Ратлидж успел оглядеть тем временем кухню. Приятная комната с зелеными, в цвет ранней весны, стенами, занавески на окнах бледно-розовые. Слишком по-женски, интересно, миссис Уайнер сама подбирала цвета? Она была здесь хозяйкой. Огромная плита тщательно начищена, как и вся немногочисленная мебель. Над столом висела лампа. В мойке не было грязной посуды. Небольшой коврик у двери для ног. Он тоже был безукоризненно чистым.
- Отец Джеймс всегда заходил отсюда, - ответила экономка. - Оставлял свой велосипед в сарае. Снимал и ставил обувь у двери на коврик, вешал пальто на крючок, если оно промокло. Он ходил по дому в носках, никогда не оставался в грязных ботинках, всегда был аккуратен. Потом поднимался к себе, умывался и вешал пальто там, если оно было сухим. Если ужин не был готов, работал в кабинете, а если ждали посетители, спускался в гостиную и с ними беседовал.
- Кто-то знал о его привычке входить через заднюю дверь?
Экономка улыбнулась:
- Не удивлюсь, если половина наших жителей поступают так же. К задней двери приходят торговцы, соседка приносит излишек испеченного хлеба или банку маринованных овощей. Или джема, который только что сварила. Никто из взрослых не пойдет через переднюю дверь в грязных башмаках. Даже дети, если идет дождь. Наверно, в Остерли не найти кухни, которая заперта, хотя ключ всегда висит на гвозде у двери. Никто не думал…
Ее лицо внезапно сморщилось, улыбка переросла в гримасу боли.
- Он был мне как сын. Я так переживаю, что не знаю теперь покоя. - Она отвернулась и, когда немного успокоилась, сказала: - Если у вас все, я бы хотела пойти домой. Я и так задержалась.
Ратлидж тепло поблагодарил ее и направился к парадной двери. Услышал вслед, как миссис Уайнер громко всхлипнула, но не стал возвращаться. Это ее личное горе, тут он не мог ее ничем утешить.
Надо помнить, что он находится в Остерли не для расследования, а с заданием успокоить епископа. И еще о том, что здесь он чужак, стучавший у парадной двери вместо того, чтобы пройти через кухню. Он приехал ненадолго, и, скорей всего, его миссия завершена.
Глава 9
Двадцать минут спустя Ратлидж пришел в полицейский участок к инспектору Блевинсу, который сидел в своем тесном кабинете, перед ним на столе стоял открытый термос с горячим чаем, от которого шел пар. Инспектор пил чай, а в руке держал бутерброд.
- Опоздал с ланчем, - объяснил он, указывая на пакет с бутербродами. - Сказали, что на болотах раздаются выстрелы, а стрелять там запрещено. Я провел час, прочесывая проклятые заросли, разыскивая этого идиота. Жена сжалилась и принесла мне сюда чай и бутерброды. Хотите?
- Спасибо. Я поел в гостинице. Разве бродить по болотам не опасно?
- Надо хорошо знать местность, вам этого делать не рекомендую, легко заблудитесь, и тогда придется искать вас.
Дружеское предупреждение.
Закрыв термос, инспектор задумчиво посмотрел на Ратлиджа, потом отвел взгляд.
- Есть еще кое-что, - помолчав, сказал он и провел рукой по волосам. - У отца Джеймса были две сестры - Сара и Джудит. Джудит умерла во время эпидемии испанки. Сара вышла замуж, у нее маленькие дети. Этим утром сюда поступил звонок от ее мужа, Филиппа Херста. Я встречался с ним пару раз. Спокойный и надежный. Он передал, что перезвонит после мессы. Позвонил прямо перед тем, как этот идиот стал стрелять на болотах.
Блевинс отставил термос.
- Интересный был разговор. Оказывается, в детстве любимой сказкой Джудит была сказка про Джека Великана. Отец Джеймс читал ей много раз эту сказку, и в ее глазах он был героем. - Блевинс замолчал, казалось избегая слишком щекотливой и неприятной темы.
Ратлидж ждал.
- Из Франции отец Джеймс часто писал сестрам, и одно письмо Сара хорошо запомнила, хотя он писал его Джудит. В нем говорилось, что он встретил этого Великана, и даже картинку нарисовал - маленький отец Джеймс рядом с огромной фигурой. И еще всякая чепуха касательно сказки.
- Вы хотите сказать, что Уолш и был тем Великаном?
- Господи. Да нет же! Он просто шутил, вспоминая детство. Великаном мог быть любой, пенджабец, например. Многие горцы имеют высокий рост. Но я хочу через Военный комиссариат проверить, был ли Уолш во Франции и мог ли там встречаться с отцом Джеймсом. Им это не понравится, придется искать, но, если это правда, мне надо знать. Не хочу выглядеть потом дураком на суде. Хотя, если подумать, если он и был там, это мало что меняет.
- Вам надо снова расспросить людей о той ярмарке. Разговаривали ли там Уолш и отец Джеймс, как старые знакомые?
- Но каким образом Уолш мог узнать отца Джеймса, если тот нарядился клоуном, чтобы развлекать детей, и лицо у него было раскрашено?
- Отец Джеймс сам мог вспомнить Уолша.
Хэмиш вмешался, напомнив Ратлиджу: "Миссис Уайнер говорила, что отец Джеймс пришел с ярмарки и сразу пошел умываться, отдав ей собранные там деньги".
- Так все очень просто - надо спросить самого Уолша.
- Да вы его не знаете! Он будет изрыгать ругань и проклинать меня. Легче узнать в комиссариате, чтобы не позволить этому хитрому ублюдку избежать обвинения.
- Сара Херст все еще хранит то письмо?
- Не могу сказать, где оно. Просто Херст вспомнил и решил нам позвонить.
- А если Уолш искал именно письмо у священника? Ведь это в порядке вещей - хранить письма тех, кто дорог.
- Конечно нет! Откуда ему было знать о существовании письма? Это ложный след, и я не собираюсь по нему идти. И потом, если отец Джеймс и узнал что-то плохое об Уолше, он не стал бы говорить сестре, верно? Забудьте. Я вам рассказал о письме просто так, чтобы обменяться мнениями.
Хэмиш вспомнил о размышлениях накануне ночью относительно Норвича.
Иголка в стоге сена. Так вот, не исключено, что эта иголка сама отыскала отца Джеймса спустя год после окончания войны.
- Понимаю вашу точку зрения, - успокоил Блевинса Ратлидж и сменил тему: - Я был в доме священника, осмотрел его кабинет.
- И ничего нового не увидели, так? Миссис Уайнер тщательно отскоблила ковер. Наотрез отказалась, чтобы констебль сделал это за нее. "Это мой дом и мой долг", - сказала она.
Блевинс доел последний бутерброд и сложил салфетку. В углу ее была вышита готикой буква Б, увитая веточкой сирени.
- Ящик стола был взломан просто варварски.
- Да, можно было легко сломать замочек. Тут не требовалось сил. Это правда. Но я думаю, что тот нежный цветок, что сидит сейчас у нас в камере, не привык рассчитывать усилия.
- Значит, версия такова: Уолш явился за деньгами, которые ему были очень нужны, чтобы заплатить за новую повозку. Но после ярмарки прошло несколько недель. К тому времени церковные деньги могли быть уже потрачены - розданы нуждающимся, употреблены на церковные нужды, мало ли чего еще. Почему Уолш был уверен, что деньги по-прежнему целы и хранятся у отца Джеймса?
- Я сам об этом думал, - ответил Блевинс. - Но, как правило, деньги на нужды церкви идут не из сбора на базарах. Все пожертвования прихода хранятся в банке и снимаются со счета по мере надобности. Кроме того, осенняя ярмарка никогда не приносит большой выручки. Хотя в этом году, впервые после войны, она была значительнее, чем раньше. Мужчины вернулись с войны, да и молодые женщины, которые тоже воевали. - Он замолчал.
Замолчал и Ратлидж. Так тяжело сознавать, что мужчины в расцвете сил ушли и никогда уже не вернутся. На фронте они об этом не задумывались. В Остерли тоже много потерь - в их числе сын мясника и племянник миссис Барнет. А некоторые остались калеками и учатся теперь плести корзины для продажи. Один из лучших парней Остерли вернулся слепым. Два мальчика из церковного хора остались сиротами, их мать умерла от испанки, а отец погиб на войне. Жители поговаривают о том, чтобы соорудить памятник всем, кто погиб на войне.
Ратлидж вспомнил о мемориале в Лондоне. "Вечная память павшим", - было написано на нем. Каждый ноябрь к нему возлагают венки и читают молитвы по тем, кто не вернется домой. Никогда.
Он опечалился, вспомнив о тех, кто пропал без вести. Они все еще лежат на полях Фландрии, зарытые так глубоко в изрытую снарядами землю, что даже фермерский плуг не обнаружит их. Ботинки могут дольше сохраниться или каски, но со временем даже кожа разрушается, а железо ржавеет и рассыпается. И спустя несколько лет их покроют пшеница, горошек или виноградники. Ни деревянных крестов, ни мраморной плиты. Слышат ли они благодарные молитвы тех, кто ныне жив? И сколько времени эта благодарность продлится?
Он очнулся. Блевинс в это время продолжал говорить:
- …Отец Джеймс пережил войну и эпидемию испанки. Храбрым был, но не бравировал храбростью. Любой скажет вам - он многих сумел вернуть на путь исправления. Но не Уолша. С ним не было шансов. Не знаю, как в вашей практике, но в моей такие гиганты - всегда недоумки. Зато эти чудовища обладают взрывным темпераментом. Отец Джеймс мог совершить фатальную ошибку, желая усовестить его.
- Безусловно, в ваших рассуждениях есть смысл, - согласился Ратлидж. - Но если говорить об Уолше… Я думал о размере следа, оставленного под кустом сирени. Он ведь был небольшим?
Кажется, этот вопрос вызвал раздражение Блевинса.
- Да, тот след потонет в следе от лапы Уолша, - неохотно подтвердил он. - Мы сняли его отпечаток и теперь, конечно, станем примерять каждому подозреваемому. Вы ведь понимаете, что это означает?
На этот раз Ратлидж предоставил Блевинсу самому ответить на свой вопрос.
- Это говорит о том, что у Уолша мог быть сообщник небольшого роста.
Хэмиш, долгое время не подававший голоса, не вытерпел: "Сумма, которую стащили, явно мала для двоих".
- Так у Силача был помощник на представлении? - Ратлиджа удивил тот факт, что никто из свидетелей и жителей ни разу не упомянул об этом. - Но это означает, что Уолш должен был ему полностью доверять.
- Нет, нет, он один работал на представлениях, насколько нам известно, - отозвался Блевинс. - У него нет денег, чтобы нанять помощника. Правда, несколько месяцев назад с ним работала женщина, говорят, она ему была нужна для того, чтобы молодые леди не отказывались садиться на скамью - их пугал Уолш, чему я не удивляюсь, а она их уговаривала. Но кража со взломом - совсем другое дело. Здесь нужен тот, кто будет стоять на стреме. Сообщник спрятался под сиренью, и его не могли видеть ни со стороны церкви, ни соседи.
Кажется, Блевинс был в этом убежден. Ратлидж оставил пока эту тему.
- Как насчет других мест, где были представления Уолша? Происходили там подобные происшествия?
- Я об этом тоже думал. Пока мы работаем с подозреваемым, но не добились от него ничего, кроме проклятий. Не хотите его допросить?
- Что ж, думаю, вреда не будет.
- Мы на него надели кандалы, чтобы немного притих.
Инспектор взял ключи и повел Ратлиджа к камерам.
- Его не здесь будут судить, - сказал Блевинс, отпирая дверь. - В середине следующей недели мы отвезем его в Норидж. Здесь мы больше привыкли к пьяным дебоширам, мелким кражам, мужьям, которые занимаются рукоприкладством время от времени и никак не поддаются, не хотят учиться на своих ошибках. А те убийцы, что за несколько лет появлялись, были сами так напуганы тем, что совершили, что не представляли угрозы окружающим. Но Уолш - другое дело. Этот человек опасен.
Когда Блевинс открыл дверь в камеру, они увидели Уолша, сидевшего на железной койке. На лице кровоподтек, руки и ноги скованы, кандалы соединяла тяжеленная цепь.
Он выжидающе посмотрел на полицейских. Блевинс сказал:
- Ты уже встречался с инспектором Ратлиджем. Чуть не сбил его с ног. На твоем месте я бы больше не пытался. Он из Лондона.
У Уолша на лице появилось удивление.
- Меня заберут в Лондон?
- Это зависит от твоего поведения. Инспектор хочет допросить тебя. По поводу смерти настоятеля.
Пользуясь замешательством Уолша, Ратлидж спросил его добродушно, как будто пытаясь завязать дружеский разговор:
- Вы когда-нибудь использовали помощника в своих представлениях?
Уолш удивленно поднял брови:
- У меня была одна женщина несколько недель назад. Взял, чтобы заставить молодых леди охотнее садиться на скамью. Они сначала смотрели, как Айрис на нее садится. Но это не помогло. А что вы хотите знать?
- Я подумал, что мужчина-помощник был бы полезнее, чтобы помогать грузить тяжелую скамью и всякие ваши реквизиты на повозку.
Уолш усмехнулся:
- Я могу поднять все сразу один, и вас в придачу. Снимите с меня кандалы, и я продемонстрирую. - Он поднял руки вверх, и тяжелая цепь звякнула, но ее вес не произвел на Силача впечатления.
Ратлидж улыбнулся в ответ:
- Тогда не понимаю, зачем вам понадобился еще кто-то для убийства священника. Это потруднее, чем справиться с несколькими лошадьми? Удивляет и тот факт, что для этой цели была выбрана женщина. Она могла вести наблюдение, но вряд ли остановила бы жертву на пути к дому. И как вы могли ее уговорить, ведь денег там было недостаточно и для одного.
Ухмылка пропала, Уолш сердито отозвался:
- Я никого не убивал, ни с помощью, ни без помощи! За исключением войны, где мне за это платили. Все полицейские глухие или вы просто плохо делаете свою работу?
Ратлидж спокойно продолжил:
- Вы купили себе новую повозку.
Он чувствовал за спиной закипавшего гневом Блевинса. Но его целью было вызвать Уолша на хвастовство, чтобы прояснить картину.
- На деньги, которые сэкономил на Айрис. Старая телега была трухлявой рухлядью, простояла в сарае все время, пока я был на войне. Надо было срочно менять.
- Если не вы убили отца Джеймса, то кто? Вы были тогда на ярмарке, не заметили кого-нибудь, кто хотел разжиться легкими деньгами?
- Карманников, вы имеете в виду? Их там двое было. Но констебль быстро их прогнал. Те, кто грабят дома, не ходят по церковным базарам, для них полно приглашений. Если надо выбрать цель для грабежа, то будьте любезны - они везде, на витринах магазинов, на столбах, на досках объявлений, все эти проклятые призывы к грабежу. Дело за малым - выбрать подходящий дом и подождать, когда хозяева куда-нибудь уедут.
- Мы обязательно примем к сведению ваши наблюдения, - пообещал Ратлидж. - Скажите, а где сейчас Айрис? Вы не подскажете нам, где ее найти, мы хотели бы ее расспросить об убийстве отца Джеймса.
Уолш пожал плечами:
- Может, в Лондоне. Откуда мне знать? Она не помогла делу, и я ее уволил. Она, конечно, не была от этого счастлива, но бизнес есть бизнес.
- Как ее полное имя?
- Айрис Кеннет, во всяком случае, она мне назвалась так. Может, это имя не настоящее. Она по профессии зазывала, знаете, из тех, что стоят перед шатром и уговаривают зайти. Работала до меня у предсказателя по имени Буонотти-Барнаби, так он себя называл. Итальянец, уехал домой, пошел воевать и не вернулся. Она была безработной, я ее и взял.
- Что ты пообещал ей, Уолш? - спросил Блевинс. - Что снова возьмешь на работу, если поможет? Или был кто-то еще, у кого был должок перед тобой?
В мощной груди Уолша заклокотало гулко, как в бочке. Звук означал хихиканье.
- Я должен был ей пообещать жениться, чтобы уговорить! Но я не из тех, кто женится! Пока, во всяком случае!
Закончив допрос Уолша, они вернулись в кабинет Блевинса.
- Его трудно понять. Но готов биться об заклад, что он виновен! - подытожил Блевинс. - Самоуверенный наглец!
- А как вы думаете, Айрис Кеннет была его сообщницей?
- Нет, след под кустом слишком велик для женщины.
- Это так. Но набитый тряпками носок башмака будет прекрасным отводом глаз. Женщина в мужских ботинках.
Блевинс, чувствуя, что такое простое дело вдруг раздувается до чудовищных размеров, сдался:
- Посмотрим, что Лондон нам ответит по поводу этой Айрис Кеннет.
Небо совершенно очистилось от облаков и было ярко-голубым, погода сменилась к вечеру на ясно, даже ветер стих. В солнце не хватало августовского тепла, но было приятно подставить лицо под его лучи. Ратлидж возвращался из полицейского участка обратно в гостиницу. Повинуясь импульсу, он прошел на набережную и постоял там, глядя вдаль через заболоченную гавань на далекое море. Он дико устал, и ему хотелось сейчас выпить и расслабиться. Особенно мешало напряжение в груди и плече. Но он знал, что лучше не обращать внимания на боль.
"Ты плохо спал прошлую ночь, - напомнил Хэмиш. - Нечистая совесть, а?"
- Нет, дело не в этом. - Ратлидж не хотел вступать в спор со своим мучителем.
"Ты переживаешь не только по поводу Шотландии. Этот болотный город, и то, что здесь произошло, гнетет тебя".
Это было не так. Но Ратлидж предпочел промолчать.
И на этот раз за Хэмишем осталось последнее слово: "Да, ты не спал прошлую ночь. Ты сам знаешь, что не сможешь спать до тех пор, пока не позволишь себе жить снова".
Позволишь себе жить снова. Пытаясь игнорировать Хэмиша, он шел по набережной к тому месту, где узкий проход позволял маленьким суденышкам подплывать к причалу. С болот поднялась стая диких птиц, она кружила над прибрежными зарослями, выбирая место для ночлега. Он наблюдал за ними некоторое время. Длинные вечерние тени уже ложились на болота, поверхность которых перекатывалась под ветром волнами желто-оранжевого и красно-бурого цветов.
"Завтра будет ясно", - заговорил снова Хэмиш. Как сельский житель он обладал хорошим чутьем на погоду.
Ратлидж вернулся к гостинице, достал из автомобиля, поставленного на площадке рядом с клумбой поздних цветов, чемодан.
Ближе к ужину он спустился вниз. Миссис Барнет поприветствовала его и провела к столику в середине зала под мягким светом люстры. С любезной улыбкой выразила надежду, что его день был удачным, и он не менее любезно подтвердил, что это так.
За столиком, где Ратлидж обедал, сейчас сидел мужчина, его толстая трость была повешена на стул напротив. Миссис Барнет склонилась над ним, пока он расправлялся с сыром, и до Ратлиджа долетел обрывок разговора:
- …в Остерли. Непогода на Северном побережье частое явление.
Она улыбнулась:
- Я видела пару раз сестру Дэвис, и всегда в дождь.
Стеклянные двери между обеденным залом и холлом были открыты. Кажется, в воскресный вечер у горожан гостиница пользовалась популярностью. Они приходили ужинать. С десяток пар сидели за столиками около окон и две семьи за большими столами, поставленными вдоль стены под канделябрами. Приглушенный смех и негромкие разговоры придавали уют просторному залу. Как непохоже на время ланча, когда здесь были только два посетителя - Ратлидж и женщина с книгой.
Кажется, сегодня она не ужинала.
Ожидая суп, Ратлидж от нечего делать сбоку рассматривал мужчину, с которым разговаривала миссис Барнет.
Что-то в очертаниях его головы, профиля привлекло его внимание. Мужчина был молод, лет тридцати на вид. От силы тридцати двух, но на лице пролегли глубокие складки, старя его раньше времени. Член семьи лорда Седжвика? Фамильное сходство очевидно, но черты более мягкие.
"Не нахожу, - вмешался Хэмиш, - кость не та".
- Верно. Если только его худоба не следствие болезни, которая иссушила тело.
Он был выше коренастого лорда Седжвика, с длинными руками и ногами.