19
К походу в газету "Без цензуры" Ивакин решил подготовиться основательно. Прежде всего следовало ознакомиться с делом Лапчинской.
- Дело неприятное и очень мутное. Зачем ее убили? Мы думали, может, наркоманка, проверили - нет, все чисто, - сказал ему следователь прокуратуры, перед которым за Ивакина похлопотал сам прокурор и, по совместительству, свояк. - В квартире было немало добра. Но, кажется, ничего не взяли.
- Кажется?
Молодой, длинный, как аист, белобровый следователь поморщился:
- Там такой уровень… Подруга ее сказала: вроде все на месте. А сколько долларов в вазочке лежало - тысяча или полторы - якобы и сама Лапчинская затруднилась бы сказать. Шубу норковую не тронули, два золотых браслета тоже. Лапчинская эта не москвичка. Квартира съемная. Мы нашли хозяев, они за городом живут, и те подтвердили, что из их вещей ничего не пропало. А мать Лапчинской не в курсе, что там у дочери имелось. Они за последние пять лет раза два виделись, не больше.
- Еще антиквариат был, - сказал Ивакин. - И с шубой мне что-то не совсем понятно.
- Антиквариат? - удивился следователь. - Квартира, действительно, неплохо обставлена, но там… - Он смотрел на Ивакина с каким-то странным выражением. - А с чего вы, собственно, это взяли?
Ивакин, в свою очередь, удивился его реакции.
- Вот, - сказал он и положил перед следователем статью. - Здесь, кстати, говорится не об одной, а о нескольких шубах.
- Ну! Газета! - недовольно протянул тот. - Нашли, кому верить!
- Но вы все-таки прочитайте, - попросил Ивакин. - Чтобы сразу закрыть этот вопрос.
Следователь углубился в чтение. Уже через несколько секунд он принялся черкать в газете - видимо, отмечал спорные места.
- Много вранья-то, - произнес он наконец. - Квартира не собственная, не шибко престижная. Адрес, конечно, неплохой, но там все довольно ободрано, а одна комната вообще закрыта. Мебель из итальянского гарнитура в классическом стиле, кровати арабские наборные, тоже современные. Есть светильники под бронзу, с мраморными подставками, но и они не старинные, а привезены хозяевами с Урала еще при коммунистах - тогда такие дарили по партийным праздникам, помните? Когда-то эти вещи, может, и считались шикарными, но не сейчас. Много всяких мелочей под старину, понимаете, хозяин - адвокат и любит этот стиль, но он уже много лет живет в загородном доме. Возможно, там у него и есть настоящий антиквариат…
- Хозяина проверяли?
- Всех проверяли. Квартиру она через агентство нашла. Особенно не торговалась, деньги у нее были. Но шуба все-таки одна и БМВ, "трешка" - не новая. Ключи от нее действительно на тумбочке лежали. И пистолет без глушителя. Это правда. Но соседи ничего не слышали. Там стены очень толстые и только две квартиры на площадке. Те соседи, что внизу, вообще в Испании живут, квартира закрыта. Двор темный, пустой, три дома из четырех - офисы, и в то же время рядом шумная улица. Если убийца незамеченным через двор прошел, то уже через десять секунд с толпой смешался и ищи-свищи.
- Во сколько это было?
- Часов в двенадцать ночи. Темно. Мы, конечно, продолжаем опрашивать всех вокруг, но пока никаких результатов. В одном офисе охранники были, они вроде бы слышали, как дверь хлопнула, но эти ребята к дому не приглядываются, к тому же у них в комнате свет яркий, а двор почти совсем не освещен. Один из охранников выстрелы слышал, но значения им не придал, хотя, говорит, понял, что это не петарды. А ведь офицер бывший! - Следователь поиграл желваками. - Было произведено два выстрела в голову - уже первый был смертельный. Все гильзы на месте. Пистолет вот интересный: Макаров раннего выпуска, у него много особенностей. Все дворы, мусорки мы в районе облазили, но ничего не нашли. Думали, может, выбросил он пистолет. Хотя… Киллер и с таким антикварным оружием? - следователь покачал головой. - Не-ет. Там что-то личное. Можно не сомневаться. Так что, в основном, мы с этого края копаем. Убийца был ей знаком. Она ему не только дверь в квартиру, но и дверь в подъезд открыла. На сигнал домофона, понимаете? И сигнал этот соседка с первого этажа слышала! Он звучал так: та! та! та-та-та! В общем, "Спартак - чемпион".
- Полстраны таким сигналом пользуется, - сказал Ивакин.
- У них в доме так только Лапчинской звонили, - возразил следователь. - Любовник ее. И вообще многое на него указывает. Вот только подобраться к нему трудно.
- Шишка?
- Не то слово! Я еще удивляюсь, как газетчики осмелились на него намекать! Что за газета, кстати? - он перевернул статью и замер с ней в руках. - Да не может быть! - следователь поднял глаза на Ивакина, потом снова посмотрел на газету. - Да вы шутите, что ли? Это когда было?
Ивакин перестал дышать. "Все-таки не все чисто с этой статьей!" - радостно подумал он и тут же устыдился своей радости. Следователь же наклонил голову к плечу, не сводя глаз с Ивакина - он был похож на большую птицу, разглядывающую лягушку перед тем, как ее клюнуть.
- И никто мне ничего не сказал! - возмущенно заговорил следователь. - Ни один из сотрудников! А я их почти всех опросил. Вы как - случайно на статью вышли?
- Да в чем дело-то?
- В чем? Вы еще спрашиваете! Любовник Лапчинской как раз и есть хозяин этой газеты Грибов. Он у нас главный подозреваемый. Он приходил к ней около часа ночи, но не дозвонился - тем самым сигналом - и даже в подъезд не вошел. Затем сунулся в окошко к охране, прикурить попросил. Зачем-то сказал им, что к подруге пришел, а той дома нет, спросил, не слышали ли они чего-нибудь. Подождите, - следователь махнул рукой, показывая, что не это его сейчас интересует. - Мне три раза звонили… оттуда, из органов, - он все не мог успокоиться. - Ручались за Грибова, просили поменьше его имя трепать, и, главное, никаких газетчиков. Три раза напомнили, чтобы я ничего журналистам не сообщал! А он в собственной газете о себе все выложил. Это как понимать? - следователь снова уставился на Ивакина птичьим взглядом. - А вы не знали про Грибова?
Ивакин покачал головой.
- А как на статью вышли? Там ведь, в газете, про нее молчат. Никто не проговорился про эту статью!
- А вы что, газету не просматривали?
- Зачем? Взглянул на несколько номеров с работами этой Лапчинской - так, для отчета. Что я в фотографиях понимаю! Она со многими изданиями сотрудничала, не только с этой газетой. Меня больше интересовали сплетни об ее отношениях с главным редактором.
"Не знай я о предсказанном убийстве, тоже не стал бы искать эту статью, - мысленно согласился Ивакин. - Кто читает вчерашние газеты? Сказать ему, что ли? Но какие у меня доказательства, если даже Миша от всего отрекся…"
- Хочу вас удивить еще раз, - сказал он. Следователь ответил испуганным взглядом. - Автор этой статьи недавно убит.
- Убит? - переспросил следователь. - Этот… - Он еще раз взглянул на газету. - Леонид Маринский? Вы думаете, это как-то связано?
- Автором была женщина. Внештатный корреспондент Марина Леонидова.
- Подождите-подождите, - следователь достал одну из папок. - Эта фамилия у меня проходила. Вот! - Он достал лист бумаги. - За день до смерти Лапчинская ругалась с этой Леонидовой в коридоре возле бухгалтерии.
- Это показания? Можно взглянуть?
Следователь протянул ему листок.
- Здесь показания бухгалтера газеты "Без цензуры".
Ивакин поднес листок к глазам. "Вопрос: Когда вы в последний раз видели Лапчинскую?
Ответ: В среду утром. Накануне у нас был день зарплаты, а в среду приходили внештатники за гонорарами. Вот и Лапчинская подъехала.
Вопрос: Вы разговаривали с ней? В каком она была состоянии, может быть, взвинченная, тревожная?
Ответ: Да нет. В обычном она была состоянии. Мы почти не разговаривали. Я выдала ей триста долларов и она ушла.
Вопрос: Кто-нибудь еще в бухгалтерии с ней разговаривал?
Ответ: Кроме меня, в комнате никого не было. Но еще до того, как Алена к нам зашла, она столкнулась в коридоре с другой внештатной сотрудницей, Мариной Леонидовой, она у нас недавно работает. Они повздорили.
Вопрос: Из-за чего?
Ответ: Я не поняла. Слышала только, Марина сказала: "Я все про тебя знаю". А Лапчинская ей ответила: "Вот и заткнись, если не хочешь неприятностей". Потом Марина что-то еще сказала, я не расслышала, и громко так крикнула: "Думаешь, у тебя получится? Думаешь, ты сможешь провернуть это дело? Оно тебе не по зубам". На это Алена ответила: "У тебя тем более не получится". И что-то добавила про Рубенса.
Вопрос: Про какого Рубенса?
Ответ: Я не разобрала. Услышала только фамилию - Рубенс.
Вопрос: У вас есть какие-то соображения, о чем они говорили?
Ответ: Нет.
Вопрос: Эта ссора расстроила Лапчинскую?
Ответ: Совершенно не расстроила. Даже, по-моему, подзарядила. Ее трудно было вывести из себя. Она была очень самоуверенная, считала себя лучше всех. Мы старались с ней не связываться. Для многих не было секретом, что наш босс ей покровительствует. Она пользовалась этим вовсю. Всегда без очереди деньги брала, на "ты" со всеми. Один раз я кабинет закрыла и на обед ушла - она и минуты не ждала, сразу боссу позвонила. Но он ее осадил. Он очень справедливый. Правда, мы и не обижались на нее, понимали, что такой характер. Привыкла стены прошибать. Самостоятельная. Кстати, и в тот день она ему от нас позвонила. Сказала, что приехала за деньгами, что потом поедет в "Космополитен" и спросила, когда его ждать. Я так поняла, он сказал: вечером".
- Леонидову вы по поводу этой ссоры не допрашивали? - спросил Ивакин, дочитав до конца.
- Я хотел с ней поговорить, хотя и был уверен, что ничего существенного не произошло, по крайней мере для Лапчинской, но эту Леонидову разыскать не смог. Мне дали ее телефон, но он не отвечал.
- Она уехала на море, - пояснил Ивакин.
- Ее в газете почти никто не знал. Внештатница, работала совсем недолго. В деле Лапчинской, которая сама нечасто появлялась в газете, она не играет никакой роли. Если бы я знал, что ее убили, может, покопался бы. А как ее убили? Где?
- На море. В Лазурном. Задушили и утопили. То ли случайный преступник с целью ограбления, то ли брат - единственный наследник.
- Владимир Александрович, - осторожно сказал следователь. - А почему вы думаете, что эти дела связаны? Ну, написала Леонидова об убийстве, но разве только о нем она писала? Она ведь колонку криминальной хроники вела. Если следовать вашей логике, то надо копать все убийства, которые есть в ее статьях. Единственный наследник - это как-то логичнее, не так ли?
- А ссора?
- Вы имеете в виду ссору у бухгалтерии? - следователь усмехнулся. - Почитайте показания людей, знавших Лапчинскую. Эта молодая особа обладала очень непростым характером. Она была высокомерной, пробивной, нетерпимой к чужим слабостям. Коготки у нее были - не дай бог! Она никогда не церемонилась и шла напролом. Такая перебранка - непременный атрибут каждого ее дня, каждого места работы. Я думаю, если бы не любовник, люди не были бы к ней столь снисходительны. - Следователь помолчал немного. - Вам кажется странным, что две женщины, сотрудничавшие с газетой "Без цензуры", погибли примерно в одно и то же время. А мне не кажется. В этой газете в прошлом году взорвали корреспондента, два года назад один из редакторов по пьянке на машине разбился, у самого Грибова жена при смерти - говорят, рак лимфатической системы. Конечно, можно попытаться связать все эти трагедии, но разве это будет правильно?
Ивакин молчал, глядя в окно. Поучающий тон следователя его начал раздражать. "Со статьей про Лапчинскую дело явно нечисто, - думал Ивакин. - Почему эта статья направлена против Грибова, почему содержит много неточностей, как она вообще появилась в газете, почему ее нет в электронной версии, наконец? И что за намеки на антиквариат, на Рубенса?"
- В статье говорится про других любовников Лапчинской, - произнес он вслух. - Это соответствует действительности?
Следователь покачал головой.
- Даже намека на ее измены я не нашел. Да Грибов такой человек… Он не потерпит.
- Вот вам и мотив.
- Да, это мотив. Но, честно говоря, я сам в это не верю. Шекспировские страсти, как написано в этой статье, - он брезгливо приподнял газету и бросил ее обратно, - это не про Грибова. Он только свистнет, и на ее место десятки прибегут. И Лапчинская это понимала. Она целиком от него зависела. Все, что у нее было - это его подарки, его связи. Конечно, если бы он узнал, что она ему изменяет, он бы рассердился. На этом, собственно, и строится наша версия, но эта версия никак не вяжется ни с его характером, ни с ее. Лапчинская была умная, осторожная. Она замуж за него мечтала выйти. Это она боялась его потерять, а не он ее.
- М-да, - произнес Ивакин. - Вы мне позволите в бумагах порыться?
Следователь кивнул без особого энтузиазма.
- А парочку чистых листов не одолжите? - чувствуя себя совсем наглым, попросил Ивакин.
Следователь молча достал бумагу. Ивакин придвинул стул, стараясь не глядеть на него. Следователь постоял немного.
- Пойду в столовую, - недовольно сказал он. Ивакин не ответил.
Что бы там кто ни думал, но он, пенсионер Ивакин, твердо верил в то, что эти две смерти связаны. Его вера основывалась на совершенно бездоказательной уверенности в том, что Марина знала: Лапчинскую должны убить. В среду к ней пришли материалы о смерти любовницы шефа - молодой и высокомерной девицы, тайну которой она открыла и с которой спорила утром того же дня, - но доказательств того, что эти материалы действительно к ней пришли, у Ивакина тоже не было. Люди, далекие от его работы, и не представляли, сколько таких бездоказательных уверенностей помогали ему раскрывать дела.
Неизвестно, знал ли Грибов о споре своей бывшей однокурсницы и нынешней любовницы. Скорее всего, не знал: ведь он сообщил, что не видел Лапчинскую ни в среду, ни в четверг.
Он подтвердил, что Алена позвонила ему в среду утром из бухгалтерии и он пообещал приехать к ней вечером. Согласно показаниям Грибова, они виделись не чаще двух раз в неделю - оба были занятые, современные люди. Однако редактор не смог выполнить обещание. В конце рабочего дня поступило сообщение о покушении на руководителя одной из думских фракций - эту фракцию газета "Без цензуры" негласно поддерживала. Главный редактор уехал на неофициальное совещание в загородный клуб, там и заночевал. Он, правда, успел позвонить любовнице и перенес свидание на следующий день, на четверг, на вечер. Он сказал ей: "Приеду поздно, после двенадцати. Зато останусь до утра". Лапчинская, по его словам, не огорчилась: она моталась по городу весь день и вернулась домой очень уставшая.
На следующее утро, в четверг, она не работала. Алена поздно встала, посетила парикмахерскую, массажиста, часа три провела в спортивном клубе, поужинала с подругой в ресторане. В девять была дома. Около двенадцати по домофону позвонили - сигналом Грибова. Согласно показаниям соседки с первого этажа, Лапчинская не стала спрашивать, кто пришел - из своей квартиры она открыла дверь в подъезд. Минут через двадцать охранники из офиса напротив услышали, как хлопнула дверь. А еще через сорок минут к дому подошел Грибов - именно подошел, так как машину он оставил на улице, куда выходят окна спальни. Он позвонил по домофону, но ему никто не ответил. Грибов потоптался немного у двери, подошел к освещенному окну охраны, попросил закурить. На вопрос следователя, почему он не зашел в подъезд (сделать это было нетрудно - от резкого толчка дверь легко открывалась), Грибов ответил, что устал. "Я подумал, она все-таки обиделась на вчерашнее, и не хотел никаких объяснений. Я даже обрадовался, что ее нет: у меня были тяжелые дни". Согласно его показаниям, до десяти вечера он был за городом с женой, а следующие три часа до своего появления во дворе дома на Пречистенке провел в дороге. Следователь указал на то, что три часа - это многовато. Грибов ответил, что больше часа простоял в пробке на Рублево-Успенском шоссе. Слова о пробке подтвердили сотрудники ГИБДД на въезде в город. Машину Грибова видел и постовой в Раздорах. Но все это было до одиннадцати вечера. А вот дальше никакого алиби у Грибова не было. Он сказал: "Я катался по городу. У нас было не принято приходить раньше, чем условились. Она любила приводить себя в порядок часа по три. Почему я никуда не заехал? Я люблю ездить по городу, когда у меня плохое настроение. Что? Да, в тот вечер у меня было плохое настроение. У меня жена умирает".
На следующий день примерно в восемь утра уборщица дома на Пречистенке обнаружила, что квартира номер двенадцать не заперта. Она несколько раз позвонила, а потом вошла.
Тело Лапчинской находилось в большой комнате на полу. Никаких следов борьбы обнаружено не было. Судя по всему, между Лапчинской и ее убийцей успел состояться какой-то разговор - достаточный для того, чтобы пройти из прихожей, но недостаточный, чтобы сесть в кресла или выпить чаю. Выстрелы были произведены с близкого расстояния ("меньше одного метра" - указывалось в деле), смерть наступила практически мгновенно, лицо было обезображено.
Ивакин достал еще один лист бумаги.
Следствием были допрошены десятки свидетелей. Множество людей крутилось по ближним и дальним орбитам вокруг самоуверенной общительной фотохудожницы. Высокомерный и в то же время расхлябанный бомонд глянцевой журналистики, сильно пьющая богема в лице художников, клипмейкеров и актеров средней руки, публика из салонов красоты, личный тренер по шейпингу, пара бесприютных разбитных подружек - бывших соседок по общежитию, куда менее удачливых, чем Алена (Ивакин представил, как приятно ей было угостить их суши в японском ресторанчике), - сквозь печальные страницы дела проступал образ молодой женщины, созданной для Москвы и ее покорившей.
С каким-то странным чувством Ивакин вглядывался в созданный на бумаге газетно-журнальный мир по окраинам этого мира бродила и его дочь. Слабая легкомысленная москвичка, папина дочка, как она проигрывала в сравнении с Аленой Лапчинской, какими ватными, мягкими были ее локти, каким доброжелательным взгляд!.. "Впрочем, что мы знаем о своих детях, - вздохнул Ивакин. - Что знала о дочери мать Лапчинской!" Он быстро пробежал глазами страницу с ее показаниями и захлопнул папку.
Бурная судьба понаделала немало водоворотов на Аленином пути, но никакой политикой здесь и не пахло. Были попойки, был кокаин, были разные любовники (те, что до Грибова) и среди них даже один солнцевский (тоже лимитчик, как и Алена, но он проник в Москву с другого входа и уже давно из нее выехал в сибирскую колонию). Было также несколько мутных историй с перепродажей антикварных вещиц - Ивакин нахмурился, - вот, наконец, появился и Грибов, не слишком влюбленный, не слишком склонный переплачивать, но умный талантливый человек, тратящий на то, что было ей действительно нужно - на ее карьеру.
Судя по всему, Алена не имела никакого отношения к сложным политическим играм любовника, и этот любовник, уставший от газетных интриг, должен был умиляться ее политическим невежеством, поощрять его. Ведь как это мило: фотографии. Вот балерина устало присела на край стула, вот девушка в парке насмешливо смотрит на двух танцующих стариков, вот виды Парижа, вот жена Михалкова в красном палантине - Алена специализировалась на беспроблемных темах.