Плата за роль Джульетты - Анна Данилова 11 стр.


У нас с ним были дела. Тайные. О которых знали лишь мы двое. И которые мы тщательно скрывали. По многим причинам. Но перед деловой частью нашей встречи мы решили поужинать в "Дункане". Обычное дело. Я спокойно могла появляться с Сергеем в общественных местах, зная, что ни его жена Лариса, ни Борис никогда не будут иметь ничего против. У Сережи Кузнецова - белоснежная репутация, у меня - я надеюсь, тоже. Сергей любит свою жену, я люблю Бориса, но мы всегда отлично проводили время вместе, нам было интересно вдвоем. Он был, пожалуй, единственным человеком (за исключением Наталии Петровны, моего преподавателя), с которым я свободно могла говорить о музыке. Нет, с Борисом мы тоже, конечно, говорили о музыке, но прилагаемо к моим делам, концертной деятельности, гастролям, репетициям, контрактам, поездкам, выступлениям. А вот с Сережей мы говорили именно о музыке, мы часто бывали в филармонии, консерватории, бывало даже на машине отправлялись в Питер, если там ожидались гастроли, скажем, Монтсеррат Кабалье… Он любил музыку так же страстно, как я, и наше с ним тайное дело, думаю, было затеяно под влиянием музыки, которая всколыхнула наши души, подтолкнув к действию… Хотя это и не было связано с музыкой. Никоим образом.

Мы поужинали, вышли из ресторана, где нас поджидала незнакомая мне машина, за рулем которой сидела женщина. По поведению Сергея я поняла, что он знает и эту машину, и женщину, он сделал мне знак рукой, и мы сели вдвоем на заднее сиденье. Машина тронулась, мы медленно проезжали центр Москвы со сверкающими витринами, светофорами, блестящим мокрым от дождя асфальтом… Вот, собственно, и все. Видимо, нас везли за город, в Ларино. Да, это потом я вспомнила, где же видела эту роспись на стенах. Сережа показывал мне снимки на своем телефоне - рабочие моменты росписи по штукатурке в своем доме в Ларине.

Большая черная дыра в моей памяти так и оставалась дырой с того момента, как мы выехали с парковки ресторана "Дункан", и до того момента, как я уже находилась в этом доме, больная, униженная, несчастная. Это там, очнувшись, я узнала, что стала порнозвездой. Кто-то хорошо заплатил тем людям, которые были связаны с "маской" и той женщиной, что забирала нас с Кузнецовым из "Дункана", чтобы уничтожить меня как певицу. Хорошо еще, что горло не сожгли какой-нибудь кислотой…

Я смутно помнила, как проводила время в этом доме. Мне постоянно хотелось вымыться, я несколько раз принимала душ, лежала в горячей ванне… Конечно, мне вкатили наркотик, иначе я не выглядела бы на том ужасном видео пьяной. Да-да, это был не алкоголь, точно. Да и вены мои на сгибах рук были истыканы иглой, подпорчены кровоподтеками, черными синяками. Думаю, что, если бы я не прибила эту суку в маске (иначе ее и не назовешь!), то меня бы не пощадили. И дело действительно было не в выкупе. Все было сложнее, чудовищнее, опаснее.

Вот только куда делся Сергей? Если бы я могла, то узнала бы обо всем из интернета, да только боялась узнать там кое-что страшное про себя. Я честно боялась, что не выдержу этого, свихнусь. Иногда на меня накатывало, и мне казалось, что я куда-то проваливаюсь, в какую-то черноту… Так было по ночам, во сне…

- Мила? Ты слышишь меня? Что с тобой?

Я открыла глаза и увидела Анфису. Лицо ее было испуганным.

- Ты потеряла сознание, - сказала она. - Извини, что нагрузила тебя…

Оказывается, я действительно потеряла сознание и соскользнула со стула на пол.

- Это нервы. Извини… Я не знала. Что ты такая чувствительная. И надо было мне рассказывать про Юру!

И тут я вспомнила, что послужило причиной моего обморока. Белая "десятка" Юры, предполагаемо утопленная в озере. Там же, где я утопила красный "Фольксваген" "маски".

- Выпей чайку сладкого, - Анфиса усадила меня за стол, поднесла ко рту чашку с еще теплым чаем.

Я сделала несколько глотков.

Мне было стыдно за то, что я, погрузившись в свои проблемы (а заодно и нагрузив ими Анфису), ничего-то не знала о трагедии в ее личной жизни. У меня-то, слава богу, все были живы и здоровы. А вот что стало с ее Юрой - большой вопрос.

- Знаешь, лучше уж он сбежал бы с Ольгой. Только был бы жив, - она снова словно услышав мои мысли, ответила в самую точку. Удивительно, и как это ей удается проникать в мои мысли? Может, она, забравшись в мое сознание, уже давно видит меня стоящей на сцене и исполняющей арии? Может, даже чувствует аромат цветов, которыми меня просто заваливали мои поклонники? Или… видит Бориса, который мечется сейчас по Москве, пытаясь разыскать мои следы? И где Кузнецов? Почему я до сих пор ему не позвонила?

Хотя… позвони я ему, как он сразу же примчится сюда, ко мне, а заодно узнает, что со мной произошло (или уже все знает)… И тогда я потеряю не только моего Бориса, но и Сергея.

Так. Стоп. Жив ли Борис?

- Мила!

Анфиса снова подхватила меня. Голова закружилась, мне стало дурно. Вот что значит - оглядываться назад, пытаться проникнуть в суть проблемы. Думаю, еще рано, я еще не готова.

- Да ты же вся белая… Ни кровинки на лице! Может, вызовем доктора?

- А что, здесь есть доктор, который может приехать, как в городе? Типа участкового? - Я знала, что несу полную чушь, но очень уж хотелось переключиться на другую тему, а заодно переключить и Анфису.

- Да, конечно. Причем хороший доктор, его зовут Савва Иванович Кашин. Он живет в Белом, но ездит по селам.

- Нет-нет, уже все прошло.

- Я посижу еще с тобой?

Вот как так получилось, что присутствие Анфисы согревало меня, что мне куда спокойнее было, когда она была рядом со мной, пусть даже и рассказывала бы свои страшилки, гремела посудой, заваривала чай, шумела, прибиралась, делилась бы своими мыслями, да пусть даже и заваливала вопросами?! От нее исходило тепло, которого мне так не хватало. К тому же я ей доверяла. На все сто!

Пока она мыла чашки, я легла на диван, укрылась одеялом и закрыла глаза. Какая-то прозрачная, почти неосязаемая мысль крутилась в голове, подталкивая меня к какой-то картинке, впечатлению, образу… И началось это, когда я услышала про озеро.

- Как называется озеро? - спросила я, даже не подумав о том, что возвращаю течение мыслей Анфисы в темное русло ее трагедии.

- Графское, - ответила она, аккуратно укладывая вымытую и вытертую посуду в шкаф. - Там история такая… В далекие времена наша деревня принадлежала графу Пожарскому, и случилась там какая-то темная история с его сыном, который, как это водится, обрюхатил крепостную девушку, а та любила другого парня, и когда тот узнал, что она беременная, потащил ее к озеру и утопил. А девушка эта, как только ее тело коснулось черной воды, сразу же превратилась в черную змею и ушла в озеро. И с тех самых пор, говорят, всех потомков этого графа, которые только приближаются к озеру, эта самая черная, древняя змея кусает, и они умирают. Вот такие дела.

Я вздохнула. Час от часу не легче.

- Вот мне интересно, почему она кусает потомков графа, а не того парня, который утопил ее? Разве он не понимал, что она - как бы вещь, принадлежащая графу, а потому не виновата в том, что ее, по сути, изнасиловали?

- Так это же легенда, - грустно усмехнулась Анфиса. - Просто я подумала, а что, если мой Юрочка был как раз одним из потомков Пожарских, и его укусила черная змея? Укусила, а потом уволокла в озеро?

- Анфиса! - воскликнула я, не понимая еще, шутит ли она или говорит всерьез. - "Десятку" тоже змея уволокла?

Анфиса вдруг улыбнулась, и на щеках ее образовались ямочки.

- Совсем запугала я тебя, да?

И тут клубок из моих обрывочных мыслей и картинок вдруг превратился в обложку книги, черно-зеленую, матовую, изображавшую чернеющее под мрачноватыми изумрудного цвета ночными облаками озеро с белой лунной дорожкой, и лоснящуюся спину извивающейся черной змеи, уже наполовину ушедшей под воду… Ну, точно! Как-то на днях я держала эту книгу в руках! Она была новая, читатели пока что не обратили на нее внимания, да и я тоже, потому и поставила на самую верхнюю полку отдела с детективной литературой - не дотянешься, потому как все остальные полки были заняты потрепанными книгами известных российских и зарубежных авторов. Вот только автора этой, новой книги, жанр которой я тоже определила как криминальный, из-за названия (что-то там про убийство), я не запомнила.

Анфиса, девушка практичная и работящая, ни минуты не могла сидеть сложа руки. А потому еще давно принесла ко мне корзинку с вязаньем. Вот и тогда, опасаясь, как бы со мной еще чего-нибудь не случилось, она осталась у меня, села в кресло рядышком и принялась за свое вязание. Это были шерстяные красные носочки.

Спицы тихонько постукивали-потрескивали, и звук этот успокаивал, умиротворял меня. Анфиса казалась такой домашней, милой, и я, глядя на нее из-под ресниц, думала о том, насколько же сильной надо было ей быть, чтобы, пережив исчезновение любимого человека, не погрузиться в депрессию, а продолжать жить, работать, помогать мне, заботиться о синеболотских женщинах-кружевницах, обеспечивая им сбыт рукоделия и стараясь скрасить их досуг книгами, мечтами о деревенском театре.

Я проснулась ночью - Анфисы уже не было. В углу, на письменном столе горела лампа, прикрытая зеленым платком.

Не знаю, что двигало тогда мной, откуда взялись все эти мысли, возможно, некоторые наши мысли, подсознательно признанные нами особенно важными, в какой-то момент обретают невероятную значимость и подталкивают нас к действию. Вот и в ту ночь случилось то, что случилось. Зацепившись за оброненную Анфисой фразу "…накоплю денег, найму водолазов и попрошу проверить озеро…", я вдруг поняла, чего ради она так старается и живет, пусть медленно, но продвигаясь к своей цели, - она копит деньги, чтобы заняться поисками белой "десятки"!

Я вскочила с постели, включила свет, бросилась в спальню, где под кроватью был спрятан пакет с деньгами. Почти сто тысяч евро. С тех пор как я приехала, я не перепрятывала деньги, разве что полы под ними помыла.

Вытащив пакет (он по-прежнему был тяжелым, как и положено), я откуда-то знала, что их уже нет.

В пакете была тяжелая пачка журналов.

"Ну вот, собственно говоря, и все", - подумала я.

12

Он побледнел, когда увидел выходящую из ювелирного магазина "Нину Бретт".

- С ума сойти! - с трудом выговаривая слова, надавливая на них всеми своими нервами, проговорил Борис.

Мы сидели с ним в машине, в самом центре Москвы, на Новом Арбате, прямо напротив "Якутских бриллиантов".

- Что, так похожа?

- Да не то слово! Вот так люди с ума и сходят! Я сколько раз видел, как она выходит из этого магазина… Она любила здесь бывать, что-нибудь выберет, потом зовет меня, а я сижу в машине. Показывает мне, примеряет… Господи, это просто невероятно!

Я знал, что профессиональный, нанятый мною фотограф наблюдает за переодетой в платье Нины Бретт домработницей Леной и щелкает своим аппаратом, стараясь, чтобы в кадр не попало полностью ее лицо. Уже была договоренность с моим другом журналистом, Аркашей Кольцовым, который пообещал выставить эти и другие снимки в двух глянцевых журналах, ну и в интернете, конечно. Причем весь этот материал был не касаем личности Нины напрямую. Так, к примеру, "Бриллианты Якутии" шли по своей рекламной теме, и упоминание оперной дивы Нины Бретт, предпочитающей бриллианты Якутии другим бриллиантам (причем это было чистой правдой!), шло как бы вскользь, между прочим. Ну и другие варианты появления в СМИ и сети снимков так же были ненавязчивы, скромны, поскольку имя Нины лишь упоминалось, но вместе с тем они были роскошны, поскольку наша Елена появлялась тоже не в джинсах, а в разных чудесных нарядах, входящей или выходящей из дорогих ресторанов, консерватории, шикарных авто…

Единственным человеком из окружения Нины, которая была посвящена в наш план, была подруга Стелла. Мы вынуждены были рассказать ей всю правду, чтобы в результате наших усилий не вылезла истина. Стелла оказалась совершенно адекватным человеком, оценила нашу фантазию, одобрила наш план, сказала, что и сама постарается так же ненавязчиво, аккуратно поддержать хрупкую иллюзию присутствия Нины "где-то рядом". Я не мог в знак благодарности не прислать ей цветы.

Что же касается личности Олега Барвина, коллеги Липкина, которому он одолжил свой "Фольксваген", то здесь мне не повезло - девушка, проживающая в его квартире, сказала, что он улетел в Париж, где будет принимать участие в съемке клипа. Я еще переспросил, фотограф ли он, на что она (ее звали Вероника, такой нежный темноглазый подросток с коротко подстриженными светлыми волосами, в шортах и белой распашонке) утвердительно кивнула головой. Потом объяснила в двух словах, что в клипах наряду с видеоматериалом часто можно увидеть фотографии, и что Олег - большой мастер, причем высокооплачиваемый.

Вероника мало того, что впустила меня в квартиру, так еще и напоила кофе с молоком. Квартирка была небольшая, но в самом центре Москвы, светлая, в большой комнате, напоминавшей студию, стоял белый пухлый диван, все остальное пространство было устлано красным мягким ковром. На стенах же висели репродукции редких акварелей Репина, Врубеля, Серова, что показалось для меня несколько необычным для современного, так модного сейчас стиля контемпорари.

- Это моя идея, - улыбнулась Вероника, веселым кивком головы, при этом поднимая тонкие брови и кося глазами, показывая на репродукции. - Обожаю акварели. Не понимаю, как можно при помощи воды и нескольких граммов краски создавать целые миры! Жаль, что у меня нет таланта, а то бы рисовала акварелью… Нашла вот эти работы известных художников, восхитилась, заказала рамки…

Я спросил ее про "Фольксваген".

- А… Знаю, о какой машине вы говорите. Да, точно, это же машина Геры, раньше ею пользовался его отец, но потом у него возникли проблемы со зрением, машина стояла в гараже, ржавела… Вот Олег и попросил ее на время. Он часто пользуется ею, когда ему нужно, чтобы его не заметили. Вообще-то, Олег любит дорогие машины, у него вообще бзик, у него их две, он относится к ним, как к любимым женщинам, холит их и лелеит. Совсем, как меня! - Она рассмеялась звонким девичьим смехом, я же снова восхитился ее ямочками на щечках. Уж не знаю почему, но подумал тогда, что в свое время, когда был молод, обходил таких красивых тонконогих девушек стороной, мне всегда казалось, что меня засмеют, а то и ущипнут, чтобы только посмеяться, пошутить. Сейчас же, когда я был немолод и воспринимал сам себя, как раскормленного поросенка, мне оставалось лишь любоваться издалека этими гибкими, спортивными нимфами или же общаться с ними исключительно на профессиональой ниве. Вот как сейчас с Вероничкой.

- Вы не знаете, когда он последний раз пользовался этой машиной и где он ее обычно оставляет?

- Да она стоит у нас во дворе, вон там, под деревом. Он в шутку называет ее "красная калоша". Но машина исправна, просто зверь. А что случилось-то? Неужели угнали?

Вот есть же такие люди, которым просто весело. Причем не важно, что происходит. Даже в самые трудные моменты жизни они умудряются смеяться над бедой, проблемой. У меня есть один такой знакомый, у него одна почка, и время от времени пошаливает оставшаяся, единственная. Он испытывает кошмарные боли, знает, как это опасно, и однажды перед операцией, уже в машине "Скорой помощи", опутанный трубками, он сетовал на то, что ему с минуты на минуту должны привезти новую мебель, а его дома нет, а жена одна не справится. И при этом смеялся, шутил с врачом! К счастью, беда обошла его стороной, и он по-прежнему живет весело, легко, словно у него вместо сердца - солнце.

Таким же солнечным человеком была и Вероничка. Я позавидовал Олегу Барвину, что из миллиона девушек он выбрал именно ее, она будет освещать его жизнь до тех пор, пока он сам этого будет хотеть. И так не хотелось произносить в ее присутствии такие страшные слова, как убийство, проститутка…

- Возможно, что угнали, а, может, ваш Олег сам одолжил кому-нибудь эту машину. Дело в том, что несколько дней тому назад, а точнее - одиннадцатого сентября, вечером ее видели рядом с рестораном "Дункан", и за рулем сидела женщина. Это случайно были не вы?

- Чтобы я, да на такой колымаге? Да вы что? Конечно нет! - И она залилась смехом, откинувшись на спинку дивана и раскинув руки. Белозубая, красивая, расслабленная, уверенная в себе, чудесная!

И вдруг она как-то вся подобралась, собралась, сложилась, задумчивая, в позу эмбриона с той лишь разницей, что сцепила пальцы, обняв руками колени. Сразу стала серьезная.

- Кажется, я знаю, что это за женщина! Кристинка! Одноклассница Олега. Девушка так себе, кажется, она из этих… что стояли раньше на Тверской, ну, вы поняли меня… Однако дружат, хотя я лично эту дружбу не одобряю. Но Олег объясняет их дружбу тем, что она полезна для обоих. Дело в том, что девушки Сады… вернее, Кристины, ее знакомые, подружки, охотно позируют Олегу. Некоторые из них настоящие красотки, у них такие фигуры! У Олега выставка прошла зимой с большим успехом, и каждый фотопортрет, обнаженка - с подружками Сады. Уф… Сада - это прозвище, псевдоним, как хотите называйте, Кристинки. Садой звали какую-то известную проститутку в старинные времена. Вот. Это ей он время от времени дает свою машину… А что там произошло, в этом "Дункане"?

- Ничего, - ответил я, подумав о том, что сегодня Вероника непременно в телефонном разговоре с находящимся в Париже Олегом расскажет о нашем разговоре. И если он как-то причастен к истории исчезновения Кузнецова, то может как-то неправильно для меня отреагировать. - Просто мы ищем, я думаю, как раз Саду.

Вероника, похоже, ничего не знала о том, что Сада мертва. А вот Олег наверняка знает, подружки Сады не могли не сообщить ему эту трагическую новость.

Я отлучился в туалет, где позаимствовал одну из мужских бритв, флакончик с одеколоном после бритья, уверенный в том, что найду на этих предметах отпечатки пальцев Олега Барвина. И уже перед самым уходом, отправив Веронику за таблеткой аспирина ("Кажется, у меня температура… У вас не найдется аспирин?"), я не мог придумать ничего умнее, как, перевернув мужской кроссовок, сфотографировать подошву - хотя бы ее рисунок заполучу. Не мог же я изъять всю обувь Барвина, чтобы сравнить со следами обуви, оставленными в доме Кузнецова в Ларине!

А еще я удивлялся тому, что до Веронички не добрались оперативные работники следственного комитета, занимающиеся розыском пропавшего Кузнецова. Красный "Фольксваген" - Герман Липкин - Олег Барвин. Чем не золотая цепочка в поисках?

- А вы вообще кто? - спросила, сияя личиком, Вероника уже в дверях, провожая меня.

- Я - частный детектив, вот мое удостоверение, - я протянул ей документ. - Дело в том, что машина, которой пользовался Олег Барвин, засветилась в одной очень нехорошей истории. Сада - мертва, ее убили, ее труп нашли в одном загородном доме. Вы уж извините, что пришлось соврать вам…

И сам не знаю, зачем все это ей выдал. Должно быть, интуиция подсказала мне, что вот такой неожиданно обрушившийся на ее стриженую головку поток информации встряхнет ее, заставит заработать ее веселые мозги!

- Саду убили? А… - Она прикрыла рот ладошкой, и глаза ее наполнились слезами. Оказывается, и у нее, такой солнечной и веселой девушки, имеется где-то внутри серебряный сосуд для слез. - Как жалко! Вот Олег расстроится!

- А когда Олег улетел в Париж?

- В воскресенье, двенадцатого! А что? - Она вдруг нахмурилась. - Как нехорошо получилось. Он даже не сможет прийти на похороны. Он расстроится, очень…

Назад Дальше