- Получайте, Ефим Борисович, своего друга. Все в лучшем виде - промытый и чистый! - Лена привела на кухню и усадила возле окна закутанного в мужской махровый (дежурный) халат Бориса. Вид у него был взъерошенный и виноватый.
- Простите… Ничего не помню, как здесь оказался. Побеспокоил вас… - бормотал он, озираясь по сторонам.
Я объяснил ему со смехом, что сам привез его к себе домой.
Лена готовила напиток для нашего гостя - чай с медом. Принесла горсть черных таблеток - уголь.
- Вот, это все вам надо выпить, сразу почувствуете себя человеком, - сказала она заботливо.
- Да понятно, что сейчас выгляжу, как свинья, - вздохнул Борис.
- Ничего. Все уладится. Только вы уж больше не пейте. Как видите, ожидаемого результата водка…
- …коньяк, ром…
- …не принесли… - Я похлопал его по плечу. - Надо жить дальше. Ну и, конечно, искать вашу Нину. Вы же и сами не верите в то, что в записке.
- Не верю. В то, что писала ее Нина, верю, а то, что она бросила меня, находясь в твердой памяти и сознании, - нет. С ней что-то произошло.
- Сергей Валерьевич пропал. Примерно в то же время, что и Нина, - сказал я, понимая, что причиняю Борису боль. - Но так же, как и вы, я не допускаю, что их исчезновение связано с романтическими отношениями. Всем известно, насколько серьезен этот человек и как много сделал для того, чтобы подняться на самый верх. У него семья, жена, он работает в правительстве… Борис, вы взрослый человек и понимаете, что будь у него желание сделать Нину своей любовницей, он сделал бы это тайно, максимально тайно, и уж точно не стал бы сбегать с ней, как влюбившийся подросток. Они оба попали в какую-то историю. И здесь не обошлось без криминала. Дело в том, что в загородном доме Кузнецова обнаружили труп неизвестной молодой женщины.
- Я что-то такое припоминаю… Вы же еще сказали, что это не может быть Нина, - сказал Борис, обнимая ладонями кружку с медовым чаем.
- Мне кое-что рассказали, но главное - это действительно труп женщины, и ее до сих пор никто не опознал.
На самом деле мне было известно, что в доме Кузнецова, в спальне, вернувшаяся из Москвы жена обнаружила труп женщины с раной на голове. Голова была пробита, по предварительным сведениям, серебряным подсвечником, находящимся рядом с трупом. Женщина, опять же, судя по предварительному осмотру эксперта, была наркоманкой. Один из оперов утверждает, что знает ее как проститутку по кличке Сада. Знал я и то, что в доме, по словам свидетеля, проживала еще одна женщина, и что ее, вполне вероятно, убили, поскольку в той же комнате, где был обнаружен труп Сады, были найдены окровавленные простыни и некоторые предметы женского туалета, а также одежда, не принадлежащие убитой, - размер не совпадал. Я с нетерпением теперь ждал результатов экспертизы, чтобы понять главное - чьи это вещи, чья кровь на простынях.
При женщине не было ни телефона, ни бумажника. Если предположить, что в доме гостила Нина и что это ее кровь на простынях, то, возможно, ее убили. Или пытали. И что ее появление в Лопухине каким-то образом связано с убийством Сады. Главное, чтобы она была жива.
Но где сам Кузнецов? Какое отношение имеет Сада к нему, к его семье? Следов взлома в доме не обнаружено, хотя, по словам жены Вероники, в доме все перевернуто, многие вещи пропали. После горячего чая Борис почувствовал себя намного легче, его потянуло в сон, и мы с Леной уложили его в постель.
- Спасибо тебе, Леночка, ты просто спасла его.
- Пусть проспится. Но утром ему снова станет плохо… И не только физически. Не мое это, конечно, дело, но что с Ниной? Вам что-нибудь уже стало известно?
- Предполагаю, что она жива. Больше пока ничего сказать не могу.
- И то слава богу! - перекрестилась моя Лена. - Я пойду?
- Да, конечно. Иди, ложись.
Мне показалось или она сделала движение в мою сторону, словно желая поцеловать меня и пожелать спокойной ночи? Жест, свойственный замужним женщинам, привыкшим на ночь целовать своих близких? Надо было мне воспользоваться, что ли…
Я тоже лег, но сна не было. Не сильно разбирающийся в музыке, я тем не менее любил, когда звучала опера, мне было приятно слышать красивые голоса, музыку, было в этом что-то роскошное, не доступное многим. И я понимал, что это искусство призвано доставлять людям какое-то неслыханное удовольствие, до которого я лично еще не дорос. Но в моем окружении были настоящие любители оперного искусства, среди которых - мои клиенты.
И вот, мучаясь от бессонницы и проигрывая в голове одни и те же мысли и предположения, связанные с исчезновением Нины Бретт, я вдруг понял суть этой ее легкомысленной, на первый взгляд, записки. Если бы не истинная причина, заставившая Нину сбежать, то эта записка свидетельствовала бы о том, что она полная дура. Конечно, я не мог вот так запросто, грубо охарактеризовать ее Борису - не те у них отношения, не тот уровень общения. И поскольку Нина не была дурой, она была умной и организованной молодой женщиной, даже в какой-то мере карьеристкой, значит, она никак не могла поступить так, как она поступила, если верить записке. Но она так поступила. Знала, что рано или поздно об ее исчезновении станет известно и что ее карьере наступит конец. Но предпочла такой вот убийственный финал, выставила себя полной дурой, предательницей, подлым существом, и все это единственно ради одного - вызвать в Борисе ненависть. Жгучую. Сильнейшую. Зачем ей это? Я снова и снова кружился на одном и том же месте. Чтобы он страдал? Возможно. Да, конечно. А теперь рассмотрим другой вариант, совсем другой. Но при котором Борис будет тоже страдать, но сильнее, что разорвет ему сердце! Что это может быть?
Только смерть Нины. Невозможность снова увидеть ее, услышать ее голос. Он, кажется, обронил тогда, что готов уже сейчас простить ее за все. Главное, чтобы она была жива.
Получается, что Нина знала, что идет на смерть. И за некоторое время до смерти решила превратить свой уход в фарс, одеть свою смерть в легкомысленные платья любовного увлечения. И все это ради любви к Борису.
Вот к какому выводу я пришел, когда за моим окном небо начало розоветь в предрассветных сумерках.
Борис похрапывал, забывшись сном. Бедный. Он проснется, и беда обрушится на него с новой силой.
Любовь Нины к Борису я как бы для себя доказал. А вот на что способен ради нее Борис?
Тот факт, что Нина была в своем загородном доме одна, хотя ее, может, кто-то и поджидал в машине, давало надежду, что она все еще жива.
Об этом мог свидетельствовать и другой факт: исчезновение бумажника и телефона Сады. Если это Нину в доме пытали, мучили, то вполне возможно, что к этому была причастна как раз эта самая Сада (со своим криминальным шлейфом), которую Нина, защищаясь, и убила, ударив серебряным подсвечником. И если это она убила свою мучительницу, решив сбежать, то вполне допускаю, что она забрала и ее вещи, бумажник и телефон.
Если бы нам был известен номер этого телефона или хотя бы фамилия этой Сады, можно было бы попытаться проследить за ее сим-картой, чтобы вычислить местоположение телефона. Над этим сейчас работали мои люди.
Если представить себе, что могло происходить в загородном доме Кузнецова, и допустить, что труп Сады может быть как-то связан с Ниной Бретт, многое становилось понятным. Если она совершила убийство, то у нее паника. Что может чувствовать молодая женщина, оперная певица, столкнувшись с грубой силой, даже насилием, с преступниками? Как она поведет себя? Вариантов много.
Но, возможно, ее уже убили, а Кузнецов, решив отомстить за смерть своей подруги, убил Саду, а потом сбежал…
Или же они сбежали вдвоем, Нина и Кузнецов. Понимая, что рано или поздно их вычислят в связи с убийством проститутки Сады, они решили исчезнуть. Может, это как раз Кузнецов поджидал ее в машине, пока она искала в своем доме в Лопухине одежду и еду, собираясь в поездку в никуда? Подальше от своих близких, чтобы их не коснулась беда, чтобы они не были втянуты в преступление.
Но если она жива, а до гастролей в Буэнос-Айресе есть еще целый месяц, так, может, она еще одумается и вернется? Может, помочь ей, потерявшей голову от любви ли, страсти?
Я сел на постели, словно так мои мысли могли бы приобрести большую стройность. Потом подошел к дивану, на котором спал Борис, принялся трясти его.
- Борис, Борис, просыпайтесь. Мне нужно вам что-то сказать…
9
В Белое ехали на машине каких-то незнакомых мне людей, на старом разбитом "Москвиче". "С Караваевыми поедем".
За рулем сидел молчаливый, но держащийся с достоинством мужчина, явно крестьянин, с грубыми мозолистыми руками, в чистой одежде, но с соломинкой в густых темных волосах. Рядом с ним на переднем сиденье восседала, обняв сумку с овощами, его супруга, от которой пахло сладкими дешевыми духами. По словам Анфисы, вызвавшейся сопроводить меня к гинекологу, эта пара собиралась навестить своих детей в соседнем селе.
Мы ехали недолго по мягкой грунтовой дороге, окруженной вспаханными полями, проехали по мосту, под которым блестела узкая темная речка, обозначенная табличкой "р. Белая".
Село Белое располагалось в низине и так же, как и Синее Болото, тонуло в голубой дымке. Между зелеными дубами и тополями тянулись домишки с садами. Мы въехали в центральную часть села с административными чистенькими зданиями, выкрашенными в кремовый цвет, скромными, но ухоженными цветниками с оранжевыми бархотками и циниями. Нас высадили возле крытого рынка, я поблагодарила людей, собиралась дать им денег, но Анфиса мягко опустила мою руку, мол, не надо.
- Мы, сельские, подвозим друг друга бесплатно, - объяснила она.
Анфиса и сама была одета нарядно: синие джинсы, красный тонкий свитерок, белоснежные новые кроссовки. Я же была в джинсах Бориса, свитере и своих мокасинах. Главное, что поздно вечером мне удалось освоить душ, разобраться с горячей водой, и я помылась.
Находясь среди людей, которые глазели на нового человека, я боялась одного, что меня узнают.
Вчерашнее заявление Анфисы, что она узнала меня, было пугающим.
- Ты актриса, я видела тебя в каком-то сериале, - сказала она, и я, готовясь к самому худшему, не поверила своим ушам. Что ж, так даже лучше.
- Никакая я не актриса, - отмахнулась я от своей новой подруги. - Не выдумывай.
Больничка находилась сразу за рынком, в белом кирпичном строении. Мы вошли туда, и я сразу поняла всю разницу между столичными клиниками, оснащенными новейшим медицинским оборудованием, и этой бедностью, убогостью провинциальной медицины. Мысль, что мне придется сейчас ложиться на ржавое гинекологическое кресло, вызвала прилив тошноты. И хотя Анфиса предусмотрительно посоветовала мне еще дома прихватить "пеленку", я, не найдя такой в доме Ольги Блюминой, взяла большое банное полотенце, разрисованное жуткими красными русалками.
Доктор, пожилая женщина с уложенными волнами стриженными волосами и умными глазами, в белом чистом халатике, увидев меня, кивнула. Анфиса же исчезла.
- Я на осмотр, - сказала я.
- Идите за ширму, ложитесь на кресло.
Меня колотило от страха. Конечно, каждая нормальная женщина боится гинекологов, и даже осмотр всегда доставлял массу неприятных ощущений. Сейчас же я тряслась от страха, что все то, что обнаружит доктор, рано или поздно станет достоянием, мягко говоря, общественности. Что о том, что я стала жертвой группового изнасилования, станет известно в Синем Болоте, деревне, куда я забралась, чтобы затаиться, спрятаться, и где меньше всего хотела, чтобы мною интересовались.
Я напрасно переживала: кресло оказалось почти новым, и рядом на круглом белом металлическом стульчике лежала стопка одноразовых бумажных пеленок. В моей прошлой жизни я перед осмотром у гинеколога всегда покупала одноразовый набор со всем необходимым.
Легла и зажмурилась.
Осмотр прошел без вопросов. Никаких ожидаемых мною ахов или вздохов со стороны доктора не было. Словно "врачиха Крайнова" каждый день осматривает жертв насилия.
- Все в порядке? - спросила я скорее по инерции, чем по ситуации, одеваясь.
- Да, все нормально.
Вот дура-то, возмутилась я в душе. Слепая она, что ли?
- Я не беременна?
- Нет.
- А остальное… - Я не могла подобрать нужных слов.
- У вас все в порядке.
Я ожидала услышать о разрывах, травмах, гематомах, ну и вопросы, само собой…
Оставив на столе стодолларовую купюру, я собиралась уже выйти, как Крайнова тихо окликнула меня. Ну вот, подумала я, сейчас начнется.
Я обернулась и встретилась с ней взглядом.
- Я вижу, вы у нас новенькая. Заберите деньги. Меня Анфиса попросила осмотреть вас, значит, вы ее человек. Так что если будут проблемы - всегда приходите.
- Но я не могу вот так, бесплатно…
- А у нас так. Пока.
Было самое время спросить ее, как у меня на самом деле обстоят дела.
- Меня изнасиловали, - тихо сказала я ей, приблизившись. - Я поэтому здесь. И мне важно, чтобы я была здорова.
- Анализы будут готовы через два дня. Запишите мой телефон, позвоните, и я вам все скажу.
- Спасибо!
У меня на глаза навернулись слезы. Нервы ни к черту! Я выскочила из кабинета, потому что слезы буквально душили меня. Денег не взяла, отнеслась по-человечески! Я на такой визит и не рассчитывала. Да и как было предполагать такое, если в Москве все иначе, и даже мои знакомые доктора с улыбками выкачивают у меня по максимуму денег?!
Интересно, а что было бы, если бы Крайнова узнала меня и поняла, что с меня можно что-то взять?
- Чудесная женщина, - опередила я вопрос Анфисы, поджидавшей меня на улице.
Накрапывал дождь. Похолодало, но мне было жарко от волнения.
- А я что говорила? Крайнова - человек!
- Я даже имени ее не знаю.
- Ирина Сергеевна. У тебя все в порядке?
- Да, слава богу. Ну что, поедем домой?
Когда же меня покинет это ощущение нереальности происходящего?
Домой! Какой же чудовищный кульбит должен был произойти в моей судьбе, чтобы я какую-то избушку на курьих ножках теперь называла своим домом. А рядом со мной шагала малознакомая мне девушка, которую я могла уже считать своей подругой, поскольку она была редким человеком, успевшим за короткий срок доказать мне свои доброжелательность и заботу.
Анфиса сказала, что ей надо купить продуктов на рынке. Мы зашли с ней под купол довольно большого строения, где были выстроены рядами примитивные прилавки, заваленные снедью и промышленными товарами. Покупателей было не так уж и много, о чем я и сказала Анфисе, подошедшей к лавке с мясными продуктами.
- Сейчас так: товара много, а покупателей мало. Это нашим из Синего Болота хорошо, они плетут кружева и хорошо зарабатывают. А здесь мало кто занимается этим, много безработных, люди зарабатывают себе на жизнь тем, что выращивают лук, который растет здесь на редкость хорошо, да картошку. Хорошо, если удастся продать урожай оптовикам из областного центра, а так в основном продают свой лук на трассе, ведрами. С самого утра везут мешками, сидят на обочине и ждут, когда остановится какая-нибудь машина и купят лук. Короче, нет у людей денег, поэтому продавцов сейчас больше, чем покупателей.
- А ты тоже плетешь кружева? - спросила я, понимая, что Анфиса уж слишком много времени тратит на меня. Словно ей некуда торопиться.
- Нет, я занимаюсь тем, что в конце каждого месяца собираю все заказы и отвожу в Москву, где встречаюсь с людьми, которые покупают у меня кружева и отвозят за границу и платят мне деньги. Раньше было опасно, я возила наличные, потом мне стали переводить деньги на карту, и я возвращалась домой, так сказать, налегке. Здесь, в Белом, мы с нашими людьми уже обналичиваем деньги, распределяем, все просто и удобно. Главное - безопасно.
Еще она рассказала мне, что занимается поисками новых покупателей, связывается по интернету с кинокомпаниями, продюсерскими центрами, театрами, отправляет им свои предложения. Ей удалось в прошлом году добиться заказа от двух актрис из Америки и Германии, которые пожелали, чтобы их сценические костюмы были украшены кружевами, выполненными мастерицами Синего Болота.
- Так что времени у меня - вагон! - подытожила она свой интересный рассказ, укладывая в сумку пакеты с колбасой, ветчиной и мясом. - Да и деньги есть, не жалуюсь. Правда, и работаю много.
В Синее Болото мы возвращались с "нашими" - Караваевыми. Багажник был полон каких-то мешков, пакетов. Как потом объяснила мне Анфиса, в Белом есть специализированный магазин, где продавали зерновые и витаминные смеси для домашней птицы и животных. Все это было для меня новое, до этого я имела самое смутное представление о сельской жизни.
Меня высадили возле "моего" дома, и я вдруг поняла, что не хочу оставаться одна, что у меня много нерешенных проблем и мне просто необходимо поговорить с Анфисой, в чем-то довериться ей.
- Ты разве не выйдешь со мной? - спросила я, с надеждой глядя на Анфису.
- Выйду, конечно, - просияла она и вышла. Мы поблагодарили Караваевых за поездку, и снова я удивилась тому, что с нас не взяли денег.
- Я подумала, что уже надоела тебе, - призналась мне Анфиса, когда мы вошли в дом. - Может, тебе хотелось побыть одной.
Может, в другой ситуации мне бы действительно хотелось остаться одной, но только не тогда, когда в голове у меня была полная неразбериха и мне просто необходимо было наметить план действий. Я не собиралась целыми днями пить чай да спать. К тому же я должна была вести себя таким образом, чтобы не давать повода для сплетен, касающихся моего положения в деревне, моей занятости. Я не была здесь гостем, я же сказала Анфисе, что поживу здесь. Мое поведение, поступки должны были соответствовать моей легенде. Если я сбежала от своего мужа-тирана из Подольска, значит, вряд ли у меня были деньги. Стало быть, мне надо было искать работу. Вот об этом я и собиралась поговорить вплотную с Анфисой.
- Я ждала, когда мы вернемся к этому разговору, - сказала мне Анфиса. - А ты, я погляжу, только чаем и питаешься.
Какая же она внимательная! Я действительно снова включила электрический чайник, чтобы заварить чай и угостить свою подругу.
- Если так и дальше пойдет, то заболеешь чайной болезнью, - серьезно сказала она. - Надо супчик себе варить, картошечку, салатики делать, я принесу тебе помидоры.
- Что это за чайная такая болезнь?
- Как, ты не знаешь? - она всплеснула руками. - У нас вон Маша Топорова тоже ленилась себе готовить, один чай пила, причем крепкий, спать перестала. Так к ней повадился приходить призрак ее умершего мужа. Постучит в дверь и начинает завывать так жалобно: "Маша, пусти меня переночевать!"
- Анфиса!
- Да я правду говорю!
- И что?
- Померла она, вот что. Приходил он к ней, приходил, сначала к ней просился, она все окна с вечера ставнями закрывала, двери запирала, а он все равно просился, ногтями скребся в дверь, утром на ставнях и дверях кровавые следы оставались. Ну а потом к себе позвал, и померла она…
Анфиса. Вот умеет она жути нагнать!
- Хорошо, сварю себе суп.
- У меня половина курицы есть, домашней. Принесу, и ты сваришь. Вон зеленая вся ходишь. Я понимаю, нервы. Но надо над собой работать. И окна помой. Глядишь, на душе твоей светлее станет.
- Анфиса, у меня есть друг детства, который мог бы помочь мне…