В городе пахло затхлостью. Из-за высокой влажности у Тильды возникло ощущение, что грязь с улицы налипает на ее легкие. Тем не менее она не двигалась с места, потому что просто не знала, чем заняться этим вечером.
Эви! Она позвонит Эви! Она обладала положительным взглядом на мир и была такой беспечальной, что в ее присутствии можно будет на пару часов забыть о своих заботах.
Тильда прошла несколько шагов до своей машины и поехала домой. Ей все равно не оставалось ничего другого, и она совершенно точно знала, что скоро будет не в состоянии что-то делать и впадет в депрессию, если не удастся каким-то чудом пригласить к себе Эви.
По какой-то причине она не сбросила туфли, когда зашла в квартиру, И прошлась на высоких каблуках до гостиной. Может быть, потому, что без обуви она не нашла бы в себе силы еще раз выйти из дому. Она подошла к бару, налила бокал тепловатого, мартини и выпила его. Это был просто ежевечерний ритуал окончания рабочего дня, никак не связанный с алкоголизмом.
Через десять минут ей стало еще легче, потому что Эви сразу же сняла трубку.
- Сладкая моя! Как у тебя дела, хорошо?
- Да так себе. Сегодня так, завтра так. На этот вопрос я могла бы отвечать каждый день по-разному. А как дела у тебя?
- Все в лучшем виде! Все прекрасно.
- Эви, у тебя есть время? Я имею в виду не завтра и не на следующей неделе, а сегодня вечером. У меня уже крышу рвет.
Эви ненадолго задумалась.
- О’кей. Я приеду к тебе. Где-то через три четверти часа, мне еще кое-что нужно тут закончить.
- Прекрасно. Я жду тебя. Ты голодна?
- Я голодна всегда, но ничего не ем. Я на диете. Может, у тебя найдется бутылка шампанского? Этого будет достаточно. - Она хихикнула. - Пока.
Эви была единственной известной ей женщиной, которой можно было позвонить в три часа ночи и которая через пятнадцать минут уже стояла перед дверью с растрепанными волосами, упаковкой яиц, бутылкой шампанского и буханкой хлеба. Или же, наоборот, заспанная могла обнять гостью и пробормотать: "Заходи, сладкая".
Именно так случилось в 1998 году за три дня до Пасхи.
- Ты выглядишь так, будто полчаса назад произошел конец света, - зевнула Эви, когда Тильда в половине четвертого утра появилась у нее перед дверью. Она была бледна как мертвец, и вокруг глазу нее были темные круги. - Заходи, сладкая. Тебе нужен алкоголь или кофе?
- Наверное, и то и другое.
- О’кей. - Эви проскользнула в кухню и включила кофеварку.
Потом выложила на стол кусок сыра, нож, пачку бумажных носовых платков и открыла бутылку шампанского.
- Сначала выплачься, а потом расскажешь, что произошло.
Тильда не плакала, но понадобилось довольно много времени, прежде чем она сказала:
- Матиас сегодня бросил меня. - Она слышала собственный голос словно через вату. - Он хочет, чтобы Алекс и я выехали из квартиры, потому что он влюбился в какого-то мужчину.
Тильда удивилась, как быстро она рассказала то, что ее жизнь превратилась в кучу черепков. Ей не понадобилось и десяти секунд, как подруга уже была в курсе дела.
- Ох… - простонала Эви в качестве единственного комментария.
Она подошла к Тильде и погладила ее по волосам. Тильда повернулась, и Эви обняла ее. Несколько минут они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и не говорили ни слова. Тильда впитывала тепло тела Эви и слабый, почти улетучившийся аромат "Шанель № 5", духов, которым та сохраняла верность с тех пор, как они были знакомы. Она никогда даже не пробовала ничего другого, и этот запах стал для Тильды чем-то родным. Волна нежности охватила ее, и в этот момент стало ясно, чего ей больше всего не хватало у Матиаса. Он был последним, кто мог проявить сочувствие к другим, если у него вообще были какие-то чувства.
"Ты прекрасная женщина, но я тебя не люблю, - сказал Матиас, когда вечером после вечерних новостей внезапно зашел в кухню и сел напротив нее. - Sorry, Тильда, но, похоже, я никогда не любил тебя. Думаю, ты об этом знаешь. Ты это чувствовала. У нас с тобой не было секса, но причина этого не в тебе, а во мне. Я понял это только сейчас и больше не хочу продолжать эту комедию. Мне все равно, что скажут наши семьи, пусть хоть лопнут от возмущения, я это как-нибудь переживу. Мне никогда не было так плохо, как за прошедшие три месяца. Ложь и недоверие - самое ужасное, что может быть, и я это прекращаю. - Он взял чашку кофе и подошел к окну. - Я влюбился, Тильда. У меня уже несколько недель связь с мужчиной. Впервые в жизни я счастлив, и мы с ним будем жить вместе. Поэтому я хочу развестись с тобой".
Все, что сказал Матиас, еще звучало в ушах Тильды, но она пока была не в состоянии слово в слово передать их разговор подруге. В голове у нее было то пусто, словно там чисто вымели, то она вдруг становилась такой забитой, что Тильда была уже не в состоянии разобраться в своих мыслях.
Эви взяла бутылку с шампанским и громко хлопнула пробкой.
- Я это подозревала, - пробормотала она. - Ты когда-нибудь обращала внимание на то, как он держит сигарету? Всегда у него рука изогнута так, словно сломана, и это выглядит как-то странно. Но я не забивала себе этим голову. Конечно, это потрясение - услышать такое. Понятно, что ты сейчас не в себе, но может, будем считать это поводом попраздновать? Все это только вопрос перспективы.
- Я совершенно никакая, - тихо ответила Тильда и с благодарностью взяла у нее бокал с шампанским. - Я не представляю, что будет со мной и Алексом…
Эви подняла свой бокал:
- Не будем спешить. Впереди еще долгая ночь. И мы что-нибудь придумаем.
На какое-то время в кухне воцарилась тишина.
- Ты знаешь, - начала Тильда, с трудом подбирая слова. - Когда Матиас рассказывал мне об этом типе, с которым у него роман уже три месяца, его зовут Деннис… он говорил о нем с таким восторгом, расхваливал его и никак не мог прийти в себя от того, какой этот Деннис великолепный, какой он милый, красивый и всякое такое… я, кстати, воспринимаю это как бесстыдство, я такой хуцпы никогда бы не набралась… ну ладно, он такой, какой есть, но я сидела словно мертвая. Все, что он говорил, от меня отскакивало. Я казалась себе яйцеклеткой, которую со всех сторон атакуют сперматозоиды, но им никак не удается пробить мембрану. И его голос звучал тоже где-то очень далеко. Я старалась понять, что он говорит, и все время ждала, что мне станет больно. Но больно не было, Эви, только страшно.
- Отлично! - Эви улыбнулась. - Это именно то, что надо, сокровище мое! А сейчас представь, что он бросил бы тебя ради другой женщины. Тебе было бы больно?
Тильда кивнула:
- Этого я бы не выдержала. Я бы сошла с ума.
- Вот видишь. Дело в том, что ты невольно проигрываешь всю эту отвратительную программу сравнения. Что у нее есть такого, чего нету меня? Она что, красивее, стройнее, моложе? Может быть, она интереснее, веселее, смелее, образованнее? Да чтоб я так знала! Список этот бесконечен! И когда ты проработаешь его весь, ты станешь вот тако-о-ой маленькой. - Эви двумя пальцами показала щелку, через которую еле-еле мог бы пролезть лист бумаги. - Именно это и есть то, что причиняет такую боль. Мужчины изменяют и этим доводят нас до жалкого состояния. И понадобится года три, чтобы восстановиться и обрести себя снова. А в данном случае это полностью отпадает.
Тильда писала пальцем восьмерки на поверхности стола и молча слушала подругу. Выводы Эви были резкими, иногда их было трудно выносить, но они всегда были абсолютно точными.
- Весь этот идиотизм вообще не имеет к тебе никакого отношения, - продолжала Эви. - Ты же не можешь сравнивать себя с этим субъектом?! Ты могла бы сочетать в себе качества Клаудии Шиффер, Софи Лорен и Девы Марии - это ни на йоту не повысило бы твои шансы, Матиас все равно бы этого не заметил. Дело в том, что его интересуют только мужские задницы. А плюс в том, что ты наконец об этом знаешь и перестанешь ломать себе голову над тем, почему он больше женат на своих маклерских делах, чем на тебе. И почему после окончания рабочего времени словно под землю проваливается.
- Правда. В этом что-то есть.
- А теперь представь себе его с каким-то мужиком в постели. Как, получается? Или это что-то очень неприятное?
Тильда посидела молча и одним глотком допила шампанское.
- Вообще-то получается, как бы поначалу, но потом… - Она замялась.
- Тебе становится плохо.
- Немного да. - Тильда с трудом улыбнулась.
- Прекрасно. Все правильно. Потому что самый-самый-самый тяжелый пункт сравнения с конкуренткой является таким: неужели в постели она лучше, чем я? Невозможно избежать того, чтобы поминутно и детально в мыслях пройти все, в чем вы с ним упражнялись, и при каждом воспоминании ты придумываешь кучу извращений, потому что думаешь, что та, другая, занимается этим с наслаждением. Потому что в глубине души ты убеждена, что она на порядок лучше тебя в постели и он бросил тебя только из-за этого. Сладкая моя, это невозможно выдержать! Если ты начнешь проигрывать для себя эту программу - ты созрела для психушки. Но в данном случае это отпадает. Поэтому ты можешь представить себе игры между Матиасом и другим мужчиной, не теряя рассудка. Значит, вывод такой: добро пожаловать в клуб разведенных, сегодня ночью для тебя начинается новая жизнь. И она будет прекрасна, Тильда, в этом я убеждена, потому что теперь ты в любом случае сможешь найти для себя что-то получше, чем муж-гомосексуалист.
Они говорили еще часа два и при этом опустошили два кофейника и две бутылки шампанского. В четверть седьмого утра Эви уже чуть не падала со стула от усталости и ушла спать.
Тильда осталась сидеть в кухне. Она чувствовала себя бодро и была убеждена, что больше никогда в жизни не сможет спать глубоко и без снов, потому что не прекращала думать об этом фантоме по имени Деннис, которого она не знала, но который в ее фантазиях обретал все более явственные черты.
В ее представлении он был высоким, светловолосым и мускулистым. Красавцем мужчиной. Она словно видела расплывчатую картину, на которой Деннис с улыбкой смотрел на Матиаса и протягивал ему руку.
Матиас не отвечал на улыбку и серьезно смотрел ему в глаза. "Я люблю тебя", - сказал он тихо, но внятно, надевая Деннису золотое кольцо на палец, а потом поцеловал его. Тильда попыталась думать о чем-нибудь другом, но ей это не удавалось. Эта картина перекрывала любую мысль и мешала ей заснуть. Боль вернулась и становилась все сильнее. Ей хотелось рассказать об этом Эви, но подруга спала глубоко и крепко. Тильда слышала ее тихое похрапывание. Это было верным признаком того, что Эви переутомилась или пьяна, а сегодня ночью с ней случилось и то и другое.
"Матиас фон Штайнфельд, - подумала она, - отец моего сына и неудовлетворенная, незаполненная глава моей жизни, под которой я сегодня провожу заключительную черту".
Прости и прощай.
Постепенно она успокоилась, и страх отступил. Она плакала, пока не уснула.
Через десять месяцев Матиас и Тильда развелись.
- Я знала, что так и будет, - сказала Генриетта сыну. - Она никогда не понимала, что ты значишь для нее.
Семья фон Дорнвальдов отказалась от любых комментариев.
Тильда вернула себе девичью фамилию и вместе с Алексом переселилась в четырехкомнатную квартиру недалеко от бутика.
Все это было десять лет назад. Очень жаль, что она после этого потеряла Эви из виду, но тем больше радовалась их встрече сейчас.
26
Телефон зазвонил. Алекс подскочил, приходя в себя после ужасного кошмара, и никак не мог сообразить, где он и что сейчас - утро или вечер. Мокрый от пота, тяжело дыша, он скатился с матраца и прополз по голому холодному полу к телефону, который стоял под столом рядом с пустыми бутылками из-под пива и смятыми жирными картонками из-под пиццы.
- Да? - выдохнул он и закашлялся.
- Алло! - сказал скрипучий прокуренный голос. - Это Таркан. Ты меня слышать?
- Проклятье, я еще дрыхну!
- Это есть половина третьего, проклятье.
- Ну и что? В чем дело?
- Лейлы нет. - Таркан сделал многозначительную паузу. - Ты понимаешь? Ее нет!
- Я ничего не понимаю.
- Она не есть больше в Берлин. Отец отослал ее в Турцию. Все знают почему. Это не отпуск. Ты знаешь? Это плохо для нее. Никто не знает, что с ней сделают.
Хотя голова у Алекса разламывалась, он сразу все понял. У Лейлы в Турции было несколько дядей, и они знали, что Лейла повела себя бесчестным образом. Они попытаются восстановить честь семьи. Может быть, ее насильно выдадут замуж. Сердце Алекса болезненно сжалось.
- Проклятое дерьмо!
- Кто бы говорил. Но ты заварил это дерьмо, ты ! Смотри, что ты делаешь, друг мой, ты понимать? Мы еще поговорим!
И Таркан положил трубку.
Алексу больше всего хотелось вскочить и сорвать злость на мяче для битья, который висел рядом с входной дверью, но со сломанной ногой у него шансов не было.
Он больше не мог находиться в своей постели, в своей квартире. Ему нужно было выйти отсюда. Как бы он себя ни чувствовал, пусть даже нога болела при каждом прикосновении!
Он скатился с матраца, медленно подтянулся на руках и отправился в ванную. Горячей воды не оказалось, но ему было все равно. Алекс принял холодный душ, почистил зубы ледяной водой и оделся. Поскольку у него не было желания поесть или выпить кофе, то уже через четверть часа он поехал на работу. У него не было ничего, кроме работы, и ему нечем было заняться, когда дома от безделья ехала крыша.
Когда Юрген в одиннадцать вечера сообщил, что его мать сидит в ресторане с какой-то подругой и хочет поесть чего-нибудь легкого, он отпахал уже семь часов. Ему казалось, что нога вот-вот лопнет и разорвет гипс. Боль была такая, что он сходил с ума, и каждый шаг был мучением. А тут еще в зале сидела его мать. Он сто раз просил ее не приходить сюда. Не приходить в заведения, в которых он работал. Ему было стыдно.
От шефа он не услышал ни слова благодарности за то, что, хотя и был еще на больничном, явился на работу. Лишь короткое "Давно пора" и "Давай шевелись, у нас в меню спаржа".
Спаржа. Не было ни одного овоща, который требовал бы стольких усилий и который Алекс ненавидел бы больше.
До сих пор он ни разу не сделал перерыва. Он не завтракал, у него до сих пор не было и крошки во рту, он не сделал ни единого глотка воды. У него было ощущение - как, впрочем, почти каждый вечер, - что вот сейчас он упадет. И конечно, обе дамы заказали спаржу. За десять минут до того, как кухня прекращала работу.
И, как часто случалось, Алекс готов был расплакаться. Это был его первый наполовину укороченный рабочий день, потому что обычно он работал четырнадцать часов без перерыва, но сегодня у него больше не было сил. Ресторан опустел, и минут через сорок минут Алекс подошел к столу, где сидела его мать с подругой.
- Хай, мам, привет, Эви, - сказал он. - Давно не виделись. Ты еще жива?
- Как видишь. - Эви улыбнулась. Она абсолютно не была шокирована его грубым тоном.
- Что вам здесь надо? - Алекс старался говорить потише, чтобы никто из коллег не смог их подслушать. - Неужели в Берлине нет ни одного ресторана, где в это время можно получить что-то из еды? Обязательно нужно приходить сюда?
- Я не могла до тебя дозвониться, - шепотом ответила Тильда, - и решила посмотреть, не вышел ли ты на работу. То, что Эви со мной, - чистая случайность.
- Да, я снова работаю. Значит, все? Или еще что-нибудь?
Ему было чертовски неприятно сидеть в поварской форме за одним столом с матерью, и он даже не знал, разрешается ли это. С большой долей вероятности у его шефа сейчас случится очередной приступ бешенства.
- Мне нужно на кухню.
- И долго тебе еще работать?
- Без понятия. Два часа, три. Все будет зависеть от того, что еще нужно сделать и что подготовить на завтрашнее утро.
- Когда можно будет позвонить тебе завтра?
- Вообще никогда. Я начинаю работать в восемь утра и open end . До полуночи я точно не освобожусь.
- Это опять шестнадцать часов работы. Алекс, так нельзя! Если ты сегодня будешь работать до двух… И в восемь снова надо идти на работу?
- Тогда я смогу подрыхнуть перед двойной сменой еще три часа. Чудесно!
- Да это же противоречит всем правилам! - подключилась Эви. - Это абсолютно незаконно!
- Да. Но так все складывается, и тут ничего не поделаешь.
- Наверняка можно что-то сделать! Просто вы не должны поддаваться…
- Да что ты вообще понимаешь! - процедил Алекс сквозь зубы. - Ты же не имеешь об этом ни малейшего понятия! Ни малейшего! Если мы упремся, нас выкинут с работы. Сразу же! А через два часа здесь будут новые люди. Поваров развелось, как песка в море. В каждой тюряге их обучают сотнями. Если хочешь чего-то добиться и, возможно, стать шеф-поваром, нужно пройти через это. - Он отвернулся. - Не сушите себе головы из-за меня!
Не попрощавшись, он исчез в кухне.
- Алекс выглядит ужасно, ты не находишь? - Эви задумчиво покачала головой. - Боже, да что с ним такое?
Тильда готова была расплакаться в любой момент.
- Пойдем где-нибудь выпьем, - сказала она. - Похоже, мы сделали огромную ошибку, что пришли сюда.
Вечер с Эви пошел ей на пользу. В первый раз она позволила себе разозлиться. На Алекса, который занимался тем, что загонял себя в могилу, агрессивно реагировал на каждое замечание, которое делали люди, готовые ему помочь, которые любили его, и на Матиаса, который, как всегда, когда он был нужен, разъезжал где-то на спортивном автомобиле.
От ее жизни ничего не осталось. Тильде стало понятно, что она уже давно потеряла почву под ногами. У нее была только одна возможность - изо всех сил плыть против течения.
27
Сиена, июль 2009 года
Как всегда, минута в минуту, в двадцать минут десятого раздался дребезжащий звук радиобудильника, и, как каждое утро, Кай Грегори и сегодня поклялся наконец-то купить другой - с лучшим, теплым звучанием. Итальянский певец, которого он не знал и знать не хотел, больше всхлипывал и плакал, чем пел, и в своей песне ныл о тоске и о сердце, которое "не может биться без тебя".
"Да быть этого не может!" - подумал Кай и снова закрыл глаза. Еще десять минут он мучился, слушая, что президент страны Наполитано находится с государственным официальном визитом в Болгарии, что какая-то мать убила своего ребенка камнем и что при крушении поезда в Базиликате погибли три человека.
Он со стоном встал. Во рту пересохло, и Каю казалось, что он до сих пор чувствует вкус граппы, выпитой накануне вечером. Конечно, опять перебрал, хотя ему было уже достаточно. Но он просто не мог отказаться от ритуала - заканчивать каждый день ненужными, но обильными возлияниями граппы на террасе.