В самом конце коридора, там, где находился кабинет Людмилы Викторовны, уже наблюдалось некоторое движение. Вроде тот, коротко стриженый, виднелся сквозь приоткрытую дверь. Нервно тараторила начальница по кадрам. Ивакин припустил по коридору к лифтам. Время у него еще было.
Вначале он поднялся на третий этаж, потом перебежал по стеклянной кишке в другое крыло - там все было перевернуто вверх дном, делался ремонт, Ивакин даже замедлил шаг, колупнул свежую штукатурку с видом прораба - так, на всякий случай. Штукатурка не отставала, и вообще это была мраморная крошка. "Солидно!" - одобрил Владимир Александрович и уперся в дверь с табличкой "Социальный отдел. Чистякова Анна Петровна".
Чистякова азартно играла на компьютере в "Lines". Описал ее Ивакин очень точно. Немного промахнулся насчет представительности. Прическа у Чистяковой была какая-то беспорядочная.
- Анна Петровна? - сурово сказал Ивакин, бесцеремонно усаживаясь в кресло для особо важных посетителей. - Я из милиции.
- Так. И что? - не отрываясь от экрана, спросила Чистякова.
- Вы играете, что ли? - Ивакин перегнулся через стол и заглянул в монитор. - Ого! Сколько вы набрали! Вы, наверное, чемпионка редакции. У меня максимум очков триста получается. Такая зараза эта игра! Хуже семечек!
- Триста! Триста - это ерунда. Мой рекорд девятьсот. Сейчас надеюсь побить.
- Как приятно увидеть нормального человека в этой вашей газете. - Ивакин снова откинулся в кресле, огляделся. Стены кабинета были завешаны плакатами с видами пляжей и пальм. В шкафах громоздились папки, на стульях лежали какие-то коробки. Ничего, что напоминало бы общую стерильность этого заведения. Кажется, Ивакин не ошибся.
- А чем вам не нравится наша газета? - спросила Чистякова. Сложная гамма эмоций на ее лице была целиком вызвана игрой.
- Да как-то все официально, бездушно. Не похоже на редакцию. Все молчат, работают.
- Ну-у, - протянула Чистякова. - Еще бы они не работали, за такие деньги-то… Вы из-за Лапчинской пришли? - Поле на экране монитора стремительно зарастало разноцветными шарами.
- Угадали. Вас не допрашивали по этому делу?
- Я с ней почти не встречалась. Так, Витя один раз подвел ее ко мне - попросил рассказать о Таиланде. Я раньше в туристическом агентстве работала, - пояснила Анна Петровна, с сожалением отрывая взгляд от экрана, где надежды уже не оставалось. - Алена зимой решила в Паттайю съездить, я ей отель посоветовала.
- Съездила? - спросил Ивакин, замерев от восторга. "Витя" - это про Грибова! Она, никак, его давно знает.
- Понятия не имею. Через меня, во всяком случае, нет.
- Анна Петровна, - сдерживая дыхание, произнес Ивакин. - Мне говорили, вы давно Грибова знаете. Поэтому я решил с вами побеседовать.
- Десять лет назад познакомились! - гордо согласилась она. - Я тогда туризмом занималась, а он с женой через меня в Грецию съездил. Я как чувствовала - очень дешево им тур организовала. Сезон заканчивался, и я их без прибыли для себя отправила. Подумала: солидная пара, интеллигентные, приятные люди. И не ошиблась. Они с тех пор два раза в год у меня путевки покупали: зимой и летом. Знакомых присылали, кому индивидуальный подход требовался. Знаете, нестандартное количество дней, тихие места, собственный переводчик. А потом, когда холдинг разросся и Витя стал заботиться об отпусках сотрудников, он пригласил меня возглавить этот отдел. - Чистякова выпятила нижнюю губу, видимо, в который раз удивляясь собственной дальновидности.
- Это что ж, он им путевки бесплатные выдает? Как профсоюз?
- Не бесплатные. - Шары заполнили почти весь экран, и Чистякова, тряхнув головой, вышла из игры. Она отодвинула от себя клавиатуру и, уютно сложив руки на столе, повернулась, чтобы смотреть Ивакину прямо в глаза. - Не бесплатные, но дешевые. Действительно, как профсоюз. Вообще, условия работы у нас - дай бог каждому. Я ведь во многих местах работала. Сначала в Киевском райкоме партии, потом вот менеджером в туристическом агентстве, потом свою фирму открыла, разное повидала, и, скажу я вам, такую заботу о сотрудниках сейчас мало где встретишь. Особенно частники наглеют. Капиталисты наши! Их бы в настоящий капитализм, такой, как во Франции например, где ни уволить, ни зарплату задержать, ничего нельзя.
У моей знакомой племянник во Франции живет. Он говорит: все, как у нас при коммунистах. Если человека на работу взяли, то, как бы он ни работал, как бы ни пил, его оттуда только на кладбище можно. Или на пенсию.
- Ну, у вас-то уволить запросто могут! - перебил Ивакин.
- Насчет уволить, это да, - согласилась Чистякова. - С этим не церемонятся. Если не справляешься - не обессудь. Но зато все остальное очень хорошо поставлено. И кредиты на квартиры дают. Беспроцентные! - понизив голос, призналась она. - И лечение оплачивают, и членство в спортивном клубе. Путевку можно получить. Если в качестве поощрения, то бесплатно, если так просто, то за полцены. Детям раз в год на выбор: или лагерь на Майорке, где английский изучают, или Сочи. Да вот, смотрите! - она протянула какой-то рекламный проспект.
- Райские условия! - сказал Ивакин, мельком глянув на проспект. - И что взамен?
- Взамен - преданность, - улыбнулась она. - Любовь к работе. Нет, я вам скажу так: если бы все предприниматели были такими, как Витя, то страна совсем - совсем! - другая была бы. У сотрудницы из рекламного отдела мать всерьез заболела. Мы оплатили лечение. Тридцать семь тысяч, между прочим… Она вздохнула.
- У меня дочь журналистка, - заговорил Ивакин. - Вот бы ее к вам! И я бы за здоровье свое не переживал. - Он смущенно засмеялся.
- Почти невозможно! - Чистякова махнула обеими руками и снова сложила их на столе. - Желающих очень много! Ведь факультетов журналистики развелось, как собак нерезаных. Недавно видела рекламу: в Институте стали и сплавов - коммерческое отделение. Журналистов готовят, представляете! В Институте стали и сплавов! Где они, бедные, потом работу будут искать?
- Значит, к вам только по знакомству?
- Сейчас да, - твердо сказала она. - Вот когда Витя начинал, тогда можно было. На другие зарплаты, на другие условия. Но тогда и не верил никто, что у него получится.
- Я слышал, у него компаньон был, он тоже не верил.
- Олег? Был. - Чистякова сделала печальное лицо. - Погиб год назад. Вы знаете, наверное? Вот, кстати, он-то и не верил. Год проработал, другой, зарплата сто долларов в месяц. - Она снова повернула руки ладонями кверху. - Мол, жену надо кормить, детей, все однокурсники в Лужниках свитерами торгуют, уже давно себе малиновые пиджаки купили. - Тон Чистяковой стал приторно-издевательским. - В общем, жизнь проходит мимо. А тут его на БиБиСи позвали. Шутка ли сказать, пятьсот долларов! Он и Витю уговаривал. Она засмеялась, тряся полной грудью. - Ушел, с первой получки пиджак себе купил. Витя рассказывал потом, что его на работе заставили немедленно переодеться. Золотые пуговицы! Это надо было видеть! Начальник, англичанин, прямо как увидел, тут же домой Олега отправил. О чем я говорила-то? Ах, да. Проработал он там несколько лет, карьерного роста никакого. Все начальники там только иностранцы, а наши - второй сорт. Зарплата по-прежнему пятьсот долларов. Это в девяносто седьмом-то! Так он знаете даже чем зарабатывал? Умора! Постановочные сюжеты им снимал! Знаете, что это такое?
Ивакин покачал головой.
- Например, приходит он к этому своему начальнику и говорит: есть прекрасная тема. Бывший военнослужащий, полковник, из армии уволен, есть нечего, дочь - проститутка. И он, мол, не против, а даже и за.
Мол, она всю семью кормит, а вся семья ее вечером провожает. И он, полковник этот, и жена его парализованная, и бабушка - жертва сталинских лагерей. А сын у них киллер. Его, наоборот, утром провожают, к восьми, когда его клиенты на работу выходят. Бутерброды с собой заворачивают! Пистолет, как в "Бриллиантовой руке", из коробки с крупой достают. И смех и грех! - Чистякова засмеялась, глядя на то, как Ивакин улыбается. - И начальник этот Олегов ему верит! Говорит: снимай. Тот берет дядю своего, полковника, сестру свою двоюродную, тетку в кресло инвалидное сажает, бабушке-соседке татуировку на плече рисует и снимает их всех! Ой, когда Витя все это в лицах представлял, я думала, мы умрем со смеху! А начальник Олегов, англичанин, сказал, что сильно. "Какая трагедия!" - сказал. Они же наши комедии не смотрят. А мне, наоборот, их кино даром не нужно. Все шутки какие-то низкопробные… То кто-то пукнул, то еще что.
- Думаю все-таки, что Виктор Сергеевич преувеличивал, - заметил Ивакин. - Не такие уж они дураки, англичане.
- Я и не говорю, что они дураки! Им просто в голову не могло прийти, что корреспондент способен так обманывать! Но ведь в жизни действительно всякое случается. И у полковников дочери проститутки бывают, и у киллеров тоже матери есть. В газете поработаешь, уже ни-че-му не удивляешься. - Анна Петровна поднесла руки к груди. - Так что сюжет этот он им сделал и продал за хорошие деньги, клянусь вам! И не один! Да-да! - Она кивнула несколько раз для убедительности. - У телевизионщиков, правда, так принято - подстраивать. Даже в новостях этим не брезгуют! Им ведь, бедным, нельзя так, как нашим: позвонил, узнал, написал. Им картинка нужна. Самые интересные факты без картинки ничто! Вот и балуются этим. Но надо же меру знать! Совесть иметь надо!.. Олега, конечно, разоблачили. Англичане постепенно поняли, что он вранье снимает… Там еще кое-что было. - Чистякова поджала губы. - Постановочный сюжет - не главный грех в нашем мире.
- Какой же главный?
- Главный - это когда ты деньги за сюжет берешь, а с начальником не делишься, - после секундного колебания сказала она. - А Олег этим баловался. Надо ему про платное образование рассказать, так он берет некоторые школы, собирает с них деньги за рекламу, а начальству выдает этот сюжет как… - Чистякова сделала неподкупное лицо, - "объективное расследование". Или надо кому конкурента уничтожить, он заказывает Олегу материал. Тот и пишет: так, мол, и так, ходят слухи, что скоро этот банк лопнет, и дальше три страницы доказательств. Много ли надо, чтобы наш российский банк лопнул? И деньги он, скажу я вам, немалые брал. Когда в БиБиСи разобрались, даже испугались! Но не захотели шум поднимать. Вы представляете, если бы выяснилось, что у них сюжеты были проплаченные! Поэтому мы, к сожалению, об этом поздно узнали. Он к Вите пришел, плакаться стал, мол, платят плохо, жить не на что, работа неинтересная. "Руки чешутся настоящей журналистикой заняться!" - сказал он Вите. Какая сволочь! - Чистякова покачала головой. - Витя поверил. Ведь только та журналистика настоящая, которая… Вас как зовут, я забыла?
- Извините, не представился. Владимир Александрович я.
- Так вот, Владимир Александрович, только та журналистика и настоящая, которая политикой занимается. Вот она - сила! Витя и подумал, что парень правда измучился. Он ведь талантливый был, Олег.
- Это чувствуется! - улыбнулся Ивакин. - Чтобы такие сказки сочинять, талант, несомненно, нужен.
- Да уж. Но тут ничего веселого, Владимир Александрович. Ведь он и у нас начал химичить. Когда Витя заподозрил, что он деньги за статьи берет, то начал распутывать клубок-то этот, - Чистякова поднесла ладони к лицу и сложила их на уровне рта. - И все выяснил! И почему его англичане уволили, и что он у нас творил. Ужас! Других слов у меня нет!
- Крупно химичил?
- Я ведь в этом не разбираюсь, но у нас болтали… - Анна Петровна понизила голос. - Одна история была просто кошмарная. И суммы там были… - она махнула рукой, показывая, что такие суммы ни ей, ни Ивакину не грозят. - Витя очень расстроился. Не из-за денег, нет. Он понять не мог, как это можно так поступить с другом. Ну, попроси, если деньги нужны, объясни, посоветуйся. Но Олег, я думаю, так долго работал во враждебной обстановке, среди англичан этих, которые его за человека-то не держали, так привык обманывать, хитрить, что ему и в голову прийти не могло, что он обрел настоящую стабильную работу, где за тебя решат все проблемы, а ты только работай. Честно работай! Болей душой за дело! Нет, не понимают люди… - Чистякова сокрушенно покачала головой.
- А как он погиб? - спросил Ивакин.
- Ну, а вы как думаете, можно безнаказанно такими вещами заниматься? - ответила она вопросом на вопрос. - Видать, кто-то из обиженных "клиентов" отомстил. Это, впрочем, мое предположение. Было расследование, обнаружили осколки взрывного устройства - к машине оно было приделано. Нас особо не таскали: он уже в газете не работал. Говорили, что он на вольных хлебах, сотрудничает с желтой газетенкой какой-то, занимается расследованиями то ли против солнцевских, то ли, наоборот, за них. В общем, на солнцевских и списали. Но я сомневаюсь. - Взгляд Чистяковой стал многозначительным.
- Не везет Грибову с друзьями, - равнодушно произнес Ивакин. - Леонидова ведь тоже его старая знакомая.
- Леонидова! - Чистякова в ужасе отмахнулась. - Придурочная она, ваша Леонидова! Разве ее можно с Олегом сравнивать! Тот талантливый парень был, а эта… Вот тоже, пожалуйста, пожалели ее, на такую работу устроили. Витя очень добрый. А она! Чучело!
- Господи, неужели тоже деньги брала? - удивился Ивакин, стараясь не переигрывать.
- Нет, денег она не брала. Кто ей предложит-то? Она кокетничала! - и Чистякова вдруг захохотала на всю комнату, прижимая руку к груди. - Ой, не могу! Вы бы это видели!
- С кем кокетничала? - теперь уже искренне изумился Ивакин.
- Да с ним же! С Виктором Сергеевичем! Ой, - и Чистякова вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. - И смех и грех! Мне девчонки говорили, что она всем направо и налево рассказывала, как он за ней ухаживал, как жениться на ней хотел, когда они в университете вместе учились. Намекала, что и теперь он не прочь за ней приударить. Вы бы видели, Владимир Александрович, какие женщины в него влюбляются! Вы бы сравнили их с этой Леонидовой и еще не так смеялись бы, как я! Бедный Витя. Это очень непростая ситуация. Ведь и жалко ее: одинокая женщина. Что она там себе навоображала, не знаю, но Витя, думаю, сто раз пожалел, что ее на работу взял.
- Ну, он, наверное, еще больше пожалел, когда она эту статью написала, - сказал Ивакин. - Про убийство Лапчинской. Помните? Что, вообще, получилось с этой статьей? Ведь даже выпускающего редактора за нее уволили?
- Редактора уволили, - подтвердила Чистякова. - А Марину он простил, мне сказали. У меня дочь его секретаршей работает, - призналась она, открыв, наконец, источники уже немного пугавшей Ивакина осведомленности. - Когда статья вышла, его чуть удар не хватил. Он до-олго кому-то названивал, все пытался выяснить, откуда уши растут.
- Выяснил?
- Черт его знает! Завистников-то много. Дочь говорила, что один из его собеседников что-то странное про дату ему сказал, что-то пугающее. Витя даже побелел, услышав это. А положив трубку, сказал вслух сам себе: "Как в среду?! Как она могла говорить об этом в среду, если это произошло в четверг?"
Дверь внезапно распахнулась. Коротко стриженый мужчина, которого Владимир Александрович видел у входа в редакцию, глядел на него, сощурившись. За его спиной стояли еще два парня в белых рубашках.
- Наконец-то я вас нашел! - напряженно сказал стриженый. - Приехал Грибов. Он хочет с вами поговорить.
23
В дверь позвонили. Лена неохотно слезла с нагретого солнцем дивана (дневным сном она никогда не пренебрегала) и побежала в прихожую, успев увидеть в зеркальной дверце шкафа свое помятое отражение в крошечных шортах.
- Отец дома? - Прохоров неодобрительно оглядел ее снизу доверху. Он твердо стоял за патриархат и убеждал всех, что его жена будет, как минимум, дагестанка по своим взглядам на семейную жизнь. Лена же подозревала, что Прохоров втайне мечтает о такой, как она. В последнее время Ивакина-младшая вообще была уверена, что все мужчины влюбляются в нее, ни один не способен устоять - и в таком самомнении, если и не было стопроцентных оснований, была стопроцентная заслуга выбранной профессии.
- Здороваться надо! Отца нету. Войдешь?
Вместо ответа Прохоров фыркнул, но вошел, втянув живот.
- Я ему вчера встречу устраивал с пацаном арестованным. Он свой диктофон забыл. - Прохоров протянул Лене крохотный шпионский диктофончик.
- Папашка на пенсии, - напомнила она.
- Это ты ему скажи! - усмехнулся Прохоров. - Мозги-то уже не те, вот, диктофоны забывает. Вцепился в это дело, лучше бы на даче чего-нибудь повскапывал!
- На даче у нас все вскопано! - сурово сказала Лена, обидевшись за отца. - А что за дело?
- Этого парня, - Прохоров показал на диктофон, - обвиняют в убийстве сестры, а отец твой не верит. Вытянул еще одно убийство, зацепился за историю, которую я же сам, можно сказать, выдумал.
- Это как?
- Долго объяснять. Уже и я, и парень этот отреклись от своих слов, а он все копает и копает.
- Невиновному помочь хочет, - важно произнесла Лена, скосив глаза на свое отражение в зеркале: оно было в три раза тоньше прохоровского.
- Да какой там невиновный! - в отчаянье воскликнул Прохоров. - Там гад такой! Наследство полмиллиона долларов, все улики на него указывают. Да он и не отпирается особо-то.
- Разберемся, - официальным тоном сказала Лена и легонько толкнула Прохорова в живот (живот был твердый от напряжения). - Во всем разберемся, товарищ.
Прохоров покраснел и схватился за дверную ручку.
- Я пошел. У меня дел много. Поговори с отцом, я не шучу! - Он сказал это уже с нижних ступенек.
- Не беспокойся, товарищ! - крикнула Лена ему вслед.
Диктофон принадлежал ей. Он, конечно, был не шпионский, а просто очень маленький. На работе же она использовала казенный.
Когда она пришла в журнал, главный редактор достал из шкафа допотопный рыжий аппарат и, кряхтя от натуги и матерясь, водрузил его на стол.
"Работает, сволочь, как швейцарские часы!" - похвалил он, пряча глаза. Из огромной машины в дерматиновом чехле вывалился квелый таракан и грустно пополз к краю стола, припадая на одну ногу.
- Вашу мать! - завопил редактор, бросаясь в коридор. - Я же просил вызвать травильщиков!
Лене сразу понравился старый диктофон. Он был стильный. Она приделала к нему микрофон с огромной меховой нахлобучкой - для смеха - и рокерский ремень с металлическими черепами. Работая, диктофон шелестел, подтверждая: пишу, не волнуйся. Ей было уютно с ним, и новенький "Филиппс", подаренный ухажером на день рождения, она без раздумий отдала отцу.
- Значит, работаешь? Пользу приносишь? - спросила она у диктофона. - Невиновных защищаешь? Это, согласись, благороднее, чем бегать по премьерам, приставая к звездам. - Лена вздохнула: премьеры все были скучные, звезды все драные, фуршетное угощение в виде пирожных "Орешек" и псевдомексиканских закусок сметалось мгновенно.
Она вдруг подумала, что не представляет себе, как работает отец. Что он спрашивает, как реагирует на ответы. Может, загоняет подсудимого в угол, как Порфирий Петрович? Тихо так говорит, ласково глядя в глаза: "Да вы же, Родион Романович, и убили".
Она отмотала пленку на начало и включила диктофон.
Что-то зашуршало во вчерашнем кабинете, зашумели на улице давно уехавшие машины и кто-то захлопнул окно.