- Нам на месте подскажут, - усмехнулся Ансар, пригладив бороду. - И нас поправят, если что не так. Позвонят от его дачи, когда он будет выезжать, неужели непонятно? Приятно работать с прогнившими людьми в прогнившей стране. А когда-то грузины были лучшие воины на Кавказе! За хорошие деньги они чего только не сделают против родного государства и его высших чиновников! Братья, смотрите дальше… Вот здесь, видите, шоссе идет в гору, а там дальше посадки… Значит, ты, Мовлади, - он указал на самого старшего, плотного и бородатого, - завтра утром побреешься, борода потом вырастет, Аллах тебя простит, - (они рассмеялись), - наденешь милицейскую форму, возьмешь жезл, притормозишь их.
- Ансар, а где мы возьмем форму и жезл? - спросил Мовлади, у которого была самая пышная борода. - Мне не всякая подойдет.
- По дороге найдем… - беспечно махнул рукой Ансар. - А по размеру подберем. Там возле Тбилиси мы много гаишников встретим… Эти шакалы как раз на охоту выходят, чтоб проезжих грабить штрафами… Сбил ты меня… Значит, мы трое останемся здесь, на этом холме, с этой стороны, а вы четверо - на другой стороне, но метров на пятьдесят подальше, где развилка. Там, видите, должны быть кусты. Ты, Мовлади? как они остановятся, сразу на землю падай. Мы откроем огонь, если они от нас оторвутся, повернут влево, то наскочат на вас. Только не стреляйте в нашу сторону, понятно? И теперь главное: он неверный, нехороший, невоспитанный человек, но, во имя Аллаха, убивать его нельзя. Он поедет в бронированном "кадиллаке", его охрана в двух джипах. Вот по джипам, по самой лучшей на всем Кавказе охране - весь огонь. Его попугать только. По шинам можно, по дверям. Но бронебойно-зажигательных патронов у меня даже не просите. - Ансар шутливо погрозил молодым боевикам пальцем. - Все равно не дам. Знаю, любите смотреть, как русские "Уралы" горят. Но сейчас не тот случай. Понимаете? Это не большая война, а большая политика. Нам не нужен другой, молодой и честолюбивый министр, что давно метит и придет на его место! К нему опять придется искать подходы, узнавать, сколько запросит, какая у него охрана. Что он пьет, в какой ресторан ходит, кто у него любовница, какая семья и когда они возвращаются с дачи. Нам нужен этот перепуганный насмерть, жирный и протухший Гоголадзе! Кого мы давно и хорошо знаем. И он пусть теперь знает, что с нами лучше не связываться.
Они снова рассмеялись. И в приподнятом настроении сели в машины. Дальше они ехали практически без остановок. Пару раз их остановили здешние гаишники, по одному, по двое. Ансар небрежно совал им пяти-десятидолларовые купюры, все равно они были фальшивыми, и вопросительно смотрел на Мовлади. Тот отрицательно мотал головой: размер их камуфляжных серо-голубых курток ему не подходил, и они ехали дальше.
Лишь когда уже проехали Мцхету и до Тбилиси оставалось совсем немного, каких-то тридцать километров, Мовлади сам указал им на гаишника, который и не собирался их останавливать. Он сидел возле дороги на седле своего мотоцикла и закусывал.
Он не сразу понял, чего от него хотят эти бородатые люди, вылезшие из остановившихся джипов. Они переждали, пока протарахтит мимо старенький сельский автобус, натужно взбиравшийся в гору, помахали руками тем, кто там сидел - в основном старики. Потом задушили понравившегося Мовлади гаишника удавкой, чтобы не испачкать его форму.
К намеченному пункту возле Тбилиси они подъехали вовремя. Человек, который должен был передать Ансару сведения, ждал их, как и условились, возле развилки. В руках он держал сотовый.
- Только что передали: они выехали, - сказал он шепотом, боязливо косясь на Мовлади: в отличие от других, молодых, бородатых, в спортивных костюмах, он был плохо выбрит, с порезами на подбородке и щеке, в ментовском камуфляже, делающем его неотличимым от всех гаишников на пространстве СНГ.
Ансар кивком поблагодарил, передал ему несколько фальшивых сотенных купюр с портретами великого американского ученого и благосклонно махнул рукой: иди с Богом.
Далее все произошло, как в американском боевике столь же местного производства, как купюры, которыми Ансар здесь со всеми расплачивался.
Мовлади поднял жезл, но машины не остановились по его требованию, лишь невольно притормозили, после чего на глазах удивленных пассажиров гаишник вдруг бросился на асфальт.
- Аллах акбар! - крикнул Ансар. И первый дал очередь.
Сначала они расстреляли передний джип, потом открыли огонь по заднему. Передний проехал еще полсотни метров. Трое охранников вывалились из открывшейся двери в другую сторону, как раз под прицелы другой группы, распластались на дороге, перекатились, как их учили, в сторону, но открыть огонь не успели. Несколько автоматных очередей выбили искры из асфальта и намертво пришили их к дорожному полотну. Бронированный "кадиллак", не останавливаясь, прогрохотал дальше на ободах, прожевав остатки простреленных шин, в сторону Тбилиси, мимо окровавленных охранников, и, когда он скрылся за поворотом, все стало тихо.
Через два часа, когда боевики отъехали от места засады достаточно далеко и убедились, что за ними никто не гонится, Ансар позвонил Гоголадзе:
- Автандил, дорогой, ты живой еще, а? Как себя чувствуешь?
- Кто это… - охрипшим, тихим голосом спросил Гоголадзе.
- Не узнаешь уже старых друзей? - удивленно, под смех боевиков, спросил Ансар. - Не узнаешь лучшего друга Ансара? Помнишь, как ты меня год назад называл, когда мы в "Арагви" с тобой и покойным Зурабом на брудершафт пили?
- Так это ты… - еще тише спросил Гоголадзе. - Ты зачем убил моих людей?
- Это была твоя охрана. Самая лучшая охрана в Грузии. Я решил проверить: так ли это, хорошо ли они тебя берегут. Оказывается, плохо. Скажи мне спасибо и найди себе новых. Сам виноват, дорогой, не надо было хвастаться. Зачем ты так их назвал?
Гоголадзе молчал, но Ансар различил другие голоса.
- Автандил, дорогой, скажи своим ментам: все равно меня засечь вы не успеете. Даже не пытайтесь. Мой тебе совет: иди домой, прими ванну, выпей антидепрессант фирмы "Бавария", ты ведь только его пьешь? А завтра с утра, с новыми силами, на прием к президенту, куда ты уже записался на одиннадцать тридцать… Я прав, дорогой? И ничего не спутал? И уж постарайся быть убедительным, Автандил. В отличие от Зураба. Или Республика Грузия получит другого министра, более достойного и понятливого… Ты все понял"?
…Вечером другого дня Ансар позвонил в Москву Забельскому.
- Здравствуй, Григорий Иванович! Ну ты, наверное, все уже знаешь?
- Ансар, здравствуй… - Забельский разговаривал, не отрывая глаз от экрана телевизора. Он смотрел в записи похороны журналиста Олега Бородина. - Слушай, а ты, оказывается, страшный человек! Страшнее и опаснее, чем я думал.
- Это ты о чем? - не понял чеченец.
- Не прикидывайся, - буркнул Забельский, по-прежнему глядя в телевизор. - Сегодня по всем каналам показывали вчерашнее покушение на министра экономического развития, так он называется, и, если не ошибаюсь, президента государственной нефтяной корпорации Автандила Гоголадзе… Я давно его знаю, это хороший человек, что он тебе плохого сделал?
- Прости, уважаемый Гриша, а я тут при чем? Ты меня с кем-то путаешь. И какие-то непонятные инсинуации и подозрения вокруг моего имени. Я с Автандилом только что разговаривал. И утром с ним беседовали… Он живой и здоровый. И ничего такого про покушение на свою жизнь он не рассказывал.
- Да, но мне передали: он чудом остался жив, но его охрана вся перебита. По телевизору показали.
- Вся беда в нашем мире от переизбытка информации, - философски заметил Ансар. - Я стараюсь телевизор не смотреть, да и некогда. Кто за меня мои дела будет делать, если я еще буду его смотреть? А вот ты, Гриша, даже не поинтересовался: подписал Автандил у президента наши бумаги или не подписал?
- А если спрошу?
- Подписал, Гриша, все подписал. Он молодец, Автандил. Настоящий менеджер! Современный, обучаемый, с чувством ответственности. Чувствует необходимость перемен. И адекватно отвечает на вызовы времени. Все бумаги президент подписал. И Автандил еще меня поздравил и просил тебе передать лично свои поздравления!
- Прекрасно! А с чем он меня поздравил? Откуда он знает про меня и мою роль в этом деле? Я же просил тебя не раскрывать мое участие в этих планах раньше времени.
- Да чего теперь нам скрывать, Григорий Иванович, - хмыкнул чеченец. - Это здесь уже стало секретом Пульчинеллы. Деньги не спрячешь. Тем более от их хозяина. Тем более когда они такие большие.
- Полишинеля, ты хотел сказать? - уточнил Забельский.
- Полишинель - у французов. У итальянцев, чей язык, культуру и литературу я долгое время изучал факультативно, когда еще учился в МГУ, говорят: Пульчинеллы.
Григорий Иванович только вздохнул.
- Эрудированный чечен попался, да? - засмеялся Ансар. - А не злой, как у вашего Лермонтова, так?
- Ты только за этим мне позвонил?
- Не только. Помнишь уговор? Как только бумаги будут подписаны, деньги сразу на бочку.
- И как мне тебе их передать? По той же схеме? - уточнил Григорий Иванович.
- Тебе на месте виднее. Схему-то с пленными ты придумал интересную, - в расчете на нынешние гуманные и либеральные времена. Все прозрачно, все в открытую, все во имя права человека на жизнь и свободу, ни к чему не придерешься… Но сейчас нам нужно много денег и сразу. Это ты понимаешь, да? Мне ведь тоже придется тут доказывать нашим фанатикам необходимость будущих инвестиций в нефтяную отрасль, когда мы окончательно изгоним Россию, а им только оружие подавай!
- Ты уверен, что наш разговор не засекли? - Григорий Иванович потянулся к кнопке на столе и сказал, прикрыв трубку: - Надя, Федора Андреевича найди, и сразу ко мне.
- С кем ты там шепчешься? - подозрительно спросил чеченец.
- Успокойся, дорогой, никаких секретов! - ответил Забельский. - Просто хотим проверить, чиста наша линия связи или нет.
- Проверяй, мне без разницы, - усмехнулся Ансар. - Это твои проблемы. Мне тут в Чечне бояться некого. А тебе не позавидуешь… Собственной тени уже боишься, да?
- У кого деньги, дорогой, тому и приходится опасаться всего на свете, - нравоучительно изрек Забельский, нетерпеливо гладя на дверь кабинета. - У тебя их нет, тебе и опасаться нечего… - И показал вошедшему Колобову на свою трубку, по которой разговаривал.
Тот кивнул, подключил прибор, который всегда носил с собой в "дипломате". Посмотрел на шкалу, после чего неопределенно пожал плечами. Кажется, чисто. И тоже уставился на экран, глядя на похороны Бородина.
- Сколько ты можешь дать пленных?
- Повторяю: нам очень много надо! - повторил Ансар. - Столько пленных - сейчас и сразу - здесь не найдешь! Тех, что есть, мне могут и не отдать. Их в большинстве для обмена держат, чтобы родственников из российских тюрем и лагерей вернуть. Где я других возьму? Хоть широкомасштабную войну России на ее территории объявляй для пополнения обменного фонда пленными и уголовниками, а для этого опять же нужны деньги!
- Только не бери меня за горло, - недовольно сказал Григорий Иванович. - У меня сейчас нет для тебя другой схемы. Раз у тебя кончились пленные для выкупа, я не виноват.
- Не для меня, Гриша, а для тебя! - воскликнул Ансар. - Твои бабки вложены, а не мои! Ты их можешь потерять, а не я…
- Но можно бы перейти просто на заложников, - негромко подсказал Колобов. - Почему обязательно пленные? Какая, в сущности, разница?
Забельский прикрыл глаза в знак согласия.
- Ансар, ладно, не горячись, а перезвони мне попозже, - сказал он. - Я обдумаю ситуацию. И потом, сам понимаешь, мне нужно подтверждение того факта, что у Гоголадзе все подписано…
Он отключил телефон и взглянул на Колобова.
- Федя, раз ты у меня теперь в серых кардиналах ходишь, так давай, дорогой, соответствуй, так сказать. Придумай что-нибудь. Ты что-то хотел сказать?
- Все смотрите? - Колобов кивнул на экран. - Никак не наглядитесь?
- Да, - вздохнул Забельский. - Когда уходят
такие молодые, талантливые, в самом расцвете сил… Поневоле испытываешь чувство неловкости, что ли, даже вины: я-то остался, мне повезло, я-то еще поживу…
Колобов молчал, глядя в сторону.
- У тебя еще есть вопросы? - спросил хозяин после паузы.
- Так, значит, это он, Ансар, расстрелял охрану Гоголадзе? - уточнил Колобов. - Ограбил и напугал его до полусмерти?
- А что он еще умеет? - пожал плечами Забельский, кивнув в сторону своей трубки. - Это поветрие времени: зачем зарабатывать, когда проще отнять у того, кто уже заработал? И пока есть идиоты вроде меня, которые своим горбом делают деньги из ничего, эта эпидемия будет шириться по всему миру и процветать наряду с бессильным недовольством других, кто ни на что неспособен! А в России таких полным-полно. Все хотят всё, но пока далеко не все решаются убить человека, чтобы завладеть его богатством… - грустно закончил он.
- А вы сами что предпочитаете? - поинтересовался "серый кардинал". - Чтобы вас убили и ограбили или чтобы вас ненавидели и шипели вам в спину от бессилия?
- Хороший вопрос. Как гражданин этой страны, я, как ни странно, предпочел бы первое. По крайней мере, это свидетельствует о наличии в стране активных граждан, злых, но неравнодушных, не покорившихся судьбе. Таковыми были английские пираты эпохи Елизаветы, которые в конечном счете спасли Англию. А чеченским Робин Гудам, - он кивнул на свою отключенную трубку, - это вряд ли удастся. Слишком они жадные. То есть я должен вернуться в правительство. В новом качестве. Я знаю, что делать с этой страной.
- Кстати об инвестициях, - заметил Колобов. -
Почему бы вам не попробовать тот же вариант, но уже с заложниками?
- Пленные солдаты интереснее, - отрицательно помотал головой Забельский. - Здесь игра на жалость, бедного солдатика на Руси всегда пожалеют. Отсюда общественный резонанс, которым всегда можно прикрыться.
- Я говорю о детях, - заметил Федор Андреевич.
- Дети? Фу… - поморщился Забельский. - Как такое могло прийти тебе в голову. Похищать детей и везти их в Чечню, в этот кровавый и грязный смрад… Хотя это можно понять. После того как мы отправили своих детей за границу, ради безопасности и образования, чувство жалости к чужим детям из бедных семей у нас притупилось.
- Но их не обязательно туда везти, - возразил Колобов. - Их можно держать в Москве, недалеко от папы и мамы, а звонить по сотовому, как из Чечни. И не надо их мучить. В общем, я это предлагаю на тот случай, если пленные закончатся либо их всех отпустят. Например, похищаем школьницу прямо здесь, в Москве, завязываем ей глаза, долго возим в багажнике машины, держим в таком виде сутки или больше, она от страха теряет временную и пространственную ориентацию, и оставляем здесь же, в Москве, или за городом, да хоть у нас в Чижах… Девочка слышит вокруг себя только кавказскую речь. И потому она полностью верит, что оказалась где-то там, далеко от Москвы и папы с мамой. Потом следует звонок ее папане. Разговор с ним идет на ломаном русском с тем же кавказским акцентом. Затем девочке позволяют сказать плачущим голосом своему родителю пару слов… Папа начинает сходить с ума, клянется, что денег нет, а их и в самом деле у него нет, и он молитвенно просит общественность ему помочь. И вот тут выступаете вы во всем белом, со своим благородным предложением все уладить, а девочку спасти…
- Дальше можешь не объяснять, - оборвал его Забельский. - Я все понял. Ты уж извини, но я даже не говорю о морально-нравственном аспекте предлагаемого тобой проекта… Дети - это дети. В твоем, без сомнения, интересном предложении, Федя, отсутствует главное: ясная мотивация поступка. Любой прокурор, не только Турецкий, который сейчас ведет дело о гибели Бородина и следит за каждым моим шагом, подумает именно так… А мы за ним, кстати, следим?
- По мере сил, - кивнул "серый кардинал". - Стараемся, во всяком случае.
- Так вот, он сразу подумает: зачем чеченцам похищать девочку из бедной семьи, да еще везти ее на Кавказ, подвергая себя неоправданному риску? В расчете на доброго и богатого дядю вроде меня, который возьмет да и заплатит им выкуп? А кто сказал, что таковой дядя обязательно найдется? Значит, он уже есть и только ждет, держа наготове пачку баксов, когда ее похитят? А ему это надо? Зачем ему эта головная боль? Словом, чеченцы, скорее, похитят ребенка из богатой, чадолюбивой семьи. Где родители смогут сами заплатить выкуп. Другое дело, когда речь идет о солдатиках, попавших в плен. Они-то уже там, в Чечне, их государство туда завезло. Притом они из бедняков… Поэтому их все жалеют, но, кроме меня, в белом, выкупить некому.
Он вздохнул, подошел к окну.
- Кстати, сейчас придет Жанночка, будет готовить меня к сегодняшнему приему в английском посольстве. Будь с ней повежливее, без солдафонства, она этого не любит.
- Я должен уйти? - Колобов привстал с кресла.
- Ни в коем случае! Ты не понял. Что же касается твоего предложения по поводу похищения школьниц… Словом, по этому поводу думай еще раз.
- Да нет, вы все верно сказали, - согласился
Федор Андреевич. - Логика безупречная, вы, как всегда, правы.
- Я, конечно, падок на лесть, - склонил голову Григорий Иванович, как бы прислушиваясь к сказанному. - Но не до такой же степени.
В это время дверь в кабинет без стука, без предупреждения секретарши Нади открылась, и вошла Жанночка со всем своим парикмахерским набором. Кивком поздоровалась с Забельским, но Колобова как будто не заметила.
- Как вам будет угодно, - холодно согласился Колобов. - Теперь другой вопрос: что мы будем делать с Агеевым?
- А разве с ним нужно что-то делать? Ты знаешь, я о нем как-то стал забывать… - покачал головой Забельский, любуясь на парикмахершу и осторожно гладя ее обнаженную до локтя руку, которой она открывала свою сумку.
- Григорий Иванович, вы мне мешаете… - сказала она.
- Извини, склероз наверное… это я не о тебе, Жанночка, о тебе я как раз никогда не забываю. Я продолжаю наш разговор с Федором Андреевичем, с которым ты опять не поздоровалась…
- Здрасте! - Жанна на секунду обернулась к Колобову, но тот ей не ответил.
- Мы тебе не помешаем? - спросил Забельский, трогая ее коленку.
- Мне все равно, - сказала она. - Сядьте прямо и уберите руку.
- Что ж, продолжим. - Забельский прикрыл глаза, вдыхая ее запах. - Это "Шанель" пятый номер, что я подарил в прошлый раз? - спросил он.
- Я уже не помню. Так как будем стричь? - Она довольно бесцеремонно развернула Забельского к себе.
- Как всегда, на твое усмотрение, - разрешил
Григорий Иванович. - Сделай меня, как в прошлый раз, красивым и сексуальным, чтобы я снова тебе понравился.
- А вы сегодня не ко мне идете, - хмыкнула она. - И с собой в посольство небось меня не возьмете. Все только обещаете.
- В другой раз обязательно, - кивнул Григорий Иванович. - Только зачем тебе в посольство? В следующий раз мы поедем прямо в Париж… Или в Лондон. И ты там будешь меня стричь…
Какое-то время мужчины молчали, глядя, как она справляется с парикмахерскими принадлежностями.
- Может, я пойду? - спросил Колобов и снова встал с места.