Мы - я, Ян и Анфиса - трое человек из разных миров, оказавшись в одном синеболотском измерении, уверенным шагом двигались по ухабистой, изрезанной вздыбленными бороздами засохшей грязи дороге вдоль крепко пахнущего влажной вспаханной землей поля. Картинку, если бы нас осветил голубой всполох молнии, можно было воспринять, как пришествие на землю инопланетян - настолько все это было невероятно, сюрреалистично, фантастично! Еще вчера Ян нежился в своей парижской ванне, поливая себя ароматическими маслами, любовался букетами в своем доме, рисовал эскизы будущих нарядов для звезд, перебирал холеными руками драгоценные ткани, пил красное вино в компании своих друзей, слушал прекрасную музыку и спал на шелковом белье, а сегодня, словно превращенный неизвестным магом в отважного героя-освободителя, шагал навстречу полной неизвестности, к руинам заброшенной церкви с единственным желанием проверить, действительно ли там, в подземелье, содержат рабов, среди которых - Юрий Горохов, пропавший жених Анфисы.
- Ян, а если окажется, что Антон просто сбрендил и написал эту книгу в припадке безумия? Что будет тогда? Ты простишь нас? - жалобно поскуливала находящаяся на грани нервного срыва Анфиса, переживая за то, что это за ее женихом мы отправились в этот ночной военный поход. Ну и еще, конечно, не забывала о синих кружевах, которые Ян собирался скупить и взять с собой в Париж.
- Анфиска, не переживай! - весело отозвался Ян, вприпрыжку двигаясь между бороздами грязи, лавируя между ними, высоко поднимая ноги, обутые в резиновые сапоги, которые мы нашли в доме Ольги Блюминой. - Ночная прогулочка нам не помешает! Подышим свежим воздухом, увидим заброшенную церковь, я сделаю снимки… Даже если окажется, что и церкви-то там нет, все равно дойдем до места, сольемся с природой, развернемся и пойдем обратно.
- Церковь-то там точно есть… И люди тоже. Ну не мог Антон все это придумать. Да и шахматы эти…
- Анфиса, ну правда, успокойся, - сказала я, приобняв ее.
Я набрала в легкие побольше воздуха, а воздух был прохладный, но какой-то необыкновенный, сладкий и горький одновременно, так пахнет сама осень, настоянная на погибающих листьях, чуть тронутых тонким льдом озерцах, на дымке сжигаемого садового сора. И в небо, в непроглядную темень выпорхнула невидимая для Анфисы и Яна призрачная, как россыпь звезд, мелодия, исполняемая оркестром… Долгое вступление, наполняющее мою душу забытой радостью и заставляющее колотиться мое сердце. Словно там, впереди, где-то внизу, в невидимом для меня пространстве за мной следили тысячи глаз.
Я остановилась, схватив Яна за руку и сделав движение, притормаживая его ход, и все трое встали, посреди ночи, обвеваемые прохладным ночным ветром.
Мои руки плавно двигались в такт звучавшей во мне музыке, и вот, наконец, прозвучали несколько последних нот, взятых флейтой, и мой голос чистый, преисполненный нежности, запел, задыхаясь от волнения:
Casta diva…
Casta diva che inargenti
Queste sacre queste sacre
Queste sacre antiche piante…
Звуки летели к небу, разрывая темноту, наполняя ее чуть заметным бледным светом.
- Ты ж моя птица, - прошептал, крепко держа меня за руку, Ян.
A noi volgi il bel sembiante
A noi volgi a noi volgi
A noi volgi il bel sembiante
Senza nube e senza vel.
Внутри меня разверзся золотой, усыпанный бриллиантами купол, обращенный к едва наметившемуся над нашими головами лунному очертанию, из ниоткуда вдруг врывался мощный, свободно льющийся голос, пронзающий последние слои прозрачных черных облаков и навстречу
spagi in terra, spagi in terra quella
pace que regnar tu fai nel ciel
выплыла, озаряя все вокруг, крупная, сияющая белым ярким светом луна.
Слезы хлынули из моих глаз, такого счастья я и не помнила, чтобы так сильно, мощно и вместе с тем нежно звучал мой голос. Оркестр внутри меня замолк, где-то вдали тысячи, миллионы слушателей аплодировали мне, и звук аплодисментов таял, растворяясь в порывах ветра…
Вот так и сходят с ума, подумала я, прикрывая рот ладонью, словно проверяя, на месте ли он, ощупывала горло, все еще не веря, что это мои голосовые связки справились с этой каватиной.
Ян обнял меня, зарылся лицом в мои руки, осыпая их поцелуями.
- Так и умереть будет не жалко, под твой голос, - сказал он, и я поняла, что он плачет.
Анфиса стояла рядом, широко расставив ноги, словно для того, чтобы не упасть, чтобы удержаться, и лицо ее, освещенное лунным светом, казалось совершенно белым. Она смотрела на меня и едва заметно качала головой. Потом, придя в себя, проговорила:
- А я устроила тебя в нашу библиотеку, вытирать пыль с книг… Это невозможно… Так нельзя… никогда себе этого не прощу.
Я улыбнулась, хотела ей что-то сказать, но голоса уже не было. Он улетел - в ночь, к луне, куда-то очень далеко, и я не знала, вернется ли он ко мне, неблагодарной, неосторожной, несерьезной, легкомысленной, глупой, не сберегшей его…
Анфиса, уже окончательно придя в себя, сняла с шеи свой шарф и обмотала им мое горло.
- Я дура, что позволила тебе идти ночью по такому холоду.
- Пойдемте, я вижу уже купола, - сказал Ян, подхватил меня под руку, и мы втроем двинулись дальше.
Место, куда привела нас Анфиса, было жутким. Вросшие в землю церковные купола с силуэтами вросших в них тонких деревьев на фоне бледно-сиреневого неба, черные развалины, напоминающие обломки гигантских зубов, сломанный, поникший огромный крест на одном из куполов.
- Вот, сюда сворачивает дорога, видите? Со стороны ее и не видно за кустами, но она есть, и это по ней проезжают машины, которые после въезжают в ворота. Думаю, мы уже близко…
Дорога шла довольно круто вниз, в темноту, и вот в этой темноте мы увидели словно нарисованный огненным карандашом светящийся прямоугольник ворот (Антон не обманул!!!). Как если бы за ними, за воротами был портал в другое измерение, в какой-нибудь солнечный город с морской набережной, наполненный нарядно одетыми людьми и голосами разносчиков, предлагающих пирожки, мороженое, воздушные шары… Во всяком случае, я почему-то представила себе именно такую картинку.
И вдруг я ужаснулась - как это могло случиться, что никто из нас во время моего пения не подумал о том, что меня могли услышать!
- Будем надеяться, что я была Нормой примерно за пару километров отсюда, - прошептала я, чувствуя, как саднит горло.
- Нет, они не слышали… - успокоила меня Анфиса.
Мы подошли почти вплотную к воротам. Безусловно, за ними была жизнь, раздавались какие-то голоса, и на самом деле пахло едой!
- Рассказать кому - не поверят, - сказал Ян, щелкая телефоном, как фотоаппаратом.
Мы пытались разглядеть, что там, за воротами, но ничего, кроме прямоугольного светящегося контура, не видели.
- Что будем делать? - просипела я.
- Ничего, - передразнил меня с улыбкой Ян. - Я все никак не могу прийти в себя от твоего пения… Вон, смотри, даже луна повелась на твой голос, решила выглянуть, чтобы увидеть тебя! Все стало видно, словно специально для нас!
- Главное, что Антон не соврал, там действительно есть люди. Может, и Юра еще жив, - сказала Анфиса.
- Сейчас, когда мы знаем, что под землей действительно могут быть люди, что здесь пахнет криминалом, а может, и смертью, надо же что-то делать, действовать! - шептала я сорванным голосом.
- Мы возвращаемся домой, - скомандовал Ян, - потом уже будем думать.
К концу нашего ночного путешествия мы выбились из сил и вошли в деревню, едва живые, промерзшие. Анфиса ругала себя, считая, что допустила непростительную ошибку, взяв меня с собой на развалины. Что меня надо было беречь, что они с Яном сильно рисковали моим здоровьем, да и безопасностью тоже. До них словно только что дошло, что все эти волнения в сочетании с холодом могут спровоцировать дисфонию связок, и без того заблокированных общим стрессом организма.
Но я улыбалась, несмотря на то, что мой голос снова пропал. Странное это было чувство, словно я откуда-то знала, что и на этот раз это явление временное, ведь с тех пор, как я сбежала из Ларина, мой голос вместе со мной боролся со стрессом, то исчезая, то возвращаясь вновь, как бы проверяя, настало ли время вернуться окончательно. И то, что он еще жив, что способен на многое, он доказал чистейшим звучанием каватины Нормы "Каста Дива" буквально час тому назад!
Перед воротами мы увидели две машины. Черный джип вызвал во мне животный страх.
- Черный джип… Они заметили нас, те люди из бункера, подземелья… - просипела я, хватаясь за руку Яна. - Анфиса, надо бежать…
Рядом с другой, серой машиной четко был виден черный силуэт человека с сигаретой - в воздухе чиркал, оставляя тающие оранжевые линии, огонек зажженной сигареты.
Мы собирались уже повернуть назад, броситься куда глаза глядят, подальше от дома Ольги Блюминой, как из черного джипа вышел человек и окликнул меня:
- Нина!
Я узнала бы этот голос, кажется, даже если бы к тому времени у меня уже перестало биться сердце. Особый тембр, особая мягкость, округлость.
- Боря!
Вспыхнули софитами фары обеих машин, и в пересечении пыльных снопов этого яркого после густой темноты света я оказалась в объятиях Бориса.
Рыдания разрывали мою грудь, я задыхалась от переполнявших меня чувств, я чувствовала, как Борис обнимает меня, прижимает к себе, чувствовала тепло его щек, губ.
- Слава богу, ты жива! - он разглядывал меня, а я - его. Как же он похудел, бедный. Сколько же страдания я ему принесла!
И тут я заметила еще одну знакомую мне фигуру. Мужчина стоял в стороне, наблюдая за нами. Быть не может, подумала я, неужели Сережа Кузнецов?!
- Нина… - услышала я наконец его голос. Он вышел из темноты, подошел ко мне и обнял меня, шепча в ухо "прости-прости-прости…".
В суматохе я успела заметить, как поздоровались мои мужчины с Яном, как искренне ему обрадовался Боря, как уважительно пожал ему руку Сергей, как Ян представил им Анфису, а Борис, с трудом оторвавшись от меня, подвел меня к невысокому человеку в свитере и джинсах, которого я видела впервые.
- Вот, милая, познакомься, это мой ангел-хранитель, человек, который искал тебя все это время, - Ефим Борисович Костров.
Я протянула человеку руку, он крепко пожал ее теплой сильной ладонью.
- Рад, очень рад… - Я чувствовала, что он сдерживает свою радость, что, вероятно, хочет сказать еще что-то, а, может, спросить, но пока не смеет, пытается сориентироваться, осознать, что происходит.
- А это Анфиса, она, можно сказать, спасла меня. - Последние слова я проговорила с трудом, мое горло было сдавлено подступившими рыданиями. Нервы совсем ни к черту!
- Это люди Кострова, - успел мне шепнуть Борис, кивая на мужчин, скромно стоящих возле серой машины.
У меня мелькнула совершенно безумная мысль: где вы все были часа два тому назад, когда мы были так близко от бункера?!
- Пойдемте все в дом! - взволнованная Анфиса, первая придя в себя, как-то быстро всех организовала, открыла дом, включила везде, где только можно было (во дворе, на крыльце, в доме), свет, и когда мы вошли туда, чайник уже шумел, вокруг стола появлялись стулья, табуреты.
Мужчины принесли корзинку, из которой человек, Ефим Борисович, которого Борис назвал своим ангелом-хранителем, принялся по-хозяйски доставать банки с консервами. Анфиса выложила на стол все, чем были богаты мы - хлеб, молоко, сыр, конфеты. Как-то так получилось, что за ужином никто не говорил о серьезных вещах, все словно приходили в себя. Мы с Борисом просто сидели в обнимку, получая наслаждение от того, что встретились, Ян задумчиво грыз печенье, глядя на всех нас, Анфиса говорила о пустяках с молодыми мужчинами, составляющими "свиту" Кострова, сам же Костров тоже о чем-то призадумался и бросал на меня короткие, осторожные взгляды, как человек, который увидел, наконец, человека, о котором до этого слышал уж слишком много.
После ужина Анфиса забрала с собой Виктора, Александра и Евгения - людей Кострова, к себе, чтобы устроить их на ночлег, и мы, оставшись в тесной компании людей близких (в том числе и частного детектива Кострова, который, по словам Бориса, был в курсе всех событий и на которого можно было положиться во всем), почти родных, остались за столом - обсудить создавшееся положение.
Я нервничала очень сильно - ведь мне предстояло рассказать Борису о том унижении, которому я была подвержена в ту страшную ночь в Ларине. Как он отреагирует? Как будет после этого ко мне относиться?
Анфиса перед самым уходом предусмотрительно согрела мне молока: "Положи туда масла, меда и пей, Каста Дива, елы-палы!.."
И вот, попивая теплое молоко, я шепотом, краснея и потея, пересказала уже в который раз всю свою историю. Объяснила, обращаясь к Борису, как случилось, что я оставила ему эту нелепую и страшную записку… Он слушал, потрясенный, время от времени закрывая лицо руками, и плакал. Сергей время от времени шептал "прости!".
Костров задавал вопросы, стараясь осветить все самые запутанные, непонятные места в моей истории, и тяжело вздохнул, когда я рассказала о том, как ударила Саду по голове канделябром.
Мой рассказ был только один раз прерван коротким и эмоциональным рассказом Сергея о том, что же случилось с ним после того, как мы с ним выпили шампанского в машине Веры.
В какой-то момент, когда я остановилась, чтобы перевести дыхание, чтобы отдохнуть, тем более что мне оставалось рассказать уже только о моей жизни в Синем Болоте, о его обитателях, Оле Блюминой, Юре Горохове, о бункере, наконец, Сергей вдруг сделал жест рукой, как бы призывая теперь выслушать его, и я поняла, что он только теперь созрел для того, чтобы рассказать всем его личную правду, поделиться своей личной драмой, если не трагедией!
- Я понимаю, Ефим Борисович, вы сейчас думаете о том, кому понадобилось сотворить такое с Ниной, ведь так? Не надо гадать, не надо искать ее врагов. Поверьте мне, все дело - во мне.
Борис, Ян, Костров повернули головы в его сторону.
- Да брось, Сережа… Если уж на то пошло, то мы все не уберегли ее! - воскликнул Ян, принимаясь нервно катать шарики из мягкого хлеба. - Что с того, что ты решил позвать ее на ужин, познакомить со своим другом… Откуда тебе было знать, чем все это закончится?
- Это я виноват, - сказал Борис, - я должен был остаться тогда с тобой, Нина, и тогда ничего бы не случилось.
- Говорите, - сказал Ефим Борисович Кузнецову. - Думаю, здесь дело серьезнее, чем мы думаем, я прав?
- Дело в том, что Сада, вернее, Кристина - моя сестра.
Только я не была удивлена. Я знала эту историю, была, что называется, в теме, и я помогала Сергею, как могла, поскольку он первый и единственный помог мне в свое время, в самом начале моей певческой карьеры. К тому же история-то была не оригинальная, хотя и драматичная - сестер не выбирают, как и родителей.
- Она была моей сестрой по матери. У нас были разные отцы. Кристина - дочь своего отца, человека неблагополучного, алкоголика. Мама еще раз вышла замуж, но ей снова не повезло, мой отец рано умер, и она осталась одна, с двумя детьми на руках. Я-то был совсем маленьким, мне было полтора месяца, когда моя мать, уборщица в одной очень известной конторе, буквально за копейки продала меня одной бездетной семье. Деньги решили вообще все! Я оказался единственным и любимым сыном очень влиятельных и состоятельных родителей. Мне дали хорошее образование, я много лет жил за границей, учил языки, вернулся в Россию, где меня как-то автоматом устроили в теплое место, я получил хорошую должность, и карьера моя стремительно взлетела… Все это чистая правда. И я мало интересовался той семьей, в которой был рожден. Я знал, что меня продали за тысячу долларов. И это убивало во мне все мои чувства к моей биологической матери. Что уж говорить о сестре, которую я не помнил и не знал. А вот она меня нашла. Не скажу, чтобы шантажировала, нет, скорее, просто давила на жалость. Я давал ей деньги, помогал во всем. И поверьте мне, я не знал, чем она реально занимается. Узнал случайно, испугался за свою карьеру, что все это всплывет… Я к тому времени уже был знаком с некоторыми ее подругами, не подозревая, кто они, чем занимаются. А потом одна из них умерла, оставив детей без средств к существованию… И ко мне обратилась Вера, сестра умершей женщины, в бывшем, проститутки, такой же, как и Кристина, попросила помочь, но не только своим племянникам, а еще другим детям, которых их матери не собираются отдавать в детские дома по многим причинам… Дети брошенные, по сути, обреченные. Дети проституток. Вера сказала, что хорошо бы сделать так, чтобы они никогда не узнали, кем были их матери…
Сергей рассказал о нашем с ним фонде, о том, как помог Вере стать опекуном над двенадцатью детскими душами, о нашей с ним тайне.
- Она ненавидела меня, считала, что это несправедливо, - мы, брат и сестра, и у нас такие разные судьбы. Потом, когда познакомилась через Веру с Ниной, ее ненависть перекинулась и на нее. Я потом уже все понял, когда вспомнил, что она говорила о Нине. О том, что, если бы Бог не дал тебе, Нина, голос, то неизвестно, как сложилась бы твоя судьба. Но что и на таких людей, как мы с тобой, то есть известных, есть способ уничтожения… И если запустить эту машину, то неизвестно, найдем ли мы в себе силы начать все сначала, доказать всему миру, что мы сами чего-то стоим…
- Вы имеете в виду интернет, - сказал Костров.
- Разумеется, - ответил Сергей. - Какой-нибудь провокационный ролик - и все, карьере оперной певицы конец! Даже горло не надо обливать кислотой!
- Ты слышал, как она говорила об этом?
- Да, мы с ней скандалили, я попросил ее покинуть Россию, пообещал ей денег… Я же понимал, как она опасна. Но знал и то, что она на те деньги, что я ей даю, покупает наркотики… Я хотел отправить ее на лечение в одну клинику за границей, я реально хотел помочь ей… Но она решила по-своему.
- Но она не смогла бы совершить все это, организовать без помощи других лиц, - сказал Борис. - Это надо было проникнуть в твой дом, пригласить людей, операторов…
Я боялась посмотреть на него, мне хотелось исчезнуть.
- Положим, попасть в мой дом она могла легко, она бывала там и раньше, у нее были ключи, так получилось.
- Что она делала у тебя в Ларине? - спросила я. - Я ничего не знала об этом.
- Она попросила провести в моем доме фотосессию. Называла имя известного фотографа…
- Олег Барвин? - спросил Костров.
- Да, он. И я знаю, что фотосессия состоялась, Кристина показывала мне некоторые фотопортреты своих подруг, которые принимали участие в этой фотосессии.
- У меня только один вопрос к вам, - сказал Костров, обращаясь к Сергею. - Когда Сада, вернее, ваша сестра Кристина, садилась к вам в машину с бутылкой шампанского, вы продолжали считать, что вы всей компанией двигаетесь в сторону Ларина, где вас ждет ваша жена, Лариса?
- Да!
- И вы не удивились, когда Вера остановила машину, чтобы подобрать Кристину? Вы же не могли не понять, что все это организовано, что между Верой и Кристиной существует договоренность…