Машину немилосердно затрясло, на каждой шпале Ивана подбрасывало и ударяло головой о крышу, пока он не сообразил вывернуть руль так, чтобы левое переднее колесо скользило по внутренней боковой поверхности левого рельса, а правое заднее - по внутренней поверхности правого. Колеса перестали попадать в выемки между шпалами одновременно, и машина пошла значительно ровнее. Иван уже не сомневался, что она сможет таким образом доползти до противоположного конца моста. Он держался метрах в трех-пяти от последнего вагона и должен был появиться в поле зрения охраны моста достаточно неожиданно.
Они заметили машину, как только она поравнялась с их стрелкой. Иван успел увидеть, что один из них так и застыл с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, зато другой мобилизовался быстро, сдернул с плеча автомат и первой же очередью разнес заднее стекло кабины "Нивы"...
Ивану было не до того, чтобы отвечать на их выстрелы. В это время он как раз резко газовал, потому что переезжал рельсы ветки, примыкающей к основной линии, потому что здорово отставал от поезда. А это грозило сорвать все его планы. Но вот он наконец преодолел рельсы и затрясся по шпалам, догоняя последний вагон состава...
Автомат лупил по "Ниве" практически безрезультатно - то ли из-за мешающего охраннику удивления, то ли из-за того, что машину мотало из стороны в сторону. Пули ложились по касательной к ее корпусу, сдирая краску, но даже переднее стекло было еще цело. "Кретин, - подумал Иван об открывшем огонь охраннике, по колесам надо было бить..." И это было воистину так, поскольку на ободах ехать по шпалам стало бы невозможным, и Иван застрял бы посредине моста, как кусок баранины посредине шампура. А с обеих концов моста его как следует "прожарили" бы автоматными очередями...
Но ему повезло. Смерть не захотела забирать его к себе, надеясь, очевидно, на неоднократные встречи и еще более близкие отношения с ним в будущем...
...Переднее стекло кабины мешало Ивану. Покрытое сетью мелких трещин от попадания в него срикошетившей пули, оно сильно ограничивало видимость, и Иван, улучив момент, когда трясло чуть меньше, высадил его ударом кулака.
Единственной его заботой теперь стала встреча со вторым постом на той стороне моста. Там его уже ждали...
Охранники залегли на насыпи и следили за последним вагоном, поджидая, когда он поравняется с ними, а затем для обзора откроется источник переполоха, поднявшегося на той стороне.
В расчеты Ивана не входило приближаться к охранникам вплотную и тем самым увеличивать вероятность попаданий при стрельбе по нему из автоматов. Он остановил машину, не доехав метров пятьдесят до поста, и спокойно наблюдал, как удаляется от него последний вагон, постепенно увеличивая сектор прицельной стрельбы для него самого. Он опасался только, как бы не заглох мотор "Нивы", это могло свести на нет все его усилия по перетаскиванию на другой берег реки этого "средства быстрого передвижения"...
Конечно, он мог бы без проблем форсировать Терек без машины, бросить "Ниву" и продолжить путь пешком. Но было мало надежд на то, что удастся раздобыть на территории Чечни документы и достать новую машину с помощью денег, а не стрельбы. Чечня снова начала бы затягивать его, как трясина, не пуская туда, куда он стремился...
...Первым машину Ивана увидел тот охранник, что залег на насыпи справа. Он немедленно открыл огонь, чего, собственно, и дожидался Иван, чтобы успокоить стрелка пулей, как только уточнит его позицию по вспышкам из ствола автомата.
Второй охранник вступил в перестрелку секунд через пять. За это время Иван успел не только сориентироваться, но и взять его на мушку. Иван оборвал его очередь, прострелив ему плечо, а когда тот пытался поменять позицию и взять автомат в другую руку, пробил пулей ему голову.
"Нива", к счастью, не заглохла и благополучно преодолела расстояние до относительно пологого съезда с железнодорожной насыпи.
Нужно было поторапливаться, пока не поднялась тревога, пока сообщение о его дерзкой переправе через Терек не поступило в ближайшее воинское подразделение, - удалиться от моста как можно скорее...
Ивана интересовали только дороги на север... Буквально нащупывая колесами какую-то еле заметную колею, ведущую в сторону от железной дороги, он выжимал из машины все, что можно, стремительно удаляясь от Терека в сторону Ногайской степи. У него еще хватило бензина, чтобы перебраться через какую-то полупересохшую речушку и доехать до окраины неизвестной ему станицы. Почти с сухим баком он выехал на проселочную дорогу, и тут "Нива" окончательно заглохла. Но Иван был уверен, что удача его не оставит и случай придет ему на помощь. Ведь на север его вела сама судьба.
Он сделал самое простое из того, что следовало предпринять в данной ситуации: откинулся на сиденье и мгновенно заснул, не выпуская, правда, "макарова" из лежащей на руле правой руки...
Разбудил Ивана шум мотора приближающейся машины. Он сидел не шевелясь и даже не открывая глаз. Судя по звукам, машина остановилась метрах в десяти от него. Хлопнула дверца, и послышались осторожные шаги, приближающиеся к "Ниве". Иван ждал, расслабив мышцы тела, но предельно сконцентрировав свою волю. Он внутренне был готов мгновенно проявить активность, хотя внешне производил впечатление человека, отключившегося полностью, - не то убитого, не то спящего беспробудным сном, каким спят "пахари войны".
Человек, дезориентированный мертвенной неподвижностью Ивана, приближался крадучись, держа его на прицеле своего оружия. Иван не видел, чем он вооружен, но чувствовал нацеленную на свою грудь пулю в его стволе так, как ощущают на себе внимательный взгляд. Не открывая глаз, Иван прекрасно представлял себе, как, приблизившись вплотную, неизвестный склонился к открытому боковому окну, вглядываясь в Ивана, а затем осторожно, медленно потянулся рукой к "макарову", ствол которого смотрел через лишенное стекла переднее окно кабины вперед, в сумрачное небо...
Иван открыл глаза. Человек, уже просунувший голову в боковое окно, вздрогнул, но это было единственное, что он успел сделать.
От неуловимо быстрого движения Ивановой левой руки голова человека резко дернулась вверх, и в его шею с силой врезалась верхняя кромка бокового окна. Хрустнули позвонки...
Мотор стоявшей прямо перед "Нивой" машины, оказавшейся "уазиком", взвыл, но правая рука Ивана действовала еще быстрее, чем сидящий за рулем "уазика" человек. В лобовом стекле чужой машины появилась аккуратная дырочка. Иван разглядел, что ее водитель упал грудью на руль и ткнулся головой в пробитое выстрелом стекло кабины...
Иван вытолкнул наружу из кабины "Нивы" так и висевшего на окне человека и сам вылез из машины. Раздумывать было некогда и не о чем. Даже не взглянув на того, кто подкрадывался к нему, Иван просто перешагнул через его труп и пошел к "уазику". Вытащил из-за руля труп парня лет семнадцати с обезображенным выстрелом лицом. Проверил бензобак... Он был заполнен наполовину. Хорошо, но мало. Путь предстоял долгий, надо было запастись горючим впрок.
Вернувшись к "Ниве", Иван выгреб деньги из бардачка, бросил их на сиденье "уазика" и, ни минуты не сомневаясь в необходимости того, что делает, направил машину прямо в станицу. Он хотел найти автозаправочную станцию, но по дороге сообразил, что в станице ее может и не оказаться. Черт его знает, каких размеров это селеньице и насколько оно цивилизованно... Что ж ему теперь, спрашивать у каждого встречного, где у них тут автозаправка?
Иван решил действовать иначе. "В конце концов, я же знаю, что это мертвый народ, - подумал он. - И те, кого я не убью сегодня, рано или поздно найдут свою смерть, потому что сами ищут ее. И раз я пришел сюда, значит, и она ищет их..."
Он остановил "уазик" у ворот крайнего дома на единственной улице станицы, рядом со стоящим у забора "Москвичом", и с "макаровым" в руке вошел во двор.
Первым выстрелом Иван застрелил собаку... Он уже знал, что здесь не встретит какого-нибудь серьезного сопротивления. Скучное занятие - убивать таких податливых смерти людей. Но Ивану необходимо было тщательно "зачистить" территорию, чтобы полностью обезопасить свое недолгое на ней пребывание... Выскочившему на звук выстрела из дверей дома мужику он прострелил лоб, и тот упал беззвучно. Мужик оказался русским, чем немало удивил Ивана... Внутри дома завизжала женщина. Иван вошел в дом и прекратил ее визг еще одним выстрелом. Женщина была чистокровной чеченкой, в этом не было никаких сомнений... Не было у Ивана сомнений и в том, правильно ли он поступает. Не правильным, с его точки зрения, могло быть только одно - его дальнейшая задержка в Чечне. Все остальное было абсолютно неважно и совершенно оправданно... В соседней комнате он нашел старуху, которая сидела на каком-то сундуке, на котором, видно, только что лежала. Она слабой рукой попыталась перекрестить Ивана православным крестом, злобно шипя при этом беззубым ртом:
- Шатана... Шатана...
Улыбнувшись, Иван покачал головой и застрелил глупую старуху.
Больше в доме, кроме какого-то мелкого ребенка примерно году от роду, он не нашел никого. Ребенка Иван оставил жить, потому что тот не обратил на него никакого внимания.
Для того чтобы умереть, нужно сначала понять, что ты живешь.
Бензин оказался в сарае, в огромной, вместимостью не меньше тонны, емкости. Иван разыскал в том же сарае с десяток канистр разной емкости, все их заполнил бензином и погрузил в "уазик". Потом, прикинув, что впереди пески, нашел в доме две молочные фляги и наполнил их водой. Фляги он тоже поставил в машину. Он еще забрал из дома убитых им людей кое-какую еду. Мертвецам она все равно была не нужна...
Кажется, все. Он был готов в путь. Теперь Иван окончательно покидал Чечню. Сожалений по этому поводу у него не было никаких.
Иван на основательно загруженной бензином и водой машине выехал из станицы, так и оставшейся для него навсегда безымянной... Вскоре он углубился в пески Ногайской степи. Через пять часов тряски по барханному бездорожью он пересек границу Чечни и оказался в Дагестане, не встретив по пути ни одной живой души.
Перед ним лежали Кумские болота, калмыцкие Черные земли... Ивану приходилось переправляться через русла высохших степных речонок с почти отвесными берегами, объезжать зыбучие пески и маленькие соленые озера...
На шоссе Астрахань - Элиста он выбрался где-то в районе Улан Эрге, там, где эта дорога пересекает Черноземельский канал. Иван просто истосковался по асфальту после многодневной езды по вязким пескам и степным кочкам. Когда "уазик" перешел на плавный и стремительный ход по асфальту шоссе, Иван чуть не уснул за рулем, убаюканный ровной дорогой и отсутствием необходимости быть постоянно настороже.
Наконец он въехал в Элисту... Там Иван бросил машину, купил себе документы и приличную одежду. Потом был многодневный сон в поезде, который вез Ивана сначала практически обратно, параллельно пути, проделанному на машине: через Ставрополь, Кропоткин, Тихорецк, Ростов... А уж затем - на Москву!
Но все это теперь не имело для Ивана значения, поскольку происходило не в Чечне.
Глава 6
Лещинский лежал в ласкающе горячей, ароматной воде. Страх, охвативший его на пляже в Серебряном бору, заполнивший все поры его тела, постепенно вымывался пахнущей хвоей водой... Лещинский вновь становился великолепной машиной логического анализа.
Тело его почти висело в воде, опираясь на бортик ванны только верхней частью плеч и затылком. Руки и ноги были не вытянуты, а полусогнуты, мышцы полностью расслаблены. Тело не напоминало о себе ничем, словно его и не существовало вовсе.
Лещинский как бы превратился в лишенный тела, автономный мозг, вся мыслительная энергия которого была направлена на решение единственной задачи... Той, которую задал ему Крестный.
Итак, исходные условия: имеет место внешнее вмешательство в деятельность слаженного и успешно работающего криминально-чиновничьего механизма - тандема Крестный-Лещинский...
...Стремящийся к объективному анализу, Лещинский привык называть вещи своими именами. При этом они обретали плоть и кровь, переставали быть абстракциями газетных статей или вульгарными схемами кухонных разговоров...
...Что мы имеем еще?..
...Рассуждая, Лещинский строил речь от первого лица множественного числа не столько в результате гипертрофированного восприятия своей личности (типа: "Мы, император всея Руси..."), хотя и это присутствовало, сколько из-за стремления избавиться от личностных интерпретаций и оценок, что повышало, на его взгляд, степень объективности анализа...
...А еще мы имеем очень интересное обстоятельство: абсолютную невозможность утечки информации.
В себе Лещинский был уверен. О его контактах с Крестным знали только трое: он, Лещинский, сам Крестный и еще Господь Бог. И в Крестном он тоже не сомневался. Крестный - человек умный. И даже очень умный. Разве стал бы он так нервничать и так наезжать на Лещинского, если бы чувствовал за собой вину? Нет, не стал бы.
Может быть, кто-то следит за Лещинским. Несмотря на все конспиративные предосторожности, принятые перед встречей с Крестным, кто-то сумел сесть ему на хвост, зафиксировать его встречу с Крестным? А затем уже через Крестного вышел на того человека, который работал по Кроносову, - на ликвидатора? Да нет, ерунда получается. Ведь такой расклад возможен, если допустить, что Крестный младенчески наивен в вопросах конспирации. А он в своем деле далеко не ребенок.
Наконец, есть еще одна возможность... Наивен тот, на кого, по словам Крестного, началась охота. Но это тоже ерунда, поскольку полностью противоречит характеристике, данной ему Крестным. Как он сказал? "Тот, кто работал с Кроносовым, - припомнил Лещинский, - мне любого золота дороже". И еще что-то - о том, что убить его очень сложно, сложнее, чем любого другого. То есть речь шла о его высокой квалификации.
Значит, не было утечки информации. А тем не менее информация у кого-то была. Это первый вывод. "Небольшой, зато объективный", - усмехнулся про себя Лещинский.
Далее. Информация о чем? Прежде всего - о готовящемся третьем покушении на Кроносова.
Ну, тут не надо быть гением, достаточно и бытового, кухонного здравого смысла, чтобы сообразить, - раз две попытки оказались неудачными, значит, должна последовать третья.
Важнее другое. Кто-то знал не только о неизбежности предстоящего теракта, но и о том, где и когда он состоится. С местом-то, пожалуй, проблем нет, место традиционное - дом родной. А вот как со временем? Если Лещинский правильно понял слова Крестного, а ему казалось, что это именно так, человек, проводивший ликвидацию, работал один. Это означает, что, кроме него, о времени проведения операции не мог знать никто. Даже Крестный.
Это уже хорошо. Просто отлично. Можно сделать второй вывод, поценнее первого: никто не располагал информацией о времени убийства банкира.
Первое следствие из этого вывода - именно первое, то есть самое важное, так как оно касается его, Лещинского, жизни, - он тоже не знал времени и тактического рисунка ликвидации. И соответственно не мог никому о нем сообщить.
Второе следствие - стороннее наблюдение велось не столько за ситуацией с Кроносовым, сколько за самим проводящим ликвидацию исполнителем. Только так можно объяснить знание кем-то времени ликвидации. Совпадение по времени ликвидации Кроносова и попытки устранения человека, который его убил, не могло быть случайным. Существовала причинно-следственная связь...
Лещинский был убежденным детерминистом, всегда искал причину всего. И находил ее...
Отсюда следовал простенький в общем-то вывод: кого-то очень интересует личность или деятельность исполнителя - того человека, о котором Крестный говорил столь взволнованно и которого ценил столь высоко...
Интересует потому, что он стал кому-то мешать...
Лещинский почувствовал, что наконец уцепился за ниточку, указывающую дорогу к ясному пониманию ситуации... Но может быть и так, что он держит в руке лишь обрывок, не привязанный к основной нити и не ведущий к клубку... Лишь сплетенный, спутанный с главной нитью отдельными волокнами. Дернешь чуть сильнее, чем можно и нужно, - и останешься с обрывком, то есть фактически ни с чем...
Лещинский осторожно, сдерживаясь, потянул на себя нащупанный логический обрывочек...
...Тесно соседствовавшие во времени события не имели внутренней связи между собой, но все же оказались выстроенными в хронологический ряд... Значит, кто-то их выстроил.
В итоге имеем третье следствие: события кем-то формально, искусственно связаны, чтобы создать впечатление их взаимозависимости в глазах наблюдателей, если хотите, зрителей. А зрителей было всего двое - он и Крестный.
Кому это нужно? И зачем? Первый вопрос пока отложим. Не все сразу...
В хаос социальной жизни Лещинский не верил. У каждого логически организованного действия или события должна быть цель, а иначе все спонтанно, все в хаос...
...У того, кто пытался связать смерть банкира и покушение на жизнь его убийцы в единый узел, могла быть только одна цель - войти в контакт с заказчиками устранения Кроносова: с Крестным и с ним, Лещинским. Оригинальный, однако, способ привлечь внимание заказчика!..
Вода в ванной вдруг показалась Лещинскому слишком прохладной, хотя температура ее автоматически поддерживалась на том уровне, который он сам установил на программном пульте управления.
...Никакой это, на хер, не оригинальный способ... Это самый красноречивый способ! И даже не привлечь внимание, а предупредить. Крестного предупредить что его деятельность кому-то не нравится. Предупредить его, Лещинского, о том же самом...
Лещинский вдруг понял: он пока жив только потому, что некто весьма сильный - не менее сильный, чем сам Крестный, - просто еще не вычислил, кто стоит за убийством Кроносова... Как и за целым рядом других убийств, несчастных случаев и скоропостижных смертей от естественных причин, повлиявших на российскую политическую жизнь последних месяцев... Он выскочил из ванной, внезапно почувствовав отвращение к воде и, в особенности, к той позе "лягушки", в которой только что расслабленно "парил"...
Требовались четкие, объективные, прочно обоснованные выводы. И он к этим выводам обязательно придет, поскольку от них теперь зависит его жизнь! В этом Лещинский уже нисколько не сомневался... Остатки высокого самомнения мгновенно выветрились из него, словно легкий хмель...
Лещинский зябко поежился. Он прошел в свою сорокаметровую гостиную, открыл бар, плеснул в "тумблерс" хорошую порцию "Барбароссы", залпом опрокинул в себя... Спиртное в первый момент колом воткнулось в желудок, перехватило дыхание и вызвало неприятные спазмы. Лещинский подавил подкатившее к горлу ощущение дурноты и плюхнулся в кресло. Сознание от выпитого нисколько не замутилось, а через минуту теплая волна поднялась из желудка и разлилась по всему телу. Он наконец-то согрелся...
...Сидеть и ждать, как дальше будут разворачиваться события, конечно, нельзя. Надо что-то делать. Но что? Звонить Крестному и бежать к нему просить о помощи? А что Лещинский ему скажет: я испугался, хочу жить, боюсь кого-то, сам не зная, кого? Как бы Крестный после этого его сам не пристрелил...
Ведь узнать-то он еще ничего не узнал!