* * *
Вход в главное полицейское управление находился на Польхемсгатан, в части построенного в семидесятых годах из красных панелей громадного административного комплекса. Таксист высадил Аннику рядом с забитой стоянкой мотоциклов, и ей пришлось изрядно попетлять между машинами, чтобы добраться до подъезда. Анника открыла дверь и вошла в приемную.
- Мне нужно проверить кое-какую информацию в отделе персонального учета, - сказала она, не представившись и не предъявив удостоверение личности: она пришла сюда как гражданин, который имеет право читать доступные для общественности документы.
- У вас назначена встреча? - спросил дежурный, молодой человек с тяжелой челкой и в очках в массивной оправе.
Анника переступила с ноги на ногу.
- Мне не надо было ее назначать, - ответила она. - Я хочу посмотреть жалобы, если они есть.
Дежурный вздохнул, поднял телефонную трубку и, отвернувшись, что-то в нее сказал.
- Сейчас к вам выйдут, - сказал он и вернулся к своему судоку.
Анника оглянулась и сквозь стеклянные двери посмотрела на парк.
Там, на противоположной стороне холма, находится кладбище, где в то жаркое лето было найдено тело убитой Йосефины Лильеберг. Это было десять лет назад.
Она подошла к двери и скосила взгляд налево.
На этом месте была шестая студия, порнографический клуб. Клуб закрыли осенью, так как его владелец сел в тюрьму за финансовые махинации.
"Но его так и не обвинили в убийстве Йосефины".
- Чем могу служить?
Пожилой бородатый мужчина в вязаной куртке приветливо смотрел на Аннику. Анника не сразу вспомнила, зачем пришла, и некоторое время молчала, собираясь с мыслями.
- Я хочу знать, не привлекался ли один полицейский офицер за незаконную деятельность, - ответила она.
- Есть ли основания считать, что таковая деятельность имела место?
- Разве бывает по-другому?
- Иди за мной, - сказал мужчина.
Он провел Аннику сквозь стеклянные двери к лифту, нажал кнопку одиннадцатого этажа, и лифт плавно заскользил вверх.
- У тебя есть номер удостоверения личности этого человека? - спросил он, и Анника кивнула.
Лифт резко остановился, отчего желудок Анники подпрыгнул до самого горла. Она шла за клерком по комплексу, по извилистым коридорам, пока они не оказались в тесной комнате с окном, выходившим на парк. Анника вытянула шею и присмотрелась.
"Нет, кладбища не видно и отсюда. Оно на другой стороне, ближе к Фридхемплану".
Анника достала из сумки блокнот с датой рождения и номером удостоверения личности Давида, и мужчина напечатал их на клавиатуре.
- У вас хранятся все записи об офицерах, совершивших правонарушения? - спросила Анника, слушая, как жесткий диск, прокручиваясь, перебирает файлы.
- Нет, не все, - ответил клерк. - Только начиная с 1987 года. Более старые данные хранятся в территориальных управлениях. - Он поднял голову и взглянул на Аннику: - Какой из рапортов ты хочешь посмотреть?
"Какой из рапортов?.."
Сердце Анники на мгновение замерло.
- Он не один?
Человек посмотрел на экран:
- Два.
Анника судорожно глотнула.
- Я хочу взглянуть на оба.
- Мне надо проверить, нет ли там секретных сведений. Ты сможешь зайти в понедельник?
Анника облокотилась на стол и попыталась взглянуть на экран, но он стоял под таким углом, что ей это не удалось.
- Ты не проверишь сейчас? Очень тебя прошу.
Клерк, прищурившись, еще раз посмотрел на монитор.
- Интересные случаи, - сказал он. - Все это было давно, но теперь этот человек стал всем интересен, хотя и не по своей вине.
Он улыбнулся и оглянулся через плечо.
- Сегодня наш юрист на месте, - сказал он. - Папки находятся в архиве. Я схожу за ними, и мы сразу разберемся.
Он исчез в лабиринте коридоров.
Анника с трудом подавила желание обойти стол и посмотреть на экран и, вместо этого, встала у окна, откуда открывался вид на парк Кронеберг.
Их старая квартира располагалась на Хантверкаргатан, в двух кварталах отсюда. Она ходила по этой улице с Калле и Эллен каждый день - в дождь, в снег и в солнечную погоду. Они преодолевали горки, чтобы добраться до игровой площадки у пожарной станции. Там она всегда присаживалась на жесткую скамью и слушала, как мамаши громко бахвалились друг перед другом, рассказывая сказки о своих домах и поездках во Францию.
Анника оперлась руками о подоконник и отдалась своим мыслям.
Если быть до конца честной, то она и в городе не была счастлива, но, по крайней мере, соседи не поджигали здесь ее дом.
- Видишь, как быстро все уладилось, - сказал клерк, расстегивая вязаную куртку. - В рапортах нет ничего секретного. Читай.
Он протянул копии Аннике.
Она пробежала глазами текст, чувствуя, как заиграл в крови адреналин.
- Спасибо, огромное, искреннее спасибо! - воскликнула Анника и поспешила к выходу в лифтовый холл.
Страницы 6–7
СТОКГОЛЬМСКОЕ ИЗДАНИЕ "КВЕЛЬСПРЕССЕН"
СУББОТА, 5 ИЮНЯ
ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ АЛЕКСАНДРА
Зона поиска расширяется
На помощь идут военные
Прошлой ночью полицейские и военные обыскали лес
Патрик Нильссон
"Квельспрессен" (Сёдерманланд). Попытки найти пропавшего четырехлетнего Александра становятся все более отчаянными.
"Мы, как никогда, близки к успеху", - заявляет источник в полиции.
Теперь это вопрос не дней, а часов.
Пропавшего мальчика надо найти в субботу, в противном случае надежды обнаружить его живым станет намного меньше.
Интенсивные поиски пропавшего мальчика ведутся на фоне идиллического пейзажа, близ хутора под названием Бьёркбакен, в гуще лесов Сёдерманланда. Только переклички участников поисковых команд нарушают девственную тишину, подчеркиваемую тихим шелестом древесной листвы.
В полиции утверждают, что мальчик действительно в течение нескольких дней был здесь, в летнем домике, где иногда проживала ныне находящаяся под стражей Юлия Линдхольм.
Эта уверенность, вероятно, основана на уликах, собранных в мусорных контейнерах, сообщил корреспонденту "Квельспрессен" заслуживающий доверия источник. Картонные пакеты из-под молока дают важную информацию при такого рода поисках, так как в любой семье, где есть дети, покупают молоко. Используя срок изготовления и срок годности продукта, указанные на упаковках, полиция сможет с уверенностью утверждать, что ребенок находился в Бьёркбакене. Мусорные контейнеры в районе Катринехольма вывозят один раз в две недели, что существенно облегчает работу полиции.
Полицейские также сообщают, что отыскали следы детских ног в глине вокруг дома, а это означает, что ребенок находился в доме после ливня, который был в этих местах во вторник.
Полиция Сёдерманланда расширила зону поиска и теперь ведет его и в прилежащих районах. Вчера к поисковым командам присоединились вертолеты, снабженные приборами ночного видения.
- Эти приборы сработают только в том случае, если ребенок жив, - сказал сотрудник, участвующий в расследовании. - Если ребенок мертв, то температура его тела не отличается от температуры окружающей среды.
- Верите ли вы в то, что мальчик жив?
- Тот факт, что мы используем приборы ночного видения, говорит о том, что да, мы надеемся найти ребенка живым.
Сегодня к поискам присоединится армия. Участие примут солдаты Скарборгского полка, расквартированного в Шёвде.
Есть указания на то, что в главном управлении криминальной полиции получили дополнительные сведения и доказательства прямого участия Юлии Линдхольм в преступлении. В полиции считают, что в самом скором времени ей предъявят официальное обвинение. Обсуждение этого вопроса закончится, самое позднее, в понедельник.
Полиция считает, что поиски вот-вот увенчаются успехом.
"Естественно, все мы надеемся найти мальчика живым".
Любую информацию о местонахождении четырехлетнего Александра Линдхольма сообщайте в Национальное управление криминальной полиции в Стокгольме или в ближайший полицейский участок.
Суббота, 5 ИЮНЯ
Нина вошла в длинный стеклянный коридор - центральный вход главного полицейского управления в Кунгсхольме. Она работала в стокгольмской полиции уже около десяти лет, но до сих пор ни разу не пользовалась этим входом. Стеклянные стены и крыша создавали ощущение открытости и неволи одновременно, порождая неясное чувство вины.
Она ускорила шаг.
Дежурный заставил ее ждать целую минуту, прежде чем соизволил обратить на нее внимание. Нина была в штатском, и, видимо, он принял ее за одну из бесчисленных гражданских посетительниц.
- Я пришла, чтобы посетить Юлию Линдхольм, - сказала она, доставая полицейское удостоверение.
Дежурный прищурил глаза и плотно сжал губы. В тюрьме мог быть триста один заключенный, но он точно знал, кто такая Юлия.
- Линдхольм находится в изоляторе, - сказал он. - Визиты и посещения запрещены.
Нина вскинула подбородок и, тоже прищурившись, сказала:
- Ты же понимаешь, что речь идет не о праздном посещении, а о неформальном допросе. Я полагала, что этот вопрос согласован, а посещение санкционировано.
Дежурный недоверчиво посмотрел на Нину, взял ее удостоверение и исчез в кабинете.
Она ждала у стола долгих десять минут.
"Я сейчас уйду. Я не могу этим заниматься, Юлия. Я ничем не могу тебе помочь…"
- Нина Хофман?
Она обернулась и увидела женщину-надзирательницу, стоявшую у двери, ведущей в глубь здания.
- Я должна попросить тебя оставить здесь все личные вещи, верхнюю одежду и мобильный телефон. Только после этого я могу впустить тебя в тюрьму. Так, хорошо. Нам сюда.
Нина положила в шкафчик слева от стола платок, куртку и сумку и получила бейдж, который надо было прикрепить к одежде на все время пребывания в тюрьме. После этого Нина прошла через турникет.
Вслед за надзирательницей она направилась по коридору к холлу с лифтами, двери которых были выкрашены в кричащий ярко-синий цвет.
- Мы идем не в комнаты для свиданий?
- Мне приказано отвести тебя в камеру к Юлии Линдхольм в женском отделении тюрьмы, - ответила надзирательница, поигрывая связкой ключей на конце длинной цепи.
Нина не ответила. Она никогда до сих пор не бывала в Кронебергской тюрьме.
Они вошли в лифт, и надзирательница нажала кнопку. Лифт некоторое время постоял на месте, прежде чем поехать, и Нина успела заметить видеокамеру.
- Лифты находятся под постоянным наблюдением, - сказала надзирательница. - Все перемещения по зданию записываются на видеокамеры и просматриваются в режиме реального времени.
Лифт остановился на третьем этаже. Нина хотела было шагнуть из кабины, но надзирательница остановила ее.
- Здесь заканчивается зона юрисдикции полиции, - сказала она. - Нужно еще одно разрешение, чтобы войти в саму тюрьму.
Через несколько секунд лифт дрогнул и поехал дальше.
Они вышли на шестом этаже, миновали три запертых двери и только после этого попали собственно в тюремный коридор.
- Сейчас мы подождем, чтобы пропустить тележку с едой, - предупредила надзирательница.
Нина окинула взглядом устланный серым линолеумом длинный, через все здание, коридор, заканчивавшийся зарешеченным окном. Солнечные лучи и свет неоновых ламп под потолком тускло отражались от пола. Вдоль стен тянулся ряд зеленых металлических дверей. На каждой двери - табличка с информацией о заключенном, номером камеры, перечнем особых ограничений и номером дела. На каждой двери был лючок, сквозь который надзиратель мог в любой момент заглянуть в камеру. Двери были снабжены прочными замками. Было слышно, как за ближайшей дверью кто-то кашляет.
- Так, значит, тюрьма полна? - спросила Нина.
- Ты шутишь? - вопросом на вопрос ответила надзирательница.
Мимо прошли двое мужчин, кативших тележку, уставленную подносами, и исчезли в соседнем коридоре.
Надзирательница дошла почти до конца коридора и отперла одну из камер.
- Юлия Линдхольм, к тебе посетительница.
Нина сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, но во рту у нее, несмотря на это, внезапно пересохло. Стены давили, и Нина поняла, как тесно узнику в камере.
"Это же бесчеловечно! Как они могут так с тобой обращаться?"
Юлия, сгорбившись, сидела на привинченном к стене столе и сквозь крошечное оконце смотрела на небо. На Юлии была серо-зеленая тюремная пижама. Сомкнув колени, она быстро покачивалась взад и вперед, лихорадочно шевеля затянутыми в толстые шерстяные носки пальцами ног. Волосы были собраны в узел на макушке. Казалось, она даже не заметила, что кто-то вошел в камеру.
- Юлия, - тихо, чтобы не испугать, окликнула подругу Нина. - Юлия, это я.
Дверь камеры закрылась за спиной Нины. Она обернулась и заметила, что изнутри у двери нет ручки.
Вначале Юлия не отреагировала на оклик и продолжала, не отрываясь, смотреть в окно.
Нина привалилась спиной к двери и несколько томительно долгих секунд оглядывала камеру. Сосновый стол был соединен с топчаном, тоже намертво привинченным к стене. Дерево было покрыто старым пожелтевшим лаком со следами потушенных сигарет. Стул, две маленькие полочки и умывальник - вот и все убранство. В камере висел тяжелый, застоявшийся запах табачного дыма.
- Юлия, - повторила Нина, шагнула к столу и нежно положила руку на плечо подруги. - Юлия, как ты?
Юлия отвела взгляд от окна, обернулась, и лицо ее осветилось счастливой улыбкой.
- Нина, - прошептала она, обвив ее руками и продолжая раскачиваться. - Как хорошо, что ты пришла меня навестить! Что ты здесь делаешь?
Нина осторожно высвободилась из объятий Юлии и испытующе посмотрела ей в лицо. Глаза Юлии покраснели, на щеках выступила сыпь, но улыбка была искренней и приветливой, лицо стало бодрым и энергичным.
- Я хотела узнать, как твои дела, - ответила Нина. - Так как ты себя чувствуешь?
Юлия пожала плечами, скользнула мимо Нины, спрыгнула со стола, подбежала к двери и положила на нее ладони. Потом снова вернулась к столу, села на него, встала, пересела на топчан.
- Юлия, - сказала Нина, - я слышала, что ты уволилась. Почему?
Юлия удивленно посмотрела на подругу, потом принялась грызть ногти, оглядывая камеру.
- Мне нужно купить моющую жидкость, - сказала она. - У меня кончился порошок. Есть бруски мыла, но они плохо растворяются в воде…
Нина ощутила ком в горле, ей стало трудно дышать.
- Как ты себя чувствуешь? Могу я тебе чем-то помочь?
Юлия снова встала, подошла к двери и бесцельно провела ладонями по крашеному железу.
- Нина, - сказала Юлия, нервно и испуганно. - Ты и правда думаешь, что нам надо поступать в полицейскую академию? Может быть, лучше станем социальными работниками?
"С ней происходит что-то нехорошее, она серьезно больна".
- Юлия, о чем ты говоришь?
Юлия нетерпеливо затопала ногами, взгляд ее метался. Она то смотрела в окно, то переводила взгляд на коричневые стены, обрамлявшие внутренний двор тюрьмы.
- Давида до сих пор нет, - с тревогой произнесла она. - Он должен был по пути забрать Александра, но его нет, а детский сад закрылся несколько часов назад.
Она с надеждой посмотрела на Нину:
- Он тебе не звонил?
Нина открыла было рот, чтобы ответить, но язык отказался ей повиноваться. Из глаз по щекам потекли слезы. Юлия, увидев эти слезы, растерянно моргнула.
- Сядь рядом со мной, - сказала Нина, беря Юлию за руку и притягивая к себе. - Сядь рядом, давай просто поговорим…
Она усадила Юлию на топчан и провела ладонями по ее щекам, заглянула ей в глаза.
- Юлия, - прошептала она, - где Александр?
Юлия широко открыла глаза, в них промелькнула растерянность и непонимание.
- Ты помнишь, что случилось с Давидом? - тихо продолжала Нина. - Вспомни, что произошло в спальне. Ты помнишь выстрел?
В глазах Юлии мелькнуло что-то темное, казалось, она смотрит куда-то поверх Нининой головы. Она судорожно вздохнула, лицо ее исказилось.
- Убери ее отсюда, - прошептала она.
- Кого?
- Ту, другую. Она ведьма.
Нина обернулась, посмотрела на стену над своей головой и увидела выцарапанные в штукатурке инициалы сидевшей здесь до этого заключенной.
- Ты имеешь в виду другую женщину, ту, что увела Александра?
Тело Юлии дернулось, она попыталась освободиться из объятий подруги, ударила ее ребром ладони в переносицу. Не говоря ни слова, Юлия доковыляла до двери и принялась колотить в нее кулаками, биться о металл головой. С каждым ударом из ее горла вырывались рыдания.
"Боже, что я натворила!"
Сделав два быстрых шага, Нина подошла к двери и крепко обняла Юлию сзади, стараясь ее успокоить, но прикосновение возымело противоположное действие. Юлия стала дико кричать, и этот злобный вопль прерывался только в тот момент, когда она пыталась укусить Нину.
- Юлия, я сейчас уложу тебя на топчан, на бочок, - сказала Нина, осторожно заводя руки Юлии за спину.
Она уложила вопящую женщину на топчан, головой на подушку.
Глазок открылся, и в камеру заглянула надзирательница.
- Ей нужен транквилизатор, - сказала Нина.
Юлия истерически кричала, дрожа всем телом. Нина крепко ее держала, стараясь успокоить тяжестью и теплом своего тела.
- Сейчас придут медики! - крикнула в глазок надзирательница.
Конвульсии понемногу прекратились, Юлия перестала биться. Вопль превратился в протяжное тихое рыдание.
Потом она умолкла и, успокоившись, неподвижно лежала, хватая ртом воздух.
- Это моя вина, - шептала она. - Это моя вина.
Нина позвонила комиссару К., выходя в стеклянный коридор из приемной управления.
- Ее нельзя так содержать, ее нельзя держать в камере, - резко сказала она, когда К. ответил. - Она на грани сумасшествия, ей необходима квалифицированная психиатрическая помощь.
- Почему ты так думаешь?
- Она видит какие-то несуществующие вещи, страдает галлюцинациями - это очевидно.
Нина ускорила шаг, стараясь быстрее выйти из давящего стеклянного туннеля.
- Стало быть, неформальный допрос превратился в осмотр психиатра? - съязвил комиссар. - Ты что-нибудь из нее вытащила?
Нина толкнула дверь. Ее обдало порывистым ветром. "Предательница, я - предательница".
- Она бессвязно бормотала о всякой ерунде, говорила, что забыла купить моющее средство, что сомневается, стоит ли ей поступать в полицейскую академию. Она плохо ориентируется во времени и пространстве. Она спрашивала, куда ушел Давид с Александром.
- Она говорила о другой женщине?
- Да, и сказала, что она ведьма. Она просила меня ее прогнать. Думаю, что Юлию, согласно параграфу седьмому, надо немедленно отправить на медицинское освидетельствование.
- То есть она ничего не сказала о том, виновна она или нет?
Нина дважды вдохнула и выдохнула.