Пожизненный срок - Лиза Марклунд 9 стр.


"Квельспрессен" не была любимым детищем семьи - это было еще мягко сказано. Если бы газета не давала прибыль, то ее давно бы уже убили и похоронили.

Выколачивание дохода любой ценой было главным требованием владельцев, когда его несколько лет назад назначили главным редактором и юридическим лицом, ответственным за издание. Андерс Шюман всегда держал газету на плаву, но шестьдесят сотрудников?

Конечно, это дело надо обсудить с новым управляющим директором, парнем, недавно окончившим высшую экономическую школу и получившим место в "Квельспрессен", потому что был другом сына одного из членов семьи. Пока этот щенок не поднимал волну (к всеобщей радости).

Андерс Шюман положил директиву на стол.

"Да, это неплохая идея".

Наверное, щенку придется взять на себя ответственность и поработать за тот миллион крон, что он получает здесь за год.

Впрочем, щенок не может знать, что делать, каких сотрудников можно уволить, так что все равно ему, Шюману, придется определять приоритеты и отвечать за все. Если же он пошлет в битву щенка и сокращение пройдет, то вся ответственность ляжет на щенка, а он останется в стороне, изображая из себя слабую невинную жертву.

"Этот номер у него не пройдет".

Какими конфликтами все это грозит?

Конечно, профсоюз. Поднимется страшный шум.

В газете около пятисот сотрудников, половина из них работают в редакциях, а следовательно, являются членами Шведской ассоциации журналистов. (Те, кто пока не является таковым, тотчас вступят в нее, как только замаячит перспектива сокращения.) Ничто так не способствует солидарности, как угроза собственным кошелькам.

Остальные двести пятьдесят - члены профсоюза наемных работников (рекламный отдел, отдел маркетинга, администрация), было еще несколько десятков человек, работавших в смену.

Что можно сократить?

Отдел рекламы сокращать нельзя - это даже не обсуждается. Им и так придется напрячься ввиду развертывающегося кризиса, и реклама - единственный способ сохранить доходы хотя бы частично. Аналитиков и распространителей трогать тоже нельзя. Технические службы и так уже ободраны почти до костей.

Остаются редакции и администрация.

Андерс Шюман вздохнул. Ему вдруг захотелось встать и пойти к кофейному автомату, но он, закрыв глаза, представил себе горький вкус напитка и решил повременить. Другой способ поднять доходы - увеличить количество проданных экземпляров, что предъявило бы повышенные требования к квалификации журналистов. Значит, сокращения в составе редакций надо производить с хирургической точностью.

Но это означает неизбежный конфликт с профсоюзом.

Надо сохранять и увольнять людей по их способностям и умению работать, но у профсоюза свой принцип: первым увольнять того, кто пришел последним.

Если он пойдет таким путем, то уйдут все, кого недавно взяли на работу, и останутся только старые кадры, а это невозможно, если газета хочет выжить.

Новые люди, работавшие на сайте газеты, были незаменимы. Если их уволить, то все траты на них окажутся неоправданными, а это громадные убытки. Но нужно было сохранить и старые, проверенные, квалифицированные кадры, которые, например, еще знали, кто такой канцлер юстиции, например.

Шюман испустил горестный стон.

Профсоюз наемных работников и Ассоциация журналистов были относительно слабыми и рыхлыми организациями. Они редко всерьез ввязывались в драку и практически никогда не руководствовались здравым смыслом. Шюман до сих пор помнил свое удивление, когда Ассоциация журналистов в одностороннем порядке предложила, чтобы журналисты-практиканты получали другую работу (например, мытье посуды в ресторанах, уборка помещений или работа у конвейера на заводах "Вольво") в случае увольнения. Это предложение было настолько несерьезным, что его не стали рассматривать ни правительство, ни деловые круги.

Шюман почесал бороду.

В понедельник состоится ежегодное собрание местного отделения профсоюза. На собрании выберут нового председателя, так как предыдущий председатель с августа уходит в учебный отпуск.

Места председателя отделения домогались многие, ибо оно позволяло полностью посвятить себя делам ассоциации и отдалиться от редакционных проблем. Мало того, стать председателем отделения профсоюза значило приобщиться к власти, так как должность приближала к руководству. Председатель становился полноправным участником заседаний совета директоров, как представитель трудового коллектива.

Лишь бы это был человек с мозгами, подумал Шюман и решил все-таки встать и пойти к кофейному автомату.

Когда Анника вошла в помещение редакции с новенькой сумкой на плече, ей показалось, что сотрудники как-то странно на нее смотрят. Естественно, коллеги были не прочь посплетничать - к этому располагала и профессия, - а пожар в ее доме наверняка был вчера главной темой толков и пересудов.

Она поправила на плече ремень сумки и быстро зашагала дальше.

Сначала надо взять требование и получить в технической службе новый ноутбук, потом постараться найти в Интернете старые материалы, а уже после этого заняться статьей о Юлии Линдхольм.

Но прежде всего надо выпить чашку кофе.

Бросив сумку и куртку на длинный стол репортеров дневной смены, она пошла к кофейному автомату.

Там она обнаружила Андерса Шюмана, который близоруко смотрел на кнопки, пытаясь в них разобраться.

- Как мне налить крепкий с сахаром, но без молока? - спросил он.

Анника быстро нажала последовательность: + крепость + сахар − молоко, а потом - "Приготовить".

- Как насчет компьютера? - спросила она. - Я могу его получить?

- Требование я подписал, оно лежит у меня на столе, - ответил главный редактор. - Тебе нужно что-нибудь еще?

Она задумалась.

- Мне нужна машина, - ответила Анника. - Я могу в выходные воспользоваться одной из редакционных машин?

- Наверное, да, - сказал Андерс Шюман и направился в свой кабинет. - Кстати, ты не знаешь, кто такой канцлер юстиции?

- Канцлер юстиции? - удивленно переспросила Анника. - Это динозавр. А что?

Главный редактор остановился.

- Динозавр?

- Да, или еще какое-нибудь доисторическое животное, - усмехнулась Анника. - Это же полнейший абсурд, что такая должность продолжает существовать только потому, что ее учредили в начале восемнадцатого века. Теперь любой человек в Швеции имеет право менять своего адвоката, не спрашивая разрешения правительства. Так что это совершенный нонсенс.

- Можно ли сместить канцлера юстиции с должности? - спросил Шюман.

- Никак нет, - отчеканила Анника.

- Ладно, иди за мной, я дам тебе требование.

Она потащилась за главным редактором в его кабинет. Комната была не маленькой, но Андерс Шюман был так громаден, что кабинет в его присутствии казался жалкой каморкой.

- Вот оно, - сказал он, вручая Аннике лист бумаги. - Полиция обнаружила поджигателя?

Анника покачала головой и тяжело сглотнула.

"Это Гопкинс, жалкий старый мерзавец! Чтоб он сгорел в аду!"

Шюман выдвинул ящик стола, порылся в нем, нашел еще один бланк требования и поставил внизу закорючку.

- Можешь взять машину на неделю, - сказал он. - Если Туре возмутится, пошли его ко мне.

Анника положила листок в сумку и отправилась в кладовую. Она чувствовала, что люди смотрят на нее, и опустила глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом.

Она пять минут ждала, пока Туре - завхоз - закончит важный телефонный разговор о том, на кого ставить на скачках.

- Можешь взять вот этот. - Туре указал на стоявший на столе видавший виды компьютер, когда Анника объяснила ему, зачем пришла.

- Он работает? - спросила Анника.

Туре посмотрел на нее с видом оскорбленной невинности.

- Конечно, работает, я лично его проверял.

- Гм, - с сомнением в голосе буркнула Анника и включила ноутбук.

Программы загрузились. Автоматически включился браузер, подключенный к беспроводной редакционной сети. В Ворде оказалась масса старых статей Шёландера.

Анника покорно вздохнула.

- Отлично, - сказала она, - и еще мне нужна машина…

Она протянула Туре подписанное Шюманом требование.

Туре недоверчиво посмотрел на бланк.

- И зачем тебе понадобилось "Вольво-70"?

- Я задумала ограбить банк, и мне нужна приличная скоростная машина, чтобы убежать от полиции, - ответила Анника.

- Звучит забавно, - сказал Туре и протянул Аннике ключи. - Машина заправлена. Не забудь залить полный бак, перед тем как вернуть автомобиль.

Она прошла в помещение новостной редакции, поставила ноутбук на репортерский стол и принялась читать об убийстве полицейского комиссара все, что смогла найти в Интернете и в служебных файлах "Квельспрессен".

- Анника, - окликнул ее незаметно подошедший Спикен и положил руку ей на плечо. - Как насчет рассказа очевидца: "Как я спаслась из пламени"?

Анника подняла голову и увидела, что вокруг нее собралась почти вся редакция.

- Это правда, что полиции известно имя поджигателя? - спросил Патрик Нильссон. Теперь он вместе с Берит отвечал в газете за криминальную хронику.

- Тебе надо заполнить бланк заявления о потере старого ноутбука, - сказала Ева-Бритт Квист, секретарь редакции, которую недавно произвели в председатели аппарата администрации. Кажется, впервые в жизни Квист была по-настоящему счастлива.

Прибежала из своей комнатки - прежнего кабинета Анники - даже девушка с пирсингом, ведущая коммерческих радиопрограмм. Она, не стесняясь, во все глаза смотрела на живого погорельца.

- Это было страшно? Нет, конкретно, это было кошмарно страшно? - спросила она. - Какая ты, типа, бедняжка.

- Все нормально, - сказала Анника, развернув стул спинкой к краю стола. - Все нормально, со мной все в порядке. Спасибо за заботу, но у меня масса дел…

Никто не сдвинулся с места.

- Наверное, ты очень испугалась, - не унималась девушка, потряхивая вставленной в нижнюю губу побрякушкой, и подошла к Аннике еще ближе.

- Все по местам, - скомандовал Спикен, и люди, недовольно ворча, побрели работать.

- Заявление о потере нужно мне до понедельника, иначе тебе придется ее возмещать из собственного кармана, - сказала напоследок Ева-Бритт Квист.

Шеф новостной редакции снова обратился к Аннике:

- Мы ничего не публиковали об этом, но если ты напишешь репортаж очевидца, то мы оставим место на одиннадцатой полосе.

Анника откашлялась.

- Спасибо за предложение, но я его отклоню, - сказала она. - Шюман попросил меня написать о Юлии Линдхольм.

- Это будет замечательный эксклюзив, - восхитился Спикен. - Тайная история копа-убийцы.

- Гм, - хмыкнула Анника. - Она не признана виновной. По крайней мере пока.

- Это дело техники, - сказал Спикен и вернулся на свое место.

Анника закрыла новостную страницу и зашла в свой почтовый архив - annika-bengtzon@hotmail.com - и принялась открывать свои записи и документы прошлых лет.

Здесь хранились такие старые сведения, что она уже успела о них забыть. Выдержки из бесед с Патрицией, работавшей в порноклубе, в студии 6; заметки о первой встрече с Ребеккой, владелицей фонда "Парадиз"; копии статей, которые она писала для "Норрландстиднинген", когда раскапывала старую историю взрыва на базе Ф-21 и оказалась в центре событий, связанных с убийством журналиста Бенни Экланда.

Внезапно ее поразила одна мысль. "И это все, что у меня осталось. Все сгорело в огне. Какое счастье, что я сохранила свой архив в Интернете…"

Она отбросила с лица волосы и продолжила поиски. Та история тоже должна быть где-то здесь.

Она наконец нашла нужный документ и углубилась в чтение небольшой записки, уместившейся на одной странице.

Нина Хофман и Юлия Линдхольм росли вместе в одной деревне в Сёдерманланде, с третьего класса сидели за одной партой, обе успешно занимались спортом. Обе одерживали победы на местных первенствах и чемпионатах по легкой атлетике. Обе вступили в молодежное крыло социал-демократической партии в Катринехольме. Им было тогда по пятнадцать лет, но Ёран Персон им не нравился, они называли его "Нивея" - "скользкий и неприятный". Потом обе (как и сама Анника) изучали общественные науки в Дювехольме. Если бы они были на пару лет старше, она, наверное, помнила их, но четыре года - большая разница в этом возрасте. После окончания школы Нина полгода путешествовала по Азии, а Юлия получила место помощника учителя в Стенхаммарской средней школе во Флене. Когда Нина вернулась в Швецию, подруги вместе поступили в полицейскую академию. К тому времени, когда Анника провела с ними ночь в патрульной машине, девушки служили в полиции уже пять лет - они были патрульными в районном отделе "Катарина" в Стокгольме.

Обе девушки жаловались, что сыты по горло атмосферой отдела полиции, пропитанной духом мужского превосходства. Нельзя было ни в чем показать слабость. Это была гибель.

"Так же как в "Квельспрессен"".

Она вышла из архива и начала читать статьи о Давиде Линдхольме в "Квельспрессен" и других изданиях.

Все некрологи были выдержаны в духе молитвенного экстаза, как того требовала ситуация. Особо Анника отметила двух полицейских офицеров, прокомментировавших смерть Давида: Кристера Бюре из отдела полиции Сёдермальма и профессора Лагербека из полицейской академии. Оба живописали Линдхольма едва ли не как сошедшего с небес Христа.

Анника прочитала описания великих деяний, совершенных Линдхольмом на благо общества. Естественно, присутствовала здесь и драма с заложниками в Мальмё. Фотография Давида, выходящего из детского сада рука об руку с террористом, стала классикой жанра.

Потом была история с инкассаторской машиной. Линдхольм сумел в одиночку распутать грабеж, в ходе которого были ранены два человека. Давид тогда сумел вернуть похищенные деньги. Нужную информацию он смог получить от одного американца, который отбывал за убийство пожизненное заключение в тюрьме Тидахольм. Все газеты писали об аресте пятерых молодых людей в Боткирке. Эти пятеро и совершили вооруженный налет на инкассаторов.

Но Анника хорошо понимала, что это была неполная картина.

Герой, распутывавший самые невероятные преступления, был убит в своей постели, убит собственной женой.

"Это другая правда. У Юлии наверняка были веские причины".

Она закрыла подержанный ноутбук и пошла к Патрику Нильссону. Патрик внимательно что-то читал, едва не уткнувшись носом в монитор.

- Ты не хочешь выписать себе очки? - спросила Анника, садясь на место Берит.

- Люди из криминальной полиции обыскали ферму в Сёдерманланде, пытаясь найти ребенка, - ответил Патрик Нильссон, не отрывая близоруких глаз от экрана. - Похоже, он находился там всю последнюю неделю.

- Надеюсь, ты не вздумаешь об этом писать, - сказала Анника.

Репортер удивленно посмотрел на коллегу.

- Я обязательно об этом напишу, - сказал он.

- "Находился там" - это из полицейского лексикона. Нормальный человек скажет: "был там". Почему полиция так думает?

Патрик снова погрузился в чтение.

- Полицейские нашли какие-то улики, но не говорят какие. Надо поговорить с моими источниками.

- Они нашли какие-то доказательства, что ребенок там был? - медленно произнесла Анника. - Пол был усеян диснеевскими комиксами? В мусорном ведре нашли недоеденные конфетки? На кухонном столе обнаружили тазик с тепленькой водичкой, в которой плавали резиновые уточки и шарики?

Патрик принялся задумчиво грызть кончик ручки.

- Они могли найти следы соответствующего размера в песочнице, - сказал он.

- Я все же склоняюсь к версии мусорного ведра, - стояла на своем Анника. - Если в него что-то бросили, всегда можно сказать, когда это произошло.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Патрик.

- Дату изготовления и срок хранения, - ответила Анника. - В любой семье для детей покупают молоко, а на картонных упаковках всегда есть такие даты.

- Но мусорные контейнеры регулярно увозят, - возразил коллега.

- Не так уж часто это происходит, - не согласилась с ним Анника. - Муниципалитет Катринехольма вывозит мусор один раз в две недели. Иногда мусор накапливается целое лето, хотя мусорщики, случается, снисходят до публики и вывозят контейнеры…

Патрик недоверчиво посмотрел на Аннику.

- Я когда-то была репортером местной газеты, "Катринехольмс-курире", - сказала Анника. - Я написала тысячи статей о мусорных завалах на фермах от Флоды до Гранхеда.

Патрик откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

- Откуда ты знаешь, где у этой полицейской убийцы летний дом?

- Мне сказала об этом сама Юлия, - ответила Анника, вставая. - Я точно не знаю, какой это дом, но приблизительно могу себе представить. Он стоит на окраине Флоды, на дороге, под названием Стёттастенвеген. У моей бабушки был там дом, недалеко от Гранхеда. Место называется Люккебо.

- То место, где живет Юлия, называется Люккебо?

- Нет, в Люккебо жила моя бабушка. Где живет Юлия, я не знаю.

- В реестре жилья за Юлией ничего не записано.

- Да, дом принадлежит не ей. Думаю, что она его снимала. Полиция что-нибудь раскопала относительно орудия убийства?

Патрик, не отрываясь от экрана, покачал головой.

- Известно, когда Александра в последний раз видели живым?

Коллега оторвался от компьютера:

- Что ты имеешь в виду?

- Есть что-нибудь о Давиде? Ты не слышал о нем каких-нибудь сплетен?

- Куда ты клонишь? - спросил Патрик, подозрительно глядя на Аннику.

- Мы собирали сведения о нем: о его деньгах, делах, собственности, машинах, телевизионных лицензиях, налогах?..

- Нет, но мне кажется… - начал Патрик, но Анника не дала ему договорить:

- Никогда ничего нельзя знать заранее. Все эти сведения могут сказать нам, кем он был в действительности, без нимба. Это может дать нам путь к пониманию, что заставило его жену так поступить…

- Этого не найдешь в архивах, - сказал Патрик и снова уставился в монитор.

В мозгу Анники внезапно что-то щелкнуло.

- Комитет собственной безопасности и кадровое управление национальной полиции, - сказала она. - Кто-нибудь заглядывал в их архивы?

Патрик вскинул брови.

- Были на него жалобы, - пояснила Анника.

- Можно подумать, что такие вещи выставляют на публику, - с сомнением в голосе сказал Патрик.

- Все это можно проверить, - упорствовала Анника. - Ты просто идешь туда, спрашиваешь клерка, и он выдает тебе всю информацию.

- Такие вещи всегда утаивают, - не уступал Патрик.

Анника вернулась за свой стол, открыла компьютер и набрала в поисковой строке национального реестра: "Линдхольм, Давид, Стокгольм". Она записала дату рождения и номер удостоверения в блокнот, потом повесила сумку на плечо и вышла из редакции.

Назад Дальше