Дальняя командировка - Фридрих Незнанский 17 стр.

- Да ничего особенного. У меня есть домишко. Ну так, коттеджик, как говорится, с банькой и русским па­ром. Я терпеть не могу эти сауны. Можно было бы поси­деть, отдохнуть самую малость, в Москве-то вам, поди, и не удается? Или случается иногда?

- Да где уж там!.. А что, и семья ваша там же прожи­вает?

- Я с удовольствием, - быстро отреагировал Седлец­кий, - познакомлю вас со своей семьей. Жена - мой верный товарищ. Дети? Они ребята взрослые, им наши проблемы, извините, побоку. Но ребята славные, ничего не могу сказать. Так что, если с вашей стороны возраже­ний не последует, мы могли бы прямо сейчас отправить­ся туда и поужинать, и поговорить, и парок посетить. А с утра - без проблем, вам даже ближе будет. Наш поселок выше по реке, как раз на пути к Воздвиженску... О гос­поди, совсем уже в печенках сидит - на старости-то лет...

- Лечиться надо вовремя, Иван Христофорович, - тонко намекнул Грязное.

- А как узнать это время-то?

- Может, и подскажу...

Вот так получилось, что, вместо того чтобы ехать к другу, Грязнов завернул немного в сторону.

Он еще в Москве выяснил, что генерал Седлецкий занимал пост начальника областного ГУВД более десят­ка лет и успел пережить двоих губернаторов, последнего из которых свалил в свое время Кожаный, заимевший, как говорили про него злые языки, связи в криминаль­ном мире. Но сам генерал, имея характер сволочной и часто непредсказуемый, тем не менее был способен иног­да и к принятию вполне разумных решений. Просто, полагал Вячеслав Иванович, было бы чрезвычайно по­лезно для дела развести эту "пару гнедых" - Кожаного и Седлецкого. Что он, собственно, и начал приводить в действие, многозначительно намекнув о возможности поговорить. И генерал заглотнул наживку.

Стандартный мини-замок новорусского типа, харак­терный для первой половины девяностых годов, обне­сенный подобной же массивной оградой из красного кирпича, внешне интереса собой не представлял. Да и, в общем-то, интерьер его был под стать внешнему обли­ку - большой, холодный и неуютный. Создавалось впе­чатление, что у хозяина такого архитектурного сооруже­ния денег навалом. Но не более того. Жить ему тут едва ли было приятно. Не могут вызывать трепетного чувства высокие оштукатуренные стены с арочными перехода­ми, словно в музеях, увешанные коврами. Ковров, кста­ти, было много - и на полах, и на стенах, не говоря о бесконечных ковровых дорожках по всем коридорам.

Но Вячеслав Иванович вовремя вспомнил, что При­волжский федеральный округ как раз тем и знаменит, что в него входит множество национальных образований - и каждое со своими древними обычаями. И хотя, судя по справке из личного дела генерала Седлецкого, ни к тата­рам, ни к башкирам, ни к чувашам, ни ко всем осталь­ным нацменьшинствам он не принадлежал, а писал в документах "русский", видно, окружающий быт оказы­вал на него самого и его семью определенное влияние. Грязнов заметил на вешалках яркие национальные хала­ты, в которые, вероятно, облачались домашние, мягкие чувяки - в них наверняка было приятно ходить по ков­рам, фетровые шапки, более уместные, правда, в парил­ке, и так далее. То есть какой-то национальный дух при­сутствовал, но в мелочах.

Сам же Седлецкий, с длинным лицом, отвислыми щеками, темными мешками под глазами и редкими ку­дерьками вокруг обширной лысины, был похож на по­жилого, медлительного пса странной породы шарпей.

В парной, известно, деловые разговоры - если люди уважают друг друга - противопоказаны. Для этого и при­думано простенькое застолье в предбаннике, где люди нередко сидят в чем мать родила, а следовательно, и пе­ред Богом все одинаково равны. Опять же такое застолье располагает и к повышенной откровенности.

Первый заброс Вячеслав Иванович сделал еще в го­роде, пообещав приподнять некие завесы, и вот теперь пришла пора это сделать. Ничего, в общем-то, не скры­вая от коллеги, разве что сознательно педалируя отдель­ные моменты, Грязное рассказал о той реакции, которую вызвали в министерстве здешние события. Ну, во-пер­вых, появилось гнетущее ощущение от того, что движу­щиеся и так с грехом пополам реформы благодаря воз­движенской истории вызвали неожиданную и резко от­рицательную реакцию у подавляющего большинства на­селения.

Во-вторых, именно теперь, когда к органам право­порядка приковано повышенное внимание не только общественности, но и властных структур, стремящихся поднять их на более высокую ступень развития, повы­сить материальное обеспечение, благосостояние и про­чее, события в Воздвиженске, а главное - терпимая ре­акция областного руководства к возмутительному факту получили резко негативную оценку на коллегии мини­стерства. Говорилось об "эффекте торможения" важней­ших решений, спускаемых в низовые организации, о кру­говой поруке, охватившей правоохранительные органы на областных и районных уровнях. Ну а о президентских структурах и говорить нечего, там все просто в бешен­стве. И масла в огонь им подливает официально уже на­значенная встреча в Кремле с представителями между­народных правозащитных организаций. Другими слова­ми, если на минутку отвлечься от самого факта массовых избиений населения, более удачный - в сугубо отрица­тельном, разумеется, смысле - момент трудно было бы выбрать, чтобы подложить руководству государства та­кую свинью.

Далее, третье. Да, отдельные лица, даже на уровне заместителей министра, хотели бы спустить это дело на тормозах, ограничиться мелкими взысканиями для ру­ководства ведомства и, как обычно, примерно наказать нескольких стрелочников-исполнителей. И тем ограни­читься, не раздувая вселенского пожара.

Но уже сделана основная ошибка, которая вряд ли позволит включить эти самые "тормоза". И заключается она прежде всего в безграмотном и даже, можно сказать, преступном указании губернатора "перекрыть дыхание" средствам массовой информации, а особенно - право- защитницам, поспешившим сюда за жареными фактами. И вместо толковых разъяснений со стороны руководи­телей, помощи и, пусть даже отчасти, вполне уместного покаяния они стали свидетелями безудержного провин­циального самодурства. О чем немедленно и раструбили по всему белу свету.

Ну и, наконец, четвертое. На этом фоне, по большо­му счету, говорить о том, что все, глядишь, и образуется как-то, нельзя. Глупо так думать, если речь уже на самом высоком уровне всерьез зашла об ответственности ответ­ственных лиц, а не мелких стрелочников. Вот так сфор­мулировали в Кремле.

Но выход все же есть. Не всеобщий, равно обвиняю­щий или, напротив, обеляющий всех виноватых, - это­го не будет, а вот если подойти к вопросу выборочно, тог­да, кто знает, может и быть, очень может. Только дело это тонкое и тем, кто привык решать проблемы взмахом топора, вряд ли подойдет...

Вот на такой ноте завершил Грязнов свой недолгий спич, после чего посмотрел на мрачного, красного Седлецкого и добавил, мягко перейдя на "ты":

- Хотел бы услышать твои соображения на сей счет, Иван Христофорович.

Генерал долго сопел, возможно не зная, как начать оправдываться. А что вину на себя он брать не собирал­ся, было видно по его молчаливой реакции, по мере того как Грязнов излагал свои мысли.

- Ну, скажу так, что в словах твоих, Вячеслав Ивано­вич, я, к сожалению, не услышал понимания тех трудно­стей, которые мы сейчас испытываем.

- Погоди, Иван Христофорович, а разве я кому-то обещал свою защиту? Давай будем честными друг перед другом. Я рассказал только то, о чем услышал в Моск­ве - если это тебе так важно, - от министра, когда он меня сюда направлял. Наверное, я не должен был этого говорить вообще, но исключительно из чисто товарищес­ких побуждений, какие могут быть между коллегами, делающими одно дело, счел для себя возможным. Если тебе не нравится, это твое личное дело. Значит, я тебе ничего не говорил, а ты не слышал, вот и весь разговор. Но ты спросил, а я тебе честно ответил. Поэтому давай мы не будем сопли по столу размазывать и взаимно огор­чаться тем, что нас не понимают. Думать надо, Иван, как тебе самому из этого дерьма выбираться. С наименьши­ми потерями. Я в этом смысле, надеюсь, понял?

- Так и я же не обижаюсь на тебя, - поспешил "ис­правиться" Седлецкий. - Ты пойми, Вячеслав Иванович, нам изнутри многое видится иначе.

- Это я как раз понимаю, да только ты вряд ли суме­ешь объяснить это президенту. А ведь он обязательно спросит. Кстати, между нами, реакция министра на пред­ложение спустить на тормозах была неожиданно резкой и негативной. И я думаю, что тот товарищ сделал непоп­равимую ошибку.

- Если не секрет, кто это?

- Не хочу выглядеть сплетником, Иван, но почти уверен, что ты очень скоро услышишь либо прочитаешь в газете о ряде увольнений в руководстве МВД. Шоб я так жил! - Грязнов ухмыльнулся и сделал блатной жест - чиркнул большим пальцем по зубам.

Ему в какой-то момент показалось, что Седлецкий, "тронутый до глубины души" его искренностью, начнет и сам колоться, но тот оказался хитрее:

- А что, Вячеслав Иванович, я смотрю вот, что у тебя уже составилось личное твердое мнение о наших делах - не важно, нравится мне это или не нравится, будем объек­тивными. Так, может, ты заодно уж и поделишься свои­ми соображениями на этот счет?

- Отчего ж не поделиться-то? - улыбнулся Гряз­ное. - Охотно это сделаю. Сказав "а", надо говорить и "б". Но чтобы мне не быть голословным, давай вернемся к этому вопросу позже. Я Сане позвоню, наверняка и он умный совет подкинет. Ближе к вечеру, я не возражаю. Ну что, еще парок примем?

- А с удовольствием! У меня тут и свежий веничек приготовлен...

Главный разговор они решили, не сговариваясь, про­должить после ужина.

А пока Грязнов вышел наружу - подышать воздухом. Хозяин с хозяйкой, сохранившей отчасти былую деви­чью красоту пятидесятилетней татаркой (вот откуда здесь национальные детали!), в это время командовали при­слугой, накрывавшей в холле парадный стол.

Заодно Вячеслав Иванович позвонил и Турецкому. Рассказал, где он и чем занимается. Идею свою выдал в самом общем плане. Александр Борисович в свою оче­редь так же коротко проинформировал о собственных делах, о собранных материалах, посещении больницы и результатах этого посещения, а затем одобрил грязновский подход к делу и добавил, что Седлецкого надо будет максимально активно задействовать себе в помощники.

В районе предстоят аресты, и его волевая поддержка окажется крайне необходимой. Иначе местные, да и об­ластные власти, немедленно воспримут инициативы мос­ковской группы в штыки. А нужны смирение и послу­шание. Нет, пусть они в узких своих компаниях ругают­ся и клянут москвичей сколько угодно, но официально должны строго исполнять все без исключения указания руководителей оперативно-следственной группы. Так что вперед, Славка! Родина тебя нипочем не забудет.

За ужином болезненной темы практически не каса­лись. Хозяйка была приветлива и гостеприимна, - ве­роятно, присутствие высокого гостя из Москвы в доме казалось ей какой-то гарантией спокойствия и семейной стабильности. И она всячески это подчеркивала, даже деланно обиделась, узнав, что Вячеслав Иванович уже однажды побывал в этих краях, а вот посетить их с му­жем не удосужился. Поэтому с Грязнова немедленно взя­ли твердое слово, что в будущем больше подобных упу­щений не случится. Пошутили, посмеялись, посплетни­чали о московских модах и последних событиях столич­ной жизни и закончили ужин к взаимному удовольствию.

Вячеслав Иванович заметил, что в доме верховодила хозяйка, а генерал только делал вид, что он тут главный. Что ж, в каждой семье свои заморочки. А вообще-то, мелькнула мысль у Грязнова, было бы, наверное, непло­хо, если бы Иван проговорился жене, рассказал об их беседе с московским гостем. Как женщина практичная, она уж точно подскажет мужу правильное решение. А что, надо будет при случае намекнуть ему об этом...

И вот Седлецкий, который, видимо, уже тяготился неизвестностью - он же наблюдал из окна дома за про­гуливающимся своим гостем, разговаривающим по те­лефону, - предложил выйти из-за стола, пока хозяйка приготовит чай и десерт, и снова прогуляться, но подаль­ше - до воды и обратно. Хорошая прогулка перед сном - самое полезное дело.

Не стал он тяготиться и ожиданием, когда Грязнов соизволит наконец начать делиться своими соображени­ями. Да и выпитый за ужином коньячок тоже по-своему торопил развитие событий.

- Так я хотел бы все-таки послушать тебя, Вячеслав Иванович, если ты не забыл еще тему нашего разговора...

- Я ж сам, если помнишь, и предложил... А тут Сане перед ужином позвонил, выяснил обстановку... Значит, что я думаю по этому поводу... Ты, я полагаю, Иван Христофорович, по какой-то нелепой случайности... либо тебя сознательно ввели в заблуждение... короче, оказал­ся не в курсе некоторых событий. И соответственно при­нял как должное, между нами говоря, их фальсифици­рованное толкование. Тут нет прямой твоей вины, - по­спешил Грязнов предотвратить возражение генерала. - И я в этом просто уверен, и Турецкий, между прочим, тоже. Косвенная - это другое дело, о ней и разговор дру­гой. Хочешь пример? Пожалуйста. Они там у себя обо­сновали необходимость задействования ОМОНа, когда обращались в область? Естественно. Ты принял по их настоятельной просьбе такое решение? Принял, пра­вильно. Ты ж и должен доверять своим подчиненным, верно? Должен. Но хотел бы я послушать, как ты давал указание этим бронированным молодцам насиловать девчонок! Групповуху, понимаешь, устраивать прямо на столах в управлении внутренних дел.

- Вячеслав Иванович! Да ты что?! Какое насилие?! Это же все...

- Это все, оказывается, жесткий факт, Иван Христофорович. Уже установлено. И есть тому масса доказа­тельств. Вот почему я тебе настойчиво повторяю: не ссы­лайся ты на доклады своих козлов! Они тебя подставля­ют, и в результате отвечать за все насилия придется лич­но тебе. Потому как именно ты, а никакой не губерна­тор, послал их туда и все им разрешил. После чего сам же сделал реверанс перед общественностью и публично за­явит: а ничего такого не происходило! Но если, мол, кто с кем и вступил в сексуальные отношения, то исключи­тельно по обоюдному согласию. Извини за некоторое ерничество, но это я нарочно, чтоб картинка тебе живей показалась.

"Ну как же, - подумал Грязнов, - не знал ты этого... "

- Ничего конкретного я тебе советовать сейчас не буду, ты умный человек. На Кожаного тоже не надейся, его дни, мы с Саней уверены, теперь уж точно сочтены. А раз так, то за ним с ходу потянется такой приметный след, что кое-кому мало не покажется. Не открою секре­та, если скажу, что мы твердо намерены предпринять в ближайшее время самые решительные действия... Иван, если захочешь помешать, а это ты пока еще можешь, то затянется время, но исход-то уже все равно предрешен. А вот с кем ты потом останешься - это вопрос уже, я бы сказал, философский. Каждый его решает для себя сам. Или посоветовавшись предварительно с собственной супругой. А она у тебя у-умная баба, поверь мне, я в лю­дях кое-что понимаю...

- Надеюсь, ты не торопишь меня с ответом? - со странной усмешкой спросил генерал.

- Побойся бога! Зачем? Я вот что могу предположить. Наверняка именно Сане будет поручено в конечном счете докладывать президенту о проведенном расследовании. А значит, он, скорее всего, и отметит в своем докладе, кто помогал оперативно-следственной группе, а кто пы­тался мешать. Вот и все, и больше ничего. Если счита­ешь, что это попытка какого-то шантажа с моей сторо­ны, - Грязнов рассмеялся, - то глубоко ошибаешься. У меня тоже, Иван, имеются принципы - я бы не сел с тобой за стол в твоем доме.

- Спасибо на добром слове... Задал ты, однако, за­дачку.

- Это только кажется, что она трудная, Иван Христофорович. Решений-то у нее, может быть, и несколько, но принципиальное - одно. Я вот иногда думаю: нам ведь от работы своей никуда не деться. И значит, что тог­да главное? Избежать публичного позора. Или, как го­ворили гусары, не обгадить собственные шпоры. А чтобы не быть голословным, добавлю: помощь нам, вероят­но, потребуется уже в ближайшие день-два.

- Так быстро раскрутили? - не поверил Седлецкий. - Да сколько ж вас там?

- Это только начало, Иван. А народу? Раз-два и об­челся. Ты, да я, да мы с тобой, вот так. Но если понадо­бится, сюда половина Генеральной прокуратуры нагря­нет. Пошли чай пить..,

- Как думаешь, - не мог, видно, прийти к оконча­тельному решению генерал, - может, мне все-таки по­говорить с губернатором? Разъяснить ему точку зрения...

- Пытаешься сохранить статус-кво? - усмехнулся Грязнов. - Ты лучше с женой поговори, с Эльвирой Саидовной, уверен, будет куда больше пользы. А Кожаного твоего я хоронить не собираюсь, у него и без нас с Саней теперь достаточно недругов, они сами теперь постара­ются.

- И какую же роль тогда ты мне определил?

Нет, он никак не желал принять сказанное за дан­ность, его мучили сомнения. Интересно, откуда у пожи­лого милицейского генерала вообще сомнения? Похоже, в горячие свои сторонники его не определить. Не мешал бы - и на том спасибо. Да и пережимать с ним тоже опас­но, все-таки у них тут, что ни говори, свой клан. Из него так просто не выйти, это не застолье, они могут быть крепко между собой повязаны...

Впрочем, в одно Грязнов почему-то верил - генерал не станет болтать об их разговоре. Наверняка и жена, если он все-таки послушается и решится поговорить с ней, даст ему подходящий совет, и будет он выглядеть при­мерно так: "Губернаторы, Ваня, приходят и уходят, вот и ты уже двоих пережил, а мы остаемся... "

- Роль твоя, Иван Христофорович, определится ис­ключительно твоими поступками, а вот как ты посту­пишь, это можешь знать только ты сам. Ну и жена, если она тебя любит... Так мы будем наконец пить обещан­ный чай? С коньяком?

И генерал послушно повернул к дому.

Глава пятая. ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ СТРАСТИ

1

С утра Александру Борисовичу вежливо напомнили, что сегодня суббота и он, кажется, намекал на то, что не прочь немного отдохнуть у воды. Так вот, есть приятный повод совместить отдых с дружеской беседой. Самым пикантным оказалось то, что гонцом был ими избран Затырин. Может, они решили на "семейном совете", что раз Турецкий работает с ним, значит, у них и контакт на­лажен, а следовательно, и на взаимность можно рассчи­тывать.

Александр Борисович раздумывал - принять пред­ложение или дождаться Славку, а уж потом совместно решить, стоит ли идти на такое сближение. А может, и Грязное, у которого наверняка имеются свои планы, тоже захочет поучаствовать в мероприятии, поглядеть на глав­ных фигурантов вблизи. Это ж ни к чему не обязывает, и пить с ними водку совсем необязательно, чтобы потом не ощущать своего морального долга перед ними.

Неожиданно на выручку поспел телефонный звонок.

Турецкий извинился перед подполковником. Тот ведь фактически уже заехал за ним и ожидал только, когда Александр Борисович возьмет необходимые ему вещи, чтобы немедленно отправляться на пристань, где ожи­дал катер, который и должен был их доставить в запо­ведную зону. Но - звонок отвлек. А звонил Денис.

- Александр Борисович, - громко и официально начал тот, словно их телефонный разговор должен был кем-то прослушиваться, - вас беспокоит помощник чле­на Московской городской коллеги адвокатов, а также члена международной комиссии по правам человека, Юрия Петровича Гордеева.