- Быстро же Боря оправился…
- А я тебе, Вова, говорила - тяни! Надо жать!
- А что я мог? - Гудвин пожал плечами. - Он же знает, у меня в городе все повязано.
Марта подняла голову вверх и завыла, как раненая волчица. Где-то в вое Гудвину послышалось "своло-о-очь!".
Выплеснув в крике остаток агрессии, Домино села в кресло напротив Гудовина, откинулась свободно и положила ногу на ногу:
- Мне нужен ствол, Вова.
- Очумела! - перепугался Гудвин. - Своими руками веревку мылить? Я - пас. На меня первого подумают…
- Ты не понял, Вова, - перебила Марта. - Мне нужен Борин ствол. Зарегистрированный.
- Зачем? - осторожно спросил Гудвин.
- Из этого ствола ты, Вова, загасишь бомжа. И оставишь пушку на месте.
Рука Гудвина непроизвольно дернулась, и длинный столбик пепла упал на черную футболку.
- Слабо, Вова? - усмехнулась Домино.
- Что ты задумала? - хрипло произнес Гудвин.
- Ничего особенного. Поставим Борю перед выбором - или признаваться в изнасиловании, или падать нам в ноги.
- Как это?
- В день, когда Боря будет один, без свидетелей, без телефона, ты загасишь бомжа. - Домино поправила на стройных ногах складки платья, уловила в глазах собеседника понимание и продолжила: - По номеру оружия менты выйдут на Борю. И никуда толстый не денется. Рассказывать о том, что ствол увела изнасилованная девушка, а потом где-то выбросила, он не будет. Побежит к нам и попросит помощи. А мы поможем, Вова.
- А адвокат?
- А алиби?
- А если у него будет свидетель, что такого-то числа в такой-то час Боря Гольдман был там-то и там-то?
- Изоляцию мы ему обеспечим. Все в наших руках. Главное - все сделать быстро, пока он не побежал в милицию заявлять о пропаже "игрушки".
- А если девчонка ствол все-таки выбросила?
- Это вряд ли. Она теперь с ним спать будет. Поверь, психология обиженной женщины мне известна лучше, чем тебе. - Домино вздохнула. - В крайнем случае спросишь, куда ствол выбросила, и постараешься найти.
- А отпечатки?
- А ты обойму, Вова, не трогай. Там Борины пальчики обязательно найдут. И спросят, почему вы, уважаемый господин Гольдман, о потере оружия вовремя не заявили? Как думаешь, поверят нашему Боре?
- А он нас не заподозрит? - продолжал осторожничать Гудвин.
- Я тебя умоляю, Вова! Ты в "невинном приключении" замаран больше его! Паровозом пойдешь!
- А если он сознается? - перетрусил Вова.
- Нет, - твердо произнесла Домино. - Боря предпочтет мокрую статью на себя взять, групповуха ему ни к чему.
Гудвин встал, подошел к темному окну и сквозь прозрачный тюль долго смотрел на освещенную полоску шоссе, на мчащиеся автомобили. Новый план Домино ему нравился. Но также Вова знал, как работают криминалисты, знал о тестах на пороховые частицы, о консервации запахов, о том, что по единственному волоску с места преступления можно установить преступника.
- Вова, убийства бомжей тщательно не расследуются, - словно подслушав его мысли, проговорила Домино. - Тем более когда нас спросят, - а нас спросят, - мы непрозрачно намекнем, что Боря отъявленный трус и вполне мог шмальнуть в бомжа, вывалившегося на него из кустов в темноте. Шмальнул с перепугу, ствол бросил - и бежать. Такое ведь бывает, а, Вова?
- Огнестрелы, Марта, всегда на особом учете, - продолжал упорствовать Гудвин.
- Вова, а ты сможешь пристрелить бомжа с дистанции в сто метров? Не приближаясь, не оставляя своих следов? Ствол потом в кусты неподалеку сбросишь…
Гудвин стрелял хорошо. Как каждый стопроцентный мужик, он любил оружие, хорошие машины и ненавязчивых женщин.
- Не в цвет, Домино, - не поворачиваясь, произнес Вова. - Мусора на Борю только посмотрят, сразу поймут - эта фря не выстрелит.
- Ты не прав, - спокойно возразила Домино. - Если бы Боря действительно был чист и возмущался искренне, ни один мент его бы не заподозрил. Но представь реакцию Бори, когда его среди ночи берут, вяжут и на вилы сажают. Он ни на один вопрос ответить не сможет. Тем более объяснить, где он пистолет оставил. Будет молчать как рыба, и адвокат не поможет.
На этих словах Гудовин развернулся к Марте и длинно, с лагерными оборотами выругался. Смысл тирады на русский язык можно перевести так: умная женщина Марта Игоревна придумала хороший план, в результате коего Гольдман Борис Аркадьевич почувствует себя очень плохо.
- То-то же, Вова, - улыбнулась Марта. - Милиционеры не любят, когда подозреваемые отказываются отвечать на элементарные вопросы и требуют адвоката.
- А если Боря со страху на коллективку расколется?
- Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.
Гудвин вернулся на диван, взял стакан с коньяком и залпом выпил.
- Лады, Домино. Но мы-то ему тогда зачем? Бориску адвокат вытащит.
- Ну, во-первых, с адвокатом мы торопиться не будем. Во-вторых, ты в хату маляву отправишь, попросишь принять фраера по-людски. - Гудвину казалось, что Марта уже диктует ему текст записки в СИЗО. Старый Князь многому успел научить приемную дочь. - А я, Вова, опять спущусь к Боре добрым, всепрощающим ангелом - дам алиби, поддержку и обещание хранить тайну. Когда Борю после первого допроса с отказами и истерикой в камере закроют, у него одна надежда останется - мы, Вова. - Домино взяла из вазочки орешек в шоколаде и разгрызла его белыми зубками. - А уж мы с тобой, Вова, такую кутерьму разведем - рады стараться! Поймет Бориска, что без верных людей жизнь - рабская неволя.
В кармане Гудвина запиликал сотовый телефон. Вова достал мобильник, выслушал короткое сообщение и доложил Марте:
- Девчонка дома. Мы ее на улице караулили, думали, хавера пустая. А она, оказывается, никуда не выходила, в темноте сидела. Только что свет зажгла. Ехать, Домино?
Марта в задумчивости разгрызла еще два орешка и произнесла:
- Подожди, Вова. Она сейчас, ночью, никому дверь не откроет. Завтра пошлешь к ней верного человека, пускай договорится. Ствол надо выкупать.
- А если Боря завтра в ментуру пойдет, заяву на пропавший ствол писать?
- Не пойдет, - ухмыльнулась Домино. - Он завтра хворый будет. На радостях так насосется, валежником лежать будет.
На следующий день Борис Аркадьевич появился в офисе только после обеда. Бледный и слегка опухший, он прошел мимо кабинета Марты к себе и сразу попросил секретаршу сделать крепкого чая.
Прежде чем бежать к заварочному чайнику, секретарша склонилась над селектором, нажала кнопку и прошептала:
- Пришел, Марта Игоревна.
Домино дала любовнику время на утоление похмельной жажды, взяла несколько листов бумаги и отправилась в соседний кабинет.
- Добрый день, Борис, - как ни в чем не бывало поздоровалась Марта.
- Добрый, - буркнул Гольдман. - Что у тебя?
- Поставки, - коротко ответила Марта и положила на стол перед шефом бумаги.
Борис Аркадьевич быстро просмотрел документы, болезненно сморщился, но подпись поставил.
- Все?
- Почти. Пришел факс из Дрездена. Посмотришь сейчас или подождешь до завтра? - Голос "доброго ангела" искрился сочувствием к падшим, и Борис Аркадьевич наконец посмотрел на любовницу. Но, встретив открытый, чистый взгляд, тут же отвел глаза.
- До завтра, Марта Игоревна…
"Скотина! - возвращаясь к себе, думала Марта. - И кто сказал, что евреи не пьют и с девками не путаются?! Еще как пьют и путаются! Впрочем, - Марта шумно, вслух вздохнула, - возможно, мне просто не повезло и я наткнулась на единственную паршивую овцу. Точнее, свинью".
Остаток рабочего дня Гольдман провел в слегка разогретой сауне офиса - выпаривал токсины из тела. (Финская баня была любимым местом Бориса Аркадьевича. Когда турецкие мастера делали в офисе евроремонт, российские работяги параллельно, в рекордном темпе, трудились над довольно скромной по размаху банькой. На бетонных полах офиса еще только лаги лежали, а Борис Аркадьевич уже воплотил в жизнь свою мечту - сухая парная для него одного. Толстый хозяин "Гелиоса" не любил общественных парных и гостей приглашал очень избирательно.)
В тот день Марту и "лучшего друга" Владимира Александровича Гольдман с собой не позвал. Он больше не хотел их видеть. Они уже стали неприятным напоминанием. От секретарши Домино узнала: на субботу шеф заказал билеты в Цюрих.
Вечером в офисе Гудовин получил от Марты конверт с валютой.
- Здесь пять тысяч, - сказала Домино. - Не жмоться, Вовик. Сколько девчонка за ствол ни попросит, столько и давай. Но начинай с трех.
- А не жирно ей будет? - покачивая конверт на ладони, спросил Гудвин.
- Не жирно, - отрезала Марта, - в самый раз. И сам не ходи. Пошли кого-нибудь. С тобой она договариваться не будет. Понял? - Гудовин хмыкнул и направился к выходу. - Потом с Борика сторицей возьмем! - бросила вдогонку Домино.
В половине девятого вечера в квартиру Марты, шатаясь, ввалился окровавленный Гудвин. И без того обычно бледное лицо Вовы было белым до синевы. Вся левая сторона джинсовой рубахи пропиталась красно-бордовым. Гудовин зажимал ладонью рану в верхней половине груди. Поверх рубахи на него была накинута чужая огромная ветровка.
- Она шмальнула в меня, Домино, - просипел Гудвин и упал на стул в прихожей.
Марта заполошенно оглянулась и побежала в комнату к телефону.
- Надо скорую вызвать! - крикнула она на ходу.
- Погоди, - остановил Гудвин. - Пуля в мякоть вошла. Легкое не задето…
- Откуда ты знаешь?! - почти прорыдала Домино. Вид и запах крови напугали ее до дурноты.
- Погоди, не суетись. Лучше перевяжи…
Обматывая плечо Гудвина бинтами, Марта смотрела, как быстро они намокают, и старалась дышать ртом. Но тошнотворный, обморочный запах, казалось, проникал сквозь поры, его вдыхали испачканные руки, голова кружилась, путались мысли.
Через десять минут, придерживая левую руку, Вова расслабился в кресле и попросил выпить.
- Не дам, - отрезала Марта. - Откроется кровотечение, сдохнешь от потери крови.
- Не сдохну, - растянув посиневшие губы в усмешке, пообещал Гудвин.
- Что случилось, Вова?
- Девчонка в магазин пошла… - с перерывами начал Гудвин, - я встал в подъезде и начал ждать…
- Сам?! - ужаснулась Домино.
- Сам.
- Идио-о-о-от!! - взвыла Марта. - Я же тебе сказала, пошли кого-нибудь!
- Согласен, - кивнул Гудвин. - Но я подумал… жирно ей будет три куска. Чалый за ней в магазин потопал… вернулся, говорит, сукой буду, ствол в сумке. Она тяжелая…
- Ну! - подстегнула Марта.
- Ну, я встал в подъезде, начал ждать… Хотел "на плечах" в хату войти, поговорить. А она ствол из сумки - и сразу в меня…
Марта представила, как в темном подъезде девушку встречает кошмар из ее снов, и подумала: "Повезло Вове. Могла и в голову попасть". Сама Марта так бы и сделала, и ни за что не промахнулась бы.
- Маслина где?
- В стене сидит, - поморщился Вова. - Но главное, Марта… меня видели. Баба какая-то в подъезд заходила, и… мужики с лавочки на выстрел оглянулись…
Глядя на Вову, Марта глубоко задумалась. Вид крови уже перестал ее тревожить, мысли сновали привычно и бойко. Домино готовила новую комбинацию.
- Сиди тихо, - приказала она и, взяв трубку телефона, набрала номер Гольдмана. - Боря, ты где?
- Дома, сплю, - буркнул тот.
- Быстро ко мне, - тоном, не допускающим возражений, твердо произнесла Марта.
- Что-то случилось? - мгновенно отреагировал Борис.
- Да. Твое "невинное приключение" пыталось убить Вовчика. - В ответ из трубки раздалось сипение. - Ты следующий.
Марта положила трубку.
Гудвин с немым недоумением смотрел на Марту.
- Ты полчаса продержишься? - спросила Домино. Вова кивнул. - Потом вызовем скорую. Или… ты на чем приехал?
- На тачке Чалого.
- Это хорошо-о-о, - протянула Марта. - В больницу поедешь на ней.
За двадцать минут, которые Гудвин провел в ее доме, Марта постарела на десять лет. Морщины обезобразили недавно гладкий лоб, носогубные складки разрезали щеки, пухлые, красивые губы неприятно, по-старушечьи сжались в струну, как щучья пасть.
- Слушай меня, Вова, внимательно и запоминай. Все меняется. Вечер пятницы ты провел в городе. Твой "близнец" отбой получил?
- Нет.
- Узнай у него, где он светил тачку…
- Уже узнавал, - перебил Гудвин. - Он по городу покрутился и в одно тихое место свалил. В частном секторе. Там только тачку на улице видели, кто в доме - не знали.
- Это хорошо-о-о, - опять протянула Марта, новую комбинацию старой пакости она изобретала на ходу. Она попросила Вову назвать адрес места и быстро записала его на листке бумаги. - Значит, так. Ты был в городе вместе с Борей. Про Кашин забудь. Детали, где и как все происходило, сейчас обговорите с Борей у меня. - Домино торопилась, Гольдман жил в пяти минутах езды от ее дома. - Девку из деревни на моей "девятке" подобрали я и Лялька.
- Но…
- Никаких но, Вова. Молчи и слушай. С Лялькой я договорюсь. Пойдем с ней в милицию и напишем заяву - такого-то числа мы, нижеподписавшиеся, подобрали на трассе голосующую девушку. После ее выхода из машины пропала борсетка с деньгами, документами и оружием.
- Борсетка Бориса? - догадался Вова.
- Да. Не перебивай. Так… на чем же я… Ах да! Но мы ему об этом сообщать не стали. Решили по-тихому, без хозяина, выкупить ствол и документы. Ты пошел к этой Ольге Кудрявцевой, но она заломила такую цену, что ты стал возмущаться. Тогда Кудрявцева достала из сумки пистолет и начала угрожать. Ты попытался отнять оружие, завязалась драка, в результате которой Кудрявцева в тебя выстрелила. А это, Вова, покушение на убийство. Все понял? - Обессиленный кровопотерей Гудвин лишь слабо улыбнулся. - Держись, дорогой, - попросила Марта. - Этот гусь должен крови понюхать, иначе не так проймет.
Несмотря на боль и слабость, Гудвин нашел в себе силы улыбнуться:
- Не по понятиям, Домино… ментам стучать…
- А ты и не стучи, - сразу обрезала Марта. - Когда в больнице огнестрел увидят, мусора сами заявятся. Барабанить им не будешь, лежи себе на койке - ничего не видел, ничего не знаю. Говорить, Вова, буду я. Одна. Меньше напутаем. Главное - в отказ не иди…
Раздался бухающий колоколом входной звонок. Времени обсудить все в деталях у сообщников не осталось. Марта быстро наклонилась к раненому и шепнула:
- Лежи и молчи. Сейчас я буду "колесо вертеть". Что бы ни сказала, не удивляйся… и не обижайся, Вова. Так надо.
Когда, сохраняя остатки достоинства, порог переступил Борис Аркадьевич, в доме Марты стало на одного бледного мужчину больше. Лицо бизнесмена напоминало рыхлый недопеченный блин с украшением из пары маслин. Маслины испуганно сновали по окровавленным тряпкам, разбросанным всюду, натыкались на медицинские склянки, куски бинта и клочки ваты. Запах лекарств и крови ударил Гольдману в голову, и он шмякнулся на диван, не задавая вопросов. Борис Аркадьевич боялся получить очевидные ответы.
- Ну?! - рявкнула Марта. - Доволен?!
Борис беззвучно хлопнул ртом, машинально потянулся к стоящему на столике стакану воды, но, заметив на стекле кровавые полосы - следы пальцев Гудвина, - отдернул руку, словно ошпарился.
- И что теперь делать будем? - Марта нависла над Гольдманом, как кошка над куском сала, - и есть противно, и выбросить жалко. - В тюрьму поедем, Борис Аркадьевич? Или за границу свалим? Выбор у тебя, Боренька, небольшой, но есть. Можешь в Женеве под крылом у дядюшки отсидеться, можешь здесь, в России, пулю схлопотать. Девчонка обещала Вове вас обоих пристрелить. - Марта достала из бара чистый бокал, налила в него коньяку и красиво, медленно выпила. - Или все-таки в тюрьму, а, Боря?
Разговаривая с любовником, Домино никогда не употребляла воровскую лексику. Бориса Аркадьевича раздражали слова, смысла которых он не понимал до конца, лишь догадывался по контексту и интонации собеседника. Бизнесмен любил конкретику, а не свои домыслы.
Сегодня Домино позволила себе подпустить воровского жаргона в речь.
- Ну что, Борис Аркадьевич, пойдем сдаваться? Ты сильно-то не переживай, в остроге тоже хорошие люди живут. Когда Вова на дно ляжет, я в хату весточку зашлю, мол, не фраер ты ушастый, а честный пассажир. Столичный фармазон. За это, Боря, будет тебе почет без венчания. - Очень старательно Домино показывала Боре, кто он есть на этом свете.
- Но… - пробормотал Гольдман и замолчал. На большее, чем слабое возражение, сил у него не достало.
Он закатил черные маслины, сверкнул белками и приготовился упасть в обморок. Марта не зря попросила Гудвина остаться. Как олицетворение неотвратимости наказания, окровавленный Гудвин сидел в кресле и нагонял на бизнесмена ужас одним своим молчаливым присутствием.
Марта плеснула коньяку в фужер, сделала вид, что не замечает просьбы в глазах Гольдмана, и с наслаждением сделала глоток. Спиртное ее сегодня не брало. И если бы не рана на плече Гудвина, она наслаждалась бы ситуацией по-настоящему, стояла в центре комнаты, болтала коньяк в фужере и ждала слезной мольбы.
Но времени не было. Временной разрыв между моментом выстрела и появлением Вовы в больнице не должен превышать разумных пределов.
И Марта поторопила Гольдмана:
- Ну, Боренька, выбор за тобой. Вова на дно ляжет, ищи ветра в поле. Отдуваться тебе придется.
- Дай мне выпить, - хрипло попросил Гольдман.
- Не дам, - усмехнулась Домино. - Решение должно прийти на трезвую голову. Чтобы потом не говорил - напоили-одурманили злые дяди-тети.
Гольдман не понимал, к чему ведет Марта, но догадывался, что, пока его не было, любовница успела найти выход из тупиковой ситуации. И догадывался, что сейчас ему придется просить. Просить, как никогда и ничего ранее.
- Марта… прости меня, мой ангел…
- За что? - Женщина изобразила удивление.
- Я вел себя как последняя скотина. - Борис Аркадьевич был достаточно опытным переговорщиком, он знал, что, прежде чем молить об услуге, следует покаяться в прошлых грехах. Предупредительное раскаяние настраивает оппонента на уступки и избавляет просящего от лишних упреков. - Я… - вякнул Борис Аркадьевич.
- Ты в радостях забыл о стволе, - перебила его Марта. - Отлегло от задницы, Боренька, ты и обрадовался, голову потерял. Так?
Борис Аркадьевич понуро кивнул.
- А мы с Вовой не забыли. Мы с Вовой подумали, что скажет господин Гольдман, когда его ствол на мокрухе всплывет.
- Я… я… думал, потом…
- А потом ствол с хвостом! - прорычала Марта. - С мокрым! Ты думал, из твоей пушки пули не вылетают?! Думал, растворится волына в киселе?! Нет, мой дорогой. Подберет пистоль шаловливая ручонка и повесит на тебя пару жмуриков.
- Боже, - простонал Гольдман и закрыл лицо руками. Сам себе он напоминал узника, которому обещали помилование, но потом сколотили под окнами виселицу. - Что же делать, Марта?!
- Сидеть и думать, - жестко приказала Марта. - Но быстро, пока Вова от потери крови не умер.
Борис Аркадьевич обернулся, глянул на Гудвина, сморщился от его жалкого вида и проскулил:
- Вова, она нас действительно убить хочет?