- Порядок? - спросил Денис, сидевший за рулем.
- Полный, - ответил Филя. И обернулся к Турецкому, избавившемуся наконец и от тесной куртки, и от дурацкой бейсболки. - Билет будем сдавать, Сан Бори- сыч? Все-таки он денег стоит!
- Подошьем к отчету, - ответил Турецкий. - Поехали, пока они тут не чухнулись...
Машина рванула в сторону железнодорожного вокзала.
- Я смотрел, - сказал Денис, - ближайший поезд на Челябинск примерно через минут сорок. Так что, пока доедем, пока то, другое, как раз без затей получается.
- Проходящий - он даже лучше, - вмешался Филипп. - И билет в кассе брать не надо, я прямо с проводником договорюсь. Он за сотню баксов в собственном купе тебя устроит, Борисыч, если только захочешь. Да там, я думаю, вообще полно пустых мест. А тут езды всего ничего, уже ночью будешь на месте. А там прямой самолет на Москву. И в Домодедове тебя Володька Поремский встретит.
- Пока, слава богу, все идет четко и по плану. Но поеду я все-таки, мужики, не в купе, а в плацкартном - от греха. Документы где?
- В багажнике, - ответил Филя и вдруг рассмеялся: - Воображаю, что будет с ментами, когда они наконец обнаружат в самолете твой пустой портфель!
- Ага, - тоже смеясь, ответил Турецкий. - Мы с Володькой газеты рассовали по углам, а две свернули в трубки и поперек вставили, вот его и раздуло, а вынешь, враз похудеет.
- Все правильно, да и черт с ним, с портфелем, старый уже, ни на что больше не пригодный. Шмотье в нем всякое возили...
Отъехав подальше от аэровокзала, Грязнов попросил водителя остановиться у ограждения летного поля, откуда просматривалась вся взлетная полоса. Он даже вышел из машины и стал наблюдать за стоящим вдали самолетом. Никакого движения вокруг него еще не было. Но это ни о чем не говорило. Наверняка шмон они проведут, когда посадка закончится и самолет вырулит на стартовую позицию.
Так и случилось.
Порыв ветра принес отдаленный рев двигателей, самолет покатился, выехал на взлетную полосу, остановился, и тут к нему устремились сразу три милицейских автомобиля с мигалками. Они окружили самолет, и с ходу подъехавший трап присосался к открывшемуся люку. По трапу быстрой цепочкой ринулись наверх фигурки вооруженных людей.
Грязнов сел на свое место и кивнул водителю:
- Поехали, Михаил Евграфович, вашему тезке, с его злым языком, это было бы, пожалуй, в самый раз, а нам уже неинтересно. На базу! Дела ждут...
Телефонный звонок застал Вячеслава Ивановича на подъезде к пансионату, фактически на мосту через Каму.
- Привет, Вячеслав Иванович, - мягко сказал Седлецкий. - У вас там все в порядке?
- В полном, Иван Христофорович, а что? Появились проблемы?
- Улетел... твой товарищ?
- Так точно, уже в пути.
- Да? - без удивления спросил генерал.
- А ты сомневаешься? Иван, зачем же мне тебя обманывать? А пуще - подводить? У нас с тобой честный договор - что сказал, то и сделал. Или на тебя наседают? Так пошли их подальше, как ты это умеешь. А я, видимо, к концу дня, если не возражаешь, подскочу к тебе, как нынче говорят, перетереть парочку вопросов, вот и обсудим ситуацию, лады?
- Что ж, лады, - ответил Седлецкий, но сомнение все-таки прозвучало в его голосе.
Уже из Москвы, то есть в середине дня, позвонил
Поремский и рассказал, посмеиваясь, какой шмон учинили в самолете ворвавшиеся омоновцы.
Ну, во-первых, они с ходу кинулись к тому месту, на которое был продан билет Турецкому. И... замерли в удивлении. На нем сидел посторонний гражданин, поскольку стюардесса при посадке громко предложила пассажирам, ввиду наличия свободных мест, занимать свободные кресла.
А где же тогда тот, который им нужен и должен занимать это место? А его нигде не оказалось!
И стали тогда омоновцы осматривать всех пассажиров, не пропуская никого и невзирая на их пол и возраст, полагая, что хитрец, которого они искали, мог загримироваться и одеться женщиной. При этом они сравнивали лица с фотографиями, которые держали в руках. Когда и здесь ничего не получилось, они, похоже, расстроились.
Поремский был отдаленно похож на Александра Борисовича - недаром Меркулов называл его копией Сани, но только в молодости. Правда, видимо, Константин Дмитриевич имел в виду не столько портретное сходство, сколько общие, и не всегда положительные, с его точки зрения, качества характера. Но все же сейчас рисковать не стоило. Однако желание взглянуть на фотографию, которой помахивал перед своим лицом омоновец, было слишком велико.
- Кого ищете, мужики? - спросил он.
- Да хрен его... - выругался про себя омоновец и показал ему фотографию... Турецкого, естественно. - Не видал такого?
-Нет.
- А ну-ка свои документы предъяви! - вдруг потребовал он, будто проснулся.
Поремский протянул билет на самолет, заложенный в паспорт. Тот внимательно посмотрел, сравнил фото в документе со своим снимком и нехотя вернул Владимиру.
- Кого хоть ищете-то?
- Рецидивист какой-то, - сквозь зубы процедил омоновец. - Террорист, а маскируется под прокурорского работника.
- Не, не видал.
- Ну, значит, отбой, - сказал тот и пошел к входному люку, поправляя на спине автомат Калашникова.
Грязнов, услышав рассказ Поремского, хохотал как ребенок. А часа два спустя пересказал то, о чем ему доложил следователь, Ивану Христофоровичу Седлецкому. Но сделал это в такой форме, словно забавное происшествие конкретно к генералу никакого отношения не имело, а речь шла о неких дураках, которые так ничему за долгие годы не научились. Это ж надо! Выдать Саню Турецкого за террориста! Это ж каким местом надо было думать!..
Судя по тому, что Седлецкий не обижался на него либо делал вид, что дело действительно его не касается, хотя такого ну никак не могло быть - просто по определению, Грязнов снижал накал своей иронии, сведя всю историю к глупому казусу, о котором и говорить-то неловко.
- А он, значит, отбыл? - вел свою линию Седлецкий.
- Ну а как же! Я сам его и проводил. На поезд. Посадил, по рюмочке взяли - на дорожку, как обычно. Традиция у нас с ним такая. А самолетов он почему-то не любит, боится, что ли...
Но это уж Вячеслав Иванович явно приписал другу свои собственные качества - больше всего на свете Гряз- нов ненавидел именно самолеты, которые имеют обыкновение падать. Да он-то, сам по себе, ладно, пусть падает, но ты ж ничего не можешь сделать, повлиять не в силах на неожиданные повороты судьбы - вот в чем беда.
- А кого ж ты тогда провожал в порту? - спросил вдруг генерал, полностью выдавая себя, - наверное, надоело уже кружить вокруг да около.
- Донесли, да? - рассмеялся Грязнов. - Володьку Поремского проводил. Его Меркулов зачем-то срочно к себе вызвал. Вот Саня и попросил меня помахать ему ручкой... А тебе чего донесли?
- Пустяки, - отмахнулся Седлецкий. - Ну давай, с чем приехал? А то меня через полчаса вызывает губернатор.
- А-а-а! - запоздало "сообразил" Вячеслав Иванович. - Ответ держать? А ты по-нашему его, по-простому, чтоб нос не шибко задирал. Ладно, не хочу тебя задерживать, давай к делу... Речь о прокуроре Керимове... Извини, - снова перебил себя Грязнов и взглянул на генерала с шутливой серьезностью, - а что, Иван, крепко нагорит?
- Да брось ты, - нахмурился тот.
- Ну и слава богу, не бери в голову...
4
Александр Борисович и Владимир Поремский сидели в кабинете Меркулова, когда секретарша Клавдия Сергеевна доложила по телефону, что генеральный прокурор ждет у себя своего заместителя и помощника.
- У меня просьба, Саня, - идя по коридору, сказал Меркулов, - веди себя сдержанно. Жалобы на тебя оттуда я уже показал. Думаю, что с них и начнется. Поэтому не гоношись.
- Костя, за меня не бойся, имею такой аргумент, против которого никакой генеральный не устоит, вот увидишь. Даже два аргумента.
Турецкий решил маленько блефануть, все равно ведь на пользу делу.
- А почему до сих пор не сказал? - Меркулов даже остановился.
- Ты сам и услышишь, если он пойдет на меня войной. Как в анекдоте, помнишь? "Иду в атаку, если погибну, считайте меня коммунистом. Ну а нет - так нет". Вот и я. Не полезет, и я промолчу.
- Погоди, - Меркулов насупился так, будто перед ним стоял как минимум личный враг, - быстро выкладывай! Ничего, подождет, - добавил, заметив нетерпеливое движение Александра Борисовича. - В двух словах!
- Ну если в двух... Я по Славкиному совету успел с утра встретиться с нашей правозащитницей. С Тимофеевой, с Любовью Андреевной. И рассказал ей о делах. Кстати, и о тех жалобах, о которых ты мне сегодня рассказал. Думаешь, я не знал? Короче, она дала один дельный совет. Вот им и воспользуюсь.
- Какой совет? Ты понимаешь, Саня, что все это очень серьезно? И тут не до шуток! Либо каких-то там выступлений правозащитников.
- Не каких-то, Костя, это во-первых. А во-вторых, мотор уже запущен, и взлетит самолет или останется на земле, будет зависеть от главного диспетчера - то бишь от нашего генерального. Ему и думать, как на такое дело посмотрит президент. Я все сказал, о вождь мой! - И Александр сложил перед своим лбом ладони. - Бизоны сдохли, осталось одно...
- Перестань, - поморщился Меркулов. - Дай слово, что не полезешь без моей команды? Ну без моего знака?
- И каким он будет? - нахально ухмыльнулся Турецкий.
- А ты сам увидишь...
Генеральный прокурор был хмур. Рассеянно перебирал бумаги в папке, лежащей перед ним. Снял очки, жестом предложил вошедшим садиться. Подвигал пухлыми губами и изрек:
- Тут на вас, Александр Борисович, поступило много жалоб. Ну там самоуправство, грубость - это, в общем, обычные кляузы недовольных тем или иным развитием событий. Я не стал бы обращать на них пристального внимания, если бы не одно обстоятельство... Они поступили к нам с резолюцией сотрудника кремлевской администрации - разобраться и принять немедленное решение. Вот так-с... - Он хлопнул ладонью по папке перед собой. - Что прикажете делать, а? Вот вы, Константин Дмитриевич, вы всегда защищаете Александра Борисовича. Что на этот раз скажете? Там ведь дошло уже до самоубийства! Человек не выдержал преследований и наложил на себя руки! И не просто гражданин икс, а высокий государственный чиновник, народный судья!
- Он, с вашего разрешения, Владимир Анатольевич, председатель районного суда. Фамилия Слепнев.
- Благодарю вас, - генеральный сложил пальцы в замок и опустил на них подбородок. - И что дальше? Что вы этим хотите сказать?
- У нашего сотрудника, который занимался этим делом, есть точная копия его предсмертной записки. Цитирую: "Это у меня вынужденный уход. Стоя на краю, прошу пожалеть и не трогать мою семью, а я виноват - и сам выношу себе приговор". Написав сие, он застрелился из табельного оружия. Извините, но какое я-то имею к этому отношение?
- Но, видимо, информация не беспочвенная?
- А почему не поставить вопрос наоборот? Именно беспочвенная, однако ловко притянутая за уши, поскольку другой у них под рукой просто не обнаружилось.
- Это вам кажется, - усмехнулся генеральный прокурор и снова открыл папку. Перебрал несколько страничек, бросил: - Вон их сколько!
- И все на имя президента?
- Как вы угадали? - съязвил генеральный.
- Типичная провинциальная самонадеянность. Вам нужны объяснения, Владимир Анатольевич?
- Хотелось бы.
- Слушаюсь. - Турецкий взглянул на Костю, тот делал ему глазами знак: спокойно. - Читаю вам короткое официальное заявление районного прокурора Керимова в связи с теми событиями, по поводу которых господин президент передал, как я понимаю, мне через вас, Владимир Анатольевич, указание разобраться и строго наказать виновных. Если что не так, поправьте, пожалуйста, меня.
- Так, так, успокойтесь, - снисходительно заметил прокурор.
- Прекрасно. Цитирую. Документ имеется в деле. "Никаких жертв среди населения нет и не было. Это злостные слухи, распространяемые преступными элементами, устраивающими в городе беспорядки, и поощряемые прямыми противозаконными действиями лиц, выдающих себя за журналистов и действующих с единственной целью - накалить обстановку в городе и районе. То есть любыми путями дестабилизировать ее накануне выборов губернатора, а затем и мэра нашего города. Этого мы позволить не можем". Из всей этой филиппики правда лишь в одной фразе - "накануне выборов губернатора, а затем и мэра". Все остальное - откровенная ложь и подтасовка фактов.
- И у вас имеются доказательства?
- Я уже представил их на рассмотрение вашего заместителя господина Меркулова.
- Вы читали, Константин Дмитриевич?
- Читал, Владимир Анатольевич. Это ужасно!
- Что именно?
- Факты, изложенные в заявлениях десятков пострадавших от милицейского насилия - в самом неприглядном его виде, а также от допрошенных исполнителей преступных - нет другого слова - указаний своего руководства. Документы подтверждают друг друга.
- Но тогда как же нам относиться к этому? - Генеральный прокурор концом сложенных очков отодвинул от себя папку с жалобами.
- Как ко всякой провокации. Желательно бы еще уточнить адресатов.
- А они и не скрывают своих имен.
- Тем более надо будет еще раз внимательно взглянуть на их собственную роль в указанных событиях.
- А что мы ответим администрации президента?
- Правду, Владимир Анатольевич.
- Хм... как у вас все просто... А ее ждут от нас? Такую?
- Я внимательно просмотрел отчет Александра Борисовича в связи с проведенным предварительным следствием. Там надо будет кое-что поправить, убрать некоторые оценочные резкости, естественные эмоции, но в принципе, я считаю, вполне... Докладывать президенту будете вы?
- Не думаю... Посмотрим, когда дойдет до этого дело... Значит, отчет вы написали, Александр Борисович?
- Так точно.
Генеральный поморщился - эта военная краткость всегда раздражала его. Он бы и китель со звездами не носил, если бы этикет не заставлял. И эти "слушаюсь", "так точно" он терпеть не мог. А Турецкий, зная это, обожал время от времени вставлять своему главному шефу этакие мелкие шпильки. Костя относился к ним неодобрительно, вот и сейчас хмурился, поглядывая на Саню.
Между тем генеральный прокурор перелистал несколько страничек и поднял глаза на своего первого помощника:
- А что там у вас случилось с начальником РУВД?
- Против подполковника Затырина у следственно- оперативной группы имеются серьезные улики в том, что он лично руководил действиями милиции и ОМОНа, вызванного, кстати, по его требованию, хотя он всячески теперь от этого дела открещивается. Но неопровержимые факты - они имеются в деле - говорят против него. Генерал Грязнов, в тесном контакте с которым работала наша следственная группа, посоветовался со своим руководством и принял решение о временном отстранении - на период следствия - начальника РУВД и отобрании у него подписки о невыезде.
- Да, но там же главный виновник, как сообщается... э-э... вовсе не он, а командир ОМОНа? Сбежавший, кстати, от правосудия!
- Никак нет, Владимир Анатольевич, - ответил Турецкий, краем глаза снова заметивший мелькнувшее на лице Кости недовольство, - командир ОМОНа майор внутренних войск Умаров явился, чтобы дать признательные показания. А скрывался он некоторое время, как мы поняли, по той причине, что именно на него и собиралось руководство областью и городом свалить главную долю вины за происшедшее. Показания имеются в деле.
- Так, допустим, а при чем здесь ваши совершенно непонятные угрозы в адрес губернатора... как его фамилия? Вот, Кожаный Григорий Олегович. Уж он-то здесь при чем? Зачем было его фамилию полоскать?!
О! Генеральный повысил тональность до гневной! Вот где, как говорила в раннем детстве слишком умная дочка Александра Борисовича - Нинка, собачка-то порылась! Это значит, что администрация президента держала за главный козырь именно этот факт, а все остальное - для массы, а больше - для отвода глаз. Интересно! И кто ж в Кремле так радеет за господина Кожаного? Какая еще очередная мафия? Не местного же значения, а московская...
- Это, позволю заметить, Владимир Анатольевич, чистейшей воды вымысел.
- То есть как? Вот тут же все совершенно ясно написано! Распространяются вздорные слухи о том, что свободные выборы губернатора в губернии могут не состояться по той причине, что президент отменит их! Это... что... такое?!
Гроза была уже совсем рядом.
- Каюсь, Владимир Анатольевич. И готов принести свои извинения Григорию Олеговичу лично. Да только он их не примет, потому что они ему совершенно не нужны. А нужен ему новый губернаторский срок, иначе все его черные дела в губернии откроются, и, не исключаю, ему может грозить судебное преследование. А поводом к такому решению явится - но только для начала! - возобновление уголовного дела по автоугонщикам в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Целый преступный картель, который угонял иномарки, а затем продавал на сторону, возглавлял сын губернатора Виктор Григорьевич Кожаный. В этом преступном деле участвовали также начальник РУВД, вор в законе Солдатенков и другие лица. Их показания у нас также имеются. Но по прямому требованию отца, то есть Григория Олеговича, который лично встречался с районным прокурором и покойным ныне судьей, это уголовное дело было прекращено производством. Изучая личности судьи Слепнева и прокурора Керимова, мы столкнулись с этим фактом, и дальнейшая проверка показала, что сговор имел место. Вполне возможно, но это сугубо моя личная точка зрения, что судья, узнав от меня о возобновлении расследования и понимая свою жалкую роль в этом деле, решил расстаться с жизнью. Ему, кстати, было что терять. Особняки они выстроили себе ничуть не хуже наших рублевских. Отсюда и просьба - пожалеть семью. Но... следствие по этому поводу в городе уже проводится, и не мое дело предвосхищать его окончательные выводы. Однако, вероятно, сам факт возвращения внимания к делу об автомобильных угонщиках сильно напугал губернатора, идущего на перевыборы. Вот и соответствующая реакция. А куда ж ему еще и обращаться за помощью, как не к своим?
Не удержался Турецкий, надерзил. Странно, но его дерзость прошла как бы незамеченной. Да неужто? Тогда надо добавить. И Александр Борисович скромно, стесняясь внешне и даже как бы кокетничая, рассказал о том, как на него самого было организовано покушение, которое не произошло лишь благодаря четкой работе сотрудников Вячеслава Ивановича Грязнова, осуществлявших оперативное прикрытие группы. Однако машина, к слову взятая там напрокат, была взорвана и сгорела. За нее еще придется платить хозяевам прокатной конторы, но Александр Борисович не стал заострять на этом внимание, сказав, что сам разберется.
Они-то между собой уже решили с Филей Агеевым, что платить будут бандиты - из того гонорара, который был им выдан за совершение убийства следователя.
Факт покушения не был известен Косте - Турецкий держал его в загашнике на тот случай, когда прижмут начальники. Вот и пришло время.
У Кости глаза стали огромными. Генеральный прокурор открыл рот и, кажется, забыл его закрыть. Ничего себе - мелкий фактик, как представил его теперь помощник генерального прокурора!