Последний раз она навещала его в тюрьме шесть лет назад. Ей не нравилось, как на нее там косились, зная, за что сидит ее отец. Только она тут при чем? Она не виновата. Он зашел в гостиную и выглянул в окно. Еще на улице он заметил что-то на башне, но разглядывать при тусклом свете единственного фонаря и нескольких окон не стал. Фонарь еще горел, но через двадцать минут его выключат. Томми равнодушно прочел надписи на транспаранте. Сейчас он мало на что реагировал, его интересовало только одно - выжить. Хотя он не смог бы объяснить, почему хочет жить. Тюремный капеллан ему однажды сказал: "Ты можешь загубить свою бессмертную душу". Томми лишь пожал плечами.
- Что это такое? - спросил он у дочери.
Она промолчала. Он различил слово "педофил", но с виду остался равнодушным. Он отвернулся от окна и поинтересовался:
- Твой хахаль еще здесь?
- Он мой жених, - ответила она.
Томми Смит засмеялся. Смех звучал так, словно его издавал некий старый механизм, который давно не использовали. Он будто пытался говорить на языке, впитанном с молоком матери, который за долгие годы вытеснило более грубое наречие. В тишине и полумраке дома его смех отозвался слабым эхом.
- Я тебе постелила, - произнесла она, и добавила, - в задней комнате.
- А в моей теперь вы, да? С женихом? - последнее слово он произнес с неприкрытой издевкой. - Есть не буду, - сказал он так, будто она предлагала.
Он взял оставленный в холле чемодан и, не зажигая свет, стал подниматься по лестнице. Сьюзан проводила его взглядом, затем приоткрыла входную дверь и оглядела тихую пустынную улицу, дома и башню с транспарантом. Когда пробило полночь и фонари погасли, она заперла дверь, задвинула щеколду, повесила цепочку и тоже отправилась спать.
Сильвия с мужем и двумя сыновьями жили в большом, неудобном, не до конца отремонтированном, но довольно красивом бывшем доме пастора. Ей не спалось и, лежа в кровати, она с беспокойством думала про "Убежище". Женщина с двумя маленькими детьми, пришедшая вчера утром, заняла последнюю свободную комнату. Что теперь делать с теми, кто попросит убежища? Буквально через пару часов после ее прибытия позвонила очередная женщина и с надеждой спросила: "Можно мне побыть у вас? С ребенком?" А когда Сильвия стала уточнять ситуацию, попросила: "Я могу рассчитывать на комнату для себя и малыша?"
Одни женщины не теряют надежды, у других ее почти нет. Кто-то хочет просто выговориться и облегчить душу. Однако всегда найдется и такая, которая думает - раз она решилась на первый шаг, почти невозможный, немыслимый шаг, дальше все сложится само собой. Государство ей поможет, закон ее защитит, а мужчину, источник всех ее бед, накажут и заставят вести себя так, как она хотела, когда только решила связать с ним судьбу.
А как складывается судьба тех, которые, позвонив по телефону доверия, так и не обратились в полицию или в социальные службы? Например, та женщина с разбитым лицом? Или Анна, которая горько рассмеялась в ответ на слова Сильвии о психологическом насилии и так испугалась, заметив идущего из сада мужа?
Что он с ней сделал, если догадался, куда она звонила? Снова ее бил? Опять оскорблял? И что с ребенком, о котором она упомянула? Каково ему жить в таком кошмаре? Эти мысли не давали покоя Сильвии, и она никак не могла уснуть, лежа рядом с милым добрым скучным человеком, которого давно уже не любила. Он бы точно не поднял на нее руку. Это почти то же самое, как если бы он вдруг превратился в очаровательного, страстного, сказочного любовника, каким казался ей до свадьбы. Жестокие мужья, сожители, "женихи" и кавалеры часто очень привлекательны - галантны, тактичны, любезны со всеми женщинами, кроме тех, которые с ними живут. Но почему? Сильвия спросила об этом отца, когда зашла вечером к родителям за Робином и Беном.
- Это маска, за которой они скрывают истинную натуру, - ответил он. - Но ты ведь скажешь, что это психологически необоснованно.
- Да, потому что это нелепо, - по обыкновению возразила Сильвия. И как всегда пожалела о своем резком тоне.
Он всеми силами пытался показать, что любит ее так же сильно, как и сестру. Она это замечала и поэтому не испытывала к отцу особой нежности. Не понимала, как так можно. Своих детей она любила одинаково, не делала между ними различий.
- В среду у нас собрание, - продолжил он, словно не заметив ее резкого тона. - Будет заместитель начальника полиции, я, несколько ребят из бригады по борьбе с преступностью и сотрудница "Убежища" Гризельда Купер. Обсудим, как лучше раздавать средства связи женщинам из группы риска.
"Доверие оказывает. Нарочно сменил тему, зная, что она мне интересна", - подумала Сильвия.
- Ты ведь знаешь мисс Купер?
Она отметила это непривычное "мисс". Несомненно, пытается задобрить.
- Еще бы не знать, - тон ее так и не смягчился. - Штату нас, увы, совсем маленький.
А теперь, беспокойно ворочаясь рядом с Нилом, она укоряла себя за эту резкость. Она ведь уже не ребенок. Да что с ней, в конце концов, такое, если она не может поладить ни с мужем, ни с собственным отцом? Да и с матерью, если на то пошло. Она умеет ладить с детьми. Все отмечали, как легко она находит общий язык с любым несчастным изгоем и горемыкой. Но тогда почему ей так тяжело общаться с добрым, терпеливым отцом? Вдруг ей в голову пришла мысль, столь дерзкая и отчаянная, что Сильвия даже села в кровати. Разве ее книги по психотерапии не советуют в подобной ситуации все "проговорить"? Так, может, попытаться проговорить все с отцом?
Она произнесла это вслух, разбудив Нила, который спросонья пробормотал "А? Что случилось?"
Правда, каждый раз, когда она предлагала мужу поговорить об их проблемах, он резко отвечал, что тут нечего обсуждать, что уже ничего не изменишь, что у них полная несовместимость и все, но ради детей надо держаться вместе. В полумраке Сильвия вгляделась в его лицо, в закрытые глаза, в складки между бровями, которые никогда не разглаживались. Склонившись, она нежно поцеловала его в щеку. Муж улыбнулся во сне. От этого на глаза навернулись слезы, и она подумала: "Когда он спит, я все еще люблю его". После чего снова легла, тесно прижавшись к нему.
День выдался чудесный, первый погожий день за весь месяц. На безоблачном небе сияло яркое солнце, и каждая травинка, каждый свежий лист, каждый цветок дышали свежестью после нескольких дождливых недель. Вексфорд и Дора решили съездить в Лондон, пройтись по магазинам, посмотреть выставку Боннара в галерее Тейт, а вечером сходить на возобновленную постановку "Дома и красоты" Сомерсета Моэма в Королевском театре "Хеймаркет". До вокзала они прогулялись пешком, наслаждаясь чудесной погодой и обсуждая, чем займутся после спектакля. Что лучше - отправиться сразу на вокзал, чтобы успеть на последний поезд или, если представление закончится рано, посидеть в гримерной Шейлы и выпить по бокалу шампанского?
Бёрден решил заняться садом. Его жена обсадила клумбы самшитом, и теперь он раздумывал, как бы подстричь эти кусты. Прямоугольником или конусом? Или каждый кустик в форме шара? Он усомнился, что справится с последним. Или еще рано заниматься кустами? Может, обрезать только торчащие ветки? В конце концов он передумал стричь кусты и взялся за газон.
На вывеске с названием улицы Пак-роуд в квартале Мюриэль Кэмпден в очередной раз подправили букву "П". "Вряд ли надолго", - сказала Хэйли Лоури своей подруге Кейт Бёртон по пути к дому Краунов. Они думали предложить Лиззи сходить с ними в новый торговый пассаж Майрингема. Кейт недавно исполнилось шестнадцать, и она горела желанием истратить полсотни фунтов, которые ей подарили мать, отчим и два сводных брата.
Лиззи, которая с момента похищения так и не вернулась (и не собиралась возвращаться) в школу, ответила, что не может с ними пойти, потому что беременна и ей нужен покой. Новость сразила подружек наповал. Потрясенные, восхищенные и отчасти благоговеющие, девушки потребовали подробностей. С кем, как и когда? Едва Лиззи начала рассказ, в комнату вошел Колин Краун и прикурил от бычка очередную сигарету. Он слышал, как Лиззи отказалась идти на прогулку, и, желая отправить ее из дома, заявил:
- Ты что, глупая? Иди на улицу, в твоем положении гулять полезно. Слава богу, сейчас не "старые добрые времена".
Кейт, обожавшая Колина, то и дело бросала на него томные взгляды, которых он не замечал, у него были дела поважнее.
Когда девочки ушли, они с женой тоже вышли на улицу и направились к дому Бренды Босворт, матери трех малышей. Юные Босворты без присмотра резвились в Йорк-парке с другими детьми. Колин и Дебби Крауны и Бренда Босворт свернули с Пак-роуд на Оберон-роуд и позвонили в дом Томми Смита. Им открыла Сьюзан, но дверь оставила на цепочке.
- Где он? - спросил Колин Краун.
- А вам какое дело? - огрызнулась Сьюзан.
- Он здесь?
- Может, здесь, а может, и нет.
- Мы хотим услышать четкий ответ на четкий вопрос, - Бренда Босворт отпихнула Колина локтем и попыталась разглядеть, что у Сьюзан за спиной. - И вот каков вопрос! - воскликнула она театрально. - Где прячется гнусный педофил Томас Смит?
- Да идите вы к черту, - ответила Сьюзан, захлопнув дверь у нее перед носом.
Неустрашимый отряд из женщин во главе с Колином совершил обходной маневр. В этом доме жили две семьи, и примыкавший к нему сад разделял забор, в котором прямо у стены дома находилась калитка. Колин пинком открыл калитку, и они попали во двор. На фоне других участков с аккуратными газонами и клумбами этот поражал запущенностью. У соседей цвели тюльпаны и желтофиоли, а в саду Смитов буйствовали крапива, чертополох и дикий щавель. У других стояла купальня для птиц, а здесь в бурьянах валялась ржавая кровать.
Но Колин, Дебби и Бренда всего этого не заметили. Они ринулись к задней застекленной двери и увидели перед телевизором Гарри Уиллса, жениха Сьюзан, а рядом старика в кресле, неподвижно смотрящего в стену. Невысокого роста, коренастый, с болезненно-одутловатым лицом, седыми и на удивление густыми и длинными волосами. Огромные руки со вздувшимися венами устало покоились на коленях, желтые ногти напоминали когти животного. Серые фланелевые брюки были ему велики, а сине-белая полосатая футболка больше подходила человеку помоложе.
Дебби Краун постучала в окно. Гарри Уиллс обернулся, увидел ее и нахмурился. Старик и бровью не повел, все так же смотрел в стену, его руки, лежащие на костлявых коленях, не шевельнулись.
- Томми Смит, мы тебя видим! - закричала Дебби Краун. - Мы знаем, это ты!
- Мы знаем, что ты здесь, - подключился Колин, будто Смит прятался от него в шкафу. - Не думай, что легко отделаешься.
Жених Сьюзан отвернулся к телевизору. Смит оставался неподвижен, похожий на собственную восковую фигуру. Слегка растерянные, Колин и Дебби Крауны вместе с Брендой Босворт обогнули дом, вышли на улицу и встретили двух женщин с водруженными на метлы плакатами. На одном начертано "Педофила гнать!", на втором "Спасите наших детей!". На башне все так же трепетал опоясывающий ее транспарант. Колин предложил женщинам присоединиться к его команде, после чего все они отправились в Йорк-парк, забрали сопротивляющихся детей с качелей и лесенок и повели на Оберон-роуд.
Затем тем же составом, за исключением Бренды Босворт, встали перед домом Смита и на мотив марша "Мужи Харлэка" стали распевать "Позор педофилу" и "Спасите наших детей". Очень скоро из окон башни высунулись головы, и ряды митингующих пополнились соседями. Бренда Босворт, придя домой, первым делом позвонила в "Кингсмаркэмский курьер". В редакции никого не оказалось, кроме сотрудницы отдела частных объявлений, которая дала Бренде домашний телефон Брайана Сент-Джорджа. Бренда позвонила ему и, выказав некоторое презрение к газете, выходящей раз в неделю, спросила, как ей связаться с "Ай-Ти-Эн". И Сент-Джордж любезно вызвался помочь ей, с легкостью отказавшись от скачек, на которые собирался пойти.
Главной новостью субботы стала железнодорожная авария между Батом и Бристолем из-за неполадок со светофором. Примерно в то же время, когда пригородный поезд врезался в задний вагон междугородного экспресса "Паддингтон-Бристоль", в одном из пабов Белфаста взорвалась бомба, четверых ранило. На этом фоне Кингсмаркэмский скандал не привлек ни радио, ни телевидение. Газеты вроде "Сандэй Миррор" и "Мэйл он Сандэй" хотя и оценили усердие Брайана Сент-Джорджа, пытавшегося раздуть из этого происшествия "новость дня", вышли без его статьи.
С трех до пяти дня большая часть жителей Пак, Ариэль и Оберон-роуд бросила Колина и Дебби Краунов вместе с Брендой Босворт в гордом воинствующем одиночестве и отправилась смотреть матч международного турнира по футболу в прямом эфире.
- Что за дурацкий цирк! - сказал миролюбивый сосед Смитов, который наблюдал за Крауно-Босвортской деятельностью и, пока мог, терпел песнопения. Но за пять минут до футбольного матча его терпение лопнуло.
Он отправился на Йорк-стрит и отыскал там двоих констеблей, которые совершали обход, - Мартина Демпси и Лидию Уингейт.
Полицейские пришли с ним на Оберон-роуд и попросили всех певцов и знаменосцев разойтись по домам. Колин Краун пытался возражать, но недолго. Приведенные из парка дети громко требовали еды. Так или иначе, к трем пятнадцати все разошлись по домам, то есть "рассредоточились", как выразился констебль Демпси.
После этого представители правопорядка поднялись на третий этаж башни и, постучав в дверь квартиры Джона и Рашель Кинанов, попросили хозяев снять транспарант. Ожидая протеста, они удивились, встретив молчаливое согласие. Джон Кинан был согласен на все, лишь бы его не отвлекали от футбола. Он отправил жену к соседкам, и женщины совместными усилиями сняли подстрекательские лозунги. Когда Демпси на углу улицы обернулся, то с удовлетворением отметил, что инцидент исчерпан и можно спокойно возвращаться на свой пост.
В течение всего этого времени Томми Смит ничем не выдал своего присутствия в доме № 16 по Оберон-роуд. В четыре Сьюзан Смит рискнула выйти в магазин и через сорок пять минут вернулась с двумя большими пакетами продуктов. Вокруг не было ни души, квартал будто вымер, на самом деле все, включая отца с женихом, прильнули к экранам телевизоров и смотрели матч. В семь вечера Гарри Уиллс тоже вышел из дома и по привычке отправился в паб. Но вместо обычной "Короны и якоря" на Йорк-стрит он решил, что разумнее пойти в отдаленную "Крысу и морковку", где его никто не знает.
Воскресные газеты пестрели сообщениями о крушении и взрыве бомбы. Вексфорд принес их в спальню вместе с чашкой чая для Доры. Вчера она поздно легла, и сейчас все еще нежилась в кровати. Но сначала он проверил, что о Смите в прессе нет ни слова. В миле от их дома, в треугольном дворе с башней, было тихо и спокойно. Транспарант исчез, а окна дома № 16 по-прежнему закрывали глухие шторы. К десяти утра Колин Краун еще не продрал глаза после ночной пьянки с Брендой Босворт и ее сожителем Мирославом Златичем. Мирослав с Брендой тоже еще спали, поэтому два маленьких сына и дочь Бренды встали сами, сами приготовили завтрак и сами пошли в Йорк-парк в компании двоих юных Кинанов и троих Хебденов с Ариэль-роуд.
Суббота для Лиззи Кромвель стала одним из самых приятных дней в жизни. Она находилась в центре внимания, все ею восхищались, баловали. Хэйли купила ей мороженое, а Кейт угостила всех обедом на именинные деньги и уговорила ее выпить водки со вкусом черной смородины, "для здоровья". В ее "положении" нужно о себе особенно заботиться, говорили они. Посидев немного в баре, вывеска которого гласила, что это заведение "которое никогда не закрывается", они выпили несколько неположенных им по возрасту коктейлей и отправились на Стовертон-роуд к матери Кейт. Брат Кейт, Даррел, угостил их рыбой с жареным картофелем и гороховым пюре, а потом они все вместе смотрели "Секреты Лос-Анджелеса".
Домой Лиззи вернулась почти в полночь. Она ожидала неприятностей, но Дебби сказала только: "Не поздновато ли?" А Колин Краун добавил: "Какой смысл запирать конюшню, когда дурная лошадь уже понесла?"
Воскресенье, казалось, будет не хуже. В десять к ней снова зашли Кейт и Хэйли с новой девушкой Шарлоттой. Эта Шарлотта, потрясающая красавица ростом более шести футов, с рыжими волосами до пояса, была знакома с сотней парней, включая четырех мотоциклистов из Помфрета, обещавших подъехать в одиннадцать к парку. Девушки чинно прошлись по Хай-стрит, заглянули в единственный магазин в центре города, открытый по воскресеньям, накупили батончиков "Твикс", чипсов и направились к парку.
Увы, ожидания дня не оправдались - парни не приехали. Лиззи, Хэйли, Кейт и Шарлотта слонялись по парку, поедая чипсы и шоколадки, валялись на траве и слушали историю беременности Лиззи. Каждый раз она рассказывала по-новому, и на данный момент у ожидаемого ребенка оказалось три предполагаемых отца. Хэйли заметила это, но Лиззи велела не спорить с ней, поскольку в ее положении вредно нервничать.
Когда девушки окончательно поняли, что мотоциклистов сегодня не дождутся, они пошли домой. Но другим путем, не через Хай-стрит, а через детскую площадку - так ближе всего до Мюриэль Кэмпден. На детской площадке юный Кинан и Босворт-первый сидели на качелях, Босворт-второй вместе с двумя Хебденами лазали по шведской стенке, остальные гоняли мяч. Девушки замедлили ход, и Хэйли сказала, что хочет прокатиться с горки, которой в детстве она боялась.
Большинство домов Оберон-роуд выстроились вдоль парка, но дома с 14 по 19 выходили прямо на детскую площадку. Хэйли скатилась с горки второй раз, подняла голову и заметила мужчину, который стоял у окна верхнего этажа и явно наблюдал за играющими детьми. Это был не 16-й дом, а мужчина не Томми Смит, а его сосед из 18-го, который вчера привел полицию. Тони Митчелл на шесть дюймов выше Смита и лет на двадцать моложе, но на такие мелочи Хэйли не обратила внимания. Неловко съехав с горки, она завопила: "Педофил! Педофил на нас пялится!" Ее крик подхватили подружки, а затем и дети, которым уже надоели качели и горки. Все они, с Хэйли во главе, вопя: "Педофил! Педофил", побежали к Мюриэль Кэмпден.
Девять детей и четыре подростка - Лиззи со всеми наравне, о "положении" даже не вспоминала - с громкими воплями промчались по Оберон-роуд, подняв по дороге неимоверный шум. Жители Оберон и Пак-роуд выглядывали из окон, выходили на улицу, желая узнать, что стряслось.
- Старый извращенец высунулся из окна и пялился на детей, - выдохнула Шарлота.
Ей вторила Лиззи, тоже задыхаясь от бега:
- Он смотрит на них и хочет к ним подобраться.
Бренда Босворт выскочила на улицу в ночной рубашке и плаще, взвизгнула и сгребла своих ненаглядных Шона, Дина и Келли в спасительные материнские объятия. Правда, тут же их отпустила, когда Колин Краун скомандовал детям пройти в его дом, где они будут в безопасности, пока "взрослые не разберутся со всем этим". Он захлопнул дверь, и решительно направился вместе с Дебби к дому № 16.