- Она ему сказала: "А эту проститутку арестовали?" - "Какую?" - спросил сержант Рашко. "Ну, Дору, его экономку!" - ответила привратница. "Почему экономка профессора - проститутка?" - возмутился сержант. "Потому, что эта негодяйка живет с профессором и в то же самое время шляется и развратничает с его помощником, доктором Беровским!" - "Хм! - говорит сержант Рашко. - То, что она шляется, - ее дело, но зачем ей было убивать профессора?" - "Ну, чтобы отобрать квартиру, дурень! - постучала привратница пальцем ему по голове. - Когда женщина убивает мужчину, она делает это по двум причинам: или ради другого мужчины, или ради имущества. А эта проститутка убила профессора и ради того, и ради другого. И не таращься так! - сказала она ему. - Потому что однажды, когда я сделала ей замечание, что не вытирает как следует ноги, она как взбесилась и сказала мне: "Посмотрим, кикимора, какое хоро ты будешь плясать передо мной, когда эта квартира моей станет!"
Выслушал все это очень внимательно. Большой колокол храма-памятника Александру Невскому звонить перестал.
- И я, - сказал лейтенант Манчев, улыбаясь нахально, - чтобы вам не мешать, пока вы исследовали кабинет профессора, дал распоряжение в управление - от вашего имени - тотчас же снять отпечатки пальцев и обуви экономки Доры и установить за ней наблюдение до новых указаний.
Я ответил, всматриваясь в снежные нити, летящие мимо окна:
- Благодарю, сержант Рашко, за проявленное усердие. Я подам рапорт о вынесении вам благодарности.
2
- И одновременно, - повернулся я к лейтенанту Манчеву, - подам рапорт об объявлении вам выговора.
- За что? - подпрыгнул Манчев. - В чем я провинился, товарищ майор?
- Вы проявили несообразительность! - ответил я. - Выдали себя перед экономкой. Ясно?
Манчев замигал, лицо его вытянулось.
- Снимая отпечатки, вы косвенно предупреждаете ее, что она находится под подозрением! И если она действительно участвовала с Беровским в этом преступлении, она немедленно позвонит ему, чтобы ДОГОВОРИТЬСЯ, какой линии поведения им придерживаться!
- Вы правы, товарищ майор, - вздохнул Манчев.
На его лице появилось выражение крайнего огорчения, и он махнул рукой так, будто все связанное со следствием уже полетело ко всем чертям.
- Сообразительность - важнейшее качество инспектора милиции, - сказал я.
- Безусловно, товарищ майор, - отозвался Манчев. - Если б я был на вашем месте, я бы сделал такое же замечание провинившемуся...
Мне стало и смешно, и грустно. Хотел ли глупый парень выдать себя за хитреца? Или он шутит? Придираться было бессмысленно - по той простой причине, что не было времени. "Наручники заржавеют, пока я буду заниматься такими загадками!" - сказал я себе и повернулся к сержанту Науму.
- Сержант, - сказал я, - позвоните в управление, чтобы немедленно отключили телефон экономки. А вы, Рашко, сбегайте вниз и приведите вашу приятельницу - привратницу.
3
Все в ее внешности выглядело острым: острые костлявые плечи, острый, излишне длинный нос, острый подбородок, острый взгляд проницательных кошачьих глаз, - поэтому такой тип женщин кажется мне злобно-любопытным и мстительным.
- Как тебя зовут? - спросил я, умышленно не пригласив ее сесть.
- Здесь все зовут меня тетя Мара.
- Тетя Мара, - сказал я, - в котором часу приходит на работу экономка профессора, Дора Басмаджиева?
- В половине девятого.
- Никогда не опаздывает?
- Никогда.
- Хорошо. Выйди, пожалуйста, в коридор и подожди. Я тебя вызову.
Когда она закрыла за собой дверь, я сказал инспектору Данчеву:
- Сделайте все необходимое, но эта Дора не должна встретиться с доктором Беровским, пока мы не увидим ее здесь! Понимаете меня?
- Отлично понимаю! - поднялся Данчев.
На его тонких губах промелькнула скептическая улыбка, но он не сказал больше ни слова. Вышел.
Рашко вновь ввел привратницу. Теперь я учтиво указал ей на стул:
- Прошу садиться, тетя Мара. Я думаю, тебе уже известно о несчастье с профессором?
- Не живу же я на краю света. Я первая узна́ю все.
- Правильно. Привратники знают все, потому что около них проходят в с е.
Тетя Мара не обратила внимания на эту сентенцию.
- Как давно ты привратницей в этом доме?
- А с тех пор, как его построили.
- Значит, знаешь все, что здесь происходит?
- Ты спрашивай, а я тебе скажу, что я знаю.
- Начнем с чердака. Кто живет на чердачном этаже?
- Какой там этаж? Наверху только комната с кухонькой.
- Ну? Живет там кто-нибудь?
- В нынешние времена, товарищ, п у с т о н е б ы в а е т. Чердачок был собственностью инженера с первого этажа. Когда он умер, вдова продала его медицинской сестре.
- Как зовут эту медсестру, где она работает?
- Ее зовут Калинка, работает в больнице для иностранцев.
- Ну, что тебе известно о Калинке?
- В молодости была вертихвосткой первого класса, а сегодня довольствуется тем, что перепадает. Старается, бедняжка, схватить какого-нибудь дурня, пока еще не все потеряно.
- Очень хорошо. А теперь - что происходит на четвертом этаже.
- Четвертому не повезло. Умерли и хозяин, и хозяйка. Остался сынок - инженеришка в Кремиковцах. Дубина. А вбил себе в голову жениться на такой же вертихвостке - то ли на модистке, то ли на модельерше с завода готовой одежды имени Первого мая. Инженеришка вкалывает ночью на заводе, а она дома валяется себе с оборотнями. Развелись, но квартира осталась ей, потому что у нее ребенок, трехлетняя девчоночка.
- А инженер?
- Инженер выехал. Снимает квартиру, а эта снова вышла замуж - за финансового ревизора, старого хрыча, вдовца, на двадцать лет старше ее. Ревизор проводит ревизии в провинции, а она спит себе с бычком. Ну а этому старому хрычу так и надо.
- Где работает кассир?
- Сейчас мошенничает в ресторане "Северная звезда", раньше был в ресторане "Ялта", но оттуда его выгнали полгода назад, а еще раньше я не слышала, откуда его выгнали.
- Кто живет на первом этаже?
От этих вертихвосток, оборотней, дубин, старых хрычей и бычков у меня уже кружилась голова, словно я выкурил крепкую сигару.
- Хозяин первого этажа умер два года назад, там живет вдова, женщина уже в летах, пенсионерка. У нее две дочери, но ни та, ни другая не живут с ней. Она взяла к себе своего племянничка, содержит его, чтобы он учился на архитектора.
- Ну, слава богу! - сказал я (а Манчев, этот идиот, громко рассмеялся).
- Ты перескочил второй этаж, товарищ! - напомнила мне тетя Мара.
- Я рассеянный, - ответил я. - Что за человек был профессор?
- Скряга, скупердяй. Уронит, к примеру, пятачок, наденет очки и ну искать этот пятачок, будто он выронил из кошеля наполеондор! А в остальном был золотой человек.
- Смотри-ка ты! - притворился я удивленным.
- Его скупердяйство было наследственным, товарищ, а за полученное по наследству человека не корят!
- А золото? - спросил я. - Что было "золотого" в его характере?
- Я тебе скажу, товарищ. Он был самым обыкновенным из всех обыкновенных людей этого дома, самым аккуратным.
- Об умершем не говорят плохо, но ты, тетя Мара, имей в виду, что властям говорят все - и хорошее, и плохое!
- Ты меня не учи, я человек бывалый! - выпалила она мне в лицо. - Ведь сам же видишь, я говорю одинаково и о хорошем, и о плохом! Никому не даю пощечину и ни с кем не сюсюкаю.
- Давай все же поговорим о "золоте", - настаивал я. - Что было хорошего в этом человеке?
- Что... Встретит, бывало, утром: "Доброе утро, тетя Мара!" Вечером: "Добрый вечер, тетя Мара!" И приподнимет шляпу. Оказывает мне уважение, точно какой-то знаменитости! Он всегда ходил в шляпе - и зимой, и летом.
- Дальше?
- Лампа у него в кабинете горела до полуночи и в будни, и в праздники. Работал - ну как раб. Против болезней находил лекарства человек, а против своего одиночества - не нашел ничего!..
- Подожди, тетя Мара! - прервал я ее. - Ты, пожалуй, увлекаешься. По-твоему получается, профессор жил отшельником. Ты вводишь нас в заблуждение, мы ведь отлично знаем, что у него была экономка по имени Дора Басмаджиева и что она была его любовницей. Отшельник! Дай бог всякому такое отшельничество. В его годы иметь тридцатишестилетнюю любовницу - и это ты называешь отшельничеством?
Тетя Мара нахмурилась, собираясь мне ответить, но ее опередил лейтенант Манчев.
- Если бы я не был женат, товарищ майор, я бы тоже обрек себя на такое отшельничество, ха-ха!
Оба сержанта опустили головы, а по моей спине словно поползло какое-то насекомое. Ужасным был этот неуместный смех.
- Эй, позорники, не черните память о человеке! - оборвала нас тетя Мара хриплым своим голосом.
- Кроме любовницы, - сказал я, - у профессора были дочь и зять. Извините, - продолжал я, - но это отнюдь не одиночество: любовница, дочь, зять.
- Эта компания, о которой ты упоминаешь, делала его одиночество еще более тяжким, товарищ. Кроме того, - сказала тетя Мара, прямо-таки вонзая взгляд в мой мозг, - у любовницы был свой любовник, доктор Беровский, а доктор Беровский был другом профессора. У дочери профессора Нади есть муж, Краси Кодов, и этот Краси тоже в компании и так же, как Дора и Беровский, с нетерпением ждал смерти доктора. Эту компанию, товарищ, я дополню и его сыночком Радоем, который добывает нефть в Ливии. Скольких я насчитала? Четыре лами. Четыре лами, товарищ, и среди них он был одиноким и при этом больным - он инфаркт перенес. Вот что я вам скажу, а вы уж рассказывайте себе о компаниях, если у вас нет других дел!
Она была похожа на одичавшую голодную кошку, и, если бы ее желтые глаза имели когти, она бы своим взглядом всех нас изодрала до смерти.
- Не сердись, - сказал я ей. - Такая уж наша профессия - допрашивать. Допрашивая, человек дойдет не только до Стамбула, но и за Стамбул. Расскажи-ка нам, что тебе известно об этой квартире. Кто сильнее желал ее получить - Кодов или любовники Дора и Беровский? А кроме того, - продолжал я, - ты ведь знаешь, профессор имел виллу в Бояне и хороший дом в селе? Расскажи, кто на что точил зубы, и ты окажешь нам большую услугу.
- Локоть видите? - Она бесстыдно показывает нам свой остроконечный локоть. - Посмотрите на мой локоть и оставьте меня в покое. Буду я совать нос, куда не следует! - заключает эта ведьма.
4
Не сумев связаться по телефону с Беровским, Дора отправилась к нему на квартиру, взяла по дороге такси и чуть-чуть не ускользнула от взора Данчева. Но случай оказался благосклонным к моему помощнику - через несколько секунд появилось другое такси, и на нем Данчев успел Дору опередить. Хотя этот инспектор мне и не нравился (мне казалось, он скептически настроен по отношению ко мне и моим методам работы), я похвалил его за сообразительность - перед тем как выйти отсюда, он посмотрел в телефонную записную книжку профессора и на букву "Б" нашел адрес Беровского. Теперь я жалею о том, что я его похвалил. Вместо того чтобы быть довольным, Данчев пренебрежительно улыбнулся и... высокомерно промолчал. Да, эти "профессионалы" с трудом воспринимают выдвижение "теоретика" в "детективы"... Но ничего, проглотят, черт возьми, проглотят! В жизни происходит так же, как и во время футбольного матча: она идет то в одну, то в другую сторону, поворачивается то одной, то другой своей стороной, черт возьми!
Судя по портрету Астарджиева во весь рост, профессор был довольно высоким, крупным человеком и лишь в последние года два начал худеть и стал даже меньше ростом из-за тяжелого сердечного заболевания. Я представлял себе его любовницу женщиной "в соку", какими чаще всего бывают женщины в 36 лет, круглой, грудастой, с крутым, как у откормленной кобылки, задом. Вот почему я удивился и вздрогнул, когда появилась "женщина-розанчик", хрупкая и нежная, как фарфоровая статуэтка, с миловидным лицом и ясными небесно-голубыми глазами. (Эту маленькую мадонну привратница назвала проституткой. Ну и ну!) Женщина эта соответствовала понятию "экономка" так же, как борец сверхтяжелого веса соответствовал бы представлению, например, о лаборанте. Но, руководствуясь принципом "чего только не бывает на белом свете", я принял вещи такими, какими они были, и ничем не выдал своего удивления.
- Кто уведомил вас о трагической кончине профессора? - спросил я Дору Басмаджиеву.
- Надя, дочь профессора.
- В котором часу?
- Думаю, было около шести. Я только что встала с постели - и зазвонил телефон.
- В котором часу вы обычно встаете?
- Около шести.
- Как вы себе объясняете то, что именно вам она позвонила так рано?
- О, очень просто! - сказала Дора, и щеки ее слегка порозовели. - Она потребовала у меня ключ от квартиры. Теперь она чувствует себя законной хозяйкой и считает недопустимым, чтобы кто-либо еще имел ключ от входной двери.
- Что вы ей ответили?
- Ответила, что отдам ключ.
- Ключ, а не "тот ключ", не так ли?
- А имеет ли это значение?
- Отвечайте - я вас допрашиваю!
- Я сказала Наде, что я отдам ей "ключ", и вы совершенно точно поняли смысл, который я вкладываю в это слово.
- Вы отдадите Наде "ключ", а не "тот ключ". Вы чувствуете себя законной наследницей квартиры, по крайней мере такой же, как и дочь профессора. Не так ли?
Маленькая женщина нисколько не смутилась от моих слов. Она пожала плечами и спокойно ответила:
- В данный момент не могу вам сказать ничего определенного. По всей вероятности, профессор при жизни позаботился о том, чтобы выразить свою волю по этому вопросу.
- Почему вы не ночевали здесь, а уходили домой?
- Потому что я была экономкой профессора, а не его женой.
- Но, если вы были только экономкой, вряд ли вы можете иметь претензии на квартиру.
- Я не была женой профессора. А почему надеюсь, что имею права на квартиру, - мое личное дело.
- Вы, возможно, не были законной женой профессора, но фактической...
- Я была экономкой. Получала зарплату, с которой профсоюз удерживал взносы в пенсионный фонд. А была ли я фактической женой - это вопрос интимного характера, на который я вовсе не должна отвечать! Можете думать что угодно, меня это не интересует!
- Какое у вас образование?
- Изучала французскую филологию, но не закончила.
- С этим образованием вы могли бы работать в государственном или общественном секторе. Почему вы выбрали частный?
- Наше общество считает любую трудовую деятельность достойной уважения, товарищ!
- Ответьте, пожалуйста: работа экономки носит "частпромовский" характер или я ошибаюсь?
- Это зависит от обстоятельств. Если профессор не был полезным членом общества, моя работа у него была "частпромовская". Но профессор очень активно работал на общество, он был очень полезным человеком, а я помогала ему, чтобы у него не было забот бытового характера. Так что моя работа у него не носит вульгарного "частпромовского" характера.
В области социальных отношений я был королем, но она прижимала меня к стенке. Надо было изменить тактику. Я сказал ей:
- Скажите-ка, ваш покойный супруг и профессор были друзьями?
- Мой супруг был первым помощником профессора в его работе!
Тут инспектор Манчев многозначительно кашлянул.
- А вы с профессором не были друзьями?
- Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать: не были ли вы другом профессора до того, как умер ваш муж?
- Я и муж были друзьями профессора. Профессор был нашим другом.
- Дружба вашего мужа с профессором меня не интересует. Я проявляю интерес к ВАШЕЙ дружбе с профессором.
- Все, что нужно было сказать по этому вопросу, я уже сказала! - Дора отвернулась и рассеянно посмотрела в окно.
- Хорошо, - сказал я, - оставим-ка до дальнейшего выяснения вашу дружбу с профессором. По той или иной причине вы были уверены, что эта квартира или ее часть станет вашей собственностью. Я хочу знать: не произошло ли в последнее время каких-либо изменений?
- Нет.
- Какое-нибудь сомнение, что профессор может отказаться от своего обещания и оставить вас на бобах?
- Я никогда не сомневалась в честности профессора, товарищ!
- А если в завещании он не упомянул вас в качестве наследницы?
Она не ответила, только улыбнулась.
- Не допускаете?
- Нет.
- Но представьте себе, что его дочь воспротивилась, что его сын воспротивился, что они вдвоем повлияли на него и в последний момент он изменил завещание!
Она опять улыбнулась.
Эх, если бы я мог разгадать эту улыбку! Но я изучал право в университете, специализировался по криминалистике, а науку об улыбках не изучал... Наука об улыбках! Надо бы иметь в криминалистике по крайней мере раздел об улыбках, потому что улыбка - это нечто самое сложное, самое трудное и наиболее неразгаданное в этом мире. Ну, не во всех случаях, разумеется! Есть простые улыбки - нечто похожее на четыре арифметических действия. Человек с начальным образованием умеет складывать и вычитать, умножать и делить. А дальше? Есть улыбки, которые невозможно расшифровать даже с помощью элементарной психологической алгебры! Есть улыбки, в которые в состоянии проникнуть только высшая математика.
Такой была улыбка этой хрупкой, как фарфор, невозмутимой женщины.
И так как я ничего не понимал в высшей математике, а владел лишь арифметикой, я, увы, решил изменить курс нашей учтивой беседы, чтобы чувствовать себя более уверенно.
- Послушайте, - сказал я, - вчера утром в котором часу вы сюда пришли?
- В половине девятого.
- Профессор уже ушел?
Она кивнула.
- Какие специальные поручения дал он вам по случаю дня своих именин?
- Он дал их мне еще накануне. - Она помолчала. - Профессор не был расточительным человеком.
- На сколько человек он поручил вам приготовить ужин?
- На шесть.
- Упомянул он, кого пригласит?
- О приглашенных разговора не было. Он только предупредил, что в числе гостей будет и его дочь, то есть дал мне понять, что я не должна появляться на этом ужине.
- Что он поручил вам приготовить?
Она улыбнулась иронически, лицо досадливо поморщилось. Мои вопросы, видно, казались ей слишком уж ординарными.