Но что-то в ее голосе и в том, как она ждала ответа, пробудило дремавшую интуицию, на которую Ратлидж часто полагался. В ее вопросе было спрятано больше желания узнать, чем она хотела показать. К тому же Присцилла Коннот не шла у него из головы. Он спросил:
- Вы были на ярмарке во время осеннего праздника урожая?
- Нет, я была в Фелбридже, обедала с друзьями.
Ратлидж подошел с другой стороны:
- А в тот день, когда был убит отец Джеймс, вы с ним не встречались?
- Нет…
- Что-то вас тревожит в его смерти?
Он ждал ответа, пристально глядя ей в глаза, и она, чувствуя неловкость, неохотно объяснила:
- У меня нет опыта в таких делах, просто какое-то шестое чувство. Игра воображения. Отец Джеймс задал мне вопрос в тот вечер, когда мы с ним последний раз обедали вместе. Несколько дней он не шел у меня из головы, и, когда… он умер, я стала думать, насколько вопрос был важен для него. Но если вы уже нашли и арестовали убийцу, значит, я ошибалась и мои страхи не имеют под собой почвы.
- Трудно сказать, - осторожно продолжал Ратлидж. - Вдруг это все-таки может помочь делу? Вы рассказали инспектору Блевинсу?
Она сдвинула брови.
- Нет. Я решила, что не надо никому говорить. Ведь инспектор Блевинс уверен, что причиной стала банальная кража. А не античная история.
- Может быть, вы расскажете мне? Меня зовут Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда и спрашиваю не из праздного любопытства. То, что вы мне скажете, останется между нами, во всяком случае до тех пор, пока не понадобится для следствия.
Женщина снова взяла уголь и начала наносить морщины на лицо монахини. Сходство с оригиналом было поразительным.
- Не знаю, как сказать… Дело в том, что отец Джеймс был настолько добр ко мне, что хотелось как-то отплатить ему за внимание и обязательно ответить на его вопрос, который был так важен для него. Так вот, он хотел знать о событии, которое произошло довольно давно, несколько лет назад, и я бы и не вспомнила о нем, если бы он не спросил.
- Это касалось кого-то лично?
- Пожалуй. Ему могло показаться, что тема будет болезненна для меня, и он старался быть деликатным. Я попыталась ответить на его вопрос и не смогла. Что стало разочарованием для него и расстроило меня. Но вопрос не имел никакого отношения к Остерли. Клянусь.
Она склонила голову над работой. Глядя на ее стройную шею и скрывавшую лицо волну темных волос, Ратлидж подумал, что сейчас неподходящее время и место, чтобы на нее давить. Придется прекратить расспросы.
- Если передумаете, вспомните что-нибудь, дайте знать через миссис Барнет.
- О, разумеется, - вежливо ответила женщина, чем подтвердила его уверенность, что она не станет ничего подобного делать.
Он сосчитал до десяти, но, поскольку она так и не подняла головы, спустился вниз.
Хэмиш подзуживал: "Неужели ты так и оставишь все как есть?"
Но Ратлидж уже шагал к выходу. Миссис Барнет расскажет ему об этой женщине. Или он попросит сержанта Гибсона в Ярде узнать о ее прошлом, а заодно и о том, что ее интересует в Остерли и Восточной Англии.
Он давно из опыта работы в полиции знал, что если люди не хотят откровенничать с полицией, то их не заставишь. Но он должен выяснить, что хотел узнать отец Джеймс у женщины, которая сейчас осталась в церкви.
Глава 11
Небольшая провинциальная контора "Гиффорд и сын. Адвокаты" существовала здесь с давних времен, судя по медной табличке у двери, где буквы гравировки давно стерлись от воздействия ветра и влаги.
Ратлидж заметил эту контору еще накануне вечером, гуляя по городу, и сейчас решил в нее зайти.
Два события в жизни отца Джеймса перед тем, как он был убит, были особенно заметными - ярмарка, где присутствовал со своим представлением Уолш, и посещение умирающего Бейкера, который не являлся католиком. Трудно было предположить, что исповедь умирающего вызвала появление человека, не желавшего, чтобы отец Джеймс открыл тайну, и убившего его.
Но, как опытный полицейский, Ратлидж не мог отмахнуться от подобного предположения, равно как и проигнорировать рассказы Присциллы Коннот и женщины в церкви. Они тоже были связаны с жертвой.
"Ты просто боишься вернуться в Лондон! - возмущался Хэмиш. - Это трусость. Ты оттягиваешь время, потому что не можешь смотреть в лицо собственной жизни. Предпочитаешь разбираться в чужой. Все, что угодно, только не задумываться о себе и о Шотландии".
Но Хэмиш был не совсем прав, отец Джеймс уже стал для Ратлиджа той загадкой, от которой невозможно было отвязаться, не разгадав ее. Он заинтриговал его не как священник, а как человек.
Открыв тяжелую дверь адвокатской конторы, Ратлидж окунулся в викторианскую элегантность дома, пережившего несколько поколений. Судя по всему, он не собирался меняться. Старый клерк за стойкой выглядел так, как будто находился здесь все эти времена. Высокий, сутулый, с мягкими седыми волосами, абсолютно белоснежными, какие бывают у человека, когда ему уже далеко за восемьдесят. Но яркие голубые глаза взглянули на незнакомца проницательно.
- Доброе утро, сэр. У вас назначена встреча с мистером Гиффордом?
- Нет, к сожалению. - Ратлидж старался поддержать правила игры, отвечая с подобающей степенностью. - Но тем не менее надеюсь, он уделит мне полчаса своего времени. Я инспектор Ратлидж из Скотленд-Ярда. Из Лондона.
Голубые глаза окинули его с ног до головы.
- А! Сейчас узнаю, сэр.
Интересно, какова была оценка его личности, подумал Ратлидж.
Клерк исчез за дверью, которая вела в святая святых.
Осматриваясь, Ратлидж решил, что здесь ничего не изменилось с тех времен, когда первый Гиффорд приступил к практике. Три стула с вытертыми кожаными сиденьями, стол, покрытый бархатной скатертью, на нем фотографии в золоченых рамках: старший Гиффорд, потом его сын и, наконец, последнее поколение - двое молодых людей застыли напряженно перед камерой, пытаясь придать лицам самоуверенный вид. И еще одна - мужчина в военной форме, угол рамки этой фотографии был перетянут траурной ленточкой.
"Дедушка, отец и сыновья, - сказал Хэмиш. - И один не вернулся с войны".
Явился клерк и остановился на пороге, держа дверь открытой.
- Мистер Гиффорд примет вас, инспектор.
Он повел Ратлиджа по узкому коридору. Две двери с левой стороны были плотно закрыты, и вид у них был такой, что они закрыты давно и навсегда. Клерк остановился перед третьей. Открыв ее, он со старомодным поклоном пропустил внутрь Ратлиджа.
Ратлидж перешагнул порог и оказался в кабинете адвоката. На стенах висели красочные фотографии лошадиных бегов, сверкали стеклами ряды книжных полок. Прекрасный старинный стол красного дерева был гораздо старше сидевшего за ним человека. На широких подоконниках целая выставка антикварных вещиц - в основном старинных табакерок. Украшенные эмалью, золоченые, в виде бутылочек из разноцветных драгоценных камней или слоновой кости, они играли и переливались всеми цветами радуги в утреннем свете и были очень красивы. В воздухе висел сигарный дым.
Гиффорд поднялся, здороваясь, и Хэмиш отметил: "Он такой маленький, что мог быть жокеем".
Адвокат был на фут ниже Ратлиджа, с мелкими чертами лица, что соответствовало росту. Волосы густые, темно-каштановые, как и борода.
- Я Фредерик Гиффорд. - Он указал гостю на стул. - Садитесь и расскажите, что вас привело ко мне. Наверное, это касается завещания?
Ратлидж поразился:
- Вы правы.
- Инспектор Блевинс вряд ли заинтересовался бы его содержанием, ведь кажется, преступник пойман. Просто кровь стынет в жилах от такого жестокого и бесчеловечного убийства. Тем более что украденная сумма была ничтожной. Но ведь всегда найдутся охотники и за малым. Впрочем, должен признаться, я удивлен, что известность отца Джеймса достигла Лондона. Конечно, для его памяти лестно, что сам Скотленд-Ярд заинтересовался его гибелью.
"Он попытается выудить из тебя больше, чем ты у него", - предупредил Хэмиш.
Ратлидж, уже привыкший объяснять свое участие в деле двумя-тремя нейтральными фразами, ответил:
- Епископ был потрясен случившимся настолько, что обратился к главному констеблю Норфолка, и по его просьбе Ярд в виде любезности послал меня успокоить епископа, что местные власти делают все возможное.
- Разумеется, и это должно принести свои плоды. - Адвокат, как будто удовлетворившись тем, что полномочия Ратлиджа в порядке, продолжил: - Что касается завещания. Ничего экстраординарного. У отца Джеймса не было большого состояния, и все перешло единственной наследнице - его сестре, у которой трое маленьких детей. Небольшая, но достаточная сумма завещана миссис Уайнер, которая верно служила ему в течение долгого времени, и еще тоже незначительная попадет в церковный фонд. Разумеется, скромность этих сумм объясняется сложными послевоенными обстоятельствами. Они могли стать значительнее со временем.
Лицо адвоката напоминало маску, но глаза за очками цепко следили за собеседником.
- Да, он не мог предвидеть столь раннюю смерть. - Ратлидж осторожно подбирал слова, подозревая, что это не все и адвокат тянет время. - Мы, конечно, пока не можем с уверенностью сказать, что задержанный и есть убийца. Инспектор Блевинс произвел на меня впечатление опытного и вдумчивого инспектора, и он не будет удовлетворен, пока не проверит эту версию и не найдет неопровержимых доказательств.
- Да, к счастью, у нас в Остерли не часто происходят убийства. Мы ходили вместе в школу - я, Блевинс и мой младший брат. Он наследовал от отца профессию полицейского, как мы адвокатскую. Как две стороны медали в каком-то смысле.
Ратлидж улыбнулся:
- Если только не противодействуете друг другу на судебном процессе.
- Верно замечено. - Улыбка неожиданно преобразила лицо Гиффорда. Он полез в ящик стола и достал какой-то документ, состоявший из нескольких листов, бегло просмотрел их, отделил один. - Было кое-что, скажем так, не совсем обычное. За несколько дней до смерти отец Джеймс добавил к завещанию один пункт. Я не смог выполнить его волю по этой опции, потому что предмет, указанный в завещании, так и не был найден. - И, заглядывая в листок, хотя Ратлидж чувствовал, что адвокат знает текст наизусть, он прочел: "Я оставляю фотографию в рамке в нижнем ящике моего стола для Марианны Элизабет Трент в надежде, что когда-нибудь она выполнит поручение, которое я вынужден возложить на нее".
"Фотография", - сказал Хэмиш.
- Очевидно, отец Джеймс придавал большое значение этому пункту, он настоял, чтобы я прописал его отдельно и изложил верно. - Гиффорд нахмурился. - Обычно такие дополнительные поручения - пара серег любимой племяннице или собрание книг кузине, что-то в таком роде, - люди передают не в завещании. А на словах. Но мое дело - не задавать вопросов, а выполнять желание клиента. Когда мы все изложили, заверили, он сказал, что внести этот пункт - его долг, и он хочет быть уверенным, что все сделано правильно, иначе мог бы просто попросить сестру передать или вернуть через общих друзей фотографию.
Ратлидж снова вспомнил Присциллу Коннот.
Была ли Марианна Элизабет Трент еще одним бременем на совести священника? Или он предпочел передать фотографию через нее, не указав имени подлинного получателя?
- Может быть, мисс Трент знает эту персону. И сможет донести тяжелую весть как можно бережнее. В обстоятельствах более подходящих. Значит, этой фотографии не оказалось на месте? - спросил он.
- Блевинс, наверное, сказал вам, что из стола было вывернуто содержимое. Миссис Уайнер, бедняжка, пыталась потом разложить все по своим местам. Она говорила, что не видела там никакой фотографии, тем более в рамке. Я сам потом проверял. Может быть, он не успел положить ее туда. В доме есть много фотографий, но мы не знаем, какую именно он имел в виду, и миссис Уайнер он никогда не говорил о ней. Я еще не связался с мисс Трент, поскольку положение затруднительно, ведь передать ей теперь фотографию невозможно.
- Может быть, она знает, какую фотографию он имел в виду?
- Я думал об этом. Но у нас пока есть время, завещание еще официально не прошло апробацию. - Адвокат положил листы обратно в стол.
Хэмиш повторил то, что раньше сказал Ратлидж: "Он не мог предвидеть столь раннюю смерть".
Что было правдой. Могли пройти годы, прежде чем завещание было бы оглашено.
"Может быть, фотография предназначалась для ребенка? - спросил Хэмиш, следуя мыслям Ратлиджа. - И он слишком мал, чтобы узнать, кто его мать или отец".
- Если фотография обнаружится, вы оставите для меня сообщение в отеле Остерли? - попросил Ратлидж. - Пока это не играет роли в расследовании, которое ведет Блевинс. Но кто знает?
- Счастлив буду вас уведомить. - Гиффорд сделал пометку в маленькой записной книжке в кожаном переплете.
- Вы хорошо знали отца Джеймса? - спросил Ратлидж.
- Он был обычным человеком, и очень уважаемым. Никогда не старался подавить и смутить человека своим белым воротничком, не выпячивал сана священника. Я видел однажды, как он, лежа на полу с дюжиной ребятишек, читает им книгу. Меня в нем восхищало чувство достоинства. Он был хорошим игроком в теннис и обладал неплохим чувством юмора, талантом убеждения и проникновенным голосом. - Адвокат усмехнулся. - Это редкий дар, если бы я имел такой, то давно стал бы барристером. Иногда мы обедали втроем - я, отец Джеймс и викарий, мистер Симс. Я потерял жену в 1915-м, - в голосе Гиффорда просквозила печаль, - а вдовец с адвокатской практикой хорош для любой компании, особенно если надо выдать замуж родственницу.
Ратлидж рассмеялся. Он сам был представлен большинству сестер своих друзей, пока не обручился. Правда, Джин позднее намекнула, что он недостаточно хорошая партия. Даже для самой засидевшейся старой девы.
Гиффорд приподнялся, показывая, что время визита кончилось.
Но Ратлидж не собирался пока уходить.
- Есть еще одно дело. Вы были нотариусом Герберта Бейкера и его семьи?
Гиффорд удивился:
- Господи, а вы откуда знали Герберта Бейкера?
- Я его не знал. Но он умер, а вскоре был убит отец Джеймс, и я хотел бы узнать о его завещании.
- Не думаю, что отец Джеймс был свидетелем завещания.
- Нет, но от доктора Стивенсона я узнал, что он приходил исповедать Герберта перед смертью. Что вы все-таки можете сказать о содержании его завещания?
- Ничего необычного. Там не было денег, но он владел домом, который когда-то принадлежал родителям его жены. И вполне естественно, что он оставил его старшему сыну, Мартину, с условием, что его младшие брат Дик и сестра Эллен останутся там до своего вступления в брак. Дик был ранен и недавно вернулся из госпиталя, у него еще не до конца зажила рана на плече. А Эллен поздний ребенок.
- Все трое были детьми Бейкера?
- Да, иное трудно представить. Эллен - копия матери, а оба сына похожи на Герберта. И рост, и фигура, и оба левши, как отец. С какой стати вы засомневались?
- Я не сомневался. Хотел знать, какие скелеты хранились в шкафу Герберта Бейкера.
Адвокат снова улыбнулся:
- Если бы вы знали Герберта Бейкера, то понимали бы, что у него не могло быть скелетов в шкафу. Он работал шестнадцать лет звонарем у Святой Троицы и всю жизнь честно трудился, пока не заболел, у него не было времени на женщин, вино и песни. Преданный отец и очень честный человек, - улыбка стала шире, - если хотите, он вел скучную жизнь, как все жители в Остерли.
- Значит, не было тяжкого груза на его совести?
- Единственное, что когда-нибудь волновало Герберта Бейкера, - это болезнь его жены. Она была безнадежно больна, а когда обратилась к доктору, было поздно. Но он все-таки послал ее в Лондон. Туберкулез в последней стадии, который не подлежал лечению. - Гиффорд пожал плечами. - Она была из тех женщин, которые никогда не обращаются к докторам, только при родах, никогда не жалуются, сами о себе заботятся, лечатся своими средствами и умирают безмолвно, не принося никому хлопот, стесняясь, что могут обременить окружающих. Санаторий продлил ее жизнь на два года, и, конечно, никто в семье не пожалел о потраченных на это средствах.
- Санатории дороги. Где такой бедняк нашел деньги?
- Мое мнение - благотворительность. И раньше бывали такие случаи. За три года до этого другой женщине срочно понадобилась операция, и ее наниматель оплатил львиную долю расходов. Благотворитель действовал анонимно, через меня, и она ни о чем не догадалась, была уверена, что все оплатила сама.
- Вы мне очень помогли. И последний вопрос. Оба сына Бейкера воевали?
- Мартин был демобилизован по семейным обстоятельствам, когда здоровье отца ухудшилось, Эллен не могла справиться одна. А Дик был ранен, как я уже говорил. Но рапорты свидетельствовали, что оба честно выполнили свой долг.
Рапорты. Ратлидж знал, как типична эта фраза в военных рапортах, ею прикрывалось все - когда офицер знал слишком мало или, наоборот, слишком много о своем солдате.
Выполнил свой долг… Иногда эти слова покрывали множество грехов. А что, если Герберт Бейкер молил о прощении за сына перед смертью?
Ратлидж покинул контору адвоката и направился было к гостинице, как вдруг рядом с ним остановился огромный автомобиль с шофером в форменной одежде. С заднего сиденья улыбался лорд Седжвик:
- Вы уже обедали?
- Доброе утро. Нет, рановато, пожалуй, для обеда.
Было только одиннадцать тридцать.
- Тогда поедем ко мне пообедаем. А потом Эванс отвезет вас обратно. Мой сын вернулся в Йоркшир, и будь я проклят, если вынесу еще один обед в одиночестве. А миссис Барнет, - он изобразил сожаление, - отошлет меня, если я заявлюсь без предупреждения второй раз за неделю. Или вы уже договорились с ней на сегодня?
Ратлидж не договаривался.
- Тогда едем, составите мне компанию. С вами мы можем поговорить о чем-то еще, кроме цен на овец и капусту.
Хэмиш предупредил: "Не самая хорошая идея…"
Но Ратлидж после короткой заминки открыл дверцу, заметив мимоходом на ней герб, и залез в машину. Внутри были прекрасная обивка, бархатные подушки и отделка полированным деревом. Седжвик откинулся на спинку сиденья, дал команду шоферу, и машина двинулась по Уотер-стрит. Эванс искусно маневрировал в уличном столпотворении среди повозок, фургонов и телег.
- Есть прогресс в вашем расследовании убийства отца Джеймса? - спросил лорд Седжвик.
"Кажется, слухи разнеслись быстро, - едко заметил Хэмиш, - и ты становишься здесь очень популярен".
- Мы, возможно, нашли убийцу, но пока утверждать рано - инспектор Блевинс проводит определенную работу для окончательного выяснения.
- Я назначил приличное вознаграждение за любую информацию. И надеюсь, что найдется тот, кто захочет его получить.
Ратлидж вспомнил, что и Блевинс говорил о награде.
- Так это вы назначили награду? Скажите, вы были прихожанином отца Джеймса? Хорошо его знали?