- Так дело не пойдет, Матиас, - вмешалась Тильда. - Мы должны отвезти его в больницу. Рану нужно зашить, иначе никак. - Она склонилась над Алексом. - Если не хочешь говорить, что с тобой случилось, и ладно, это твое решение. Пожалуйста, не будь таким упрямым, поедем с нами! В больнице тебя никто не будет спрашивать, что произошло. По крайней мере, ты не обязан им отвечать. А вот если ты и дальше будешь упираться, я вызову полицию и напишу заявление о том, что ты был избит неизвестными лицами. И вся эта машина закрутится. Потому что полиция в любом случае заинтересуется, кто тебя так избил!
Алекс медленно поднялся. Каждое движение причиняло ему боль, он не мог ступить на ногу.
Матиас поддержал его. Алекс шел с трудом, сцепив зубы от боли.
11
Александер скрючился на заднем сиденье "порше" Матиаса, который терпеть не мог. Сегодня еще больше, чем обычно. Этот автомобиль он считал показушным, непрактичным и неудобным. Но, разумеется, для его отца ни о какой другой машине не могло быть и речи. Он должен был производить впечатление на юнцов, в конце концов, он давно уже был не самым молодым, и ему не оставалось ничего другого, кроме как с помощью богатства добавлять своей дряблой заднице конкурентоспособности.
Его родители тихо переговаривались, и он даже не старался прислушаться к их разговору. Он хотел лишь одного: чтобы его оставили в покое и наконец дали уснуть. Он злился на мать за то, что она позвонила отцу. Словно в детском саду: у сыночка появилась ранка на голове и вот уже вокруг него собралась вся милая семейка. Да чтоб они все провалились!
У Алекса было столько ненависти и злобы в душе, что, казалось, она его разорвет. Лейла, эта сучка, сдала его! Такого он не ожидал. Наверное, у нее было больше страха перед отцом, чем любви к нему, Алексу, но все же…
В четыре часа раздался звонок в дверь. Он услышал его не сразу, потому что как раз включил оглушительную музыку. И вдобавок был слишком пьян, чтобы сообразить, что визит в четыре утра вряд ли может быть приятным. Ни одной тревожной лампочки не зажглось в его размякшем от алкоголя мозгу, и он открыл дверь.
Перед ним стояло два турка - один пожилой, другой молодой. Алекс не знал никого из них, но у него сразу же возникло плохое предчувствие, что старший - это Кемаль, отец Лейлы. И он привел с собой подкрепление - мужчину, который выглядел, словно вышибала или кик-боксер.
- Так это ты, значится, и есть друг моя дочь?
Спутник Кемаля оттолкнул Алекса, и они вошли в квартиру. Алекс стоял, словно окаменев, и только мечтал о том, чтобы в нем было меньше пива и он мог реагировать быстрее. Потому что началось именно то, чего он боялся с тех пор, как познакомился с Лейлой.
- Ты знать, у нас есть так: сначала ты моя друг, а потом друг моя дочь. Не наоборот, это не есть хорошо.
- Ах да… - сказал Алекс тихо, надеясь, что это не прозвучит вызывающе.
- Это здесь есть моя друг. - Кемаль обнял своего спутника за плечи. - Салих. Лучшая друг в мире. Делает, что я хочу. И не прикасается к моя дочь, правда, Салих?
Салих кивнул, уставясь бараньим взглядом в пространство, и провоцирующе пощелкал пальцами.
- Зато ты прикасаться к моя дочь, ты, грязный свинья! - Кемаль бросил короткий взгляд на Салиха, и тот нанес парню удар кулаком в лицо.
Алекс был застигнут врасплох и сразу же рухнул на пол. У него была рассечена бровь, и кровь заливала глаза.
- Урок один, - холодно сказал Кемаль.
Салих принялся наносить по лежащему удары ногами, а Кемаль, скрестив руки на груди, стоял рядом и наблюдал за происходящим.
- Урок два.
Салих схватил Алекса за футболку, поднял его, прижал к стене и нанес сильный удар в живот.
Тот почувствовал, как рот наполнился кровью, и выплюнул ее. Два выбитых зуба покатились по паркету.
Кемаль хладнокровно приказал:
- Урок три!
Салих изо всех сил ударил ногой Алекса по голени.
Тот закричал и снова упал.
Кемаль приподнял его голову и посмотрел в заплывшие глаза:
- Смотри, майн либер фройнд , ты никогда больше не видеть Лейла, это понятно?
Алекс слабо кивнул.
- Ты не встречаться с ней, ты не видеть ее, и ты не прикасаться к ней. Понятно?
Он ударил Алекса головой об стенку, и тот с трудом выдохнул:
- Да.
- Громче!
- Да, - простонал он из последних сил.
- Надеяться, мы друг друга правда поняли. Иначе мы снова приходить и бить тебя, пока ты мертвый.
С этими словами он направился к выходу. Салих последовал за ним. Дверь громко захлопнулась.
Алекс с трудом дополз до постели. Он лихорадочно соображал, что делать, как помочь себе, но ему ничего не приходило на ум. Перед глазами все плыло, и тело превратилось в сгусток боли. Он не смог бы сказать, где болело больше всего, - было ощущение, что у него переломаны все кости.
Для начала он постарался не двигаться, чтобы хоть как-то выдержать боль, и в конце концов задремал.
Когда Алекс проснулся, было уже светло. Его постель была измазана кровью, словно на ней кто-то зарезал свинью. Он чуть-чуть приподнял голову и увидел, что уже двадцать минут восьмого. Он с трудом дополз до телефона и позвонил матери.
Через два часа после того, как Матиас и Тильда привезли сына в больницу, его раны были зашиты и обработаны. При рентгеновском обследовании установили, что у Алекса сломаны нога и два ребра. Кроме того, у него имелись множественные ссадины и кровоподтеки, а также были выбиты два зуба.
Через десять дней ему назначили посещение зубного врача, чтобы сделать слепок, а позже под общим наркозом имплантировать зубы. В операции на ноге не было необходимости - ногу загипсовали и наложили шину. Алексу выдали костыли, и родители отвезли его домой. И конечно, Тильда тут же принялась наводить в квартире порядок - именно то, что Алекс так ненавидел.
Матиас сунул ему в руку стакан со своей целебной минеральной водой:
- Выпей-ка. Я уверен, это поможет.
- А что это за педерастическая вода?
Матиас сделал вид, что не расслышал его.
- Выпей. И расскажи наконец, что произошло. Тебе ведь уже легче говорить.
- После работы мы с другом пошли выпить по пиву.
- По одному? - спросила Тильда.
- Я могу говорить или мне лучше заткнуться?
- Говори конечно! - успокоил его Матиас.
- О’кей, но тогда приберегите свои замечания, которые мне все равно до задницы.
Тильда поджала губы.
- И пожалуйста, мама, присядь! У меня крышу сносит, когда ты роешься в моих вещах.
Тильда села и демонстративно скрестила руки на груди.
- Мы совершили небольшую экскурсию по территории "Хакеше Хефе", и я на последнем поезде метро поехал домой. В это время на улицах никого не было, а потом подошли какие-то типы и начали на меня наезжать по принципу: "А не пошел бы ты отсюда, ты только портишь пейзаж, и вообще мы хотели бы увидеть твое лицо после того, как тебя переедет поезд". Мне еще повезло, что поездов больше не было. Когда они это поняли, то разозлились еще больше. Я попытался разрядить обстановку, но они становились все агрессивнее. А потом двое держали меня, а третий бил. Здоровый, как шкаф. Наконец все это им надоело, и они смылись. Я еле добрался домой и отключился. А как только проснулся, сразу позвонил. Вот и все.
- Невероятно! Как можно, что какие-то типы бьют всех подряд просто так? Просто так! - Тильда не могла в это поверить.
- Да. Просто так.
- А там не было камер видеонаблюдения, чтобы узнать этих типов?
- Нет. На станции метро нет. Наверное, они об этом знали.
- Ты должен обязательно подать заявление в полицию, - сказал Матиас. Ему хотелось выкурить сигарету, но он сдержался.
- Ладно, так и сделаю. Завтра, может быть. Хотя это ничего не даст. Я не могу описать этих типов, они выглядели так, как выглядят все. Бейсболки, кожаные куртки и джинсы. Конец. Я даже не могу сказать, были это турки или немцы. Потому что "Эй, старик, я тебя уделаю!" на берлинском диалекте может сказать каждый.
- Да, в твоих кругах…
- Ты опять начинаешь, мама!
- И все-таки еще раз… - вмешался Матиас. - Я считаю, что тебе нужно пойти в полицию. Независимо оттого, даст это что-то или нет.
- Ну хорошо, если это сделает тебя счастливым, я пойду. Это был обычный тон Алекса, которого Матиас терпеть не мог. Может быть, другие люди и не обращали на это внимания, но он его чувствовал: этот сладковатый голос, это самодовольство, иногда даже подчеркиваемое легким прищуром. Правда, вот этого сегодня не было, потому что глаза Алекса заплыли. Но он любил насмехаться над отцом, и он презирал его.
- Тебе еще что-то нужно?
- Да.
- Что?
- Чтобы вы оставили меня в покое!
Тильда встала.
- О’кей, мы уходим. Но с ногой в гипсе ты вряд ли сможешь передвигаться. Купить тебе что-нибудь?
- Нет. Я сам разберусь.
Тильда вздохнула. Алекс невероятно упрям! А из-за того, что он отвергает любую помощь, ей приходится беспокоиться о нем постоянно.
- Оставь его, - сказал Матиас. - Мы можем позвонить вечером и узнать, как у него дела.
- Тогда пока.
Матиас и Тильда вышли из квартиры.
И только когда Алекс остался один и смог все обдумать, он понял, что совершенно беззащитен перед отцом Лейлы.
12
Виола удобно устроилась, положив ноги в туфлях на высоченных каблуках на письменный стол рядом с бутылочкой просекко, и пилочкой подправляла маникюр. Она чуть не упала со стула, когда Матиас за несколько минут до одиннадцати вошел в бюро.
- Что случилось? - заикаясь, спросила она, сняла ноги со стола, схватила бокал и попыталась его спрятать, что ей, однако, не удалось. Да в этом и не было необходимости, потому что Матиас уже все равно его заметил.
- Почему ты проснулся… Я имею в виду, почему ты здесь, что случилось? - осторожно спросила она.
- А что здесь празднуют? - Матиас не собирался отвечать на вопрос Виолы. Настроение у него испортилось еще больше. - У тебя что, день рождения?
- Нет! - делано засмеялась Виола. - Просто низкое давление. Игристое - это лекарство для меня, шеф. - Она покачала ногой и с улыбкой посмотрела на него.
Но даже на это Матиас не отреагировал. Только не сегодня, только не после всего, что произошло. Обычно он легко находил общий язык с Виолой. Она была красивой, наивной, делала то, что ей говорили, и, похоже, была вполне довольна своей работой. Если на каком-то мероприятии нужна была, дама, которая сопровождала бы его, Матиас брал ее с собой. Она держалась на заднем плане, без устали улыбалась и не вмешивалась в разговоры. Она была преданна, никогда не напивалась и хорошо танцевала. Матиас умел ценить все это. С Виолой невозможно было вести умные разговоры, но в ее присутствии он никогда не чувствовал себя некомфортно или скованно.
Так что он решил не создавать проблему из-за маленькой бутылочки, прекрасно понимая, что ему просто хочется сорвать на ком-то свое плохое настроение, и сдержался.
- Что нового, Виола?
- Ничего. Не забудь о встрече с Герсфельдом. В пятнадцать часов. Я нашла еще два проекта, которые могут пригодиться. Вот посмотри.
Она пододвинула к нему по столу несколько папок.
Матиас кивнул:
- Спасибо.
Он взял бумаги и отправился в свой кабинет.
Ситуация с Алексом тяжким грузом легла на его душу. Всего полчаса назад он в растерянности стоял рядом с Тильдой на улице перед его квартирой. Он бы с удовольствием выпил с ней кофе, чтобы расспросить об Алексе, потому что она явно поддерживала контакт с сыном, но она отказалась.
- Боже мой, Матиас, о чем ты думаешь? - Она уставилась на него с таким видом, словно он попросил ее слетать вместе с ним на Луну или станцевать обнаженной на Курфюрстендамм. - Сейчас половина одиннадцатого, и мне нужно в магазин! Если мы где-нибудь присядем, это займет часа два. Нет, в другой раз с удовольствием, но сейчас - нет. Позвони мне, если будет желание, и мы вместе сходим в ресторан пообедать.
Матиас молча кивнул, думая, чем бы заняться, а Тильда села в машину и на полном газу рванула с места.
В итоге он поехал в бюро, решив в ближайшие дни поговорить с Алексом. Так больше не могло продолжаться.
Виола, принеся кофе ему в кабинет, улыбнулась и отметила про себя, что шеф даже не прикоснулся к документам, - видимо, его мысли были далеко. Она ничего не сказала и тихонько вышла. Наверное, он еще не совсем проснулся.
Матиас, откинувшись на спинку стула, пытался понять, действительно он когда-то любил Тильду или только придумал это. Он попал в ситуацию, словно в летнюю грозу, которую невозможно было предвидеть. А дождь с грозой и ураган перепутали все, о чем он до этого мечтал. Была ли это действительно любовь, он затруднялся сказать. Любовь распознать нелегко. Это чувство, которое никто никому не мог объяснить.
13
Конец июня 1984 года
- Матиас, - сказала мать, когда он - а с того времени прошло, между прочим, почти двадцать пять лет! - прохладным июньским утром появился в столовой, - ты можешь сделать мне одолжение?
По тону, которым Генриетта произнесла это, Матиас сразу же понял, что это не вопрос, а приказ. Если он не выполнит ее просьбу, мать неделями будет играть в молчанку, поскольку знает, что он не может этого выносить.
- Конечно, - глухо ответил он, заранее пугаясь того, что должно за этим последовать.
- Через восемь дней, точнее говоря, двадцать четвертого июня, состоится ежегодный летний праздник в замке Бург Лунден. Я была бы рада, если бы ты сопровождал меня. Кстати, я уже дала согласие от нашего с тобой имени. - И она улыбнулась.
Ага, значит, это была шутка. Ей в очередной раз удалось заинтриговать его, потому что Генриетта совершенно точно знала, что Матиас с удовольствием ездил туда с ней и старался не упустить возможности принять участие в празднике.
- Никаких проблем, естественно, я поеду с тобой, - обрадованно пробормотал он, - это само собой разумеется. Но мне понадобится смокинг.
- Если хочешь, завтра пойдем и купим его.
Генриетта была довольна и, прежде чем выйти из комнаты, поцеловала сына в лоб.
Восемь дней - это немного, но этого времени Матиасу хватило, чтобы взять напрокат "Мерседес - 300Е". Новенький, с иголочки смокинг сидел на нем безукоризненно, и он не упустил возможности лично проверить вечернее платье матери. Он остался доволен и пришел к выводу, что она прекрасна.
Через неделю они в "мерседесе" цвета красного вина подъехали к замку Бург Лунден. Матиас получил водительское удостоверение всего лишь семь месяцев назад, но отказался от того, чтобы нанять водителя, и сам управлял дорогим автомобилем.
Он испытывал невероятную гордость и постарался непринужденно и элегантно выйти из машины, чтобы открыть дверь для матери, сидевшей на заднем сиденье справа.
В этот момент прямо позади них остановился "бентли" бежевого цвета, и из машины выскочили двое молодых людей. У одного из них светлые напомаженные волосы были зачесаны назад, у другого же, который выглядел значительно толще брата, волосы были подстрижены настолько коротко, что он производил впечатление чуть ли не лысого.
- Привет, старина! - заорал блондин и с высокомерным видом махнул рукой Матиасу, который стоял всего лишь за несколько метров от него. - И ты здесь! Как твои дела?
Этому словесному шквалу Матиас не мог ничего противопоставить. Он беспомощно стоял на месте, от растерянности не в силах произнести и слова.
- Может, поможешь нам с багажом? А то у меня руки заняты!
Матиас молча кивнул и вынул чемодан из багажника, который открылся автоматически. А сам Михаэль фон Дорнвальд, который любил, чтобы к нему обращались "Майкл", взял с заднего сиденья машины букет цветов для хозяйки дома и направился по наружной лестнице вверх, к главному входу.
Происшедшее причинило Матиасу почти физическую боль. Михаэль обошелся с ним, как с лакеем, и он это допустил! Матиасу стало противно до тошноты.
- Что случилось? - спросила Генриетта, выйдя из машины и увидев сына в каком-то странном состоянии.
Матиас ей не ответил. Он даже не поприветствовал фрау Ингеборг фон Дорнвальд и ее дочь Тильду, которые тоже вышли из "бентли" и лишь бегло кивнули Генриетте.
Он ничего не слышал и не видел вокруг, он был вне себя от злости. Ему понадобилось почти полминуты, чтобы справиться с этим и последовать за матерью в дом.
Почти всегда на сеногной им везло с погодой, и в этот раз вечер был теплым и сухим. Буфет устроили прямо в парке, где маленькие фонари из кованого железа горели между деревьев, и дамы надели вечерние платья без рукавов. Легкого палантина было достаточно, чтобы не озябнуть.
Мать Матиаса специально для этого случая купила вечернее платье сиреневого цвета. В его вырезе блестело колье, которое подарил ей муж, Линус, на пятую годовщину свадьбы. Всего лишь за шесть месяцев до того, как умер. Она хранила это украшение словно настоящее сокровище, и Матиас знал, что она никогда с ним не расстанется, даже в самой сложной финансовой ситуации. Лишь один раз в году она надевала его - на летний праздник в замке Бург Лунден. Волосы Генриетты были подстрижены короче, чем в прошлом году, она похудела на пару килограммов, а ее глаза блестели. Для Матиаса она выглядела не как женщина, которой несколько недель назад исполнилось пятьдесят пять лет, а как дама под сорок в полном расцвете сил.
Перед ужином в холле замка давали концерт - скрипичный квартет Йозефа Гайдна, и Матиас прикрыл глаза. Не потому, что ему было скучно, просто за рулем он ужасно устал, вдобавок ему хотелось произвести впечатление человека, который слился с музыкой самым тесным образом. Но через четверть часа его голова упала на грудь, и он задремал. Когда мать толкнула его локтем в бок, Матиас испуганно подскочил и, чтобы не уснуть, заставил себя решать в уме сложные задачи на вычисление, типа умножить сто тридцать восемь на семнадцать.
После этого был вечерний буфет, и там он снова увидел Тильду, сестру наглых братьев фон Дорнвальдов. Матиас предполагая, что младший из братьев - толстяк брюнет, за ужином нацепивший узенькие очки оранжевого цвета, которые ему не шли и в которых он напоминал клоуна, - был таким же тошнотворным типом, как и его блондинистый, намазанный гелем для волос брат, хотя тот до сих пор и словом с ним не обмолвился.
Их мать, даму с тронутой сединой старомодной высокой прической, Матиас невзлюбил с первого взгляда и сам удивлялся, что огульную антипатию к этой семье он не распространил на Тильду, хотя она в маленьком черном платье с вышитой каймой выглядела недопустимо.
Платье оставляло ее руки открытыми, и руки эти пусть и не были толстыми или рыхлыми, но зато такими белыми, что при виде их становилось холодно. Выточки на платье были сделаны низко и не там, где следовало, и им не удалось придать нужную форму верхней части ее тела. Кроме того, платье имело очень неудачную длину и заканчивалось чуть выше коленей, что делало ноги Тильды, которые напоминали палки, еще более бесформенными.