Я вышла на улицу, прикрыв за собой калитку, и двинулась по дороге в поисках магазина. Я нашла его на соседней улице, в ряду деревянных домишек, которые тонули в сизой дымке и казались словно нежилыми, настолько были старые, по большей части некрашеные. Магазин представлял собой небольшое кирпичное строение с покосившейся голубой вывеской "Магазин". Рядом с ним в тени огромного дуба стояло еще одно похожее на магазин здание, на котором была такая же вывеска, но с другим названием - "Библиотека". В магазине жители этой маленькой полуживой деревни покупали самое необходимое, в библиотеке, вероятно, проходили собрания, свадьбы, а то и поминки. Понятное дело, что не было здесь ни фабрики, ни фермы, ничего такого, что подсказало бы мне, чем зарабатывают на жизнь местные жители. Тогда чем же они живут? Может, все жители - пенсионеры, живущие на жалкую пенсию? Держат курочек, коз, выращивают на своих огородах овощи? А что здесь буду делать я? Мне же тоже надо будет каким-то образом зарабатывать себе на хлеб! Я должна вести себя естественно, так, как будто бы у меня нет денег и мне надо найти работу.
Я поднялась на каменное крыльцо, открыла тяжелую металлическую дверь и вошла в магазин. В лицо сразу ударил запах свежеиспеченного хлеба. Но главное, здесь были люди. Человек семь! И все они стояли в очереди за хлебом, продуктами. Магазин был поделен на две части, в одной продавали продукты, в другой все остальное: бытовую химию, косметику, посуду, текстиль, обувь, ведра, инструменты. Даже велосипеды.
Женщины все были разного возраста, и среди них я заметила внимательно разглядывающую меня кареглазую девушку с копной смоляных кудрей. Я встала в самый конец очереди и сделала вид, что меня не интересуют эти люди, принялась рассматривать полки с продуктами. Прикинула, что мне нужно купить на первое время. Конечно, чай и кофе, сахар, соль, масло…
- Вы кто? - Я обернулась и увидела черноглазую девушку совсем близко от себя.
- Мила, - сказала я, не моргнув глазом.
- Вы к кому приехали?
- Ни к кому.
- Я знаю, вы поселились в "блюминском" доме. Вас там видели сегодня утром, - она говорила мне на ухо шепотом. - Зря вы это.
- Что зря?
- Вы покупайте, что вам нужно, я вас под дубом подожду.
Сказала и вернулась на свое место, ее очередь уже подходила.
За прилавком стояла рыжеватая полная молодая женщина в красной кофте. Она почти без слов понимала своих покупателей. Видимо, выучила уже, кому что нужно. Несмотря на то что все женщины, стоявшие в очереди, выглядели очень скромно, покупали они далеко не все необходимое. Кроме хлеба и масла, в свои авоськи складывали они и копченую рыбу, и печенье, и шоколад, и банки с дорогим кофе. Нет, они явно не бедствовали. И свои покупки совершали спокойно, как если бы делали это не один раз в неделю, скажем, когда открывался магазин, а постоянно. В глубине магазина, за спиной продавщицы стояла холодильная витрина, откуда доставались пластиковые бутылки с явно домашним молоком (коровьим ли, козьим, непонятно), пакетики с творогом и овальными кусками желтого масла, картонки с коричневыми яйцами. Значит, где-то поблизости все же есть фермерское хозяйство, подумала я.
Я тоже решила купить себе фермерских деликатесов.
- Здравствуйте. - Я улыбнулась на всякий случай продавщице, и была приятно удивлена, когда мне улыбнулись в ответ.
- Здрасте, - расплылась в улыбке женщина. - Вы кто будете-то? Из Москвы?
Меня как жаром окатило. Откуда она знает? Неужели узнала меня? Это невозможно!
- Нет, я не из Москвы… - пробормотала я.
- Ну и ладно. Вам хлеба? Все приезжие наш хлеб покупают, у нас же своя пекарня! Вы у кого остановились?
Я неопределенно пожала плечами.
- Сколько вам хлеба - пять, шесть?
- Мне один хлеб, творог…
Я купила молочных продуктов, кофе, чаю. Вышла из магазина, чувствуя на себе пристальные взгляды молчаливых женщин. Слава богу, больше меня никто ни о чем не спросил.
Черноглазая девушка поджидала меня под дубом. На ней были джинсы, сидящие на ней не лучше моих, хотя она была высокой и стройной. Черная кофта была явно великовата. Лицо красивое, матовое, с румянцем. Глаза умные, внимательные.
Она протянула мне руку:
- Анфиса.
- Очень приятно.
- А мы вас ждали, - сказала она, и снова мне стало не по себе.
- Меня? Вы уверены?
- Вы же к Оле приехали.
- Ну да…
- Пойдемте. По дороге поговорим.
Она взяла у меня один из тяжелых пакетов, и мы двинулись с ней по улице.
- С ней все хорошо?
- Я не знаю. У вас хотела спросить.
Она остановилась, развернулась ко мне, и глаза ее наполнились слезами.
- Так, значит, вы не видели ее. И как долго? Тоже год?
- Ну да… Я ее подруга, приехала сюда, она мне адрес дала…
- Так, значит, вы ничего не знаете?
- А что? Я приехала вчера, плутала ночью, пока не нашла ее дом… Захожу - никого нет. Дверь открыта!
- Это Антон. Господи, значит, и вы тоже ничего не знаете. А я-то обрадовалась! Думала, хоть вы нам об Оле расскажете!
Она явно не спешила рассказывать мне об Оле, решила отложить свой рассказ, пока не придем домой.
- Проходите, - осмелилась я пригласить ее к себе, как если бы это действительно был мой дом. - Вы пугаете меня. Сейчас вот только чайник вскипячу. Вы, Анфиса, садитесь, пожалуйста, за стол.
Она уверенно села спиной к окну.
- Всегда сидела здесь, когда Оля была… Мое место. Как, говорите, вас зовут?
- Мила. Людмила.
- Откуда вы?
- Из Подольска.
- А… И что же, и там тоже о ней ничего не известно? Антон ездил туда, искал ее.
- Да что случилось-то?
- Вы когда последний раз видели Олю?
- Давно, года полтора назад…
- По скайпу, что ли, виделись? Она же отсюда никуда не отлучалась.
Я поняла, что в деревне есть интернет, но промолчала. Лишь кивнула. Мне еще долго предстоит теперь ходить по минному полю, отвечая на, казалось бы, простые, но на самом деле очень опасные для меня вопросы.
- Понятно. Уж не знаю, каким ветром вас, Мила, сюда занесло, но Оля пропала. Ровно год тому назад. Вот тоже в сентябре. Я-то чувствую, что ее нет в живых, что с ней что-то произошло, да только Антон, парень ее, считает, что она жива. Он следит за домом, зимой даже протапливал его, чтобы он не вымерз, не покрылся плесенью. И дверь не запирает, надеется, что она вернется, и чтобы дом всегда был открыт, понимаете? Я сколько раз говорила ему, что дом надо все-таки запирать…
- Так это он принес утром розы?
- Да, он каждый месяц тринадцатого числа приносит сюда розы.
- Почему каждый месяц? И тринадцатого числа? У нее же день рождения в январе!
- Да у него двенадцатого числа зарплата, на следующий день он едет в город, покупает цветы, выражая таким образом свою любовь к Оле, а потом живет впроголодь… Беда у него с головой, совсем рассудок помутился после того, как Оля пропала.
Я, помня о кремовых туфлях, шарфике и успев по каким-то мелочам составить романтический портрет пропавшей Оли, осторожно заметила:
- Но он прав… Зная Олю, действительно можно предположить, что она просто закружилась, понимаете? Другой мужчина, новая любовь…
- Вот и я ему тоже говорю, пытаюсь его успокоить, хотя… Если так, то почему она паспорт-то свой не взяла?
Я вспомнила свои бешеные сборы в Лопухине, у меня тоже не было возможности взять свой паспорт. Для Бориса же оставленный мною дома паспорт послужит лишним доказательством того, что я действительно окончательно потеряла голову, влюбилась и уехала, улетела, растворилась в своей любви, забыв обо всем на свете.
- А я ведь приехала к ней… И что теперь делать? - Мне предстояло еще долго играть роль подруги незнакомой мне девушки.
- У вас к ней какое-то дело?
- Можно сказать и так, Анфиса. Вы, я вижу, девушка хорошая, но мне не хотелось бы распространяться… Понимаю, деревня маленькая, языки будут чесать. Мне бы схорониться, спрятаться.
- У вас проблемы, это сразу видно. Муж?
Я кивнула. Вот так люди сами и подсказывают варианты ответов.
- Но мне-то вы можете рассказать. Я была самой близкой подругой Оли. И если вы ее подольская подруга, близкий человек, то, значит, и мне тоже. Как говорится, скажи мне, кто твой друг. Можете на меня положиться. Во всем. Помогу чем смогу. Вы можете мне все рассказать, но другим - ни слова. Вы правильно сказали, деревня у нас маленькая, стоит вам только с кем-то поделиться, как сразу всем все станет известно. А вам это надо?
- Нет, не надо.
Она ждала от меня рассказа. Короткого, но информативного, из которого ясно было бы, что я забыла в Синем Болоте.
Пришлось придумать историю женщины, связавшейся по жизни с мужем-алкоголиком, который пил, бил, издевался… Я уложилась со своим рассказом в пару минут.
- Бедная… - В темных, блестящих глазах Анфисы стояли слезы. - Дай-ка я тебя обниму.
Мой рассказ стал для нее настоящим откровением, она почувствовала себя на самом деле близким мне человеком, как-то естественно перешла на "ты" и обняла меня, прижала к себе. И я, человек из другого мира, из другой вселенной, совершенно чужая, посторонняя обманщица, жертва другой, но более страшной и циничной истории, вдруг почувствовала (странное дело!) облегчение. Я совершенно неожиданно стала не одна. У меня появилась подруга. И хотя я не знала об Анфисе ровным счетом ничего, и о ее характере, внутреннем мире, порядочности могла судить лишь по ее сочувствующему взгляду, добрым глазам, да словам. Это была простая, с открытой душой девушка.
- Я сбежала, - подытожила я свой рассказ, хотя бы в этом не солгав. - И у меня нет никаких документов. Мне нужен паспорт, но не мой, понимаете?
- Понимаешь… - поправила меня Анфиса, кивая, словно соглашаясь с каждым моим словом.
- Понимаешь, Анфиса? Без документов нельзя, мне же нужно где-то работать, чтобы прокормить себя. Но я не знаю, как это делается, где найти людей. Которые помогли бы мне в этом.
- У нас есть участковый. Вернее, он не здешний, у него отделение в соседнем селе Белое.
- Село так называется?
- Да. Село Белое, оно в три раза больше нашего, но люди там, скажу я тебе, мрак! Опасные. Участкового зовут Григорий Александрович Соснов, он неплохой человек. Я с ним поговорю. Это обязательно. Думаю, он уже знает о том, что у нас появился новый человек. Если бы ты, к примеру, приехала на неделю-другую, то вопроса о паспорте и не возникло, так? Ну, приехала ты, скажем, из Москвы, писать статью о нашем Синем Болоте… Журналистка. Внештатный корреспондент типа. Да кому до тебя есть дело? Но если тебе нужна работа, без документов никак.
- Но что он может сделать, этот ваш участковый?
- Он многое может. У него в городе, в области свои люди. Напишешь заявление об утере паспорта, надиктуешь уверенно свою фамилию и все такое, и будет тебе паспорт.
Я слушала ее и не верила ни единому ее слову. Все казалось слишком нереально, невероятно. Ведь чтобы восстановить паспорт, необходимо проверить, существует ли такая личность, прежнее место регистрации, да мало ли какая еще информация необходима для того, чтобы восстановить документ! Но так хотелось верить этой милой Анфисе! И вообще, что я знала тогда о Синем Болоте и ее обитателях? Да ровным счетом ничего.
Я предоставила Анфисе возможность и право похозяйничать на кухне Ольги, где она и без того чувствовала себя уверенно, почти хозяйка. Вымыв как следует электрический чайник, она наполнила его водой и включила. Нашелся заварочный чайник, мы заварили чай. У меня не было особого желания расспрашивать об Ольге, тем более что я должна была как бы сама знать многое о ней. Но я ничего не знала. Однако мне было жаль, что девушка пропала.
- Скажи, у меня есть шанс найти какую-нибудь работу? - спросила я, чтобы направить разговор в нужное для меня русло. - Деревня маленькая, я вообще не представляю себе, как вы здесь живете? Судя по тому, что я наблюдала в магазине, местные жители не бедствуют.
- С работой здесь все отлично, - неожиданно для меня сказала Анфиса, и я удивилась. - Ольга тебе ничего не рассказывала?
- Нет… Насколько я поняла, Ольга работала… - Я замерла в надежде, что моя новая словоохотливая подружка продолжит начатую мною мысль.
- …в библиотеке, это да… Но у нее же ни образования, ничего такого, да и руки, ты уж извини меня, не к тому месту пришиты. У нас здесь все сплошь мастерицы.
Я ничего не понимала. Какие еще мастерицы?
- Честно говоря, Оля мне ничего про местных не рассказывала, мы с ней вообще редко в последнее время общались, с тех пор как у нее…
- Да, родители ее погибли в автомобильной катастрофе, это ужасно. И мы первое время никак не могли взять в толк, что она делает здесь, у нас. Это потом она открылась мне, вот как ты сейчас, и рассказала, что у нее любовь была большая, что ее парень влип в какую-то историю, и она поехала за ним. А по дороге он куда-то пропал, я так ничего и не поняла. Кроме одного, конечно, что любовь - страшная штука.
Анфиса достала из буфета большую банку с вареньем, открыла ее, наложила в вазочку.
- Клубничное, это я ей дарила. У меня в том году столько клубники было! Я банок пятьдесят сварила. Но сколько я смогу съесть одна? Всем дарила. Вот и Оле тоже. Ты намазывай булку маслом, сверху варенье. Вкуснота! - проговорила она с набитым ртом.
- Так чем здесь промышляют?
Анфиса посмотрела на меня каким-то особым, сияющим взглядом, словно то, что она собиралась мне рассказать, доставляло ей удовольствие. Сделала паузу, прожевала булку, запила чаем.
- Так кружево! Синее Болото славится своим кружевом! Ручная работа. Неужели никогда не слыхала?
Мне было стыдно, но я действительно никогда не слышала о кружеве с Синих Болот.
- Как называется бренд?
- "Русское синее кружево". Нитки нам поставляет только одна ткацкая фабрика, мы с ними работаем уже сто лет, считай. Вот наши женщины сидят по своим домам и стучат своими коклюшками, плетут… - Анфиса проговорила это с гордостью. - Мы продаем наши изделия за границу. Ты бы знала, как много наших кружев закупает Голливуд! Сколько костюмов шьют с нашими кружевами!
Уж не знаю почему, но я как-то успокоилась, словно судьба местных жителей касалась и меня. Одно дело, когда живешь в бедной деревне, где люди готовы съесть друг друга от голода или где все пьют и деградируют, и совсем другое, когда у людей есть работа, да какая!
- А мужчины? Чем они занимаются? Тоже плетут кружева?
- Нет, - расхохоталась Анфиса, показывая белые крепкие зубки. - На них хозяйство: огород, дети, короче, все остальное! Они у нас смирные, любят рыбалку. Если кто запьет, мы быстро мозги прочищаем. У нас план. А если в семье у кого-то проблемы, серьезные, работница не может работать в полную силу, она ошибки делает… Короче, мы следим за дисциплиной.
- А врачи здесь есть?
- Нет, это в Белом. У тебя проблемы?
- Мне надо бы провериться, по-женски, - сказала я на этот раз чистую правду.
Удивительное дело, но физически я чувствовала себя вполне нормально. Кровотечение давно остановилось. Словно организм счел, что мне и так много досталось, и избавил меня от боли и неприятных ощущений. Вот только голова побаливала, да во рту сохло. Конечно, меня либо напоили какой-то дрянью, либо все дело в уколах. Я же не могла не заметить следы иглы на сгибах рук… Хорошо, что меня не успели превратить в наркоманку.
- Если хочешь, прямо завтра и поедем в Белое, я позвоню нашей врачихе, Крайновой, она хорошая, добрая, можно даже сказать, ласковая. Посмотрит, скажет тебе все. Ты думаешь, что беременная?
Я пожала плечами. Откуда мне было знать.
После долгого чаепития, во время которого Анфиса рассказывала мне о жителях Синего Болота, об Оле Блюминой, о библиотеке, где сохранилось место библиотекаря и куда меня можно было бы устроить на работу, мы с ней прибрались, вымыли посуду.
- Ну, я пойду, у меня полно всяких дел, - сказала Анфиса. - Приятно было познакомиться.
Она вдруг задержала на мне пристальный взгляд и улыбнулась одними губами:
- А я ведь знаю, кто ты, - сказала она тихо.
8
Борис позвонил мне поздно ночью. Этот порядочный, интеллигентный, культурный и образованный человек сорвался, напился и мычал мне сквозь неконтролируемые мужские отчаянные слезы о том, как ему плохо, тяжело, что все, что случилось с ним, невозможно, нереально, что это страшный сон, он просил меня разбудить его, ударить, надавать пощечин.
Как я понимал его!
Вернувшись из Лопухина домой, я углубился в изучение всего, что мне удалось выяснить, услышать от моих помощников, Бориса, и того, что я увидел собственными глазами в загородном доме Нины Бретт. Мне понадобилось не так много времени, чтобы понять, что решение Нины, оказавшейся в какой-то сложнейшей ситуации, о которой мы можем только гадать, было принято ею спонтанно, быстро. Что у нее попросту не было времени, чтобы все хорошенько обдумать. Возможно, да, и скорее всего, то письмо, что она оставила Борису, пусть и было написано ею не под дулом пистолета, но все равно, под давлением обстоятельств. А это подразумевало какую-то совершенно невероятную причину, заставившую ее сделать это, унизить своего любимого человека, заставить его возненавидеть себя, отвернуться от нее. Если бы Нина была обыкновенной женщиной, не набиравшей известность певицей, связанной с миллионными контрактами, то это письмо было бы воспринято Борисом так, как она этого и добивалась, - он отвернулся бы от нее. И я допускал, что он, переболев после того, как его бросили, предали, рано или поздно оправился бы от удара и начал бы новую жизнь. Но в том-то и дело, что Нина была (хотя почему была?) человеком неординарным и, по мнению всех, кто ее знал, ответственным, а это значит, что даже если допустить, что она влюбилась в другого мужчину и решила бросить Бориса, то уж так глупо поступить со своей профессиональной карьерой она бы не смогла точно. И подставить всех тех, кто помогал ей в ее карьере, кто надеялся на нее, кто, грубо говоря, поставил на нее, вложившись в ее талант, она бы не посмела. И если я пришел к этому выводу, еще находясь в Лопухине, то Борис просто знал это, чувствовал, поскольку Нина была близким для него человеком. Значит, он понимал, что с ней беда. У него мозги закипели, пытаясь осмыслить случившееся.
Я съездил за ним, понимая, что ему очень плохо, просто невыносимо. Я поднялся к нему, позвонил, дождался, пока он откроет, потом, взвалив его, почти бесчувственного, на себя, дотащил до своей машины, усадил на заднее сиденье, после чего поднялся, нашел ключи и, заперев квартиру, вернулся в машину. Привез домой.
- Что с ним? - спросила разбуженная Лена, выглянувшая из своей комнаты в халате. - Помощь нужна?
- Нам бы его в чувства привести, помочь ему. Уж больно человек хороший.
- Я помогу, вот только оденусь.
Выглянула и Гера, я жестом дал ей понять, чтобы она возвращалась к себе и продолжала спать.
Пока Лена промывала Борису желудок в ванной комнате, я приготовил Борису постель в своей комнате на диване, поставил кипятиться воду.