- Пару глотков сделайте, чтобы напряжение отпустило. И давайте, наконец, познакомимся.
- Меня зовут Ириной. Я психолог.
- Мне, видимо, можно не представляться? Вы действительно меня узнали?
- Вас зовут Александр. Вы известный человек, пишете стихи, музыку, поете. У вас очень много поклонников, но я вижу вас впервые. Я не интересуюсь ни шлягерами, ни авторской песней.
- Разыгрываете меня?
- Да нет. Просто я зарабатываю психологическими опытами. Что-то вроде фокусов.
- Приключение становится еще более занимательным. Что вы еще можете сказать обо мне?
- Вы были в заключении.
- Черт! Правда, об этом не писал только ленивый. Вам действительно платят за столь незатейливые фокусы?
- Представьте себе… - Ирина с наслаждением выпила бокал терпкого красного вина, взяла маленькую шоколадную розу из массивной старинной вазы. Теплая волна разлилась по сосудам, согрела руки, ноги, осветила изнутри лицо. Она подняла длинные ресницы, внимательно посмотрела на Александра, и у того перехватило дыхание. Такими прекрасными показались ему темно- зеленые глаза, щеки цвета дорогого фарфора, четкого и строгого рисунка губы.
- Расскажите еще что-нибудь обо мне.
- Хорошо. Сейчас. - Ирина легко коснулась лба Александра, прикрыла глаза. Он зачарованно следил за тем, как меняется выражение ее лица. На нем появились растерянность, горечь, кончики губ опустились скорбно, печально, жалобно. - Очень тесное помещение, - быстро заговорила она. - Стены покрашены коричневой краской. Пол бетонный, мокрый. Я не могу вытянуть ноги. У меня болит колено, наверное, вывих коленной чашечки. Дышать больно: сломана ключица и одно ребро. Поврежден глаз. Я не дышу. Боль на мгновение проходит. Новый вдох причиняет ужасную муку. Я плачу. Мне кажется, я кричу. Господи, забери ты у меня эту проклятую жизнь! Я хочу одного - не дожить до утра. Но меня никто не слышит…
Ирина открывает глаза и видит бледное лицо Александра.
- Что это такое? - спрашивает он. Его губы дрожат. - Я действительно никому не рассказывал. Это был мой первый карцер. Меня посадили туда мальчишкой за хулиганские песни.
Ирина проснулась и с наслаждением потянулась, не открывая глаз. Простыни были шелковыми и душистыми, воздух в спальне теплым и свежим. Она приоткрыла глаза, стараясь сохранить остатки сладкого сна, и рассмотрела в полумраке тяжелые парчовые шторы темно-зеленого цвета с красноватым отливом, множество красивых массивных светильников, стены цвета заката, обшитые дубовыми панелями. Ирину заполнило блаженное чувство уверенности, что это ее дом, что она уже была здесь когда-то. В каком-то параллельном существовании. Она глубоко вздохнула и прислушалась к себе. Сознание было спокойным и ясным, тело отдохнувшим, сильным, упругим, а чувства улеглись по своим местам, как довольные собаки. Ирина не повернула головы, не посмотрела на соседнюю подушку. Она и с закрытыми глазами видела мужественное лицо, по-мальчишески взъерошенные русые волосы, широкие смуглые плечи, крупные руки. Он даже не знает, что сделал для нее этот человек, о существовании которого Ирина вчера еще не подозревала. Впервые в жизни она не отдавала кому-то свои силы, а только получала. Ее внезапный возлюбленный оказался не просто способным на беззаветную страсть с первого взгляда. Он оказался настолько сильным и духовно богатым, что, сам того не сознавая, пополнил все ее энергетические потери. Все-таки она, видимо, не безнадежная грешница, если ей послано такое спасение.
Ирина представила себе Женю. Девочка дома, крепко спит. Артем? Артем спит еще более крепко в своей квартире. Ирина не чувствовала себя виноватой перед дочерью из-за того, что ответила на чувство Артема. Она никогда не объясняла свои поступки бессодержательными словами "любовь", "влюбленность". Мир ее представлений и знаний был куда более сложным и конкретным. Когда она вошла на кухню, где был Артем, то сначала увидела золотистое свечение над его головой, ауру высшего существа, возможно, гения, а потом его самого. О, как суровы высшие силы к этим избранным существам! Не зря о них говорят: не от мира сего. Мир обустроили для себя совсем другие люди. Более примитивные, лишенные необходимости и возможности полетов. Ирина просто почувствовала, как покачивается земля под ногами этого чудесного мальчика. Какая он опора для ее беспомощной Женьки. Ирина знает: его чувство к ней возникло именно потому, что ей было суждено его спасти, наполнить силой, уверенностью. Она отдала ему так много, что только сейчас, взвесив все в покое, поняла, что могла умереть. А взяла с него самую малость - способность взрослой заботы о Жене.
- Ты проснулась? Здравствуй, колдунья.
Ирина ласково притянула к себе Александра, горячего, еще совсем сонного, и с удивлением вдохнула запах его тела. Родной мужчина. Она даже не знала, что быть собственницей так тепло и уютно.
* * *
Бабушка Артема полночи прислушивалась к тому, как внук без конца бегает на кухню варить кофе. Что-то его беспокоило. Когда он занимается, то забывает обо всем. А тут места себе не находит. Она накинула халат и вышла на кухню. Артем пил черный кофе и взглянул на бабушку, как той показалось, с надеждой.
- Я тебя разбудил?
- О чем ты говоришь. Я по ночам смотрю сериалы о своем прошлом и о твоем будущем.
- Интересно?
- Еще как. А что это за кофейные церемонии всю ночь напролет? У тебя ничего не случилось?
- Нет. Все нормально. Бабушка, ты присядь. Я одну задачу никак решить не могу.
- Если по физике, то я тебе не помощник.
- Ладно, ты большая шутница. Понимаешь, я не знаю, как правильно себя вести с девушкой.
- У тебя новая девушка?
- Ой, трудно с тобой. Я Женю имею в виду.
- А почему ты ее имеешь в виду?
- Бабушка, ты издеваешься? Я думаю о Жене, но хочу выстроить строгую теорию: как правильно нужно поступать с девушками.
- Так. Я тебе сразу отвечу. Ты с ними вообще никак не поступай. Ты с нынешними девушками просто не справишься. А Женя - это совсем другое дело, она за рамками твоих теорий. Но что случилось все-таки?
- Понимаешь, мы были близки. Она отнеслась к этому хорошо, естественно, без всяких там… Ну, ты понимаешь. Но меня что-то все время мучает.
Мне кажется, я должен ей сделать предложение. Или что-то в этом роде.
- Ужас. В каком роде? Ты хочешь на ней жениться? Так и скажи. Мне сначала.
- Не знаю. Может быть. Я хочу, чтобы она сама решила. То есть дать ей такую возможность.
- И что тебе мешает?
- Как ты к этому относишься? Как мама отнесется?
- Сразу скажу, что я отнесусь к этому лучше, чем твоя мама. Она столько раз тебе говорила, что талантливые физики не должны жениться до тридцати лет, потому что именно до этого возраста совершаются великие открытия. Лично меня открытия волнуют гораздо меньше, чем твое счастье. Тебе хорошо с Женей, ты веришь в то, что она не усложнит твою жизнь, а наоборот - украсит ее?
- Не усложнит точно. Я, конечно, мог бы и дальше просто с ней встречаться, но вдруг для нее это проблема?
- Знаешь что: предложи. Она не из тех, кто потащит тебя в загс в ту же минуту и на аркане. Но ваши встречи приобретут другой, более осознанный уровень. Ты вообще-то молодец, хотя и не особенно в жизни разбираешься. Женщина, которой после близости сделали предложение руки и сердца, становится счастливее, увереннее. Она действительно получает право решать. Как это ты додумался сам, без моей подсказки?
- Понятия не имею. Вдруг засело в голове - и никак не отделаешься.
- Золотая моя голова, - потеребила мягкие волосы внука бабушка.
Глава 21
Дина увидела, как по залу летит к ней Вика, актриса, без которой не обходилась ни одна презентация. Дина постаралась зафиксироваться у колонны. Вика всегда очень возбужденная и может вовремя не затормозить.
- Динка-льдинка-холодинка, какая ты классная! Как всегда. Побежали со мной. Я там держу одного фотографа из желто-глянцевого журнала. Снимись со мной, а? Известная модель, лицо "Черного бриллианта" и немного менее известная актриса встретились на светской тусовке. Пошли, а?
- Нет, я не могу, Викуль. У меня контракт, всякие условия. Ты сходи, попозируй, а потом пообщаемся.
- А где твоя выдра-распорядительница?
- Алена? Она здесь. Гостей встречает.
- Вот и хорошо. Ты знаешь, может, она девка и неплохая, но, как бы вежливо ни разговаривала со мной, я всегда слышу одно: ты, Вика, дура.
- Это мнительность. Алена тебя очень ценит.
- Нет, ты только посмотри, что этот козел делает!
- Какой, прости, козел?
- Да фотограф этот недоразвитый! Он какую- то клюшку малолетнюю снимает. Скажи, как на такой приличный тусняк могли пропустить этот генитальный синдром?! У нее же на лбу написано: сто пятьдесят рэ в вокзальном туалете.
- Вообще-то она выпускница "Фабрики звезд" и, кажется, дочь олигарха. Так что твой фотограф делает выгодную работу. К тому же, обрати внимание, где кончается разрез на ее юбке. Почти у талии. Ничего похожего на трусы в этом разрезе нет. Она вне конкуренции.
- Я давно заметила: все эти безголосые про- шмандовки трясут на публике самым дорогим. Больше нечем. Я смотрю на них и вспоминаю, как в нашем детском саду во время прогулок в сквере стоял дебил, который спускал штаны и показывал нам свое хозяйство. Знаешь, какая травма! Я до сих пор получаю оргазм только с закрытыми глазами. Ну, и как ты считаешь, подойти мне к этому подонку или послать его подальше с его пакостным журналом?
- Пошли, конечно. Здесь работают наши фотографы. Сейчас Алена придет, организует тебе нормальную съемку и сама пристроит в хороший журнал.
- Правда, что ли? Ой! Я вас на премьеру позову.
- Буду рада. Послушай, Вика, мне кажется, что у Каролины появился живот, характерный для пятого месяца беременности, или это просто платье такое?
- Какое платье! Там такая драма, что я чуть со смеху не умерла. Понимаешь, когда у нее началась пруха с мужиками, она выбрала самого богатого и стремительно от него залетела. Чтоб, значит, сочетаться законным браком. Бабе ведь под сорок. Три свадебных платья купила. И тут - здрасьте! - ее бросает гадалка. Ну, та, которая помогала ей деньги высасывать как пылесос. Ты представь себе - утром эта гадалка то ли исчезает, то ли болеет-умирает, то ли посылает ее на три буквы, а вечером приходит богатенький Буратино и сообщает Каролине, что между ними все кончено. И чтоб она сматывалась из квартиры в пятьсот метров, которую он ей якобы подарил. Оказалось, что хата ему принадлежит. Как и три машины, яхта и вертолет. Каролина бросается в банк, а все деньги с ее счета сняты. Осталась в чем была - он ей даже шубы и бриллианты не отдал.
- Ужасно.
- Это еще что! Пока были деньги, ей фонограмму Маша Дэн записывала, та, которой дали награду "Лучший голос мира". Она за многих поет, причем так профессионально, что может сымитировать даже талантливое отсутствие голоса. А теперь Каролине что делать - сипеть собственными дряблыми связками? Да если у нее пожар случится, ей нечем "караул" закричать.
- Ладно, Вика. Давай оставим ее в покое. Не хватало нам еще пожар на ее голову накликать. А вот и Алена гостей ведет.
- Так я пока побегаю тут, посмотрю, есть ли приличные кадры. Но ты не забудь насчет съемки.
- Ну, что ты. Алена тебя найдет.
К Дине подошли Катя в роскошном бирюзовом платье от Эли Сааба и Валя Гришина в строгом черном костюме. Валя опиралась на трость. Пока Дина целовалась с Катей, к ним присоединились Игорь и Дмитрий - элегантные, подтянутые, серьезные.
- Ох, какие вы все замечательные, - восхитилась Дина и посмотрела на Алену.
Та стояла спокойно. Ее безупречное лицо ничего не выражало, губы приветливо улыбались. Но Дина видела, какими усилиями достигается это спокойствие. Она читала в глазах Алены бесконечное одиночество.
. - Мне нужно выйти. У меня для тебя сюрприз, - Алена поймала взгляд Дины. - Ты обра дуешься. Алена шла по залу, высокая, очень стройная, в изысканном сером костюме от Шанель с белыми воланами на рукавах, и была похожа на инопланетянку, для которой нет пары на земле. Вскоре Алена подвела к Дине еще одного гостя. Это был профессор Тарков. Он с любопытством оглядывался и улыбался.
- Вот, значит, как это выглядит. У нас чуть проще.
- Константин Николаевич, - рассмеялась Дина, - какие прелестные ассоциации!
- Вы сегодня экзотически прекрасны, - оценил Тарков яркое платье Дины от Жана-Поля Готье. На желтом фоне синие и красные детали, рукава в форме больших красных крылышек с желтой отделкой.
- Так захотелось цвета, тепла, радости. Просто жизни, в которой можно отдыхать от тяжелых мыслей.
- Да, радость жизни - это большое искусство. Надеюсь, вам это дано, несмотря на не совсем здоровое пристрастие к детективным историям.
- Скажите прямо: больное пристрастие, - улыбнулась Дина.
- Мне кажется, у Кати все наладилось. Муж смотрит на нее как на клад.
- Да, а она на него, как моряк дальнего плавания на землю. Она очень домашняя. Самостоятельная жизнь не для нее.
- Я это понял. Вы передайте ей, что я переезжаю на дачу. Мы с женой отдыхаем друг от друга. Так что жду вас в гости.
- Мы обязательно приедем. Нам будет очень хорошо. А вот и Сергей. Если бы он пришел не в джинсах, я бы очень удивилась и насторожилась.
- Привет честной компании. Здравствуй, моя райская птичка, - коснулся губами щеки Дины Сергей. - У меня новость. Суд оправдал Галину Иванову. Хотя мы надеялись в лучшем случае на условный срок. Но наша колдунья купила нам Равникова. Он их сделал.
- Слава богу. Надо помочь этой семье. Мать и девочка вернутся на выжженное поле.
- Подумаем. Сделаем. Вообще-то меня вроде бы позвали сюда отдохнуть. Где тут еда лежит?
* * *
Была уже совсем ночь, когда Дина и Сергей подъезжали к ее дому.
- Кстати, я почти нашел твоего бомжа, - вспомнил Сергей. - Несколько участковых сказали, что знают такого Диогена в подвале. Правда, не в одном. Он мигрирует. Любитель странствий. Но попадается в одних и тех же магазинах. Так что личность установим и найдем.
- Спасибо. Я очень устала и даже не знаю, помогли мы Кате или нет… Она же по-прежнему не в курсе. Правда, говорит, что о чем-то догадывается, а большего знать не хочет. То есть не хочет наших ломовых откровений. Ой, смотри, вон там, у ограды, стоит человек. Это он, Сережа! Это Вовка-Кабанчик. Он и в ту ночь там меня встретил.
Сергей выскочил из машины и бросился к темной тени. Тень всплеснула руками от страха и бросилась бежать в ближайший двор.
- Какая же я дура! - в отчаянии сказала Дина, когда Сергей вернулся к машине один. - Мы же его напугали до смерти.
- Он не за жизнь испугался, а за свою свободу, - серьезно ответил Сергей. - Я найду его при солнечном свете и сделаю предложение, от которого он не сможет отказаться.