собрании? Вы ведь Евгений Иванович, насколько мне помнится? Ну, а я Викентий Федорович.
- За ваше здоровье, Викентий Федорович! - чокается с Ленским Алехин. - И за вашу порядочность!
Когда они выпивают, Ленский вскакивает вдруг и бросается навстречу какому-то здоровенному детине в ковбойке с засученными рукавами.
- О, наконец-то! А я уж думал, что ты забыл о нашем уговоре. Прошу познакомиться. Это мой новый друг, Евгений Иванович Алехин. А это, - кивает он на здоровяка, - мой старый друг Алеша Калашников, мастер спорта. Прошу любить и жаловать. Присаживайся, Алеша. А мы по этому случаю еще графинчик закажем.
- Нет, нет, я уже больше не буду, - протестует Евгений. - А вы пожалуйста! С меня ведь причитается…
- Ну, милый мой, не ожидал я этого от вас! - разводит руками Ленский. - В том разве дело, за чей счет? Да ведь это я в шутку сказал, что с вас причитается. Где же тогда моя порядочность? Вернул найденные деньги, а теперь вымогаю их у вас на пропой души? Нет уж, вы меня не обижайте: счет будет общий. На паритетных, так сказать, началах. Угостили вы меня, теперь я вас. А потом, может быть, и Алеша раскошелится.
- Ну хорошо, - сдается Евгений, чувствуя, что от выпитого он почти не захмелел. - Давайте еще по рюмке, но больше не просите. Я ведь почти непьющий…
А графин уже на столике, и в нем гораздо больше коньяку, чем в первый раз. Впрочем, может быть, Евгению это только кажется… Выпив еще рюмку, он вдруг чувствует, что голову его обволакивает приятный туман и все происходящее начинает казаться не очень реальным. Он ведь и в самом деле почти не пьет. Во всяком случае больше ста пятидесяти граммов никогда еще не выпивал.
"Стоп! - решает он. - Больше ни глотка! А то я совсем захмелею…
Он хочет достать бумажник, чтобы расплатиться, но на его плечо опускается тяжелая рука Калашникова.
- Может быть, сначала поговорим о деле? - довольно бесцеремонно заявляет он. - У нас ведь к вам дело, товарищ Алехин.
- Да, действительно нужно бы поговорить и о деле, - вкрадчивым голосом поддакивает Ленский. - Нам чертовски повезло, что мы нашли ваш бумажник. Может быть, больше даже, чем вам. Из находящихся в нем документов мы поняли, что вы работник ОБХСС, и именно по этой линии у нас к вам дело. Не так давно арестовали вы заведующего промтоварной палаткой…
- Нет, нет! - решительно поднимается Алехин. - На эту тему никаких разговоров со мной быть не может.
- А ведь только что говорили о доверии и взаимовыручке! - укоризненно качает головой Ленский. - Где же оно, это доверие?
- Нет уж, извините, ни о каких палаточниках говорить мы не будем! - упрямо повторяет Алехин.
- Ну, если с вашей стороны нет к нам доверия, то и мы изменим нашу тактику, - почти с угрозой произносит Калашников.
- Да, придется, к сожалению, - притворно вздыхает Ленский. - И если вы нас не проинформируете о положении дела этого палаточника, то мы вынуждены будем проинформировать о вашей рассеянности и майора Миронова, и подполковника Волкова. Это ничего, что мы вам вернули бумажник - у нас есть фотокопии его содержимого.
- Так что давайте уж по-хорошему, - предлагает Калашников, кладя на стол свои здоровенные кулачищи.
- Да, давайте порешим это дело миром, - подхватывает Ленский. - Вы нам кое-какую информацию, а мы вам не только вернем все фотокопии, но и еще некоторую сумму. Ну, скажем, тысяч сто… Вот, кстати, и задаток.
И он ловко всовывает в руки оторопевшего Алехина пачку денег.
В это время в кустах несколько раз вспыхивает что-то.
- Да вы что?! - вскакивает Евгений, возмущенно бросая деньги на столик.
Но Калашников, взяв Алехина за плечи могучими ручищами, сажает его на место.
- Только без шуму! - грозно рычит он.
А Ленский уже бежит к официанту расплатиться за выпитое, и Алехин слышит, как он говорит:
- Поскорее, пожалуйста, а то наш товарищ совсем захмелел без настоящей закуски. Эх, зря мы шашлычок не заказали!
Все это происходит так быстро, что Алехин, действительно слегка захмелевший, и опомниться не успевает, как и Ленский и Калашников исчезают куда-то. Медленно поднимается он из-за стола и не очень твердой походкой идет к официанту, чтобы заплатить свою долю.
- Друзья ваши за все уже расплатились, - неприветливо заявляет ему официант. - А вы бы шли лучше домой, молодой человек. Больше я вам все равно не дам. А шуметь будете - милиционера позову.
"Вот это называется выпутался из беды!.. - мрачно думает Евгений, самыми обидными словами понося себя за доверчивость. - Как же я теперь расскажу об этом Миронову?"
С трудом отыскивает он автомат с газированной водой и выпивает сразу три стакана. Медленно идет боковыми аллеями к выходу из парка. Потом ходит по городу до тех пор, пока весь хмель не выветривается из головы…
ЕВГЕНИЙ УДИВЛЯЕТ СВОЕГО ОТЦА
Домой возвращается Евгений в одиннадцать вечера. Родители его еще не спят, они вообще ложатся поздно. Кивнув отцу, Евгений проходит в свою комнату. Распахнув окно, с удовольствием вдыхает свежий ночной воздух.
- Будешь ужинать, Женя? - спрашивает мать.
- Спасибо, мама, не хочется что-то.
Постояв еще немного у открытого окна, он начинает медленно прохаживаться по комнате, и утихшее было возмущение снова овладевает им.
- Мерзавцы! - вслух произносит он, стиснув зубы. - Надо же обнаглеть до такой степени!
- Что это Шерлок Холмс наш ругается там? - слышит он голос отца.
- А бог его знает, - тяжело вздыхает мать. - Нервным стал каким-то в последнее время.
Родители Евгения не очень довольны сыном. Считают, что подвел он их, не оправдал надежд. Мечтали, что их Женя, кончив десятилетку, как все нормальные дети, подаст заявление в университет, а он взял да и поступил в школу милиции. Мама до сих пор не может простить ему этого. Отец, правда, тоже не очень доволен, но за два года учебы Евгения в милицейской школе примирился, кажется, с его решением.
- Ну ладно, - заявил он как-то сыну, - милиция так милиция. Не мог на большее отважиться, иди той дорогой, какая посильна. Но только зачем же ты и тут выбираешь, что полегче? Шел бы в уголовный розыск, там с настоящими преступниками, с бандитами и убийцами вступил бы в единоборство. Опасная, но героическая работа! А ты вдруг в ОБХСС… Со спекулянтами, значит, будешь сражаться? Не ожидал я от тебя этого, Женя. Не очень-то, конечно, героическая и моя профессия, но я всегда мечтал о подвиге. А в войну, сам знаешь, в разведке служил.
Отец тяжело вздохнул и добавил сокрушенно:
- Старушек, торгующих дамскими комбинациями, будешь выслеживать? За стилягами, спекулирующими иностранной валютой, охотиться? Мелко все это!
Еще совсем недавно Евгений, пожалуй, вполне согласился бы с отцом. Его и самого работа не только в ОБХСС, но и вообще в милиции не очень прельщала. Как же, однако, случилось, что избрал он эту профессию?
А случилось все довольно просто: Алехина и еще нескольких комсомольцев после выпускных экзаменов в средней школе пригласили в райком комсомола. А там спросили: не хочет ли кто-нибудь поступить в двухгодичную школу милиции? Никто из выпускников не был готов к этому, планы у всех были иные. Заметив растерянность на лицах юношей, инструктор райкома сказал:
- Дело это добровольное, ребята. Вы не торопитесь с ответом. Подумайте хорошенько, а потом, через денек-другой, зайдите, и мы еще раз потолкуем. А сейчас с вами хочет побеседовать майор милиции.
Комсомольцы хотя и без особой охоты, но остались. Товарищ Волков, беседовавший с ними в тот день, стал теперь начальником Алехина. Он рассказал тогда ребятам несколько интересных эпизодов из работы милиции, но все это не очень их захватило. И когда молодые люди возвращались домой, Алехин заметил со вздохом:
- Майор этот ничем меня не удивил. В книгах читал я истории и поинтереснее. Но ведь не майор же нас зовет на работу в милицию, а комсомол. Значит, мы нужны там…
Заявив это, Алехин вовсе и не думал тотчас же принимать какое-либо решение, однако приятели его с таким высокомерием отозвались о работе в милиции, что это буквально взорвало его.
- Подумаешь, какие аристократы! - разозлился Евгений. - Они, видите ли, для более высоких профессий созданы!
- Что ты нас агитируешь? - иронически отозвался на это один из приятелей Евгения. - Взял бы сам да и пополнил собственной персоной ряды блюстителей порядка. А нам высокой сознательности для этого не хватает.
Остальные дружно и даже, как показалось Евгению, издевательски расхохотались. Это возмутило Алехина, и он воскликнул:
- Хорошо, черт возьми, я и докажу вам это собственным примером! Идите, учитесь на докторов и инженеров, которых и без вас хватает, а я отзовусь на призыв районного комитета комсомола - пойду туда, где сейчас во мне больше нуждаются.
И он действительно пошел. И не на другой день, а тотчас же, хотя приятели его были уверены, что это всего лишь эффектная демонстрация. Они не сомневались, что у дверей райкома он одумается. Но Алехин не "одумался". Он попросил у инструктора райкома чистый лист бумаги и тут же у него на столе написал заявление о своем желании поступить в милицейскую школу.
Незаметно пролетели годы учебы, а когда Евгений пришел домой после выпуска из милицейской школы и принес аккуратно завернутую в газету форму милиции, отец не без ехидства спросил его:
- Будешь, значит, щеголять теперь в этом роскошном мундире?
- Должен огорчить тебя, папа, - спокойно ответил ему на это Евгений, - почти не придется.
- Так и останешься, значит, в штатском костюмчике?
- Так и останусь. Работа наша не требует блеска. Чем скромнее, тем полезнее для дела.
- Ну и ну, - удивленно пробурчал отец. - По делам, стало быть, и форма. Скромненькая у тебя профессия, ничего не скажешь. Еще поскромнее моей, пожалуй, добавил он, усмехаясь.
И вот теперь, когда Евгений немного успокаивается после всего пережитого за этот вечер, ему очень хочется удивить отца, похвастаться перед ним.
Он открывает дверь своей комнаты и выходит в столовую. Отец все еще сидит в своем любимом кресле с газетой в руках.
- Скажи-ка мне лучше, папа, - обращается Евгений к отцу, - предлагали ли тебе когда-нибудь взятку?
- Что за нелепый вопрос?
- Ну, а все-таки? - настаивает Евгений.
Отец откладывает газету и задумывается.
- Помнится, был такой случай, - произносит он, наконец, сосредоточенно поглаживая лысину, аккуратно прикрытую зачесом длинных волос с левого виска. Прическу эту называет он в шутку "внутренним займом". - Но я тому мерзавцу чуть по физиономии тогда не заехал.
- Ну, а сколько же он предлагал тебе?
Отец смущенно улыбается:
- Сумма-то порядочная была. Тысяч, кажется, пять, если не больше.
- А ведь ты мне об этом не рассказывал никогда, Ваня, - укоризненно качает головой Анна Емельяновна.
- Не всякую же пакость тебе рассказывать, - брезгливо морщится отец.
- Ну, а ста тысяч тебе никогда не предлагали? - с деланным равнодушием спрашивает Евгений.
- Ста тысяч! - театрально простирает руки вверх Иван Сергеевич. - Ну, знаешь ли, моя скромная персона не удостаивалась еще такой чести. Да и вряд ли в наше время кто-нибудь в состоянии такие взятки давать. К чему ты это, однако?
- Да у нас тут одному оперативному уполномоченному предложили сегодня такую сумму, - тем же равнодушным тоном отвечает Евгений, возвращаясь в свою комнату.
- Ну и ну, - бурчит пораженный Иван Сергеевич. - Сколько же эти мерзавцы воруют, если в состоянии давать такие взятки?
А когда Евгений уже собирается лечь спать, в дверь к нему стучит кто-то.
- Ты еще не спишь, Женя? - слышит он голос отца.
- Заходи, папа.
Отец входит с книжкой в руках. Это очерки американского журналиста Эда Рейда "Позор Нью-Йорка".
- Ничего себе делишки обделывают американские бандиты! - сокрушенно качает головой Иван Сергеевич. - Миллионы хапают. Что наши воришки в сравнении с ними - мелюзга!
Евгений ничего не отвечает отцу, хотя ему уже известно, что и "наши" добираются иногда до миллионов, только им это не Америка!