- А один раз, - повторила девушка, - я даже два дня жила на даче у Наташи. Мама моя в командировке была, а отец на радостях, что жена уехала, запил. Неделю пьянствовал и ко мне по пустякам цеплялся. Надоели мне скандалы, я потихоньку собралась и к Наташе умотала. Она ничуть не возражала, что я у нее жила. А когда мама из командировки вернулась, я дома и объявилась. Так что Элка, скорее всего, в Боровом торчит, - заключила Юля.
Когда дошли до переезда, я вновь почувствовал на себе чей-то взгляд и резко обернулся. На самом ли деле из кустов шиповника высунулась и тут же исчезла голова или мне почудилось - не знаю, но мне очень хотелось проверить, не прячется ли кто в зарослях.
- Погоди-ка минутку! - сказал я девушке, повернулся и побежал к кустам. Когда я приблизился к ним, там оказалось пусто. Мало того, малиновая "девятка" тоже исчезла. Чувствуя себя обескураженным, я вернулся к Юле.
- Чего это с вами? - подивилась девица, внутренне, кажется, потешаясь надо мной.
- Да так, - буркнул я. - Черти в последнее время повсюду мерещатся. Говори фамилию художницы и номер дачи.
- Артамонова, номер дачи сто пятнадцать.
Мы с Шуваловой дошли до остановки и здесь расстались. Юля села в автобус, а я, забыв о своем решении пойти к Вере, направился к стоянке такси.
На даче
Добираться до Борового было минут тридцать. Я городской житель и с интересом глазел на раскинувшиеся по обеим сторонам дороги поля с почти убранным урожаем помидоров, баклажанов, болгарского перца. Попадались пыльные сады, в основном с яблонями зимних сортов. Их плоды, завернув в бумагу, можно хранить в прохладном месте всю зиму.
К Боровому подъехали часов в семь. Солнце клонилось к горизонту, однако до наступления темноты было еще далеко. К даче Наташи я решил приблизиться незаметно, чтобы не спугнуть Элку, если она находится у художницы, а потому оставил такси на центральной дороге. Заплатив таксисту за проезд в один конец, я наказал ему дождаться меня, прихватил из салона сумочку Ягодкиной и направился к расположенному неподалеку на холме дачному поселку. Здесь, вдали от города, на открытом участке местности, ветер гулял вовсю и было прохладно.
Дачный поселок занимал приличную территорию, был строго спланирован и представлял собой несколько рядов однотипных коттеджей с палисадниками и огородами. Я поплутал немного по улицам в поисках нужного дома. Некоторые дачи были обитаемы, некоторые нет. Кое-где на огородах возились дачники. Сто пятнадцатый домик оказался в середине крайнего слева ряда. За ним раскинулось клеверное поле, еще дальше виднелась роща.
Я долго стоял у калитки, изучая обстановку. В палисаднике росло несколько фруктовых деревьев с кое-где поклеванными засохшими плодами вишен. За садиком особо не ухаживали, он имел запущенный вид. Запустение царило и на задах дачи, в огороде, кусочек которого просматривался с места, где я стоял. Кирпичный дворик с верандой и мансардой выглядел ничуть не лучше прилегающей к нему территории. Давно не крашенный, не беленный, с запыленными окнами, он казался необитаемым уже много лет. Может быть, напрасно я сюда приехал? Возможно, на даче, с тех пор как здесь в последний раз была Юля, больше никто не живет?
Я открыл калитку, прошел по посыпанной гравием дорожке к дому, поднялся на крыльцо и постучал в окно веранды. Долго никто в доме не подавал признаков жизни. Я постучал снова, сильнее. На этот раз боковым зрением за окном, расположенным справа от веранды, я заметил легкое движение. Я вскинул глаза. В доме явно кто-то был. Меня изучали в щелку сквозь плотно закрытые шторы. Однако как ни старался человек не выдать своего присутствия в доме, ему это не удалось. Он снова шевельнул занавеску. Тогда я запрыгал и радостно замахал руками, как встречающий на вокзале, увидевший вдруг за окном подъезжающего поезда дорогое и близкое сердцу лицо. Человек в доме понял, что его заметили и скрывать дальше свое присутствие на даче бесполезно, и раздвинул шторы. За окном возникло женское лицо. "Чего, мол, надо?" - мимикой спросила обитательница дачи. Я так же мимикой показал: "Открой, мол, узнаешь!" Незнакомка некоторое время раздумывала, затем исчезла. Несколько мгновений спустя открылась дверь в дом, потом на веранду. На пороге появилась девушка лет двадцати пяти. Судя по перепачканной кое-где краской рабочей одежде, передо мной стояла хозяйка дачи художница Наталья Георгиевна Артамонова.
Было в ней нечто притягивающее взгляд. Странные безжизненные глаза, какая-то то ли безысходность, то ли обреченность, сквозившие во всем облике. Волосы у художницы были длинные, темно-русые, скрученные в жгут, они были уложены и заколоты на затылке в виде гребня. Шея красивая с завитками за маленькими с золотыми сережками ушами. Такие барышни, как Наташа, не принадлежат к категории женщин, которые одеваются в мини-юбки да топики, стремясь оголить соблазнительные участки тела, хотя показать ей было что - хоть крепкую, приличных размеров, грудь, хоть стройные ноги, хоть крутые бедра, хоть тонкую талию.
- Я вас слушаю, - ничего не выражающим голосом произнесла она.
- Скажите, не у вас ли на даче скрывается Элла?
- Элла?! - медленно приподняла брови Артамонова. Надо сказать, она все делала медленно, словно пребывала в каком-то полусонном состоянии. - Какая Элла?
Я внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять, действительно ли она не понимает, о ком идет речь, или тянет время.
- Ну как же, Элеонора Ягодкина. Она, а еще Катя Рябинина и Юля Шувалова занимались у вас в художественной студии и не раз приезжали к вам на дачу.
- Ах, Элеонора! - воскликнула Наташа, явно переигрывая. - Как же, вспомнила! Но почему вы думаете, что она у меня?
- Да потому, что здесь тихое спокойное место вдали от городской суеты. Никто в жизни не догадается у вас ее искать.
- Но вы же догадались, - сузила глаза художница.
- Я дело другое. Я человек везучий.
- И тем не менее сегодня вам не повезло, - скользнув по мне равнодушным взглядом, заметила Артамонова. - Элеоноры у меня нет.
И еще один факт указывал на то, что я на верном пути. Разговаривая со мной, Наташа прислонялась плечом к одной стороне косяка, а рукой держалась за другую, закрывая вход, как человек, который боится, что нежелательный визитер вдруг войдет в дом. Приняла такую позу Артамонова безотчетно и именно этим, на мой взгляд, выдавала присутствие в доме интересующей меня особы.
- Понимаете, Наташа, мама Элеоноры с ума сходит, - затянул я привычную песню. - Девушки уже больше полутора суток нет дома. Если вы знаете, где Элла или что с ней случилось, я прошу вас, сообщите…
Разговаривая, я бросил случайный взгляд на двери в дом. Там в темном коридоре у стены стояли женские туфли. Судя по размеру, они никак не могли принадлежать хозяйке дачи. У нее стопа маленькая, туфли же были узкими и длинными. А насколько мне известно, такой формы нога у Элки. Вера мне однажды жаловалась: мало, мол, того, что лапа у дочери длиннющая, так еще один из пальцев на сантиметр вперед больше других выпирает, обувь подобрать невозможно.
- Ну откуда же я знаю, где ваша Элла, - неспешно, слегка растягивая слова, точно старенький магнитофон с плавающим звуком, произнесла Наташа. - Ни вчера, ни сегодня она у меня не появлялась, и вообще, я ее не видела уже несколько месяцев.
Но я Артамонову уже не слушал. Я раздумывал над тем, как войти в дом, чтобы мое вторжение не выглядело разбойным нападением. Но ничего не придумал. Просто взял да и рванул в дом.
- Куда же вы? - запоздало закричала хозяйка дачи, однако меня уже ничем нельзя было остановить.
Когда я ворвался в коридор, от двери, расположенной слева, в комнату метнулся человек. Я бросился за ним. Помещение, куда я заскочил, было просторным, светлым, почти пустым. В нем было штук восемь окон, одно из которых, выходившее на задворки дачи, оказалось открытым. К нему и устремилась преследуемая мной персона. Ею оказалась девушка в красном батнике и белой, почти прозрачной юбке, сквозь которую просвечивала узкая полоска трусиков. Я кинулся за беглянкой. Сверкнув голыми пятками, она вскочила на подоконник, однако, перед тем как прыгнуть, замешкалась и, возможно, тем самым спасла свои ноги от переломов. В следующее мгновение я оказался у окна, схватил упиравшуюся девицу за талию и выдернул из окна. С грохотом мы повалились на пол и стали бороться. Пытаясь вырваться, моя жертва сопротивлялась, как дикая кошка. Но я же тренер по вольной борьбе! Держал я девицу крепко. Тут ей на помощь пришла хозяйка дачи. Она накинулась на меня, точно коршун, навалилась и стала отдирать руки от талии девушки. Общими усилиями обеим дамам удалось ослабить мой захват, и моя жертва выскользнула из моих рук, будто русалка с покрытым слизью хвостом. Но в последний момент я схватил девушку за лодыжку и потянул к себе. Она ударила меня свободной ногой, попала пяткой в нос. Я чертыхнулся, дернул за ногу сильнее и поймал вторую лодыжку.
- Беги! Беги! - закричала Наташа. Она навалилась грудью на мое лицо и попыталась укусить за запястье.
Я вырвал застрявшую меж двух упругих холмов грудей голову, глотнул воздуха и гаркнул так, что содрогнулись стены дома:
- Ша, девки, ша! Успокоились, мать вашу! Я не собираюсь причинить вам вред, но и вы меня не бейте! А теперь давайте-ка отцепимся друг от друга, сядем и поговорим. Чего всполошились-то?
Крик мой подействовал. Трепыхавшиеся в моих руках ноги ослабили сопротивление, а потом и вовсе перестали биться. Жаркое тело Наташи расслабилось, сдвинулось в сторону, а затем сползло с меня. Я отпустил лодыжки, сел на полу. Сопя, уселись и мои противницы. Как я и предполагал, пытавшаяся сбежать от меня девушка была Элка. Но что с ней стало, бог мой! Я смотрел на соседку и не узнавал. Ее так хорошо знакомое мне худенькое лицо с хрупким носом, тонкими губами, заостренным подбородком казалось абсолютно чужим - омертвелым, лишенным красок, будто лицо покойницы. Ее рыжеватые волосы и те выглядели безжизненными. Всем своим обликом Ягодкина напоминала побывавшую в лапах огромного паука муху, из которой тот высосал все соки.
- Сосед мой Игорь, - с угрюмым видом представила меня Элка Наташе.
Все испытывали неловкость. Артамонова - из-за того, что лгала мне, Элла - потому, что попалась, я… не знаю почему. Может оттого, что проник в чужие тайны, а может… может, оттого, что рядом со мной была Наташа?.. Она мне нравилась.
Я окинул беглым взглядом комнату. Она была широкая и длинная. Очевидно, раньше в середине ее стояла стена, но, когда половину дома переоборудовали под студию, ее снесли, оттого и оказалось столько окон, которые были рассчитаны на две комнаты. Центр студии занимал мольберт с неоконченной картиной. К одной из стен были прислонены несколько полотен. Еще в студии стоял стол, четыре стула, этюдник. На столе, стульях, подоконниках и даже на полу были разбросаны тюбики и баночки с красками, кисти, бутылки с какими-то жидкостями.
- Уютно тут у вас, - ляпнул я, хотя прекрасно понимал, что уюта в пустой студии было ровно столько, сколько его может быть в казарме или карцере, и обратился к Элке: - Чего убегала-то?
Ребром ладони девушка вбила меж раздвинутых ног подол широкой юбки и буркнула:
- А ты чего догонял? - Ягодкина знала меня с пеленок и была со мной на ты.
Я пожал плечами:
- Так, смотрю, удирает кто-то, я и погнался. Охотничий инстинкт сработал.
- Как ты меня нашел? - спросила Ягодкина.
- Юля Шувалова подсказала.
На бледном лице Элки неожиданно вспыхнул румянец:
- Предательница!
- Почему это предательница? - не согласился я. - Очень хорошая подруга. Сразу же сказала, где тебя искать. Не то что Рябинина Катя. Та, мне кажется, сгинь ты с земли, и пальцем не пошевелит, чтобы помочь в розысках.
Элка с едва заметной ухмылкой заметила:
- Ты, я вижу, со всеми подругами моими познакомился.
- Пришлось. С самого утра за тобой гоняюсь.
Разговор угасал. Я не знал, как приступить к делу - находившаяся в угнетенном состоянии Ягодкина вообще не была расположена говорить.
- Катька - стерва порядочная, - будто бы отвечая своим мыслям, после паузы проронила Элка. - У нас с ней скандал недавно вышел.
- Из-за Чака? - наконец решился я.
Девушка вскинула на меня воспаленные глаза.
- Ты и до этого докопался?
- И до этого, и до многого другого, - произнес я многозначительно.
- Что ты знаешь о Юре? - спросила она живо.
- Страшные вещи, - я кивнул в сторону Наташи. - А ей ты о них рассказывала?
- О чем? - осторожно поинтересовалась Ягодкина. Ей хотелось выяснить, насколько я осведомлен в ее делах.
Я тоже осторожничал, не решаясь говорить об убийстве в присутствии хозяйки дачи. Вместо ответа я передал ей валявшийся неподалеку целлофановый пакет, оброненный мной во время преследования Элки.
Девушка развернула пакет, несколько секунд смотрела на оказавшуюся в ее руках сумочку и наконец с недоумением произнесла:
- Но это же моя сумочка! Откуда она у тебя? - потом, очевидно, сообразив, каким образом могла попасть ко мне ее вещь, тихо спросила: - Так ты все знаешь?
Я медленно прикрыл глаза:
- Да. Я могу говорить при Наташе?
Ягодкина угрюмо кивнула:
- Угу. Я ей во всем призналась.
- Тогда откроем карты. - Я передвинулся так, чтобы видеть обеих собеседниц. - Я побывал в квартире Чака, видел его труп. Рядом с ним лежала женская сумочка. Я ее взял.
- В милицию звонил? - быстро спросила Элка.
- Звонил, не оставлять же лежать труп в закрытой квартире, - признался я и, увидев, как сразу же помрачнела Ягодкина, поспешно добавил: - Но о тебе я не упоминал.
Элла облегченно вздохнула:
- Спасибо! Но как ты попал в квартиру?
- Через балкон. У меня были дурные предчувствия… Ты убила Чака? - задал я наконец главный вопрос. Девушка сидела, словно окаменевшая. Я дотронулся до ее руки и повторил: - Ты убила Чака?
Элка все так же молчала. Неожиданно из ее глаз потекли слезы.
- Я его не убивала, - выдавила она.
Я несколько мгновений изучал лицо Ягодкиной, потом спросил:
- Что же тогда произошло в доме Чака? Расскажи!
Ягодкина снова вздохнула, на сей раз тяжело, обхватила руками колени и, глядя в пол, заговорила:
- Меня подставили, Игорь, и я понятия не имею - кто. Я встретилась с Чаком в четыре часа, мы посидели с ним в кафе, потом помотались по городу, купили бутылку ликера и поехали к нему домой. Часов в семь вечера пришли трое приятелей Юры, а с ними девушка. Они принесли водку и закуску. Мы немного выпили. Друзья отмечали какое-то событие. Они были оживлены и веселы. Часов в одиннадцать Чак выпроводил компанию. Мы с ним еще немного выпили ликеру. Он любит сладкие спиртные напитки. Я редко пью. Голова у меня закружилась, и потянуло в сон. Я прилегла на диване и вырубилась. Проспала несколько часов. Когда утром проснулась, рядом со мной лежал труп Юры. Я ужасно испугалась, выскочила из квартиры и захлопнула дверь. О забытой у Чака сумочке вспомнила только по дороге к Наташе. Но возвращаться, разумеется, не стала.
Я с сомнением посмотрел на Элку:
- И кто же, по-твоему, убил Чака?
Ягодкина сидела, уперши подбородок в колени. Плечи ее приподнялись и вновь опустились:
- А я откуда знаю?
- Странно. Что же ты, спала и ничего не слышала?
- Абсолютно. Дрыхла без задних ног.
Я не знал, что и подумать.
- А когда Чак провожал приятелей, двери он захлопнул?
- Да. - Тон у Элки был уверенным. - Я на них первым делом и подумала. Однако отлично помню, как щелкнул на двери замок.
- У приятелей Чака не было ключей от квартиры? - Я невольно искал для Ягодкиной лазейку для оправдания.
Но Элка сама лезла в петлю:
- Не было. С какой стати? Ты вот даешь кому-нибудь ключи от своей квартиры?
- Только любимым женщинам, - улыбнулся я.
- А вот Юра никому не давал, - убежденно произнесла девушка. - Я это точно знаю.
Я вспомнил, с какой легкостью недавно влез на балкон Чака и заявил:
- И тем не менее в квартиру Юры попасть можно. Я ведь попал. И его приятели могли.
- Могли, но не влезли, - уныло призналась Элка. - Для чего им это нужно? Они же друзья. Нормальные ребята. Зачем им убивать Юрчика? Короче, все сходится на мне. Получается, это я ударила Чака ножичком в сердце, - произнесла Ягодкина с горькой иронией. Она наконец оторвала от пола глаза и посмотрела на меня взглядом человека, стоящего на эшафоте. - Теперь ты понимаешь, чего я испугалась и почему сбежала к Наташе?
- Понимаю. - Нижняя половина туловища у меня затекла. И как только восточные люди ухитряются по нескольку часов сидеть на полу? Я встал на колени и похлопал Эллу по руке. - И тем не менее, голуба моя, тебе придется вернуться домой. Не можешь же ты вечно жить у Наташи. Пора и честь знать. Так что собирайся, я отвезу тебя к маме. Такси на дороге ждет.
Ягодкина резко отодвинулась к стене. Вид у нее был испуганный.
- Я никуда не поеду! - сказала она. - Меня сразу же посадят в тюрьму!
- Я же не в тюрьму тебя повезу, а к маме, - возразил я и взглянул за поддержкой на Наташу. - Это во-первых, а во-вторых: если милиция захочет найти тебя, то отыщет и здесь.
- Я то же самое ей говорю, - наконец-то присоединилась к разговору Артамонова. В ее пустых глазах появилось осмысленное выражение. - Тебе домой нужно ехать, Элла! Мама беспокоится.
- Ничего она не беспокоится! Маму, по-моему, ничего в жизни, кроме дружка ее Витеньки, не интересует. А он, альфонс чертов, тянет из нее деньги. Нашел дойную корову.
Чего только не наслушаешься, вращаясь в женском обществе. Не знал я, что у Веры есть любовник. Ложе, значит, с ним делит, а гоняться за дочкой мне приходится. Но я как-никак воспитатель и таковым должен оставаться при любых обстоятельствах. Я с осуждением покачал головой.
- Напрасно ты так говоришь. Мама твоя ужасно тревожится. Меня вот на твои розыски отрядила.
Элка вспыхнула:
- Ну вот, тебя же отрядила, а не сама приехала. Для мамы главное, чтобы в жизни было поменьше проблем. Она любит перекладывать их решение на чужие плечи. Я никогда не доставляла маме особых хлопот. Ей так удобно было со мной жить. Но вот теперь, когда со мной стряслась беда, оказалось, что к самому дорогому и близкому мне человеку я с ней и не могу обратиться. Мамуля наверняка, столкнувшись с моей проблемой, растеряется, разохается, разахается, будет страдать, мучиться, прикладывать к голове компрессы и примочки, а ничем конкретно помочь не сможет.
Слышала бы Вера, какие вещи говорит про нее дочка, волосы бы дыбом на голове встали. Я криво усмехнулся:
- Позор вашему роду! Но все равно, Элла, домой придется вернуться.
- Ни за что!
- Пойми, дуреха! - принялся я убеждать Ягодкину. - Подавшись в бега, ты косвенным образом признаешься в убийстве Чака.
- А что же мне, отправиться в милицию и взять на себя чужие грехи? - запальчиво возразила Элла.