- Ах ты, сука!!! - заорал он, и его тень вновь показалась в проломе.
Не долго думая, я вновь полоснул очередью по доскам.
Наверху стало тихо, потом послышался громкий шорох - Лысый с Иванычем по-пластунски поползли в кухню. Усмехнувшись, я направился за ними, прямо под прогибающимися досками. Честно говоря, я едва удерживался от желания выпустить еще пару очередей…
***
Лысый надсадно кашлял, привалившись к стене.
- Эти-то, блатные, ушли…- просипел он. - А мы тут вроде как заложники у террориста. Нужен этот, как его… по телеку еще… специалист по переговорному процессу…
Он хрипло засмеялся. Иваныч переспросил:
- Кто-кто?
- А…- оживился Лысый. - Ну приезжает такой с мегафоном и давай террористов разводить. Мол, ваши требования выполняются, деньги везем, то-се… Родственников привозят, чтоб те их, значит, уговаривали.
- Родственников?.. - помолчав, протянул Иваныч. - Как там его зовут? Алексей…
Я сплюнул, вспомнив об удостоверении и мобильнике. А Иваныч, судя по шуму, вновь пополз на карачках. Остановившись на безопасном расстоянии от подпола, он ласково заговорил:
- Леш! Слышь, Леша!
- Чего надо? - отозвался я. - Телефончик УБОПа подсказать?
- Давай обсудим альтернативный вариант! - продолжал "переговорщик". - Ты сейчас на нервах весь. В запале. А у тебя небось мама есть или невеста?
- А при чем здесь невеста? - спросил я, "заглатывая наживку".
- Значит, свадьба скоро, так? - рассудительно заговорил Иваныч. - Деньги нужны… А у нас сто тысяч баксов для тебя отложены! Решили мы так! Может, это…
Обсудишь с невестой ситуацию? Пусть подъедет, поговорим, а?
- Ага, чтобы вы ее в заложники взяли? - недоверчиво протянул я. - Хрен вам!
- Да пойми ты, глупый, - жарко заговорил Иваныч, - нам заложники не нужны, нам вообще проблемы не нужны!
Нам товар нужен! У нас тоже дети дома, нам заработать надо! Давай невесте позвоним, а? Она у тебя кто?
- Воспитательница…- сказал я, вспомнив горностаевскую племянницу.
- Ну видишь! - обрадовался доморощенный психолог. - Небось нищая, как церковная мышь… Да и ты небось от ста кусков не отказался бы, а?
- Почему это нищая? - обиделся я. - У нее даже мобильник есть!.. Я ей на день рождения подарил, "бэушный"! - Я молил Бога, чтобы эти козлы мне поверили. - Ладно, дайте мой телефон!
- Э-э, нет, - сказал Иваныч и, судя по звуку, сел поудобнее. Расслабился…- Чтоб ты милицию вызвал? Ты номер скажи, а я с ней сам поговорю…
- А где гарантия, что она милицию не вызовет? - спросил я.
- Ну это уж мои заботы! - ответствовал Иваныч и мирно хихикнул.
- Ладно, - решился я. - Набирай…- и продиктовал номер горностаевской трубки. - Только при мне давай звони, чтоб я слышал!
- Ладно! - добродушно откликнулся Иваныч, и наверху запиликали кнопки.
Теперь мне оставалось только уповать на Вал юшки ну сообразительность.
- Алло? Валентина Ивановна? - закричал Иваныч, и я замер. - Это вас из медпункта беспокоят… Поселка Васкелово!.. Да! Да, насчет Алексея Львовича! Он тут случайно ногу сломал… попросил вас подъехать. Что? А сам он сейчас на перевязке, болевой шок, знаете ли… Да… Подъедете? Ага, адрес диктую…
Я привалился к ящику и закрыл глаза.
Впервые за весь день мне стало по-настоящему страшно. Валя-Валя, во что я тебя вписал? Дал бы телефон Шаха или Обнорского на худой конец… Но было поздно.
Объегорил меня Иваныч, и что теперь будет - одному Богу известно…
Иваныч кашлянул.
- Слышь, Леша, подъедет твоя раскрасавица. - Он был явно доволен собой. - Думаю, договоримся. Может, выйдешь, чайку попьем?
"Скрутят они Горностаеву, - подумал я. - Потому что Леша Скрипка оказался полным мудаком".
- Черта с два! - зло крикнул я. - Сначала деньги, потом и чайку можно!
- Ну как знаешь, - спокойно согласился Иваныч, предвкушая свой триумф. - Мы с ней так договорились: до станции сама доберется, а там позвонит.
Я ее встречу.
- Слышал, - вяло сказал я. Хоть бы стрельнул пару раз, пока они болтали - все бы лучше было…
- Может, свалим, пока не поздно? - зашептал Лысый.
Иваныч не обратил на него внимания.
- А когда свадьба-то, Леша?
Я не ответил. Мне было тошно…
Часа через два, когда наконец зазвонил телефон, я был уже на пределе. Сидя с автоматом в руках, я мысленно заклинал Валю не ездить ни в какое Васкелово, обидеться на меня смертельно и не ездить.
***
Иваныч стоял на крыльце, жадно затягиваясь "беломориной" и поглядывая на часы.
Зазвонил телефон, и он неуклюже нажал на "прием".
- Але?
- Але, это фельдшер? - спросила Горностаева.
- Да-да!
- Что-то почти ничего не слышно…
Але!
- Але, я вас слышу, вы где? - орал псевдофельдшер.
- Там помехи какие-то…- злилась Горностаева. - Выйдите на открытое пространство! Але, але!
Иваныч сделал несколько шагов по тропинке:
- Але!
- Вот сейчас чуть получше… опять пропали… Але!
- Але, слышно? - Иваныч сделал еще несколько шагов.
- Да еще отойдите, - просила Валя. - Там помехи какие-то… Але!
Иваныч подошел к калитке и завопил что есть силы:
- Але! Так лучше? Вы где?..
- Да, теперь хорошо!.. - сказала Горностаева и отключилась.
В ту же секунду с калитки на Иваныча обрушился боец СОБРа. А с забора ссыпались еще десятка полтора и побежали к дому.
***
Ничего этого я не видел. Да и слышал только отчасти. А узнал подробности уже потом, когда, обняв Валю, стоял у злополучного рефлектора. Только теперь я почувствовал, как страшно я замерз. Сквозь открытую дверь в комнату было видно, как офицер общался с Лысым и Иванычем. Рожи у них были те еще - они так и не пришли в себя после штурма. Иваныч, кстати, выглядел гораздо хуже Лысого. Видимо, бойцы отнеслись к нему не слишком нежно. Перешучиваясь и матерясь, они выносили из подпола ящики с оружием, а широкоплечий майор, с которым меня как-то знакомила Завгородняя, добродушно рассказывал:
- Тут, короче, такая фигня… Мы этих козлов давно пасли, только они в последнее время почуяли что-то и дислокацию сменили. Прежняя база у них в Орехово была.
Майор подмигнул мне и понизил голос:
- Знаешь, откуда они железо таскали?
Из Вологды! Там склады огромные, а этот Иваныч - прапор, недавно уволился. Но связи-то остались. Тут оружия, - он по-детски наморщил лоб, - миллиона на полтора баксов…
- На два, - поправил его я.
- Ну на два, - согласился он. - И представляешь, месяц, как мы их потеряли, - и тут Светка звонит! Помоги, говорит, подружке, у нее, мол, проблема! Каково?
И он громко расхохотался.
- Леш, мы скоро поедем домой? - устало спросила Валя.
- А ты не хочешь, как "приличный репортер", дождаться информации? - удивился я. - Ты же небось собираешься дать эксклюзивный материал в ленту новостей?
Но Горностаева посмотрела на меня странным взглядом (таким, который появился у нее в последнее время) и серьезно сказала:
- Не-а. Я на этой неделе дежурю по психам. А по ленте дежурит Соболин. Ему уже позвонили.
- Тогда поехали, - сказал я.
Всю дорогу до Питера я проспал как ребенок.
***
Сдерживая хохот, я смотрел на Мишку Модестова в камуфляжной форме. Со злобным выражением лица он тщательно прицеливался. По лицу его катились крупные капли пота, пока он прищуривал то один, то другой глаз. Наконец, закрыв оба, он стрельнул и выматерился.
Слева на него скептически поглядывала супруга - Нонка Железняк (тоже в камуфляже) - и качала головой. Потом, приникнув к прицелу и лихо дунув на мешающую прядку, она тоже выстрелила. Ее мишень упала.
Еще левее стрелял Кононов - после каждого выстрела он удивленно смотрел на не шелохнувшуюся мишень и озабоченно осматривал автомат.
Еще левей Каширин методично сажал одну пулю за другой - губы его шевелились:
- За Родину!.. За Обнорского!.. За двадцать восемь панфиловцев! За Зою Космодемьянскую… За янтарную комнату!..
Рядом с ним лежал Соболин - он жевал резинку и явно играл кого-то вроде Лимонадного Джо. Пытаясь стрелять небрежно, он попадал через раз. К тому же ему очень мешала раскинувшаяся в изящной позе Завгородняя, которая нежно внимала указаниям молодого старлея, показывающего ей, как нужно правильно целиться.
И, наконец, рядом со мной лежал Спозаранник. То и дело поправляя очки, он все делал по правилам, аккуратно сбивал все мишени и после каждого выстрела снисходительно смотрел на коллег.
К сожалению, Глеб Егорыч не замечал, что я внимательно слежу за его движениями и стреляю синхронно с ним, причем по его же целям. Инструктор, стоявший за моей спиной, усмехался в усы, но, повинуясь красноречивым жестам мстительной Агеевой, молчал.
Вся эта "войнушка" была плодом моих титанических усилий. Две недели я убеждал Обнорского, что журналистам необходима боевая подготовка. Но он, так и не сумевший простить мне "васкеловской кампании", только орал и брызгал слюной. Потом, когда я его все-таки уломал и с невероятным трудом договорился о стрельбах на Ржевском полигоне, возмутились все остальные. Но и их удалось успокоить административными методами. И вот теперь все получали удовольствие. Кроме, пожалуй, Горностаевой. С ней в последнее время творилось невесть что.
То и дело вздрагивая от канонады, она мучилась за стоявшим неподалеку столом, разбирая автомат. Над ней, совершенно озверевший, нависал Обнорский. Рядом, посмеиваясь, стоял Зудинцев.
- Ай!.. - кричала моя "невеста", пытаясь вытащить застрявший палец. - Что за черт! Мне его не вытащи-ить!
- Горностаева, ну что же ты такая тупая?! - горячился шеф. - Это же в пятом классе на НВП делают!
- А я болела! - хныкала Валентина.
- Показываю последний раз! - вырывал у нее из рук автомат Обнорский. - Рожок!.. Газоотводная!.. Защелка!.. Крышка!.. Пружина!.. Затвор!.. Теперь обратно!..
Горностаева ревела, обхватив голову руками:
- Я никогда этому не научусь! Лучше пристрелите меня, Андрей Викторович!
Я подошел к ним и мужественно сказал:
- Не троньте девушку, шеф. Не женское это дело…
- Да?! - издевательски воскликнул Обнорский. - А всяких мудаков из подвалов вынимать - женское?
Ответить мне было нечего. Выручил Модестов, который подошел к Обнорскому и практически уперся стволом ему в живот.
- Андрей, у меня что-то с прицелом, кажется…- сказал он невинно.
- Охренел?! - завопил Обнорский, отскочив в сторону и резко нагибая вниз Мишкин автомат. - Кому сказано - ствол должен смотреть в землю?!
Зудинцев утер слезы. А мы с Валей пошли к автобусу.
- Леш, - сказала она. - Я ухожу из Агентства.
- Да ну? - не слишком удивился я. - А куда?
- Не знаю, - призналась Горностаева.
- Может, замуж за меня пойдешь? - пошутил я. - А что, я прокормлю…
Она снова посмотрела на меня очень странно. Так, как смотрела все последнее время. И мне ничего не оставалось, как крепко ее поцеловать. С линии огня донеслись аплодисменты. А она снова заплакала.
***
Ночью, глядя на ее неуловимо изменившееся в последнее время лицо, я дал себе слово разобраться с этим. В смысле, с тем, что происходит с ней в последнее время. Не чужой же человек, в конце концов…
Я тихонько погладил Горностаеву по щеке, а она, не просыпаясь, прижалась ко мне и пробормотала:
- Пойду…
- Куда, - шепотом спросил я. - Куда ты пойдешь, дурочка?
- Замуж… Замуж за тебя пойду, - сказала она и, уткнувшись носом в мое плечо, сладко засопела.
ДЕЛО О СМЕРТИ НА ПРЕЗЕНТАЦИИ
Рассказывает Валентина Горностаева
"Горностаева Валентина Ивановна, 30 лет, сотрудница архивно-аналитического отдела "Золотой пули". Квалифицированный журналист, но обладает неуживчивым характером. Эмоционально неуравновешенна, склонна к непредсказуемым поступкам. Язвительна, но в глубине души романтична. Периодически возникают слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Горностаевой, однако при том она уже давно поддерживает внеслужебные отношения с замдиректора Агентства Алексеем Скрипкой…"
Из служебной характеристики
Этот день не задался с самого утра.
Сначала убежал кофе, потом закатила скандал пятилетняя племянница, которую сегодня именно мне предстояло отвести в детский сад.
- Не хочу эти колготки, - вопила Машка, - они противные и к юбке не подходят.
- Живо одевайся, - железным голосом говорила я. - Мала еще выкаблучиваться.
Но Манюня не желала считаться с моими доводами, она размазывала слезы и причитала:
- Не люблю тебя, хочу, чтобы мамочка-красавица вела меня в садик.
Но Машкина мамочка - а моя сестра - благополучно убежала под предлогом того, что "опаздывать на практику по хирургии ни в коем случае нельзя". При этом она успела напялить на себя мой любимый свитер и прихватила мобильник, бросив на прощание: "Я же врач и не могу без телефона".
Моя сестрица всегда отличалась исключительной наглостью. Дотащив Машку до сада, я с трудом втиснулась в переполненную маршрутку, а в метро обнаружила отсутствие кошелька. То ли я потеряла его сама, то ли кто-то помог мне в этом, но подобные истории повторялись с завидной регулярностью. Количество потерянных и украденных у меня кошельков счету не поддается.
К тому же в этом, как назло, была магнитная карта, и в поисках мелочи на жетон мне пришлось трижды обшарить сумку.
Словом, когда я добралась до Агентства, настроение было окончательно испорчено.
Но неприятности продолжались. На столе меня ждал многострадальный синопсис для очередного сборника новелл "Все в АЖУРе", который по настоянию Обнорского я переписывала уже в пятый раз. На сей раз шеф вернул мне его, щедро украсив страницы жирными вопросительными знаками, а каждый второй абзац сопровождала ремарка:
"Не верю!" "Тоже мне Станиславский", - в сердцах подумала я. Он, видите ли, не верит!
Да если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что мне придется писать новеллы, я бы тоже ни за что не поверила. Но тем не менее сборники издаются, и их даже читают. Теперь вот режиссер Худокормов снимает по ним сериал, и герои новелл обретают кровь и плоть на экране. В жизни чего только не бывает.
С отвращением откинув ненавистный синопсис, я включила компьютер и приготовилась заводить в него очередную сводку криминальных событий, которую ежедневно выпускала "Золотая пуля". Но погрузиться в "увлекательный" мир убийств, разбойных нападений, ограблений и других не менее приятных событий мне помешало явление Железняк.
- Модестов не заходил? - спросила она, окидывая нашу комнату подозрительным взглядом.
После недавнего переезда здесь творился форменный кавардак, и субтильный Модестов теоретически вполне мог спрятаться внутри одного из шкафов, содержимое которых в беспорядке валялось на полу. Сегодня он еще не удостаивал нас своим посещением, но это не помешало мне, не моргнув глазом, солгать:
- Был, но недавно ушел.
Нонна посмотрела в мою сторону с выражением гадливости на лице и выразительно хлопнула железной дверью.
Агеева поморщилась на этот отвратительный лязг и, не отрываясь от монитора, сказала, что заводить романы с женатым мужчиной, у которого к тому же трое детей, - последнее дело. Вообще-то подобные сентенции не в стиле Марины Борисовны, но после того, как Марк, о котором она мне столько рассказывала, предпочел Марине ее собственную дочь, Агеева временно пребывала в угнетенном состоянии духа. Мне стало стыдно. Потом я разозлилась на Модестова, который, в очередной раз устав исполнять роль заботливого отца и мужа, не придумал ничего лучшего, как обратить свое внимание на меня.
Самое смешное, что никакого романа между нами не было. И если я позволяла Мишеньке изображать из себя плейбоя, так это только потому, что Скрипка уехал в отпуск, вновь заявив, что общение со мной плохо сказывается на состоянии его нервной системы. Нервная система Модестова, очевидно, требовала чего-то экстремального. Во всяком случае он всерьез решил, что мои рыжие волосы и строптивый характер помогут ему ощутить себя настоящим мужчиной и выйти из состояния творческого кризиса, в котором он пребывал в последнее время. Наверное, я не должна была поощрять его ухаживания, но чего не сделаешь назло Скрипке. При мысли о Леше мне сделалось совсем грустно. "Небось там, в своем отпуске, даром времени не теряет.
Вот возьму и соблазню Модестова, и пусть тогда у Нонки появится законный повод беситься, а еще лучше - у Обнорского".
От этих грандиозных планов меня отвлек Спозаранник, которому срочно понадобились статьи Ольги Харитоновой.
- Вам хватит получаса для выполнения этого задания? - обратился он ко мне.
- Что за спешка? - спросила я, недоумевая, с чего это вдруг Глеб заинтересовался творчеством моей бывшей сокурсницы.