* * *
Савенков машинально взял лист за самый край, но почти сразу понял, что можно даже не пытаться снять с него отпечатки. Лист долго мяли и потом столь же долго разглаживали и разглядывали.
Да и тут печатные буквы. Человек, который так аккуратно выписывает буквы, не станет оставлять отпечатки.
Текст был коротким, но впечатляющим: "Последнее предупреждение. Откажешься от встречи - убьем. Даже не думай сообщать ментам".
- Марина, а где остальные письма?
- Я их все выбросила. Я и это хотела выбросить, но меня Игорь удержал. Он сказал, что это будет улика, если…
- Понятно! Это все?
- Нет! Мы на последнем этаже живем. Сегодня утром я нашла на балконе разбитую бутылку с бензином. Запах еще оставался и этикетка… Они с крыши ее сбросили.
* * *
С каждым новым эпизодом Савенкову все меньше нравилось это дело. Он не понимал логики противника.
Столько суетливых действий - и для чего все это? Только лишь для того, чтоб поговорить с Мариной?
Возможно, это очень важный разговор, но зачем городить такой огород. Что, нельзя было подловить ее в городе, в метро, на рынке, в сквере.
У профессионалов есть сотни приемов для стопроцентного знакомства…
Странно! Они же очень рискуют. Можно нарваться, что она придет на встречу с полицией. Или, например, с ребятами из "крыши", которая наверняка есть у ее мужа, у этого излишне спокойного Игоря.
* * *
- Марина, я понимаю, что у вас нет никаких версий. Нет никаких подозрений, никаких мыслей о причинах этого, я извиняюсь, наезда на вас.
- Абсолютно нет. Я сейчас домохозяйка. Я давно не работаю. И даже с соседями никогда не ссорилась.
Савенков понял, что больше информации он сегодня не получит. Но надо срочно принимать решение.
Есть ли реальная опасность убийства или похищения Марины?
Маленькая, но есть! Примерно - шесть к одному. Это как в русской рулетке - один патрон в шестизарядном нагане.
Кто скажет, что это маленький риск?
Кто решится бросать игральную кость при условии, что "шестерка" - твоя смерть?
Тут и сто к одному достаточно большой риск.
Значит надо что-то делать…
* * *
- Вот что я думаю, друзья мои. Очень правильно, что вы пришли. Будем работать. Предлагаю два варианта. Первый. При очередном звонке вы, Марина, соглашаетесь на встречу. Мои друзья с Петровки их берут, трясут по всем правилам и тогда все выясняется.
- Не хотелось бы так, Игорь Михайлович. Я очень боюсь.
- Да, Марина. Так быстро, но опасно. Вдруг поймают только одного. А он будет молчать, как партизан. Его потрясут и отпустят. А через месяц у вас что-нибудь случится.
- А есть второй вариант?
- Есть! Вы, Марина, временно исчезаете из Москвы, а мы спокойно работаем. У вас есть место, где можно было пересидеть две-три недели?
Савенков не мог не заметить, что Игорь Гридин очень оживился, услышав последнее предложение. До этого момента он был не то, что бы равнодушен, он напряженно выжидал. Возможно, он знал, что кто-нибудь предложит именно этот вариант.
- Правда, Мариночка. Опасно в Москве оставаться. Они что угодно сделают с тобой, а потом разбирайся. Это очень похоже на обычных психов. Сейчас осень, и у них обострение началось.
- Я не поняла, Игорек. Мне теперь что, до зимы скрываться?
- Ну почему, милая, до зимы? Ты давно хотела по Европе покататься. Так я за несколько дней путевку сделаю. У меня связи есть…
- Нет, нет и нет. Одна я не поеду! Вот если бы вместе с Варей…
Все посмотрели на Варвару. А Савенков даже улыбнулся и задорно подмигнул.
Она поняла, что от нее ждут ответа. А что тут говорить? Если тебе вместо работы предлагают тур по Европе, то только дурак откажется.
- Отличная идея, Маринка! Поедем в Вену, в Рим, в Париж. А до отъезда ты пока, у меня поживешь. Незачем нам рисковать.
* * *
Все замолчали. Но это была многозначительная, говорящая тишина. Все поняли, что теперь решение за Гридиным.
Он встал и заговорил тоном человека, подводящего очевидный итог:
- Я вижу, что ни у кого возражений нет. Значит, мы договорились. Милые дамы, очень кофейку хочется. Вы только не подумайте, что я вас на кухню выгоняю. Но нам с Игорем Михайловичем надо некоторые вопросы обсудить. В том числе и финансовые!
* * *
Дела сегодня совершенно не клеились.
Максим печально смотрел на гору договоров, которые надо исправлять, доводить до ума и дорабатывать. Он несколько раз придвигал их к себе, но удостоверившись, что строчки продолжают плясать перед глазами, вновь отправлял бумаги на край стола…
Вчерашний банкет совершенно выбил его из колеи!
* * *
Компаньон Максима, сидевший напротив, находился в еще более сумрачном состоянии.
Он периодически засыпал. Сначала он закрывал глаза, потом несколько минут по миллиметру опускалась вниз голова. А когда она достигала крышки стола, он вздрагивал, резко расправлял плечи и, широко открыв глаза, изрекал мудрую мысль. Типа: "Так жить нельзя" или "Надо меньше пить".
Очевидно, что Юрия Антоновича док. онало лекарство, которое утром принес Максим. Четыре бутылки холодного пива убрали тупую боль в голове, появилась легкость, а потом безразличие и сонливость.
В любом случае, трудового энтузиазма это лекарство не прибавило.
Звонков сегодня почти не было. Казалось, клиенты понимали, что сегодня юридическую контору "Щит" лучше не тревожить.
Но в середине дня прорвался кто-то очень настойчивый.
Еще утром Максим до предела уменьшил звонок в телефонном аппарате и тот, подыгрывая хозяину, тренькал вяло, жалобно, из последних сил. Максим глядел на него с сочувствием, но после двадцатого перезвона все же снял трубку.
Юрий Антонович, вглядываясь в туманное лицо партнера, пытался понять смысл разговора.
Но очевидным было лишь то, что Максим обладает хорошим словарным запасом. За пять минут он выдал в трубку массу синонимов, означавших его полное согласие с собеседником: "Да… Непременно… Согласен… Конечно… Есть… Договорились… Обязательно… Хорошо… Никаких проблем… Добро… Понял вас… Лады…"
Живая мимика появилась у Максима, когда он положил трубку. Он гневно взглянул на компаньона, втянул в себя побольше воздуха и выдал все, что о нем думает:
- Доигрался, друг! Скажи спасибо, что я не стал трубку тебе передавать. Это Андрей Семенович звонил.
- Борзенко?
- Он! И какой-то очень злой и напряженный. Дернуло тебя тогда о своих боевых подвигах трепаться. Ладно бы просто языком молол. Ты зачем деньги в задаток взял?
- Мы вместе брали! Ты, Максим, меня не путай. Я баксы сразу тебе передал. Все пять штук.
- Верно! Передал демонстративно. Ты просто разделил ответственность. А я, дурак, сразу и не понял. Дают - бери! Вот где ты сейчас этого Маркова найдешь? Его вся контора тогда искала. И не какая-нибудь контора! Это тебе не менты, это ФСБ.
У Юрия Антоновича как-то быстро просветлела голова. Хмель быстро ушел, и он начал рассуждать.
- Никто его почти не искал. Этот Марков исчез, когда у нас президент сменился, всем не до того стало. Один я тогда между Москвой, Парижем и Марселем мотался. Пока следы его нашел, меня уволили. Я в их новые штаты не вписался. И вся информация у меня осталась здесь.
Бывший чекист ударил костяшками пальцев по своему лбу, намекая, что он помнит какие-то секреты о пропавшем Валентине Маркове.
- Нет, тогда забыли о нем. Я точно знаю. Я сам в отчете написал, что он лодку в этот день брал и в море погиб. Рыбалку он любил, этот Марков.
- Но ты правду скажи, Антоныч, он точно жив?
- Десять лет назад был жив! Мой человек видел его в Париже.
- Так давай искать. Звони этой Марине еще раз. Только ты сам с ней встречайся. Она мне в прошлый раз чуть глаз не выбила.
* * *
Марина успокоилась только в самолете.
Все пять дней, пока она жила у Варвары, она не выходила на улицу и не подходила к телефону.
Основания для этого были. Игорь сообщил, что до того, как Савенков разместил в квартире Гридиных свою хитрую технику, было еще два угрожающих звонка.
А вчера, накануне отлета пришло письмо еще более жестокое и страшное, чем раньше. Оно завершалось фразой: "Мы найдем тебя везде".
Текст письма знала только Варвара.
Поэтому, усевшись в кресло аэрофлотовского "Боинга", Марина сразу успокоилась.
Еще в Шереметьево она или постоянно оглядывалась или тупо смотрела в пол, дрожащими руками прижимая к себе вещи. В результате у стола таможни она получила полный досмотр. Проницательный молодой человек даже ощупал швы в ее сумках и проверил наличие второго дна. Возможно, он решился бы и на личный досмотр, если бы находившаяся рядом Варя не бросила беспечным тоном:
- Моя подруга очень боится летать. Я и сама вся дрожу. Скажите, в самолете будут парашюты?
* * *
Игорь Гридин купил для них самый длительный и довольно дешевый тур. За двадцать два дня они должны были проехать почти всю Европу на автобусе.
Все это Гридин успел сделать за шесть дней. Собственно говоря, можно было за пару часов подобрать подходящий вариант и оплатить его. Сложнее было в срочном порядке получить Шенгенскую визу.
За это почти никто не брался. Но Игорь обладал пухлой записной книжкой. И вскоре нашлись проворные ребята, знающие подходы к ответственным клеркам в одном маленьком посольстве…
Связи в наше время решают почти все. Связи и деньги.
* * *
Правда, девушкам пришлось догонять группу, которая добиралась до Вены поездом.
При этом, как потом оказалось, они пропустили самое интересное. Это был аттракцион почище пещеры ужасов или американских горок.
Наши туристы ехали ночным поездом по югу Польши. А там банды из бывших шахтеров часто громят такие поезда.
До конца поездки группа обсуждала эту страшную ночь. Все делилась опытом по запиранию дверей в купе с помощью зонтов, ремней и приставных лестниц.
* * *
В венском аэропорту их встретила гид группы, равнодушно державшая над головой табличку с названием московской тур фирмы.
Они знали о ней только то, что ее зовут Люба.
Варе почему-то казалось, что такое имя должно принадлежать молодой веселой девушке с большими глазами. Но табличку держала фигура в мешковатом плаще с безликой скучной физиономией. И было ей лет сорок, сорок пять.
Правда, это на первый взгляд. Варя подумала, что после хорошей парикмахерской, одетая во что-нибудь короткое, яркое, узкое, да с добавлением добродушной улыбки и блеска в глазах, Люба могла бы потянуть и тридцать пять и даже на все тридцать.
Кроме Любы Вена встретила их такой же серой погодой. Шел мелкий холодный дождь, и плотные мрачные облака превратили полдень в сумерки.
Прибыв в гостиницу, Варя сразу увидела, что московская группа быстро освоилась с местным сервисом: в холл несколько раз забегали наши ребята. Из стоявшего в углу элегантного прибора они наливали в кружки и термосы дармовой кофе.
Варя тоже подошла и, наполнив пластиковую чашечку, отхлебнула…
Правильно люди говорят, что бесплатное не может быть хорошим. За все надо платить!
А этот кофе напоминал наш родной, столовский, желудевый.
Здравствуй, Вена!
Варя вспомнила, что в путеводителе, который она изучала час назад, кофейной проблеме было отведено несколько страниц.
Оказалось, что в местном общепите нельзя просто попросить кофе - вас не поймут. Надо назвать один из двух-трех десятков сортов или видов, которые готовят именно здесь…
И еще Варе запомнилось, что здесь в Вене можно в любой ресторан заявиться со своей собакой. И официант, прежде всего, осведомится о вкусах вашего "младшего брата", принесет еду ему, а затем спросит о вашем заказе.
И в этом не будет ни капли ханжества, шутовства, позерства. Просто им всем нравится жить именно так. Всем - и официанту, и хозяину, и собаке. Просто все они очень любят друг друга.
А добро они в первую очередь делают для более слабого, беззащитного, бессловесного. Собаки же не могут жить без нас. Это наши предки давным-давно приручили их. А хорошие люди всегда должны отвечать за тех, кого они приручили.
Вот австрийцы это поняли. И другие тоже. И в их странах доброта, терпимость, покой, мир, любовь…
* * *
Экскурсия по мокрой Вене не вызвала восторга.
Они почти не выходили из автобуса. Конечно, приятно было осознавать, что где-то за запотевшими стеклами красивые парки, шикарные здания, старинные улицы, по которым гуляли и Моцарт, и Штраус…
Совсем под вечер их привезли к Имперскому дворцу. Внутри этого здания было мрачновато, душно и сыро от множества мокрых курток и влажных причесок.
А еще в узких проходах было тесно от толп суетливых японских туристов. Они бегали со своими путеводителями, в которых было множество фотографий с кратким описанием и с чистым пустым квадратиком рядом. В него надо было поставить галочку. Это я осмотрел!
Именно поэтому япошки и суетились.
Если кто-то из них пропускал нужный зал и не успевал бросить взгляд на ночной горшок Франца Иосифа, он летел назад, за две секунды осматривал, ставил галочку и еще более стремительно догонял своих соплеменников.
Странная нация. Они просто не могли возвратиться в свою Японию без полного набора галочек в нужных квадратиках.
Ну не могли!
И при этом они всегда были добродушны, веселы, счастливы…
* * *
Через десять дней Варя еще раз подумала об этом же, увидев в Лувре трех япошек, подскочивших к Моне Лизе. Они смотрели на Джоконду три секунды и зафиксировали этот момент тремя полновесными галочками. Потом они помчались совершить то же самое около Венеры Милосской.
Странная нация! Все у них по инструкции, все четко. Поэтому и телевизоры у них не ломаются. Но зато нет у них нашей бесшабашности и душевной широты.
* * *
Дождь доконал всех. Никто из группы не остался в центре Вены. Ни у кого уже не было сил и желания наслаждаться мелодиями ночного города.
Первый день в таких поездках - он всегда, как первый блин. А Варваре и Марине было трудно еще потому, что их день начался в Москве в пять утра, а двухчасовая разница с Европой отдалила время отбоя.
Не ложиться же спать в девять вечера!
Они попытались соорудить ужин, но есть не хотелось. И разговаривать тоже не хотелось. Любой разговор вернул бы их к событиям в Москве. А очень хотелось забыть то, что было там в последние недели…
Они даже договорились ни разу не звонить в Москву. Может быть, поэтому они даже не заметили, что на одной из полочек стенного шкафа стоит телефон. Просто не обратили на него внимания.
Но вдруг он сам заявил о себе мелодичным настойчивым звонком.
Это мог быть кто угодно: и экскурсовод Люба, и кто-нибудь из группы, и местный портье.
Варвара взяла трубку и развернулась так, чтобы Марина видела ее лицо. Лицо, которое будет сохранять спокойную улыбку вне зависимости от содержания разговора.
- Слушаю вас.
- Что, думаешь, спряталась? Мы же говорили, что везде тебя найдем. Ты обманула нас и теперь готовься к смерти. Мы везде будем следовать за тобой. И завтра и через неделю… Готовься!
- Вы, очевидно, ошиблись… Здесь таких нет.
* * *
Варвара положила трубку и попыталась улыбнуться еще шире. Возможно, это был перебор. Играла она хорошо, но уж очень подготовленный и настороженный был зритель.
По испуганным глазам Марины было видно, что она не поверила и не поверит, хоть ты примени для нее всю систему Станиславского.
Но Варе надо было продолжать играть.
- Ошиблась какая-то фрау… Я немецкий не очень хорошо знаю. А австрийцы вообще на своем диалекте говорят…
- Варя, это были они?
- Кто? Тебе, Маринка, действительно надо успокоиться. Теперь они везде будут мерещиться… Я же сказала, что ошибка. Давай я специально спущусь к портье и уточню. Может он знает, кто звонил.
Варя выскочила и, не дожидаясь лифта, побежала по лестнице. Всего-то четвертый этаж.
* * *
Немецкий язык она действительно знала плохо. Как и английский. Говорить свободно она могла только на французском.
Но портье оказался полиглотом. Через пару минут было ясно, что звонок был из Москвы, что звонившая - молодая девушка точно указала номер комнаты, а затем уточнила: "Мне нужна Марина Гридина, которая сегодня прилетела из Москвы".
* * *
На этой неделе Андрей Борзенко в очередной раз попал в полосу творческого простоя. Его в очередной раз сняли с телеэфира.
Его очередной "шеф" что-то кричал, надувался, краснел. Он волновался намного больше, чем сам Борзенко. Попав между жерновами высокого руководства, "шеф" понимал, что не продержится долго. Но он старался продлить свое существование, угождая то одной, то другой стороне.
Чудак-человек! В битве гигантов опасно стоять на линии фронта и услужливо кланяться обоим.
* * *
Борзенко и сам бывал в таком положении. Но очень давно. Это было раньше, пока не появился человек, который круто изменил его жизнь.
Покровитель Андрея возник вдруг и именно в тот момент, когда все отвернулись от Борзенко. Он единственный посочувствовал, поддержал и восстановил справедливость.
И делал это он в то время, когда остальные просто отмахивались от него или ехидно усмехались.
Почти никогда Борзенко не упоминал его имени. Он вообще старался ни с кем не говорить о своем благодетеле. Даже в своих мыслях он именовал его Учителем или Хозяином.
Со второго года знакомства Борзенко стал называть этого человека Игроком. И это оказалось самым точным, самым емким определением. Это было сутью его характера.
Игрок никогда не стремился к высоким должностям. Его это не интересовало.
Он смотрел на все, как на шахматное поле в миллионы клеточек. Люди - толпы безликих пешек, которыми не так уж сложно управлять. Тысячи более значимых фигур стремятся попасть в свиту монархов. И казалось бы на вершине тандем - ферзь и король.
Но всегда рядом с этими фигурами тот, кого называют шахматист. Тот, кто может убрать непослушные фишки на самый край, кто может заменить свиту, запугать ферзя сумбурным движением пешек и подставить под шах самого короля…
Это и было целью Игрока, его страстью, его мечтой…
Борзенко хорошо понимал, что для этого человека он один из многих. Он просто орудие, рупор, рычаг.
Но Борзенко знал и другое. Игрок никогда не сдавал своих. Он до конца бился за них и почти всегда побеждал.
И потом спасенные фигуры служили ему еще большей верой и правдой…
* * *
О своем новом падении Борзенко сразу же сообщил Игроку. В ответ услышал он потоки праведного гнева и сарказма по поводу ничтожных врагов.
Андрей был уверен, что очень скоро Хозяин все поправит, наладит, улучшит.
Можно было не сомневаться, что так оно и будет - свои, преданные ему фигуры Игрок с доски не снимал…