- Ты имеешь что-нибудь в виду? - повторил я свой вопрос.
- Имею, конечно. - Он слегка развел руками. - Человек - это звучит гордо, но от человека всего можно ждать... Таков мой девиз, его я всегда имею в виду.
Снаружи, за стеклами, светлело все больше. Продолжал идти легкий снежок.
Глава четвертая
РАССКАЗ СЛЕДОВАТЕЛЯ МИЛИЦИИ МАЙОРА ЛАМБИ КАНДЕЛАРОВА
1
Когда ушел последний из гостей Астарджиева, ветеринарный врач Анастасий Буков (этот человек показался мне в отличие от других сильно опечаленным), я созвал в гостиной небольшое совещание, чтобы обобщить полученные результаты предварительного следствия. Кроме двух инспекторов, Данчева и Манчева, я пригласил и сержантов - Наума и Рашко, чтобы они, находясь пока только на подступах к большой криминалистике, видели, как работает начальство, и учились мастерству. Рашко - добродушный, чересчур разговорчивый, хоть в общем серьезный парень. Наум же - такой унылый, будто у него ноют зубы или будто кто-то его изругал. Чтобы выглядеть строгим, Рашко завел под носом коротко подстриженные усики, а Наум - вероятно, чтобы иметь вид человека, склонного к философским размышлениям, - носит тонкие усики, подковообразно изогнутые в сторону торчащей четырехугольной бородки. Когда-то он видел портрет арабского халифа и, кто знает почему, воспринял его как образец "большого" человека, которому стоит подражать.
Поскольку я рассказал о сержантах, надо рассказать немного и о двух моих лейтенантах. Манчев - человек практики, а Данчев - рассудка. Манчев женат, любит хорошо поесть, носит длинные галстуки и начищенную до блеска обувь. Данчев холост, скептически относится к семейной жизни, редко надевает галстук, любит выпить пива - за чужой счет.
Но вернемся к делу. Следует признать, что истекшие часы не прошли для меня даром. С начала следствия я выкурил почти пачку сигарет, во рту была горечь, глаза чесались. Я тер тыльной стороной ладони свои проклятые зенки, как это делают дети, когда их клонит ко сну. Но мне не спалось. Когда я лег на диван, я начал вертеться с боку на бок, словно какой-то жалкий неврастеник, - лишь усталость заставляла меня лежать. И когда я закурил последнюю сигарету, мне пришло в голову, что я впервые ощущаю усталость - будто на моей голове шляпа из свинца, но она никому не видима, даже мне. "Усталость ли это? - испугался я, всматриваясь в сигарету, которая расточительно дымила, зажатая моими пальцами. - Прошу, прошу! Вы за кого меня принимаете? Если я не ПРОФЕССИОНАЛ, а пришел с преподавательской КАФЕДРЫ, значит, у меня на губах молоко не обсохло, не так ли?" Я глубоко затянулся и сказал про себя: "Ну хорошо, думайте что хотите! К черту! Скоро вы увидите, с к е м имеете дело, о, очень скоро!" Сделав усилие, чтобы сдвинуть назад свинцовую шляпу и решительно выбраться из тумана, который все больше сгущался вокруг меня, я сказал:
- Будьте внимательны. В данном случае убит не кто-то, кого знает лишь кучка людей и на чье место кадровик может поставить любого! Совсем нет! Насильственным путем убрали крупного ученого. И поэтому, как говорится, пошевеливайте мозгами, сосредоточьте внимание на картинке. Итак... Вчера был Иванов день, не правда ли? Профессор Астарджиев, хоть он и биолог, и начальник исследовательской лаборатории при Институте вирусологических исследований, решил, как и другие простые смертные, отпраздновать свои именины. Будучи вдовцом и живя одиноко, он пригласил на ужин приятную компанию, состоящую из близких людей: свою дочь Надю и своего зятя Красимира Кодова. Сына Радоя профессор не мог пригласить - в настоящее время тот проживает в Ливии, он инженер-нефтедобытчик. Астарджиев пригласил также своего помощника доктора Петра Беровского, сотрудника доктора Анастасия Букова и лаборанта Веселина Любенова, кандидата наук. Компания, как говорится, лучше некуда - то есть все люди солидные.
Теперь позволю себе сказать несколько слов о каждом из приглашенных. Надя, дочь профессора. Ей тридцать шесть, она директор фирменного магазина готовых меховых изделий. Имеет высшее торговое образование. Ее мужу - Красимиру Кодову - сорок, работает административным директором отеля "Париж", окончил институт в Шумене. Доктор Петр Беровский - пятидесяти лет, помощник профессора, автор книги по вопросам микробиологии, разведенный, бездетный. Бывшая его жена - врач, начальник отделения в больнице Медицинской академии. Анастасий Буков - ветврач, специализировался на микробиологии, три года работает в институте. Веселин Любенов два года работает лаборантом в институте, кандидат наук, ответственный за противопожарную охрану, тридцатилетний холостяк.
Итак, состоявшийся вчера вечером праздничный ужин проходил в столовой. Посуда, как вы, наверное, заметили, еще не убрана. В четверть одиннадцатого гости переместились сюда, в гостиную, пили кофе - вот и кофейные чашечки еще на столе. Я предполагаю, что к десяти сорока пяти Красимиру Кодову захотелось выпить еще. (В это время большинство директоров и управляющих отелями класса "люкс" и "суперлюкс" имеют привычку пить - кто вино, кто виски, в зависимости от обстоятельств и настроения.)
Должен вам сказать, что я извлекаю уроки для работы не только непосредственно из жизни, из опыта, из практики, но и из книг, из документов. Некоторые мои коллеги относятся ко мне с недоверием из-за того, что я изучал криминалистику по книгам, не на основе жизненной практики. Что же поделаешь!
Я читал, товарищи, судебные дела, где собраны документы следствия против директоров и управляющих отелями высшей категории. И знаете ли, какое я сделал открытие? К одиннадцати часам директоров обычно охватывает скука, и они испытывают потребность немного поразвлечься. Одни развлекаются с подведомственным женским персоналом, другие любят выпить выдержанного вина в компании с друзьями. Эти последние часто сочетают питие с игрой в покер или кости. Вы ведь знаете, что каждый развлекается в зависимости от характера и от того, разумеется, что на более изысканном языке называется "культурой".
Да, так о чем же говорят дела и документы. Они говорят о том, что большинство директоров отелей класса "люкс" и "суперлюкс" к одиннадцати часам вечера испытывают непреодолимое (или труднопреодолимое) желание развлечься - или с женщинами, или вином и азартной игрой.
Это обобщение в применении к нашему праздничному ужину может пролить свет на поведение СВИДЕТЕЛЯ № 1 - Красимира Кодова, супруга Нади.
Как он себя чувствует в одиннадцать часов? Как обычно: хочет выпить. Ведь говорят же, что привычка - вторая натура. И вот вторая натура Красимира Кодова требует вина. Другие гости пьют кофе, а он хочет выпить вина. Но вино закончилось, поэтому профессор говорит примерно так: "Зятек, возьми кувшин и нож, спустись в подвал и налей вина. Да отрежь заодно кусок свиного окорока, чтобы было чем закусить!"
Без десяти минут одиннадцать Красимир Кодов спускается в подвал.
Без трех минут одиннадцать доктор Беровский покидает гостиную и идет на кухню.
Без двух минут одиннадцать звонит телефон в прихожей.
Без двух минут одиннадцать профессор Астарджиев покидает гостиную и идет в прихожую поговорить по телефону.
Между без двух минут одиннадцать и двумя минутами двенадцатого профессор убит.
Если экспертиза покажет, что постороннее лицо не касалось ВНЕШНИХ ручек ВХОДНЫХ дверей, СЛЕДУЕТ предположить, что убийцей профессора является КТО-ТО ИЗ ЕГО ГОСТЕЙ. Кто-то из гостей убил профессора и после того, как он его убил, вышел из квартиры.
По выражению, появившемуся на лицах слушателей, я понял, что мой анализ произвел на них жуткое впечатление. Между нами говоря, я и сам был взволнован и не на шутку растрогался своими собственными способностями извлекать из предлагаемых ситуаций и конкретной обстановки данные для создания серьезной гипотезы. "Вот что значит, черт возьми, - сказал я себе, - в тонкостях овладеть теорией следственного анализа!"
- Извините, но я, едва войдя сюда и посмотрев на приятелей, сразу подумал: "Это дело сугубо ВНУТРЕННЕЕ!" - усмехнулся Манчев.
От этих слов пахло хвастовством! Мне они не понравились. Вошел - и сразу же понял. Ну и ну! Я, который все время ломал себе голову, с трудом дошел до более или менее приличной гипотезы, а он - сразу понял!
Он вынул пачку сигарет, и я (хоть мне и не понравились его слова, потому что я не люблю чрезмерно самоуверенных людей и хвастунов) протянул руку к его сигаретам: свои две последние я выкурил, пока излагал свою гипотезу.
Лейтенант Данчев повернулся к коллеге:
- Иногда нетрудно составить мнение, но трудно доказать его правоту, защищать его! И, наконец, ты говоришь: "Это дело внутреннее". Ну хорошо, а КТО же из тех, кто находился в квартире, совершил убийство?
- Товарищи, - сказал я, - я не закончил еще свое изложение. Когда кончу, дам вам слово.
- Что ж... - Манчев развел руками. - Я уверен, товарищ майор, что вы уже добрались до убийцы, хотя и чисто теоретическим путем!
Подтрунивал он надо мной, говорил ли серьезно или же просто подлизывался ко мне - одному богу известно.
- Прежде чем пойти по следам убийцы, - сказал я, - необходимо сделать предварительную реставрацию, то есть выяснить, как было совершено убийство. Исходя из того, что мы видели своими собственными глазами, и из компетентного медицинского осмотра, профессора ударили сзади, со спины. Результаты вскрытия максимально проясняют картину, однако уже заранее можно сказать, что наиболее удобно нанести такой удар, только войдя в дверь, ведущую с лестничной площадки. Телефон поставлен таким образом, что человек, который говорил, не мог видеть входящего, не повернувшись специально к двери. Если профессор никого не ждал, он повернулся бы в направлении входящего, это совершенно естественно. Но нам известно, что он ждал кого-то. Кого же ждал профессор, если не проявил удивления, не повернулся? ОН ЖДАЛ СВОЕГО ЗЯТЯ. И поэтому он не повернулся, и поэтому он не увидел своего зятя, не увидел, как тот приближается с поднятым для удара ножом...
- Именно, именно так! - торжествующе подхватил лейтенант Манчев. - Я же вам говорил!
Это "я же вам говорил" совсем мне не понравилось. Как-никак, я излагал свою гипотезу, СВОЮ.
- Ну, Манчев! - сказал я. - Не торопитесь сразу хвататься за мои слова. У меня есть и другая гипотеза.
- Заранее уверен, товарищ майор, что и другая моя гипотеза непременно совпадет с вашей, - сказал этот плут.
Я продолжал:
- Но говоривший по телефону, как вы заметили, стоял не только спиной к входной двери, но и под углом в 45° к коридору, то есть его правое плечо находилось на диагонали, ведущей прямо к двери в кухню.
- Именно так! - сказал Манчев.
- Ну и что? - Я смотрел на него уже свирепо.
- Ничего, извините! - сказал Манчев. - Я кое о чем подумал...
- Советую вам, когда я говорю, выслушать, а потом уже думать, - отрезал я и, прокашлявшись, продолжал: - Доктор Беровский заявил в своих показаниях, что был на кухне, когда зазвонил телефон. Он заявил, что слышал телефонный звонок. А телефон позвонил ровно без двух минут одиннадцать. Внимание! Доктор Беровский заявил в своих показаниях, что вернулся в гостиную (то есть был на пороге гостиной) в три минуты и три секунды двенадцатого - в тот момент, когда Кодов сообщал присутствующим об убийстве профессора. Веселин Любенов оспаривает в этих показаниях секунды, которые указал Беровский. По мнению Любенова, Беровский появился на пороге гостиной на пять-шесть секунд позднее. А это практически означает, что Беровский уже знал об убийстве. То есть, когда он выразил свое изумление, он просто-напросто ПРИТВОРЯЛСЯ. Проанализировав вопрос "Что знал Беровский?", мы получим два ответа. Согласно первому, доктор Беровский - убийца профессора. Между без двух минут одиннадцать и одной-двумя минутами двенадцатого ударил его ножом, подобным тому, с которым Красимир Кодов спустился в подвал, чтобы отрезать себе кусок окорока.
- Где же этот второй нож? - спросил мрачно лейтенант Данчев. - Мы обыскали гостей, включая и доктора Беровского, и ни у кого не нашли никакого ножа. Если бы он спрятал его в столовой, или на кухне, или в кладовой, остались бы где-то следы крови. За две-три минуты человек не может и убить, и спрятать нож, и уничтожить следы крови. Даже опытнейший преступник не сумел бы совершить все эти операции за столь короткое время!
- Вы, лейтенант Данчев, - сказал я, - не должны забывать, что тщательный осмотр квартиры мы сделаем только теперь. Кроме того, нельзя упускать из виду библиотечные шкафы - за этими сотнями томов можно вмиг спрятать даже топор.
- Все бывает на этом свете, товарищ майор! Но я говорю не об исключительных, а об обычных вещах, совершаемых обыкновенными людьми. Потому что девять десятых убийств совершаются самым обычным способом, таким же обычным способом прячут и орудие убийства...
- Спрятать нож за толстой книгой - не такое уж исключение! - сказал я. - Кроме того, вы слишком торопитесь высказать свое мнение, а не ждете, пока я до конца выскажусь. Итак, проанализировав вопрос "Что знал Беровский?", мы можем уличить его, Беровского, как возможного убийцу. Он убил профессора между без двух минут одиннадцать и одной-двумя минутами двенадцатого. Но этот ответ обязывает нас непременно найти нож и кровавые следы, оставленные этим ножом.
- Именно, именно так! - кивнул Манчев.
- Эх, Манчев! - Данчев вздохнул. - Ты забываешь, что доктор Беровский стоял над телом убитого, держа его за руку - слушал пульс. И, может быть, испачкал рукав пиджака в крови, а потом прислонился этим рукавом к какому-нибудь предмету в столовой, на кухне или где-нибудь в другом месте. И что же? Найдя этот след, ты объявишь Беровского убийцей?
- Рукав оставляет о д и н след, а окровавленный нож - д р у г о й! - ответил я раздраженно, чувствуя, что в моем голосе слышатся уже не нотки раздражения, а нотки горечи.
Так хотелось поскорее надеть стальные наручники на чьи-нибудь руки! Мне было безразлично, чьи это будут руки! К черту! Раз они нанесли удар ножом - так им и надо. А на мою долю выпадала честь заковать их в наручники. Тогда главный шеф управления вызовет меня и ласково мне улыбнется: "Браво, Ламби Канделаров, так и надо их брать - мгновенно и решительно! Пусть знает общество, что возмездие не ползет черепахой, а обрушивается на голову нарушителя как молния!"
Да, так следует поступать в подобных случаях - быстро, не мудрствуя лукаво, не применять методы, которые только затягивают дело. Этот инспекторишка Данчев - ну и нудный же тип и одновременно д е р з к и й. Пытается куснуть меня, негодяй, будто бы я хотел объявить кого-нибудь убийцей на основании ф а л ь ш и в о г о следа! Смотри-ка!..
Я посмотрел в широкое окно. Кто-то раздвинул бархатные шторы, и носившийся в воздухе снежок выглядел золотистым, когда он попадал в полосу света, падающего из нашей комнаты. Бледно-синие утренние сумерки медленно серели, начинался напряженный день.
Я послал сержанта Рашко купить в киоске у автобусной остановки сигареты и что-нибудь на завтрак - баничку или что он там найдет, - а сам пошел в кабинет профессора. Включил свет, потому что шторы были опущены и в комнате царил мрак. Я человек с крепкими нервами, но должен признаться, что остолбенел, увидев комнату, залитую светом. У письменного стола стоял стул с высокой спинкой, и на нее был брошен халат профессора - небрежно, будто хозяин собирался тут же вернуться и снова надеть его. В одном из углублений огромной металлической пепельницы в форме филина, до отказа наполненной окурками, лежала недокуренная сигарета. Среди беспорядочно нагроможденных книг и рукописей валялось несколько цветных карандашей и очки в толстой роговой оправе, повернутые дужками вверх. Человек встал из-за стола с намерением не задерживаться долго и по возвращении вновь продолжить прерванную работу...
Вдоль стен рядами стояли полки, забитые книгами. Я раздвинул шторы - окно смотрело на побелевший от снега, ровный открытый двор.
Обстановка интеллигентного человека была близка моей душе; если бы я не спешил надеть кому-нибудь поскорее наручники, я хотел бы порыться в этих книгах, хотя я и знал, что все они по специальности профессора - биологическо-химические выжимки. Я специалист по литературе, касающейся вопросов права, потому что она отражает отношения между людьми; но я очень люблю листать разные энциклопедии из-за иллюстраций - смотришь иллюстрации и получаешь самое точное представление о происходящих в мире делах, в самых различных областях знания...
Мой взгляд привлекла бумажка на письменном столе. Телеграмма! (Обычный человек не сможет распознать телеграмму в куче других бумаг, не то что специалист.)
"Прибываю десятого этого месяца Радой" - гласила телеграмма.
"Через день после погребения отца! - подумалось мне. - Теперь твоя голова не будет болеть от пренеприятных похоронных формальностей. Счастливый человек!.."
Потом я задумался. Подошел к окну и засмотрелся на снег, застилавший, улицу. На фоне движущихся белых нитей появилось будто лицо Нади Кодовой-Астарджиевой. Ее лицо. А в ушах у меня словно опять зазвучали ее слова: "Он ждал моего брата, и если бы он его дождался - не могу представить себе, что бы я унаследовала, виллу в Бояне или имущество в селе!" Она как-то особенно раздраженно произносила слово "вилла", и я сразу догадался почему. Очень просто! Ее муж, Красимир Кодов, любой ценой мечтал захватить виллу в Бояне, а о доме в деревне не хотел и слышать...
В моей душе торжественно звонили колокола. Нет, не просто колокола, а самый большой колокол храма-памятника Александру Невскому. Он звонил бодро, празднично, весело: "Бам! Бам! Бам!"
В гостиной, куда я вошел с телеграммой Радоя в руке, все усердно жевали теплые банички и с не меньшим усердием затягивались сигаретами.
- Товарищ майор! - Поднявшись, лейтенант Манчев вытер рот. - Разрешите доложить?
- Докладывай!
- Возвращаясь из киоска с сигаретами и баничками... - Он указал пальцем на стол, где на куске промасленной бумаги лежали две пачки сигарет и последняя баничка: - Это вам, товарищ майор. Возвращаясь из киоска, сержант Рашко встретил привратницу.
- Ну и что? - спросил я с досадой, потому что предчувствовал, что мой самоуверенный помощник отвлечет мое внимание от торжественного звона самого большого колокола. - Ну и что, что он встретил привратницу?
- Он рассказал ей кратенько о происшедшем вчера трагическом случае, а она - знаете, что она ему сказала?
- Не знаю!