214. "Talk" (Гарри, Пенни)
Г. – Моя мама ему тоже писала.
П. – Он не приносил домой ничьих писем. Ты сам читал хоть одно его письмо?
Г. – Нет. Я видел письма, которые писала она. Объясни, Пенни, теперь твоя очередь. Почему ты так разволновалась? Тебе не просто нравилось, что твой папа тебя любит, ты была в него влюблена?
П. – Он замечательный человек, Гарри. С тобой мы одного возраста. Не знаю, может быть, когда тебе будет столько же лет, сколько ему, ты будешь производить такое же сильное впечатление. Извини меня пожалуйста, и не обижайся. Я знаю, что ни ты, ни я такого сильного впечатления производить не можем. Но просто когда рядом с тобой удивительный человек, и он весь для тебя открыт – хорошо, я знаю, что ты сейчас скажешь – НЕ ВЕСЬ. Пусть не весь, но в самом главном. Это остается навсегда.
Г. – Хорошо, Пенни, рядом со мной не было таких замечательных людей, если не считать тебя, и ты говоришь, что ты сама – только очень бледное его отражение. Расскажи мне что-нибудь – я хочу больше знать о нем.
П. – Лишь оглянись кругом – и станет мир, как сказка/ Русалка радужной плеснет волной , – он написал это для меня, когда мне было не больше пяти лет. Ты скептик, Гарри, ты, конечно, скажешь, ну и что. Пожалуйста, не говори, я попытаюсь все сказать сама. Помолчи, пожалуйста.
Г. – Продолжай.
П. – Если посмотреть снаружи, он никогда не был никем особенным. Даже сейчас – он всего лишь менеджер провинциального отделения банка. Но вот ты написал в своем жизнеописании эту фразу: "Как хочу я понять все величие этого мира!"
Г. – Это чистая ирония!
П. – Не в этом дело. Ты писал тоже там, что, мол, "познание отца является актом постыдным". Может быть – в одном очень-очень узком смысле, как в Библии. Как Лот с дочерьми или Ной с сыновьями. Но ты пойми, что рядом с ним хотеть понять было просто не нужно. Он просто показывал, и все становилось понятно, хотя мне и сейчас очень трудно выразить это словами. И его я знаю как никого на свете, хотя ничего вообще даже напоминающего эти обвинения, с которыми многие теперь не стыдятся идти в суд, конечно же не было!
Г. – Приведи какой-нибудь пример.
П. – Хорошо, попробую, но я не знаю, получится ли понятно. Однажды летом мы взяли напрокат "караван" – прицеп жилой, и поехали через Скалистые Горы. Он остановил машину на перевале. Там была стоянка, но с нее почти ничего не было видно. Он заметил тропинку, которая вела выше. Мама идти никуда не хотела, но он взял меня за руку и повел за собой. Потом я устала, и тогда он посадил меня на плечи. Тропинка огибала большую скалу, и поднималась на нее с пологой стороны. Он шел так уверенно, как будто уже бывал там. Мы вышли наверх как-то сразу – и ты не представляешь, какой открылся простор. Может быть, психоаналитик и найдет в моем рассказе много интересного, но запомни – главное, это был простор. А этого чувства невероятного, наполненного светом простора нет ни в каком психоанализе. Папа просто знал, как его показать. Он умел показывать. Уж если вспоминать что-то постороннее, то скорее как в Евангелии: "Все царства мира и славу их". Или как была показана Земля Обетованная – Моисею. Над нами кружилось несколько птиц, я думаю, это были орлы, а впереди простиралась пустыня.
Г. – Здорово. Ну а в моем детстве не хватало чудес. Обычно мои горизонты ограничивались рядами коттеджей в Новой Англии, а в лучшем случае видом с какого-нибудь небоскреба. Поэтому я так и люблю исследовать Сеть. В ней я чувствую себя свободнее…
215. "Talk" (В. де В. к М. де М.)
В. – Обратили ли вы внимание, что "Ле Карре" Самтер уже долгое время пытается до нас достучаться? Он наконец нашел бутылку, и ему не терпится выпить за успех нашего предприятия.
М. – Конечно, обратила. Вы полагаете, что наше внимание требуется в Англии?
В. – Самтер, можно сказать, почти стал нашем вассалом. Без нашего внимания он завянет. А здесь в Чикаго еще долго, по-моему, не предвидится никакого дела.
М. – Да, здесь как-то скучно. Но Самтер ведь большой негодяй. Не торопитесь записывать его в вассалы, не то у нас перед ним тоже будут обязательства.
В. – Я и не записываю. Правда, он оказал нам важную услугу, во многих случаях этого достаточно.
М. – С каких это пор шпионский мир строился по принципам рыцарской чести?
В. – Сами знаете, что с негодяями говорить интереснее – так что мне просто хочется с ним поговорить, пока есть время. Где тут Планше с Сесилью? Чем они занимаются?
М. – Кстати, подготовьте те кадры, где актеры, которые играют нас с вами, поднимают бокалы.
Глава 15,
в которой маркиза и виконт пытаются выяснить у Джона "Ле Карре" Самтера, каким образом он стал русским шпионом, но в результате завязывается разговор о русской душе и особой роли России в современном мире, заканчивающийся странным приступом бесплодного бешенства у Самтера.
216. Видеоряд
Серо-зеленое ("черно-белое") изображение. "Ле Карре" Самтер сидит перед компьютером. Рядом с ним неполная бутылка (не шампанское) и пластмассовый стакан. На лице его можно различить широкую и, по-видимости, счастливую улыбку.
217. "Talk"(Самтер, В. де В., М. де М.)
С. – Извините, шампанского в этой дыре не нашлось. Вы задержались, и я почти счастлив. То есть, не потому, что вы задержались, а потому, что я достиг… Вы когда-нибудь пробовали пить спирт? Меня этому научили в России.
В. (к М.) – Похоже, кадры, где мы пьем шампанское, нам не понадобятся. Он безнадежно пьян.
М. (к В.) – Вы полагаете, безнадежно? Мне приходилось видеть вблизи выходцев из низших сословий, оказавшихся под влиянием алкоголя. Не забывайте, что я дожила до самой революции. Иные из них в этом состоянии были очень занятны.
М. (к С.) – Любопытно узнать, Самтер, почему вы стали российским шпионом? Вы могли бы нам рассказать об этом?
218. Видеоряд
Губы Самтера медленно вытягиваются в линию. Он берет бутылку, наполняет стакан. На лбу его появляются морщины. Затем его пальцы с вызывающей удивление ловкостью начинают танцевать по клавиатуре.
219. "Talk" (продолжение)
С. – Из принципа! Для выживания человечества абсолютно необходимо сохранение равновесия сил в мире. После распада Советского Союза у Запада был шанс, но он упустил его. Действия Запада были трусливы и позорны. Международный Валютный Фонд разрушает мировой баланс. Повсюду он просто платит ворам, находящимся у власти, за которых будут отдавать долги другие, и мешает нормальному развитию. За его спиной – международные монополии! Долг того, кто думает о будущем – помогать более слабым! Вы спросите, почему именно России? Да, Россия слаба экономически, но ее интеллектуальный потенциал до сих пор один из лучших! Позволите задать встречный вопрос? Почему виконт стал в свое время БРИТАНСКИМ шпионом?
В. – Я вполне мог бы ответить, что заботился о балансе сил в Европе. Но правда состоит в том, что у меня не было иного способа расплатиться с карточными долгами. Впрочем, расскажите, Самтер, какие на ваш взгляд главные опасности угрожают нынешнему человечеству?
С. – Вы хотите чтобы я их перечислил? Слишком долго.
М. – Только главные.
С. – Хорошо. По-моему, главная опасность – это оказаться в рабстве у технологий! Путь к рабству – через утрату связей с реальностью! Еще немного – вокруг нас останутся одни подделки. А главная ударная сила – компьютерные монополии. В союзе с биотехнологией и генной инженерией! Они не способны честно конкурировать с реальностью. Поэтому они стараются подчинить человека! В первую очередь они ударяют по детям! И ведут разработки, чтобы внедряться прямо в мозг!
В. – Интересно. Что же они делают с детьми? И каким образом они собираются внедряться в мозг?
С. – С детьми? Вы когда-нибудь играли в компьютерные игры? Имели дело с симуляцией полета? Со всей этой чепухой, которая называется виртуальной реальностью? Должно быть да, раз вы живете в Интернете. Как вам кажется, она в состоянии сравниться с настоящей реальностью?
В. – Конечно, не в состоянии.
С. – Совершенно верно! Это очевидно любому взрослому человеку! Чудо! Вас пытаются убедить, что вы летите в самолете! Картинка меняется! Быстро, я не спорю! Но не настолько, чтобы успевать за движениями ваших глаз, особенно когда вы меняете фокусировку! А ускорение! Кресло пинает вас под зад, чтобы обозначить поворот, но чтобы вас действительно все время прижимало к креслу, оно должно было бы улететь с площадки! Поэтому компании и воздействуют на детей через игры, чтобы убедить их, будто поддельная реальность лучше настоящей. А воздействие на мозг – это следующий шаг. Мозг превращается в заложника. Невозможно обмануть естественные чувства – но можно заткнуть им рот, и подключить свои электроды прямо к мозгу – пусть он попробует усомниться, что поддельная реальность хуже! На еще более глубоком уровне работают биотехнологии! Чтобы прямо программировать человека!
М. – Но причем тут Россия?
С. – Россия отстает по технике лет на двадцать – это дает ей шанс. Есть шанс, что ее развитие пойдет по другому пути. Все решится в ближайшие десятилетия! Отставание на несколько лет может оказаться спасительным!
В. – Скажите, Самтер, вы сами предложили русским свои услуги?
С. – Как вы не понимаете. Это все было проще – и сложнее. Русские одновременно наивны, как дети, и мудры, как это даже не снилось Западу. У них великая литература! В Москве прошло самое счастливое время моей жизни! Просто в России я понял, что я должен делать. Я понял, в чем состоит мой долг!
М. (к В.) – Насколько мне известно, виконт, в России вы никогда не были? Я тоже. Предложим ему рассказать о ней побольше? Другой шанс узнать о ней нам может и не представиться. А между тем эта страна, возможно, гораздо интереснее Америки. Помните, еще в наше время русская императрица Екатерина переписывалась с Вольтером.
В. (к С.) – Расскажите нам о России. Мы ничего не знаем об этой удивительной стране.
С. – О ней невозможно рассказать! Вы читали когда-нибудь Достоевского?
М. – Признаться, я даже не слышала этого имени. Кто это? Когда он жил?
С. – Писатель. Он жил в девятнадцатом веке! Вы многое потеряли. Никто лучше его не представил русский характер! И это не выдумка, русские действительно такие. Это люди, которые не знают своей цены! Они даже не хотят ее знать! Проклятие Запада в том, что он всему назначает цену. Но человек не должен иметь цены! Человек не вещь! Это русские очень хорошо знают. Именно поэтому в России даже в самом жалком бездомном пьянице может скрываться философ.
М. – А как выглядит Москва, Самтер? Там по-прежнему 1600 церквей, и еще издали, когда приближаешься к городу, видно золотое сияние?
С. – Нет. Москва ужасна и прекрасна! Представьте себе чудовищные уродливые американские небоскребы, между которыми затерялись маленькие церквушки – те, которые не разрушили при коммунистах. С людьми можно разговаривать на улицах, они легко приглашают вас к себе домой. Много жестокости, грязи – все из-за презрения к обыденности. Это одна из самых антибуржуазных стран в мире. Но поэтому буржуазность, которая насаждается с Запада, там особенно отталкивающа. Заказные убийства. Никто не уважает законов. Но благодаря хаосу все еще сохраняется надежда. Никто там пока еще не сумел до конца взять все под контроль. Во всяком случае, так мне казалось, когда я согласился с ними сотрудничать.
В. – Но что вы делали в Москве, как вы туда попали, Самтер?
С. – Я работал в посольстве.
В. (к М.) – Похоже, со времен нашей с вами молодости мало что изменилось.
М. (к В.) – Но в наше время никто не становился шпионом из принципа – вы сами тому пример.
В. (к С.) – И что же произошло дальше?
С. – Хотите знать, почему я пью сейчас этот дрянной спирт? Потому что так легче вспоминается Москва! Я ничего не знаю! Я не знаю, освободите ли вы меня, выйду ли я отсюда живым. Но я делал то, что я делал, на благо человечества! Я хочу надеяться, что вы поймете меня! Вы находитесь внутри Сети, но вы не порождены ею! Вы могли бы исправить баланс! К сожалению, Сеть нельзя уничтожить, от этого погибнет слишком много людей.
М. – Вы вступили в Москве в какой-нибудь клуб, или, может быть, в масонскую ложу?
С. – Представьте себе, нет. Если бы я решил во что-нибудь вступить, уж наверное это стало бы известно здесь, и я бы не работал там, где я работаю. Где я работал до вчерашнего вечера. У меня появилось несколько друзей.
В. (к М.) – У меня тоже, помнится, появилось несколько друзей – когда я вступил в клуб францисканцев. Некоторые из них очень хорошо играли в карты.
С. – Благодаря им я начал понимать русскую душу. Мы спорили о будущем человечества, как герои Достоевского. Мы пели песни! Как мы пели! Вы знаете, что у русских до сих пор бывают песни с умными словами? Я сейчас вспомню. Надо еще перевести. Подождите минутку… Вот, например. Это, конечно, перевод!
Тоска насвистывает
Свой привычный мотив.
Это пески времени
Заносят города!
Там было еще много строк, а кончалось просто гениально!
Ты не грусти,
А подхвати эту песню.
Только то, что по-настоящему ушло
Может по-настоящему вернуться!
М. (к В.) – Вам нравится его песня? Вы ведь ценитель творчества потомков?
В. (к М.) – Не знаю. Но мысль, выраженная в конце, мне нравится. Может быть все же поднять с ним бокалы?
М. (к В.) – Как хотите. Вреда это не принесет.
В. – Ваша бутылка еще не совсем опустела, Самтер? Мы бы хотели поднять с вами бокалы – хотя бы на экране компьютера, раз нам не встретиться лицом к лицу. Нам нравится ваша песня. Мы тоже хотели бы по-настоящему вернуться.
С. – Не совсем. Еще немного есть.
220. Видеоряд
Самтер, сгорбившись у компьютера, вытряхивает остатки алкоголя в свой пластмассовый стаканчик. Хотя изображение, передаваемое видеокамерой, слишком плохого качества, для того, чтобы можно было различить, что показывает компьютерный экран, все же улавливается тот момент, когда текст сменяется кадрами из фильма. Самтер проглатывает содержимое своего стаканчика и стоит, уставясь на экран, для равновесия упираясь массивным кулаком в стол. Затем по его телу пробегает судорога и он бьет свободной рукой по экрану. С компьютером, однако, ничего не происходит. Самтер, как взбесившийся слон, начинает метаться по комнате, спотыкаясь, падая, пиная без видимых последствий оборудование. В какой-то момент он бросает бутылку, целясь в видеокамеру, но промахивается. После этого он пытается биться головой об стену, и в конечном счете ложится у стены и подтягивает колени к подбородку, принимая эмбриональную позу.
221. "Talk" (В. де В., М. де М.)
М. – Что с ним случилось? Похоже, на него каким-то образом подействовали кадры из фильма?
В. – Возможно. Или же просто это последствие чрезмерного приема алкоголя. Я помню, у старшего егеря герцога Йоркского в Англии была белая горячка. Очень похоже.
Глава 16,
в которой слово перед развязкой драмы в очередной раз предоставляется русскому путешественнику.
От издателя . В данном случае, издатель предпочитает ограничиться заявлением, что у него были свои причины в очередной раз приостановить действие и предоставить слово русскому путешественнику.
"Copyright" против "Habeas Corpus"
Дано мне тело – что мне делать с ним
Таким знакомым и таким моим?
О. Мандельштам
Что общего между законами о "copyright" и принципом "habeas corpus"? В том, что и те (законы) и другой (принцип) защищают право на что-то. "Copyright" – право на воспроизведение – текстов, музыки и т. д. (хотя часто это лукаво переводят как "авторское право"), "habeas corpus" – право владения собственным телом. В наше время, однако "copyright" и "habeas corpus" все чаще оказываются в конфликте из-за того, что общими оказываются теперь не только на абстрактные принципы, но пересекаются и конкретные области их применения, а выводы из этих принципов получаются разные.
О принципе "habeas corpus" в наши дни говорят сравнительно мало, поэтому есть смысл несколько подробнее рассказать о его истории и содержании. По смыслу выражение может переводиться как "да владеет [своим] телом", но в юридическом аспекте речь идет о том, что никто не может быть подвергнут аресту без законного, подтвержденного решением суда, основания, т. е. о защищаемой авторитетом суда неприкосновенности личности.
Англичане заслуженно гордятся тем, что сыграли выдающуюся роль во внедрении этого принципа в современное право. Уже "Великая хартия вольностей" ("Magna Carta"), подписанная королем Иоанном Безземельным в 1215 году, содержала положения, по духу близкие к будущему "habeas corpus", ограничивавшие как произвольный арест, так и произвольный захват собственности.
В английском законодательстве собственно "Habeas Corpus Act" был принят парламентом в 1679 году, и запрещает произвольный арест, точнее, всякий заключенный, сам или через посредство друзей, может обратиться к правосудию с тем, чтобы, так сказать, получить возможность распорядиться своим телом и лично предстать перед судом для выяснения его законности. Никто не может быть подвергнут аресту в силу решения, применимость которого оставлена на усмотрение администрации, не говоря о каких-нибудь коммерческих структурах.
Тем более произвольному аресту или наказанию не должна подвергаться какая-либо часть тела. "Habeas Corpus" подразумевает защиту его целостности – даже в жестокие старые времена она не должна была, во всяком случае, нарушаться без судебного решения, а в современных цивилизованных странах по идее вообще исключаются наказания, связанные с нарушением этой целостности – каждый может, однако, напомнить себе о практике отрубания рук согласно шариату и задуматься о том, что означает цивилизованность.
Конфликт с другими принципами и законами начинает возникать тогда, когда не очень ясно, где проходят границы этого самого "corpus".
Инстинктивно большинство людей склонно трактовать их расширительно – не зря ведь жену иногда называют "половиной". Многие до какой-то степени склонны воспринимать свой дом или свою машину как продолжение тела. Еще более расширительная трактовка – смешивать "свое" и "чужое" – это не обязательно пережиток "первобытного коммунизма". Совершенно неправильно считать, что "прогресс" делает границы тела более четкими – наоборот, они явно вот-вот рухнут под натиском современных технологий.
Вспоминается эпизод из одного польского фильма – умирает старая женщина, герой войны (она сражалась на стороне англичан). В свое время ей, за счет английского государства, был установлен протез бедренного сустава, который содержит платину. Из посольства приходит представитель и пытается потребовать назад ценный протез, являющийся собственностью государства.