– Прошу прощения, господин, но, пребывая в великой радости от вашего поразительного преображения, я забыл сообщить, что в библиотеке вас дожидается посетитель.
– Друг?
– Незнакомец, по крайней мере для меня. Представился как Гален, он из Иерусалима, пришел к вам с деловым предложением.
– Почему же ты не отослал его прочь, следуя моему распоряжению, как и всех прочих визитеров за последние годы?
– В нем есть что-то особенное. Я просто не смог выставить его за дверь.
– Разве он не знает, что я давным-давно не интересуюсь деловыми предложениями?
Эразмус улыбнулся:
– Нет, не знает. Как не знает и того, что о прибытии вам было возвещено во сне. Вы все еще хотите, чтобы я отослал его обратно?
Смех Хафида разлетелся по двору впервые за десять лет. Обнявшись, два друга повернулись к дворцу.
– Поспешим же, Эразмус. Нельзя заставлять сон ждать.
Глава вторая
Незнакомец стоял подле аквариума с золотыми рыбками в центре огромной библиотеки, в благоговейном восхищении взирая на тысячи пергаментных свитков, аккуратно разложенных на полках из орехового дерева, тянувшихся от пола из темного мрамора до высокого потолка, украшенного голубой и золотой мозаичной плиткой.
Гален был невысокого роста с коротко стриженными белыми волосами, резко контрастировавшими со смуглой кожей. Невзирая на отсутствие стати, в этом человеке чувствовалась властность, указывающая на то, что он привык требовать и получать уважение. Представив посетителя хозяину, Эразмус отошел.
– Я глубоко признателен за оказанную мне честь наконец-то познакомиться с самым великим торговцем в мире, – поклонившись, обратился к Хафиду Гален. – И я восхищен этой комнатой. Какая изумительная библиотека! Даже император Клавдий позеленел бы от зависти.
Хафид с гордостью кивнул:
– Да, здесь я могу обращаться за советом к Горацию, Виргилию, Катуллу, Лукрецию и десяткам других благословленных мудростью и прозорливостью. А тут, на южной стене, хранится единственная полная коллекция трудов Варрона… шестьсот двадцать томов в семидесяти четырех книгах. Однако я сомневаюсь, что ты пришел, чтобы обсуждать мою библиотеку, и прошу прощения за то, что заставил тебя так долго ждать. Давайте присядем, – предложил он, указывая на диван со спинкой, инкрустированной черепашьими панцирями и драгоценными камнями.
Верно истолковав жесткий тон Хафида, Гален незамедлительно перешел к цели своего визита:
– Мне дали понять, что вы, управляя некогда обширной торговой империей, умеете красноречиво изъясняться на языке иудеев, греков и римлян. Так ли это?
Хафид нахмурился и бросил быстрый взгляд на Эразмуса. Тот в ответ пожал плечами и отвел глаза.
– Сомневаюсь, что речь моя так уж изысканна, – ответил Хафид, – но я, по крайней мере, научился выражать свои мысли на этих трех языках.
Гален наклонился к хозяину дворца.
– Достопочтенный торговец, мы вступаем в эпоху, когда человеческая жажда знаний не знает границ. Мы стали свидетелями революции разума и духа, вдохновленной обычным человеком, который более не желает оставаться обычным. Он нуждается в наставлениях, советах и подсказках относительно того, как изменить свою жизнь к лучшему и найти достойное применение своим талантам, дарованным ему от рождения. Дабы утолить эту жажду самосовершенствования, тысячи наставников и ораторов путешествуют из города в город, делясь своими знаниями и опытом по самым различным предметам – от астрологии и земледелия до науки капиталовложения и медицины. Они собирают огромные толпы слушателей, как образованных, так и неученых, выступая не только на холмах, но и в гимназиях, театрах и даже храмах.
Гален замолчал в надежде на ответ, но Хафид хранил молчание, поэтому он продолжил:
– Разумеется, среди этих наставников встречаются и шарлатаны с хорошо подвешенными языками, пускающие пыль в глаза пустыми, бесполезными фразами за солидное вознаграждение. Но есть и множество талантливых ораторов, следующих лучшим традициям римлян, Катона и Цицерона, которые в своих выступлениях опираются на полный тягот жизненный опыт и наблюдения и делятся со слушателями ценными мыслями и приемами, способными обогатить жизнь любого человека. Многие странствующие ораторы обзавелись большой армией последователей и заработали немалое состояние.
Хафид поднял руку, на его губах играла терпеливая улыбка.
– Я прекрасно осведомлен об этих мастерах искусства риторики. За исключением тех, кто пятнает их репутацию, я аплодирую стремлению этих людей изменить наш мир к лучшему. Но какое все это имеет отношение ко мне?
– Великий торговец, – обратился к нему Гален. – Я накопил огромный опыт в организации выставок, игр и прочих массовых развлечений. За последние двадцать лет я устроил и провел множество дебатов, лекций, концертов, кулачных боев, спектаклей, а также многочисленные пешие и конные состязания. Я организовывал выступления в Афинах, Иерусалиме, Александрии, Риме и сотнях мелких городков по всему цивилизованному миру.
– Это и вправду очень интересно, Гален, и я впечатлен. Но зачем ты пришел ко мне?
Голос посетителя задрожал:
– Я хотел бы пригласить вас в несколько туров с лекциями. Уверен, вы с вашим опытом подарите людям надежду и раскроете секреты успеха, которые смогут изменить не одну жизнь. Вы сумеете донести свои слова с особой убедительностью. Поскольку ваша репутация гарантирует огромные аудитории, я хочу помочь вам взойти на трибуны и получить возможность наставлять простых людей, вооружив их приемами, с помощью которых те смогут осуществить хотя бы часть своих желаний. Мир отчаянно нуждается в ваших познаниях, Хафид.
Галену потребовалось несколько минут, чтобы оправиться от потрясения, в которое поверг его Хафид, без колебаний выразивший свое согласие. После обеда, за которым Хафид поведал гостю о странном утреннем сне и предсказании Лиши, они продолжили беседу за массивным тиковым столом в библиотеке. Эразмус едва успевал делать пометки.
– Наш первый тур, – пояснил Гален, – будет непродолжительным, но он имеет большое значение. В ходе его вы сможете отточить свою речь и овладеть базовыми навыками ораторского мастерства, практикуясь перед небольшими аудиториями. Я буду присутствовать на первых нескольких выступлениях, чтобы внести некоторые поправки, которые, полагаю, улучшат ваш стиль. Выступления в ближайших городах и деревнях послужат для вас своего рода тренировкой, а первых четырех-пяти лекций хватит, чтобы вы определились, хотите ли выступать в мировых столицах, где аудитории исчисляются не сотнями, а тысячами.
– Весьма предусмотрительно с твоей стороны, – улыбнулся Хафид. – Если уж я опозорюсь, то пусть свидетелей моего провала будет немного.
Гален рассмеялся.
– Не думаю, что подобное случится. С вашего позволения, я отбуду завтра утром и начну все необходимые приготовления для выступлений в четырех-пяти городах на расстоянии не более полудня пути друг от друга. Затем я вернусь, чтобы сопровождать вас на протяжении всего путешествия. Смею ли предположить, что у человека, чьи караваны бороздили мир, в конюшне найдется прочная крытая повозка, достаточно комфортная и вместительная для нас двоих и наших вещей?
– У меня есть любимая повозка, требующая некоторого обновления после стольких лет простоя. Эразмус, конечно же, будет нас сопровождать. Это большая повозка, рассчитанная на четырех человек и запрягаемая четырьмя лошадьми, но у меня найдутся арабские скакуны, которым пришла пора вновь вернуться в строй, как и их хозяину. Повозка – дар правителя Иудеи, Понтия Пилата, который я получил почти пятнадцать лет назад, когда по сходной цене продал ему две сотни жеребцов для его конницы, расположившейся в Кесарии.
– Превосходно! В каждом городе я арендую наиболее подходящее для выступлений помещение, будь то театр, гимназия, арена или школа, и найму людей из местных, которые смогут наилучшим образом подготовить публику к нашему прибытию.
Эразмус наконец прервал свое затянувшееся молчание:
– Гален, вы упоминали о солидных состояниях, которые удалось скопить некоторым странствующим ораторам, и я терпеливо ждал, когда вы перейдете к обсуждению финансовых моментов вашего проекта.
– Разумеется, все расходы на питание, проживание, аренду помещений для выступлений, конюшни и плату тем, кто рекламирует наши программы, вычитаются из денег, полученных за выступления. Из оставшейся суммы я удерживаю двадцать пять процентов в качестве своего вознаграждения, а все остальное причитается Хафиду. Это стандартный процент, взимаемый самыми уважаемыми представителями нашей профессии.
– Вполне справедливый расклад, – согласился Хафид. – Все заработанное мной прошу передавать Эразмусу. Он столько лет стоял на страже моих финансов, что не вижу причин менять привычный порядок вещей. Позднее мы обсудим, на какие благотворительные цели пойдут вырученные деньги.
Гален предупредил Хафида:
– На подготовку уйдет не менее двух недель. В мое отсутствие у вас будет время продумать и отрепетировать свою речь. Хотя великие ораторы, с коими мне доводилось общаться, признавались, что упражняются беспрерывно, что каждая новая речь служит репетицией следующей и что слова, которые они выбирают, меняются в зависимости от слушателей, происходящего в мире и даже погоды.
Хафид что-то царапал на маленьком клочке пергамента.
– Как долго должна длиться моя речь?
– Продолжительность выступления не ограничена строгими предписаниями. Знавал я одного известного философа, который мог разглагольствовать по четыре часа, переливая из пустого в порожнее. И еще помню, как много лет назад мне довелось слушать одного проповедника на горе близ Иерусалима, чьи слова, исполненные силы духа и любви, менее чем за полчаса сумели проникнуть в потаенные уголки души каждого из присутствующих. Советую составить речь длительностью не более часа и заучить ее так, чтобы не заглядывать в текст и чтобы она звучала естественно. Через час даже у самых благожелательно настроенных слушателей ужасно немеет седалище.
Эразмус с тревогой взглянул на хозяина:
– Вы уже знаете, о чем будете говорить с людьми?
Поднявшись, Хафид принялся мерить шагами выложенный плиткой пол, словно уже начал репетировать.
– Я часто вспоминал те давно ушедшие времена, когда все управляющие собирались в этой самой комнате и мы обсуждали итоги минувшего года и задачи на будущий год. Я говорил с ними не о качестве товаров и не об объемах продаж, а о том, каким каждый из них видит свое будущее и какие усилия они готовы приложить, чтобы раскрыть свои таланты и реализовать свой потенциал. Я не раз затрагивал тему болезненности, но необходимости перемен, напоминая своим людям, что мы, в отличие от полевых цветов, которые распускаются, но затем увядают и гибнут под бороной, непрерывно совершенствуемся независимо от возраста. Я неустанно напоминал им о великих чудесах, которые они могут творить, если только научатся оберегать себя от злейшего врага – самих себя. Достаточно пройтись по любой из улиц Дамаска или другого города, чтобы собственными глазами убедиться, как много людей сбилось с пути. Лиша – да благословенна будь ее душа! – говорила мне об этом в утреннем сне. И я не слепой, вижу, что в этом мире счастья нет. На одного улыбающегося человека приходится десять проливающих слезы. Что-то в мире сильно разладилось. Господь снабдил нас всеми инструментами, необходимыми для достижения любой цели, но мы утратили планы и чертежи и теперь возводим лишь дома, полные печали. Возможно, я могу оказать скромную помощь Господу, бросив несколько камушков и указав направление тем, кто заплутал, как когда-то, много-много лет назад, и меня наставили на верный путь.
Глава третья
Вот так получилось, что в том возрасте, когда большинство людей чинно посиживают в тени, предаваясь воспоминаниям, самый великий торговец в мире ступил на новую стезю.
Его первое выступление состоялось в старом молитвенном доме на окраине Кесарии Филипповой, перед скромной аудиторией менее чем в сотню человек. После выступления, за ужином на ближайшей стоянке для караванов, Хафид делился впечатлениями с двумя своими спутниками.
– Ваша речь, – сказал Гален, – отличалась простотой и убедительностью. Уверен, многие описанные вами принципы оказались полезными для всех присутствующих независимо от того, в каком положении они находятся. И, конечно же, никто не может говорить о том, о чем говорили вы, ведь никто из ныне живущих не достигал такого успеха, как вы! Я сгораю от нетерпения услышать ваши выступления в крупнейших городах мира – Риме и Иерусалиме. Вам предстоит выступать много-много раз, и перед большими, и перед малыми аудиториями, прежде чем все желающие утолят свое желание послушать великого мастера. Я в радостном предвкушении!
Без тени улыбки Хафид отодвинул тарелку и произнес:
– Будь так добр, воздержись от комплиментов, Гален, пока я их не заслужу. А теперь подскажи, как мне улучшить свое сегодняшнее слабое выступление.
– Это ведь только ваше первое выступление, Хафид. Не судите себя слишком строго. Ораторским искусством так быстро не овладеешь. Сегодня вечером я обратил внимание, что вы упустили несколько вопросов, которые планировали затронуть в речи, но при этом продолжали говорить совершенно спокойно, поэтому мне кажется, что никто даже не заметил вашу ошибку. Возможно, во время выступления вам стоит больше задействовать язык тела. Периодически подходите ближе к слушателям, делайте паузы, а затем разворачивайтесь и отходите, не говоря ни слова. Помните: хороший оратор – это прежде всего хороший актер. Подкрепляйте все важные моменты в речи жестами, понижайте и повышайте голос. Самое главное – учитесь смотреть в глаза как можно большему числу слушателей поочередно, словно ведете личную беседу с каждым из них, несмотря на разделяющую вас дистанцию.
Хафид печально покачал головой:
– Мне еще столькому нужно учиться.
Гален похлопал его по руке:
– Терпения, мой друг, наберитесь терпения. Уверен, самым великим торговцем вы стали не за один день. За многие годы я имел дело с сотнями ораторов и, должен признаться, в немалой степени поражен вашим самообладанием и уверенностью. Но, если задуматься, тут нечему удивляться. После всех испытаний, выпавших на вашу долю, сегодняшнее, скорее всего, представлялось вам пустячной забавой.
– Как раз наоборот, – вздохнул Хафид. – Не уверен, что слушатели восприняли мои слова всерьез. Казалось, они остались равнодушны, а аплодисменты раздались довольно жидкие.
– Все еще впереди, – заверил его Эразмус. – Все еще впереди.
Но его заверения не оправдались. Ни в Вифсаиде, ни в Хоразине, ни в Капернауме Хафид не сумел зажечь искру в сердцах слушателей.
Последнее выступление в этом туре было запланировано на горную деревеньку Назарет, и, поскольку это поселение находилось на пересечении военных и торговых путей, Гален с помощниками сумели собрать почти триста человек в обеденном зале единственного постоялого двора.
Впоследствии Хафид охотно признавал, что решение выступать в Назарете оказало колоссальное влияние на всю его оставшуюся жизнь. После неудачного выступления в Капернауме, когда, по глубочайшему убеждению Хафида, он потерпел полное фиаско перед рыбаками и торговцами, он был готов отменить свое последнее выступление и вернуться в Дамаск. И только привычка всегда доводить начатое до конца и неумение произносить слова "я сдаюсь" вынудили его двинуться в Назарет.
Хотя ораторское мастерство Хафида улучшалось с каждым выступлением, речь в Назарете ничем особенным не выделялась. Однако во втором ряду, жадно ловя каждое слово, сидел давнишний и уважаемый друг, Сергиус Павел – римский наместник на острове Кипр. Он одобрительно улыбался и кивал, а после заключительных фраз вскочил на ноги и громко зааплодировал.
После того как Хафид ответил на вопросы слушателей, два старых приятеля рука об руку поднялись по ступенькам постоялого двора. Гален и Эразмус следовали за ними. Сергиус зажег масляные лампы в темной комнате и только потом пригласил гостей войти.
– Это помещение не сравнится ни с одной комнатой в моем дворце в Пафосе, – улыбнулся он, снова обнимая Хафида, – но встреча с тобой, величайшим торговцем, и твоим верным соратником Эразмусом уже достаточная для меня роскошь. Как давно мы виделись в последний раз?
Сергиус разлил вино из кожаной фляжки по четырем кубкам.
– Почти двадцать лет назад, наместник, но ты не постарел ни на один день.
– Ха-ха, даже самый великий торговец порой искажает истину, – рассмеялся Сергиус, а Эразмус, пока они потягивали вино, описывал Галену длительное успешное и прибыльное сотрудничество между караванами Хафида и народом Кипра.
Наконец Хафид задал вопрос, вертевшийся у него на языке с того самого момента, как он увидел среди слушателей Сергиуса. Что почтенный наместник Кипра делает так далеко от своей земли? Что он забыл в отдаленной деревушке Назарет?
– В каком-то смысле винить за мой приезд нужно тебя, Хафид. Тебе говорит что-нибудь имя Савл или Павел из Тарса?
– Разумеется. Маленький проповедник с могучим голосом. Он пытался насаждать новую религию, основанную на учениях человека по имени Иисус, который за подстрекательства к бунту против Рима был распят Понтием Пилатом. Я познакомился с Павлом, когда все от него отвернулись и жизнь его находилась в опасности. Он пришел ко мне после того, как, по его собственному утверждению, во время молитвы в иудейском храме в Иерусалиме услышал голос. По велению этого голоса ему следовало обучиться искусству убедительной речи у самого великого торговца, если он хочет убедить других людей в том, во что верит сам.
– И ты согласился ему помочь?
– Да.
Сергиус кивнул и улыбнулся.
– Должно быть, ты прекрасно его обучил. Павел не побоялся прибыть на Кипр и потребовать встречи со мной. За два дня ему удалось обратить меня в свою веру. С тех пор я являюсь последователем Иисуса.
– Ты? Римлянин?
– Да. Наверное, первый из всех, кого я знаю. А разве этот маленький человечек не пытался обратить тебя после того, как ты вооружил его бесценными советами, благодаря которым он продает идеи с такой же легкостью, с какой продают товары?
– Нет. Он отбыл той же ночью, и с тех пор я его не видел, хотя все эти годы он часто мне писал. Но ты так и не объяснил, Сергиус, зачем ты здесь, в этом Богом забытом месте?
Наместник рассмеялся:
– Богом забытом? Едва ли. Я осознал, что песочные часы моей жизни почти иссякли, и хотел пройти по следам Иисуса здесь, в Палестине, прежде чем умру. Управление Кипром я оставил в надежных руках и взял трехмесячный отпуск, чтобы своими глазами увидеть мир, где Иисус жил и изменил столько жизней.
– Но какую роль играет Назарет?
– Здесь Иисус провел юность, здесь он возмужал, помогая отцу в маленькой столярной мастерской.
– Но родился-то он не здесь, – прервал его Хафид.
Сергиус побледнел:
– Откуда ты знаешь, ведь ты не его последователь?
– Потому что я видел младенца Иисуса вскоре после его рождения в пещере близ Вифлеема.