- Как сувенир, а?
- Нет, не могу! - Зуев испугался, что Голышев теперь не отдаст ему раковину.
- Даю четвертной.
- Не продается. - Павел Александрович выхватил у него из рук драгоценную раковину и прижал к животу.
Доцент пожал плечами и молча удалился, даже не попрощавшись. Тут же, не прошло и пяти минут, в квартиру ворвалась ватага грузчиков и толстая старуха с большими усами. Грузчики начали разбирать и вытаскивать стенку, а старуха следила, чтобы они не поцарапали мебель, строго покрикивая на грузчиков хриплым, клокочущим голосом.
"Наверное, Голышева жена, - подумал Павел Александрович. - В теле бабушка. И зачем таким старикам мебель? Небось ведь и своя еще приличная". Но тут же он себя и одернул: "Откуда мне знать, может, они детям берут. Я вот часть денег-то Кольке отдам. Подрастет - себе мебель купит". Он так и стоял, прижимая к себе раковину, пока грузчики не унесли последнюю тумбу.
- Ну вот и попросторнее стало, - сказала Ольга Власьевна. - Сейчас пойдет народ, только успевай поворачиваться. А вы чего в раковину вцепились?
- Да я, знаете… - замялся Павел Александрович, - не хочу ее продавать. И еще кой-какие вещи. И Вася их любил… - Он оглянулся, прикидывая, куда бы сложить полюбившиеся ему предметы, но места найти не мог. Вся мебель, освобожденная от белья, посуды, одежды, шла на продажу. Только большую кровать в спальне Зуев решил пока не трогать. Спать-то где-то надо было! Наконец он решил приспособить для мелочей картонный ящик. Спеша, пока кто-нибудь еще не пришел, он сложил туда уже потертую волчью шкуру, раковину, друзу горного хрусталя, которую Василий привез из Сибири, пивную кружку с изображением бравого солдата Швейка…
Заметив, что Ольга Власьевна внимательно за ним наблюдает, Павел Александрович сказал, словно оправдываясь:
- Вася был жив - и все эти штучки-дрючки как живые были. Раковина та же! Даст мне ее Вася: "Послушай, как море шумит". Я слушал - шумит. Как настоящее. Или про Швейка он рассказывал. Обхохочешься. Как они с одним чехом подружились и по пивным там у них ходили. Подпили, конечно. И проснулись в другом городе. Там, где у них лучшее пиво. Чудило-шофер, что пиво в Прагу возит, их к себе пьяненькими завез. Чтоб убедились, чье пиво лучше. - Павел Александрович с грустью посмотрел на ящик с безделушками. - Смотрел Вася на эту кружку, - ее шофер и подарил, - все смеялся, будто смешинка в рот ему попала. И я с ним за компанию. И сколько случаев разных припоминал. А счас что? Онемела кружка. Словно померла вместе с Васей.
Что думала по этому поводу Ольга Власьевна, Зуев так и не узнал - в дверь позвонили. Пришел новый покупатель… Так и шли они один за другим - скромные и стеснительные, нахальные и любопытные. Многие приходили "просто так", без определенной цели. Поглазеть - может, что приглянется, хватались за книги, хоть Зуев и предупреждал всех, что книги не продаются.
- Да мне только эти тома! - упрашивал его один из покупателей, плешивый крепыш средних лет в бархатном костюме, тыча Зуеву в нос две толстые книжки в оливковых переплетах. - Вас они не заинтересуют. Сплошная философия!
Павел Александрович злился и, только чувствуя на себе настороженный и понимающий взгляд Ольги Власьевны, сдерживался, не грубил. Настырный книжник в конце концов удовлетворился хрустальными люстрами. Купил обе, да так, не разбирая, и унес, сначала одну, потом другую, на вытянутой руке.
- И как это он кокнуть не боится? - удивился Павел Александрович.
- Не побьет, - успокоила Ольга Власьевна. - Он цепкий. И живет в соседнем доме. Только зачем ему две люстры? Квартира же однокомнатная.
После обеда пришла симпатичная женщина лет тридцати пяти. Павла Александровича поразили ее большие блескучие глаза. Она обнялась с Ольгой Власьевной и несколько секунд постояла, прижимая к себе старушку.
Зуев углядел даже, как она смахнула ладонью слезы со щеки.
- Альбина Петровна Ларикова, - представила женщину Ольга Власьевна. - Васина сослуживица.
Первый раз Ольга Власьевна назвала брата просто Васей, и Павел Александрович понял, что милая старушка очень любила его и что поэтому и с ним, с Павлом Александровичем, она так добра и ласкова. А не по службе, не по обязанности.
Альбина Петровна молча пожала Зуеву руку и сочувственно кивнула, а он не к месту подумал: "Ох и баба! При таких глазищах и фигуристая".
Ларикова медленно прошлась по комнатам, постояла перед висевшими на стене пейзажами. Тихо спросила:
- Вы не продадите, Павел Александрович, эти картинки?
- Да я хотел их с собой забрать, - нерешительно ответил Зуев. - Но если вам нравится… Возьмите одну… Просто так, на память.
- Спасибо, - улыбнулась Альбина Петровна и внимательно посмотрела на Зуева.
Потом она присела к Ольге Власьевне на еще не купленный диван и о чем-то спросила ее вполголоса. Чтоб не мешать, Павел Александрович ушел в кабинет и стал бесцельно перебирать содержание Васиного стола.
"Да, приятная женщина, - думал он о гостье. - Все при ней. А волоса-то, волоса, густющие. Не обкорналась по моде. Вот ведь Василий при мне ее ни разу не приглашал". Подумав так, он усмехнулся: а если б и приглашал? Что бы изменилось?
Одна из коробочек привлекла его внимание. Раскрыв ее, он нашел два обручальных кольца, несколько колечек с камушками. "Аннушкины", - прошептал Зуев, разглядывая их. Одно из них, с красивым зеленым камнем, вспомнил он, Аня носила постоянно.
- Павел Александрович! - позвала Ольга Власьевна. - Можно вас на минутку?
Он спрятал коробочку в карман и вышел в гостиную.
- Павел Александрович, Альбина Петровна интересуется, не продадите ли вы магнитофон с кассетами.
- Отчего ж не продать? Продам! - ответил он весело. - У меня в поселке все одно сломают. Хрупкая вещь. Не для моих приятелей. - Зуев с вызовом посмотрел на Альбину Петровну.
- Вот только мы его не оценили, - сказала старушка. - Альбина Петровна предлагает вам съездить с ней в комиссионный…
- Ох, не по мне это дело! - махнул рукой Зуев. "А коленки-то, коленки у нее, - подумал он, бросив быстрый взгляд. - Какие гладенькие!" Альбина Петровна, наверное, почувствовала его взгляд и натянула на коленки клетчатую юбку.
Зуеву сделалось от этого неприятно. "Еще подумает чего!" - рассердился он на себя и, нахмурившись, сказал:
- Сходите сами. Как скажут, так и заплатите.
- Вы мне доверяете? - усмехнулась Альбина Петровна.
Он промолчал. Подумал: "Доверяй не доверяй - все равно кто-нибудь надует. Так уж лучше красивая баба, чем какой-нибудь чертяка навроде Валового".
- А мне и в комиссионный незачем ходить, - продолжала она. - Я только что оттуда. Такой кассетник в хорошем состоянии стоит триста пятьдесят. А у Василия Александровича он уже года четыре…
"Вот развела бухгалтерию, - неприязненно подумал Зуев. - Сказала бы сразу сколько". Он уже не поглядывал на ее красивые коленки, а думал только о том, чтобы Альбина Петровна поскорее убралась.
- …Семь процентов комиссионных. Если вы согласны на триста…
Павел Александрович был согласен.
В прихожей, когда он пошел ее провожать, Альбина Петровна вдруг сказала ему тихо:
- Павел Александрович, мне бы хотелось с вами сегодня поговорить. Полчасика. Можно, я забегу часов в девять? - Она смотрела на Зуева своими блескучими глазами и улыбалась искательно.
- Приходите, - сказал он, смущаясь от ее взгляда.
До позднего вечера Зуев разгуливал по опустошенным набегами покупателей комнатам: "Ведь и посадить-то ее некуда".
Всюду грудами лежали еще не упакованные книги, под ногами шелестели какие-то бумаги, листочки с записями. В углу гостиной высилась груда одежды. Чего здесь только не было! И все то, без чего не могут обойтись люди, живущие в городе. И еще многое другое, без чего они вполне могли бы обходиться, но считают все-таки необходимым приобретать. Одни - чтобы как-то выделяться среди других, вторые - чтобы вложить деньги. На всякий случай. А третьи - ради получения дополнительных удобств и просто по привычке иметь красивые вещи.
Больше всего нравилась Зуеву шуба. Мягкие, блестящие завитки каракуля образовывали такой красивый узор, что трудно было отвести глаза. "Была бы жена, ей бы подарил. А так тетке Нюре отдам, - решил он. - Пусть на старости лет поносит".
Звонок в дверь отвлек Павла Александровича от приятных раздумий по поводу раздаривания ненужных ему вещей.
Он глянул в глазок, но ничего не увидел и, помня наказ Ольги Власьевны, спросил:
- Кто там?
- Я, я, Павел Александрович, - ответил женский голос, и он узнал Альбину Петровну.
Она влетела в прихожую шумная, почему-то запыхавшаяся, словно и не ехала на лифте, а шла пешком.
- Столько дела на сегодняшний вечер, и все пришлось отложить, - кокетливо сказала она, легкими, резкими движениями руки поправляя перед зеркалом пышную прическу.
"Вот еще про зеркало забыл, - с досадой подумал Зуев, разглядывая огромное зеркало в красивой металлической оправе, привинченное к стене прихожей. За суматохой последних дней он как-то и не обратил на него внимания. - Может, этой вертихвостке предложить?"
- Ну что же вы, Па-а-вел Александрович, не приглашаете меня в комнату?
- Заходите, - отвлекся он от своих деловых мыслей.
Альбина Петровна вошла в гостиную, остановилась посередине, как раз под тусклой лампочкой, висевшей теперь вместо хрустальной люстры, и огляделась.
- У вас тут еще столько барахла, хоть снова торговлю открывай, - улыбнулась она, приглядываясь к куче платьев, сложенной в углу. Сверху лежала так приглянувшаяся Зуеву шубка из каракуля.
Альбина Петровна подошла, провела рукой по меху.
- Анина шубка. Лет десять назад она ее купила… Не продадите?
- Не, не, - мотнул головой Павел Александрович. - Я уже ее тетке своей наметил.
- Тетке? А сколько лет вашей тетке?
- А уж и не помню. - Он наморщил лоб. - Кажись, в прошлом году семьдесят пять справляли. Или нет. В позапрошлом.
- Да куда же вашей тетке такая шубка? По деревне ходить?
- А что?! - осваиваясь с присутствием красивой женщины, задорно ответил Зуев. - Думаете, только вам, городским дурехам, форсить?
- Ай да Павел Александрович! Да она, наверное, толстая, ваша тетка Нюра? Ей и не налезет шубка. А я вам тысячу рублей за нее дам.
- Нет. Сказал - тетке! - Он оглядел цепким взглядом Альбину Петровну. - Тетка Нюра вроде вас, фигуристая.
- Ну, спасибо, Павел Александрович. Вы, оказывается, комплиментщик! Что же сесть не предложите? И, может, выпить у вас что найдется? Днем я у вас целую батарею бутылок видела. Да все красивые. Ну где же они?
- В спаленке. - Он показал на дверь. - Только сесть- то и некуда. Одна кровать осталась.
Она снова расхохоталась.
- Это что же, намек?
В спальне Альбина Петровна тоже огляделась внимательно, потрогала красивую бронзовую ручку на двери.
- Обойчики тут ничего были. Финские. Еще и выгореть не успели. - Потом она подошла к подоконнику, на котором Зуев составил все бутылки из бара и еще те, что нашел за книгами.
Потом они пили какую-то пахучую жидкость, и Павел Александрович все время чувствовал на себе ее пристальный, изучающий взгляд.
- Павел Александрович, вы, конечно, думаете: чего эта дура к вам напросилась? Чего ей надо? Да правда, правда! Мне и самой неудобно. Ну продайте мне эту шубу. Анину. Каракулевую. Что вы ее в деревню повезете?
Зуев молчал, словно не слыша ее просьбы. Альбина Петровна вздохнула.
- Чего вы молчите? Кому-нибудь другому обещали? - спросила она.
- Да нет, я и правда тетке решил. Она же и Васина тетка. Тетка Нюра. Пускай память ей будет.
Альбина Петровна выпила до дна и, наклонившись, поставила стакан прямо на пол.
- Ладно, это я так, с шубой. Увидела - захотелось. Какая баба устоит?
За окном шумел вечерний город, двигалась толпа. Сюда, на четвертый этаж, доносился сдержанный гул голосов и шаркающих по асфальту ног, нарастающий вой отходящих от остановки троллейбусов. Зажглись тусклые пока еще огни рекламы, где-то далеко осыпались брызги электросварки. В пыльном, давно не мытом оконном стекле Зуев видел свое отражение - широкоплечего человека в белой рубашке с взлохмаченной головой.
- Павел Александрович! - лениво позвала Альбина Петровна. - Чего вы там увидели?
Он обернулся. Альбина Петровна тянула к нему руку…
…"Ну и дела! - думал Зуев. - Ну и дела! И чего это ее разобрало? С виски с этой? Или подластиться захотела?"
- Мне домой пора, а уходить не хочется, - вдруг сказала Альбина Петровна. - Она потянулась, подошла к окну. Рекламные всполохи бежали по ее телу.
- Ох и хороша ты! - невольно вырвалось у Зуева.
- Правда? - тихо засмеялась она, обернулась к нему. - Чего ж ты, как твой Василий, в люди не выбрался?
- Кому как выпадет, - серьезно ответил Зуев. - Когда война началась, Васька в Питере у тетки гостил. Мы под немца попали, а брат с теткой в эвакуацию. Там и учился. А мы с матерью думали - с голоду помер. В сорок четвертом я в армию пошел. Не до жиру… Вот и получилась в нашей семье смычка города с деревней.
- Эх ты, "смычка"! - ласково сказала Альбина Петровна. - Бабы небось в деревне тебе проходу не дают! - И неожиданно спросила: - Паша, мы с Аннушкой года три назад шкурки каракулевые на новую шубу покупали. Так ей и не довелось пошить… Не видел ты шкурок этих?
- Видал.
- Продал бы.
Он принес из комнаты пачку плотно упакованных шкурок, небрежно бросил на табуретку.
- Возьми. Для тебя не жалко, - покровительственно, с тихой гордостью за свой поступок сказал Зуев. - Дарю.
- Паша!.. Вот это щедрость! - Она засмеялась. - Королевский подарок.
Потом Павел Александрович всплеснул руками:
- Ну что же я за человек, даже поесть тебе не предложил. Только и пьем ерунду всякую… Счас яишню сготовлю…
Альбина Петровна хотела что-то сказать, но только махнула рукой.
На кухне, разбивая одно за другим яйца над горячей сковородкой, Павел Александрович опять с теплотой подумал о своей гостье: "Ну и Альбина, ну и Альбинка…"
Когда он вошел с дымящейся и шипящей сковородкой в комнату, Альбины Петровны там не было.
- Альбинка! - крикнул он и тут увидел на колченогой табуретке, где еще пятнадцать минут назад лежал пакет с каракулевыми шкурками, пачку денег. Он выругался с горечью.
…Он проснулся оттого, что в квартиру звонили. "Пусть трезвонят, - подумал Зуев. - Никому не открою. Ни одного покупателя не пущу!"
Он пошел на кухню. Хотелось пить. Павел Александрович открыл холодильник, рассеянно оглядел. Кроме банки старой горчицы, в нем уже давно ничего не было. Зуев сердито захлопнул дверцу. "Пропади он пропадом вместе с горчицей".
Днем Зуев с оглядкой, чтобы не столкнуться с каким- нибудь еще покупателем, выбрался из дома и, взяв такси, поехал на товарную станцию. В кармане у него была бумага от Васиного института с просьбой помочь с контейнерами, но Павел Александрович к начальству не пошел, а часок покурил на солнышке с двумя грузчиками. Потолковал с ними о жизни.
Ранним утром следующего дня они умело и быстро перетаскали коробки с книгами и мешки с барахлом в контейнер.
- А это? - спросил дядя Миша, показав на валявшиеся россыпью на полу книги.
- Пускай остаются, - махнул Павел Александрович. - Наука тут, не моего ума дело.
- Да ты что, мужик, рехнулся? - удивился дядя Миша, присев на корточки и перебирая книги. - Не тебе, так детям сгодятся. Давай ворохом переносим. Места в контейнере хватит.
Когда контейнер был закрыт, все вместе поднялись в квартиру. Зуев достал из кошелки бутылку водки, колбасу, масло. Толстые стаканы он тоже оставил для этого случая. Разлив водку, Павел Александрович чокнулся с грузчиками, но пить не стал. Сказал:
- Вы тут закусывайте, я счас… - пошел пройтись по пустым комнатам. Ничего здесь уже не напоминало о брате. Ничегошеньки. Только груда ненужных бумаг да темноватые обои на тех местах, где когда-то висели пейзажи. "Зря я этой Альбине картинку отдал", - пожалел Павел Александрович.
Вид пустой, безликой квартиры успокоил его. "Вот и хорошо, вот и ладно, - подумал Зуев. - Очень даже здорово". Повеселевший, он вернулся на кухню.
- Ну что, мужики?! Заправились? Тогда по коням!
РЕКИ ВАВИЛОНА
Вера Ивановна проснулась рано. Небо за окном еще только-только начинало синеть, смерзшаяся за ночь темень словно подтаивала, подогретая пока невидимым солнцем. На пустынной улице гулко раздавались шаги первых прохожих. С натужным гудением прополз лифт. Хлопнула дверь парадной, и по асфальту лениво заскребла метла дворничихи. Вера Ивановна ясно представила себе, как загребает метла желтые листья, нападавшие за ночь с большого тополя, что растет рядом с домом.
Ночью она плохо спала. Еще с вечера разболелась голова, но Вера Ивановна принимать пирамидон не стала. Подумала, что уснет и так, а после сна боль пройдет. Но боль не прошла. И потому, наверное, снились всякие кошмарные сны. Снился муж Анатолий. Как будто она с другими женщинами копает под Колпином окопы, поднимает голову и видит Анатолия, заросшего густой темной щетиной, опухшего и грустного. Вера Ивановна бросает лопату, хочет выбраться из жидкой глины, но сил у нее не хватает, ноги будто чугунные, не оторвать от земли.
"Толя, Толя!" - кричит она и просыпается в испуге.
- Приснится же такое, - громко сказала Вера Ивановна, чтобы хоть как-то разогнать окружающую ее тишину.
В июне сорок первого Анатолий ушел в ополчение, а в ноябре погиб. Лишь однажды заскочил на час домой, опухший от голода, небритый - такой, каким и увидела Вера Ивановна его сегодня.
Не зажигая света, Вера Ивановна привычно протянула руку, нащупала на тумбочке валидол, достала одну облатку, разломила пополам и половинку положила под язык. Уснуть-то уснула, но дурные сны преследовали ее всю ночь. А теперь вот вдобавок от валидола горечь во рту.
По коридору прошелестели легкие крадущиеся шаги, звякнула кастрюля на кухне, тонкой струйкой потекла вода из крана. "Чепикова заходила", - с неприязнью подумала Вера Ивановна. Чепикову она не любит. С давних пор. Пожалуй, с сорок пятого, когда поселилась, вернувшись из эвакуации. Их дом был разрушен, поселили вот здесь, в крохотную комнатку рядом с кухней. В бывшую людскую. Обещали потом дать что-нибудь получше, да так и не дали ничего. Даже после того как отремонтировали их старый дом на Седьмой линии. Для Веры Ивановны с сыном места там не нашлось. Она ходила в исполком, требовала. Имела право требовать - жена погибшего фронтовика. Но зампред исполкома сказал, что дом перепланировали, построили ванные комнаты, которых раньше не было, квартир стало меньше. Потом-то Вера Ивановна наведалась в этот дом, даже позвонила в свою бывшую квартиру. Открыла ей пожилая приятная женщина. Провела по комнатам. Ванну там, правда, сделали, но за счет кухни. В квартире было чисто, стояла красивая мебель. Вера Ивановна на несколько минут задержалась в большой комнате с фонарем. Они любили здесь собирать гостей и подолгу чаевничать. Потом играли в лото, в "девятый вал"…