- Я вправе распоряжаться своим временем, Хорнблауэр.
Кэл нахмурился. Если бы Либби так не гордилась удачным, по ее мнению, ответом, она бы наверняка заметила, как потемнели его глаза.
- Хочешь драться?
- Кто, я? - Либби улыбнулась и состроила невинную мину. - Калеб, ты ведь познакомился с моими родителями и знаешь, что я - пацифистка во втором поколении. А на ночь мне пели народные колыбельные песни.
Кэл вполголоса произнес бранное слово - Либби очень удивилась, так как думала, что в двадцать третьем веке употребляют совсем другие ругательства. Заинтригованная, она склонила голову набок.
- А, значит, у вас тоже отвечают так, когда в голову не приходит ничего путного или остроумного. Какое утешение сознавать, что некоторые традиции пережили века!
Кэл спустил ноги на пол и, не сводя глаз с Либби, медленно встал. К ней он не подошел - еще рано. Нужно вернуть самообладание, иначе он не выдержит и сделает что-нибудь недостойное. Странно, раньше он и не замечал, до чего она упрямая! И не видел у нее такого вызывающего взгляда.
А самое опасное заключается в том, что ее надменность не только злит, но и возбуждает.
- Ох, милашка, ты играешь с огнем! Считаю своим долгом предупредить: в моей семье пацифистов нет.
- Что ж… - Либби не спеша вынула из пакета очередное печенье. - Твои слова определенно вселили в меня страх. - Скатав упаковку, она швырнула ею в него, и он, механически стиснув пакет в кулаке, раскрошил его содержимое. - Не знаю, Хорнблауэр, почему ты так меня раздражаешь, но думать об этом сейчас некогда - у меня другие заботы. Так что, если хочешь, оставайся здесь и продолжай дуться, а я возвращаюсь домой и сажусь за работу.
Выйти за порог ей не удалось. Кэл схватил ее за руки и притиснул к стене. Позже Либби задастся вопросом: почему она всегда чутьем знала, что под его невинной внешностью скрывается необузданный, вспыльчивый нрав.
- Хочешь знать, что на меня нашло? - Его глаза так близко от ее лица, в них словно сверкают молнии. - Ты нарочно испытываешь мое терпение?
- Мне все равно, что на тебя нашло. - Она по-прежнему хорохорилась, хотя во рту у нее пересохло. Либби знала: ей всегда легче извиниться, чем продолжать спорить. Иногда она называла эту свою черту не пацифизмом, а трусостью. Она расправила плечи и сделала глубокий вдох. На этот раз она не уступит!
- Мне плевать, что на тебя нашло. Отпусти меня!
- Сейчас поймешь. - Он ухватил ее за волосы и запрокинул голову - ее шея оказалась совсем рядом с его лицом. - Думаешь, любовь бывает только мягкой и нежной?
- Я не дура. - Либби начала вырываться, но Кэл не отпускал. Она не испугалась - его вспышка больше раздосадовала ее.
- Да, ты не дура.
Либби не сводила с Кэла глаз; в них горела такая же ярость. Ему показалось, будто внутри него что-то лопнуло, последний обруч, который сдерживал сидящего внутри варвара.
- По-моему, сейчас самое время кое-чему тебя научить…
- Мне не нужно, чтобы ты чему-то меня учил.
- Хочешь сказать, теперь тебя будут учить другие?! - От ревности кровь ударила ему в голову. - Будь ты проклята! И будь прокляты они все и каждый из них в отдельности! Запомни только одно. Всякий раз, как до тебя дотронется другой мужчина… хоть завтра, хоть через десять лет… ты будешь жалеть, что с тобой не я. Сейчас я тебе покажу…
Не договорив, он швырнул ее на койку.
Глава 11
Либби вырывалась и сопротивлялась. Как бы сильно ее ни тянуло к Кэлу, ей не хотелось сдаваться. Койка угрожающе скрипела; успокаивающая и соблазнительная музыка стихла. Он буквально срывал с нее одежду - грубо и безжалостно.
Она молчала. Ей и в голову не приходило просить о пощаде или плакать, хотя слезы наверняка отрезвили бы его. Нет, Либби отчаянно боролась, пытаясь вырваться из безжалостных рук, а тело готово было предать ее, уступить, подчиниться.
В те секунды она его ненавидела. Сообразив, во что превратилась ее любовь, она едва не сдалась. Если сейчас он добьется своего, сломит ее, тогда то, что происходит сейчас, заслонит все хорошие воспоминания. Тогда она будет вспоминать его только таким - с искаженным от ярости лицом. Почему он так набросился на нее? Либби боролась не только за себя, но и за него тоже.
Кэл, хорошо изучив ее, знал каждый изгиб, каждую впадину ее тела, и теперь в приступе своеволия сжал оба ее запястья и закинул ей руки над головой. Он грубо ласкал ее свободной рукой, добираясь до самых потайных местечек. Либби невольно застонала, накрытая волной нежеланного, но неизбежного удовольствия. Она напряглась, как натянутая струна. Выгнулась, словно лук, готовый выстрелить.
Он почувствовал ее дрожь, услышал ее сдавленный вскрик. И его охватило раскаяние. Он не имел права пользоваться любовью как оружием! Он хотел наказать ее за то, над чем она не властна. И наказал. Правда, себя он наказал едва ли не больше. К сожалению, до него это дошло слишком поздно.
- Либби!
Она лишь покачала головой, не открывая зажмуренных глаз. Кэл впал в ступор. Он перевернулся на спину и уставился в потолок.
- Мне нет прощения… Я сам не прощу себя за то, что с тобой сделал.
Либби с трудом проглотила ком в горле. Ей стало легче; теперь можно восстановить дыхание и открыть глаза.
- Может, и так, но на все есть своя причина. Я жду объяснений.
Кэл долго не отвечал. Они лежали рядом, почти не касаясь друг друга. Он мог бы назвать ей тысячу причин - недосып, переутомление, беспокойство за то, как пройдет полет. Все они окажутся точными… в некотором роде. Но тогда он не скажет ей всей правды, не будет с ней до конца честен. А честность имеет огромное значение для Либби.
Наконец Кэл заговорил:
- Ты мне небезразлична… Нелегко смириться с тем, что я тебя больше не увижу. Я понимаю, что каждый из нас должен идти дальше своей дорогой. Каждый из нас будет жить в своем мире. Может, так оно и должно быть, но мне не нравится, что ты слишком легко относишься к этой мысли.
- Нет.
Кэл понимал, что ведет себя как эгоист, но испытал огромное облегчение, услышав ответ Либби. Он накрыл ее руку своей рукой.
- Я ревную.
- К чему? К кому?
- К мужчинам, которых ты встретишь, к мужчинам, которых ты полюбишь после меня. К мужчинам, которые полюбят тебя.
- Но…
- Погоди, ничего не говори. Давай сначала я все объясню. Умом я понимаю, что, скорее всего, не прав, но ничего не могу с собой поделать. Это инстинкт, Либби, а своим инстинктам я привык доверять. Всякий раз, как я представляю, что к тебе прикасается другой - так же, как я прикасался к тебе, - и видит тебя так же, как видел я, я схожу с ума.
- Так вот почему ты на меня злишься! - Она повернулась к нему и стала разглядывать его профиль. - Ты злишься из-за моих будущих романов?
- Наверное, я кажусь тебе полным идиотом… Что ж, я заслужил.
- Я не считаю тебя идиотом.
Кэл нетерпеливо дернул плечом.
- Я вполне отчетливо представляю его себе. Под два метра ростом и сложен, как какой-нибудь древнегреческий бог.
- Адонис, - предложила Либби, уже улыбаясь. - Голосую за Адониса.
- Помолчи! - Она заметила, что уголки губ Кэла слегка дернулись. - Блондин, скуластый, загорелый, с мощным раздвоенным подбородком.
- Как у Керка Дугласа?
Кэл метнул на нее подозрительный взгляд.
- Ты знаешь такого парня?
- Только по его репутации. - Поняв, что гроза миновала, она поцеловала Кэла в плечо.
- И потом, голова на плечах у него тоже есть, за что я еще сильнее его ненавижу. Он доктор… не медицины, а философии. Вы с ним часами обсуждаете древние брачные обычаи всяких таинственных племен. А еще он играет на фортепьяно.
- Ух ты! Я потрясена.
- Он богат, - загробным голосом продолжал Кэл. - Кредитный рейтинг - девять целых и две десятых. Он возит тебя в Париж и занимается с тобой любовью в номере окнами на Сену. А потом он дарит тебе бриллиант размером с кулак.
- Ладно, ладно. - Либби задумалась. - А стихи он любит?
- Даже сам их пишет.
- О боже мой! - Она прижала руку к груди. - Может, заодно предскажешь, когда я с ним познакомлюсь? Хочу подготовиться заранее.
Кэл покосился на Либби. Глаза у нее искрились смехом.
- Тебя мой рассказ, похоже, веселит?
- Да. - Либби погладила его по щеке. - А тебе, похоже, больше понравилось бы, если бы я пообещала, что уйду в монастырь.
- Конечно! - Кэл взял ее руку и приложил ладонью к губам. - Дай письменную клятву!
- Я подумаю. - Либби увидела, что глаза у Кэла снова стали ясными, лучистыми. Перед ней прежний Калеб Хорнблауэр, мужчина, которого она любит и понимает. - Мы закончили ссориться?
- Д-да… Прости меня, Либби. Я вел себя как полный долб.
- Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, но ты, наверное, прав.
- Мир, дружба? - Склонившись к ней, он поцеловал ее в губы.
- Мир, дружба. - Не дав ему отстраниться, она притянула его голову к себе. Второй поцелуй оказался долгим, страстным и совсем не дружеским. - Кэл! - продолжила Либби. - Ты забыл сказать, как зовут того типа… Ой! - Она дернулась; ей стало и больно, и смешно. - Ты меня укусил!
- Вот именно.
- Ты сам его придумал, а вовсе не я! - невинно напомнила Либби.
- Вот пусть он в моей голове и остается. - Кэл уже улыбался. - Собираешься замуж, да? Я тебе еще целую кучу таких напридумываю… - Он ласкал ее грудь.
- Да… - Либби готова была смеяться и плакать от счастья.
- Представь, что я сам повезу тебя в Париж. Первые три дня мы проведем в том самом гостиничном номере окнами на Сену… и все три дня не будем вылезать из постели. - Он покусывал ее, поглаживал, время от времени прерывая ласки и вновь возобновляя их. - Будем пить шампанское, бутылку за бутылкой, а закусывать всякими деликатесами, которые называются так, что язык сломаешь. А потом мы оденемся. Я представляю тебя в чем-то прозрачном и белом, ниспадающем с плеч… С обнаженной спиной. В общем, все встречные мужчины, увидев тебя в таком платье, сразу захотят меня убить.
- Что мне до них! - Либби вздохнула. - Я вижу только тебя.
- Небо усыпано звездами, - продолжал говорить Кэл. - Миллионами звезд! И аромат такой свежий… Париж пахнет водой и цветами. Мы с тобой пойдем гулять, будем любоваться невероятным парижским светом и прекрасными старинными дворцами, а потом зайдем в кафе и будем пить вино на открытой террасе под зонтиком. А после кафе вернемся в отель и снова займемся любовью - и так будет продолжаться много часов подряд.
Его губы пьянили ее.
- Для любви нам Париж не нужен.
- Да. - Кэл повернулся и стал смотреть на Либби. Ее лицо светилось, глаза были полузакрыты, на губах играла мечтательная улыбка. Калебу захотелось навсегда запомнить этот миг. Сейчас для него во всем мире не осталось никого, кроме нее. - Ох, Либби, как ты мне дорога!
Другого она не хотела слышать; о другом бы не попросила. Она отчаянно прижалась к нему всем телом, отдавая себя без остатка.
Он почувствовал силу ее желания. Его поцелуи стали более страстными и настойчивыми. Руки все нетерпеливее. Либби не уступала ему, в ласках охотно откликалась на его страсть. Знакомый жар охватил ее. Невыносимый и сладостный. Она еле сдерживала нетерпение.
Дикий, первобытный крик вырвался из самых ее глубин, словно предвестник исступления. Они безумствовали, заводили друг друга лучше самых мощных афродизиаков. Кэл испытывал то сладость, то боль. Он не переставая шептал ее имя.
Кэл был прекрасен. Либби впитывала его всем своим существом - чревом, руками, языком. Он силен. У него стальные мускулы. И все же он дрожит, стоит ей прикоснуться к нему пальцем. Он хотел, чтобы она его запомнила, и она запомнит.
Кэл стонал под грузом новых ощущений, чувствовал жар, который исходил от Либби, когда она обвивалась вокруг него, заново открывала его для себя, искала его губы. Они так пылко целовались, что едва не теряли сознание. Казалось, у обоих не хватит сил вынести это до конца.
- Либби… - хрипло позвал Кэл, выдавая всю силу своего желания. - Пожалуйста…
Она сомкнулась вокруг него, и их окружила жаркая, бархатная ночь. В стонах Либби слышалось торжество. Ускоряя темп, они все выше улетали на крыльях любви. Он слепо потянулся к ней, и его руки скользнули по ее влажной коже. Их ладони соприкоснулись, и они одновременно достигли пика наслаждения.
Лучше не бывает… Истомленная, довольная, Либби прильнула к Кэлу, положила голову ему на грудь. Она слушала, как бьется его сердце, и тихо вздыхала, когда он поглаживал ее волосы.
Она успокоилась. Теперь каждая клеточка ее тела источала умиротворение. Интересно, долго ли любовники могут лежать в постели без еды и питья? Вечно! Либби улыбнулась.
- У моих родителей есть кот, - прошептала она. - Толстый рыжий кот по имени Ромашка. У него нет ни капли честолюбия.
- Кот по имени Ромашка? По-прежнему улыбаясь, она провела пальцем по его плечу.
- Ты ведь видел моих родителей… В общем, целыми днями он валяется на подоконнике. Целыми днями. Так вот, сейчас я точно понимаю, какие чувства он испытывает. - Она слегка потянулась. - Мне нравится твоя койка, Хорнблауэр.
- Я и сам все больше привязываюсь к ней.
Некоторое время они молчали. Каждый думал о своем.
- Музыка… - Теперь она звучала и для нее - сладкая, романтическая. - Почему она кажется мне такой знакомой? Кто ее написал?
- Сальвадоре Симеон.
- Какой-то новый композитор?
- Зависит от того, что считать новым. Конец двадцать первого века.
- Вот как… - Радость переполняла Либби. Иногда вечность кажется таким коротким сроком! Решив подарить себе еще мгновение счастья, она прижалась губами к его груди. Его сердце билось сильно и ровно. - Поэзия, классическая музыка и аэроциклы… Интересное сочетание.
- Правда?
- Да, очень интересное. А еще я знаю, что ты подсел на "мыльные оперы" и телеигры.
- Только с научными целями. - Кэл улыбнулся. Либби села. - Хочу достойно описать самые массовые виды зрелищ двадцатого века. - Он ненадолго задумался. - Как ты думаешь, записи сохранятся в архивах? Мне ужасно хочется узнать, наладятся ли отношения у Евы и Блейка, несмотря на козни Дориана. Потом, так и неясно, кто подставил Джастина, почему его обвинили в убийстве злобного негодяя Карлтона Слейда. По-моему, Ванесса - личико у нее ангельское, а сердце ледяное.
- Подсел, - кивнула Либби и подтянула колени к груди. - Разве у вас не показывают телесериалы?
- Конечно показывают. Только у меня никогда не хватало времени их посмотреть. Я думал, они для домохозяев.
- Для домохозяев… - повторила Либби. Ей понравилось новое слово, лишенное презрительного, женоненавистнического оттенка. - Я так ни о чем тебя и не спросила. - Она уткнулась подбородком в колени. - Когда мы вернемся в хижину, нужно дописать до конца все, что с тобой случилось.
Он провел пальцем по ее руке.
- Все?
- Все, что имеет отношение к делу. И пока мы будем записывать и закапывать капсулу времени, ты просветишь меня насчет будущего.
- Хорошо. - Кэл поднялся. В самом деле, им обоим лучше на несколько часов чем-то себя занять. Он потянулся за брюками и заметил поляроид, упавший на пол. - Что это такое?
- Камера. Сама печатает снимки. Секунд через десять получается фотография.
- Правда? - Он с интересом повертел фотоаппарат в руках. На десять лет ему подарили штуковину, которая делала то же самое, а еще определяла время, температуру и воспроизводила любимую музыку. И умещался подарок на ладони.
- Хорнблауэр, терпеть не могу, когда ты так самодовольно ухмыляешься!
- Извини. Что нужно сделать? Какую кнопку нажать?
- Вот эту… Нет! - Но она опоздала. Он уже поймал ее в кадр и нажал на спуск. - Людей убивали и за меньшие преступления!
- А я думал, ты хотела фотографироваться, - с напускной серьезностью проговорил Кэл, вертя снимок в руках.
- Я не одета.
- Ага! - Он улыбнулся. - Что вовсе не неплохо. Хотя фото одномерное, вышло что надо… Очень сексуальный вид!
Ухватившись за одеяло, Либби подтянулась, переползла к изножию койки и попыталась выхватить у Кэла снимок.
- Хочешь посмотреть? - Он помахивал снимком так, чтобы она до него не дотянулась, но развернул его изображением к ней. Она увидела себя. Она сидела, обняв руками ноги: обнаженная, волосы спутаны, глаза пьяные. - Либби, как мне нравится, когда ты краснеешь!
- Я не краснею. - Она поспешно схватила одежду. Проворно отложив камеру в сторону, Кэл отнял у нее рубашку.
Когда они покинули звездолет, тени уже начали удлиняться. Посовещавшись, они решили закинуть аэроцикл на багажник "лендровера" и вернуться домой вместе.
- Хорошая мысль, - согласилась Либби. - Была бы у нас веревка…
- Зачем? - Кэл нагнулся, нажал на кнопку под сиденьем аэроцикла и вытянул два толстых каната с крючьями на концах.
Либби пожала плечами.
- Мне казалось, ты захочешь, как легче. - Она склонилась над задним колесом, расставила ноги и покосилась на него.
- Что ты делаешь?
- Помогаю тебе поднять его. - Она ухватилась за сиденье и отбросила свободной рукой волосы со лба. - Иди сюда!
Кэл усмехнулся.
- Хорошо, только зачем самой-то напрягаться?
- Ты хоть представляешь, сколько оборудования нам приходится перетаскивать на раскопках?
- Нет, - улыбнулся он.
- Очень много. Ну, на счет "три". Раз, два, три! - Они подняли аэроцикл, и Либби ахнула от изумления. Весу в нем оказалось не больше десяти килограммов. - Ну, ты даешь, Хорнблауэр!
- Спасибо. - Он проворно закрепил аэроцикл на багажнике. - Может, все-таки пустишь меня за руль?
Либби вынула из кармана ключи и побренчала перед его носом. У него загорелись глаза.
- Да ладно тебе, Либби, здесь ведь никого нет!
- Кстати, раз уж на то пошло, ты не показывал мне свое водительское удостоверение!
- Кстати, раз уж речь зашла о формальностях, по-моему, оно мне не нужно. Раз я умею управлять… - он ткнул пальцем в свой звездолет, - то уж с твоим старинным средством передвижения как-нибудь справлюсь. Мне хочется попробовать, понимаешь? В научных целях.
Либби бросила ему ключи.
- Не забывай: моя машина ездит по земле.
- Я понял. - Довольный, как ребенок, получивший новую игрушку, Кэл уселся за руль. - Здесь переключаются скорости, да?
- Да.
- Здорово! А эта педаль для чего?
- Сцепление, - ответила Либби, сама себе удивляясь, что так безоглядно вверяет ему свою жизнь.
- Ага, сцепление, значит. Его нужно нажимать, чтобы переключать передачи. Чем выше передача, тем больше скорость. Я ухватил суть?
- А вот эта педаль - тормоз. Не забывай о тормозе, Хорнблауэр!
- Не волнуйся. - Кэл насмешливо улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания. - Видишь? - Машина рванулась назад; проехав пару метров, она остановилась и заглохла. - Секундочку… Кажется, понял.
- Ты съехал с дороги.
- С чего?
Хотя ладони у нее слегка увлажнились, Либби показала, что делать.
- Полегче, понял? И старайся ехать вперед.