Малая гостиная в левом крыле замка относилась к личным апартаментам госпожи Вяземской. Довольно большая, вытянутая вдоль окон комната соседствовала с кабинетом и малым обеденным залом и была обставлена удобной мебелью в английском стиле. Мягкие шторы в полосочку, светлая обивка стен и расставленные там и сям кушетки и кресла делали комнату уютной и торжественной.
Второй и третий этажи Непонятного Дома вообще отличались от помпезных помещений первого этажа, которые подавляли высотой потолков и титаническими размерами. Все не представительские покои особняка Вяземских производили впечатление обычного дома, не отпугивали чрезмерным лоском и глянцево-журнальным совершенством, принимали в себя мягко и довольно дружелюбно.
Говоря попросту, не выделывались. В них все было в меру – приятно глазу и душе.
…Ирина Владимировна сидела в кресле возле низкого чайного столика, на котором стояли два наполненных коньячных фужера, и рассеянно барабанила по столешнице наманикюренными ноготками. Деловой костюм она так и не успела сменить на домашний.
– Что тебе, Алиса? – безразлично спросила хозяйка.
– Ирина Владимировна, нам надо поговорить, – негромко, но твердо произнесла я.
Вяземская подняла брови. Кажется, она решила, что я собираюсь дать развернутый отчет о поездке в Клин. Отчет ее, судя по недовольно блеснувшим глазам, нисколько не интересовал, и я, пока меня не развернули в сторону кастрюль и пылесосов, решила брать быка за рога. Привлечь к себе внимание и заставить слушать.
– Ирина Владимировна, вокруг вашего дома происходят странные события. Уже погибли три человека, и это, кажется, не предел.
Браво. Ничего лучшего для привлечения внимания я, пожалуй, изобрести не смогла бы: из двери, которая соединяла гостиную с кабинетом, вышел подтянутый мужчина среднего роста, в черном костюме, с телефоном в руке. Подняв кустистые смоляные брови под челку цвета соли с перцем, он с интересом упер в меня взгляд и буркнул в трубку: "Я перезвоню".
Я смотрела на вошедшего в немом оцепенении, поскольку не видела, как Вяземская подъезжала к дому, не знала, что с ней приехал гость, и никак не ожидала встретить в гостиной кого-то еще.
– Муслим, ты слышал? – произнесла Вяземская. – Три человека… Бред какой-то! – Она кинулась на меня: – Ты здорова, Алиса?
– Подожди, Ирина, – остановил ее гость и, встав у окна возле высокой напольной лампы, словно спрятался за светом. – Продолжайте, девушка.
Все подготовленные речи мигом испарились из головы, и если бы не ободряющий кивок гостя – говорите, Алиса, говорите, – я тут же согласилась бы с Ириной Владимировной, что я немного нездорова, и убралась бы куда подальше.
Мужчина подошел ближе и, пробежав по моему лицу чуть выпуклыми карими глазами, сказал:
– Три смерти? И кто же – третий?
– Людмила, – сглотнув, ответила я. – Горничная. Умерла сегодня ночью.
Продолжая стоять напротив, гость повернулся к хозяйке дома:
– Это правда?
Взмахом руки Вяземская откинула со щеки прядь волос и подтвердила:
– Правда. Увезли сегодня ночью. Кажется, сердечный приступ.
– Так, так, – пробормотал Муслим. – Что ж, продолжайте, Алиса.
Сам отошел к чайному столику и сел в кресло по другую сторону от хозяйки дома.
Мне показалось – я сдаю экзамен. Перед комиссией, настроенной весьма неоднозначно, пытаюсь угадать не ответ, а интонацию. Стараюсь выбрать тон: повествовательный, слезливо-жалобный или отстраненно-фактический.
(В моем уже ни капельки не любовном сериале, как оказалось, нельзя предугадать ни одной реплики! Все диалоги собирались на живую нитку, в повествовательную ткань вплетались третьи лица и забирали ведущую роль!)
– Ирина Владимировна, четыре дня назад произошло недоразумение, – в привычном, об катанном ритме вступила я на авансцену, попала под софиты двух пар глаз и сбилась только минут через пять, пытаясь дать мотивировку странному поступку Жанны Константиновны. – Не знаю, зачем она это сделала, но… Я много думала над этим… Сегодня всю ночь не спала…
– Говорите, говорите, Алиса, – приободрил Муслим.
– В общем, так. Если в бутылке из-под инсулина был яд, Жанна Константиновна совсем не просто так отправила некую девицу в ваш дом. Ей кто-то заплатил, Жанна Константиновна собиралась купить новое жилье, но она не удержалась от хвастовства и всем направо и налево стала рассказывать, что начала с вами перезваниваться. И ей заткнули рот. Убили. Чтобы не нахвастала лишнего.
Во время повествования я старалась не смотреть на Ирину Владимировну. Ее лицо покрыла маска брезгливого ужаса, она, казалось, разглядывала меня, как выползшего из щели таракана, и нисколько не старалась придать лицу хоть сколько-то сочувствия или хотя бы чисто человеческого участия. Для нее я обернулась не заслуживающей прощения обманщицей. Вертлявой журналисткой, пробравшейся в ее дом путем обмана.
Мне пришлось все это вытерпеть.
– Сегодня ночью я активировала SIM-карту из сумки погибшей девушки. В ее памяти нет ни одного телефонного номера, только странные ряды цифр и буквенные символы. Проверьте, Ирина Владимировна, это, случайно, не код вашего домашнего сейфа? – Я протянула сотовый телефон с чужой SIM-картой и добавила: – Еще там есть несколько эсэмэс-сообщений. "Как добралась до места?", "Почему не отвечаешь?", "Немедленно свяжись". Последнее сообщение датировано вчерашним днем.
– Ты что-то отвечала? – читая сообщения, быстро спросил гость.
– Нет.
– Молодец, – одобрил он и посмотрел на Вяземскую: – Это твой шифр замка сейфа?
– Нет, – едва глянув на строчки, обозначившиеся на дисплее, сказала хозяйка и взмолилась: – Муслим, ты что-то понимаешь?!
– Да, Ира, – тихо ответил тот. – Понимаю, и, кажется, мне нечем тебя утешить.
– Что… Что тут происходит?! – взвилась Ирина Владимировна.
– Сядь, Ира. Сядь и успокойся. Артем связался со мной еще вчера вечером…
– Артем?! – воскликнув, перебила Вяземская. – А он-то тут при чем?!
– Алиса ему все рассказала.
– Алиса ему… Что?!?! – произнесла мадам так, словно я забралась к ее сыну в постель.
– Успокойся! – почти прикрикнул гость. – Алиса ему все рассказала, и он попросил – повторяю, попросил – ни о чем тебе не рассказывать. Не волновать. И если бы Алиса не пришла сейчас сюда, я бы сам отправился к ней – поговорить приватно. Я специально сюда приехал для разговора с ней. Понятно?
– Нет! – фыркнула Вяземская. – Что здесь вообще происходит?!
– А происходит вот что, – намеренно тихо проговорил гость, – в твоем доме при подозрительных обстоятельствах умерла горничная. И Алиса, умная девушка, не стала тянуть и трусить, а сразу пришла к тебе.
– Да что же это такое! – почти плаксиво воскликнула Ирина Владимировна. – Все всё знают, все что-то скрывают… Я у себя дома или где?!
– Ты у себя дома, – примирительно сказал гость. – И благодаря Алисе тебе ничего не угрожает.
Не знаю, специально или случайно седовласый мужчина подобрал эту формулировку – благодаря Алисе, – но спесь с хозяйки несколько слетела.
– Мне что-то угрожает? – спросила она тихо.
– Пока Алиса здесь, надеюсь, нет. Ее присутствие позволяет контролировать ситуацию. Так что теперь, Ирина, эта девушка – ключевое звено нашей компании. Проходи, Алиса, ближе. Садись.
За годы, проведенные в окружении служанок, Ирина Владимировна внушила себе правило: держи дистанцию с прислугой. Не хочешь разброда и панибратства – держи, не подпускай.
Но страх – обычный, человеческий, пещерный – за две минуты реального времени это правило выбил из ее головы. Засунул холодную лапу в теплое нутро, сжал ледяными пальцами сердце, тряхнул до основания. До самой корки.
Видя, что я продолжаю мяться у двери, Ирина Владимировна улыбнулась (то ли досадливо, то ли смущенно) и повторила приглашение, указывая на диванчик возле себя:
– Иди сюда. Садись.
– И кстати, – совсем по-другому улыбнулся гость, – меня зовут Муслим Рахимович. Я старый друг Ирины Владимировны. Друг, защитник и по совместительству полковник ФСБ.
Подвинув ближе к старому приятелю пепельницу и тем самым разрешив курить, Ирина Владимировна взяла фужер с коньком и, закинув ногу на ногу, спросила:
– Ты, наконец, мне объяснишь, что за чертовщина творится в моем доме?
– Объясню, – кивнул Муслим Рахимович и, глубоко затянувшись, выпустил с дымом: – Вчера, после звонка Артема, я отправился в морг. Погибшую девушку дактилоскопировали. Ничего конкретного узнать о ней не смогли, но вот что интересно… Прости. Не интересно – плохо. Один из ее пальчиков засвечен в деле Парханова. Помнишь такого?
– Да, – медленно наклонила голову Ирина Владимировна. – Это тот, который умер от сердечного приступа в туалете своего офиса?
– Да, он самый. И вот – один-единственный пальчик нашей красавицы засвечен в том деле. Тебе подробности нужны?
– Нужны, – мигом уподобившись деловой женщине, кивнула Вяземская.
Я сидела, изображая приличную домовую мышь, и старалась работать только ушами.
– Дело Парханова было закрыто за отсутствием состава. Смерть признали естественной, сердечный приступ и никаких зацепок. Но, – Муслим Рахимович поднял вверх указательный палец, – до того, как смерть была признана естественной, по делу работала группа. Откатали на пальцы всю прилегающую территорию, поработали со свидетелями и записями с камер наблюдения, и вот что получилось. Парханов готовил офис к ликвидации. Помнишь, он тогда продал бизнес и собирался уехать из страны?
– Помню, – кивнула Вяземская.
– В офисе уже никого не было, и что там вдруг понадобилось практически бывшему хозяину, так и осталось невыясненным. Камеры слежения не работали, охраны не было, Парханов остался один на этаже. Но камеры слежения на пожарной лестнице засекли передвижение. К офису с нижнего этажа поднималась уборщица. Но заходила она непосредственно в кабинет Парханова или прошла куда-то еще, осталось неизвестным.
– А что сказала сама уборщица?
– А она сказала, Ирина Владимировна, что вообще в тот день на работе не появлялась.
– Но камеры наблюдения ее засекли?
– Да. И не только камеры. Она зафиксировала факт прибытия на службу и факт отбытия магнитным пропуском. Это время совпадает с моментом присутствия в офисе Парханова.
– А работники офиса? Того, который был этажом ниже…
– Уборщица пришла после окончания рабочего дня. Для уборки помещений. Но как сама утверждала, в тот день ее в офисе не было. Весь день она находилась дома в обществе нового кавалера, попросту – пила портвейн.
– Ухажера допросили?
– Нет, он пропал, алиби не подтвердилось.
– Так кто же побывал в офисе Парханова?
– Фантом, – улыбнулся, словно поведал нам что-то занимательное, полковник. – Искать ее не стали, поскольку дело было закрыто… Точнее, поискали, конечно, эту призрачную уборщицу, но безрезультатно. А потом… ну, ты понимаешь, новые дела, новые подозреваемые… Но пальчик – один-единственный – на кнопке вызова лифта этажом ниже остался. И то только потому, что тот лифт не работал, все служащие об этом знали и пользовались другими лифтами… А вот фальшивая уборщица не знала. "Наследила". На кнопке лифта остался один-единственный отпечаток большого пальца – прикосновение "уборщицы" к нему подтверждено камерами наблюдения, – и вчера вечером в морге я "откатал" девять других пальчиков.
– Я помню Парханова, – глядя в точку над дверью, сказала Ирина Владимировна. – И в офисе его бывала. Его нашли в уборной, расположенной за комнатой отдыха его кабинета?
– Да. Под убийство с использованием фантома уборщицы все подпадает стопроцентно.
Парханова как-то заманили в офис, потом в кабинет вошла девица в хозяйственных перчатках: "Простите, у нас с потолка что-то от вас протекает!" И… все. Никаких следов, убийца оправданно носил перчатки, тело спрятано в туалете. Если бы жена Анатолия Дмитриевича не подняла тревогу, его бы вообще три дня искали. А впрочем, и так никаких следов отравляющих веществ не нашли, все расщепилось без остатка. Если что-то и было…
– И теперь, – Ирина Владимировна медленно переместила взгляд с точки над дверью на лицо друга, – ты хочешь сказать, что эта самая уборщица-фантом появилась в моем доме?
– Я не хочу, Ирина. Я уже сказал. В твой дом, прости, заслали "торпеду". В форме горничной, со шприцем, полным некоей дряни.
– И что мне делать? – подобрала ноги под кресло Вяземская.
– Ничего, Ирочка. Жить, как и прежде. Пока хозяева "торпеды" не знают о ее гибели, – а я очень надеюсь, что это можно сохранить в тайне, – человек, который сделал на тебя заказ, будет ждать результата и не предпримет новых шагов. А мы будем тянуть время. – Муслим Рахимович указал на мой мобильный телефон, лежащий на чайном столике. – С помощью вот этой штуки попытаемся выйти если не на заказчика, то хотя бы на посредника. Снимем данные с твоей камеры наблюдения у ворот, – Шмаргун, я уверен, сохраняет все данные за пару месяцев. Прогоним голос "торпеды" через компьютер – она ведь должна была объясняться с ох раной, зачем приехала, – и будет она у нас, голубушка, как живая, с хозяевами разговаривать. Техника, Иринушка, все может.
– Знать бы только, о чем с этими хозяевами разговаривать, – нахмурилась Вяземская.
– Это верно, – кивнул полковник. – Если для связи с посредником предусмотрена кодированная фраза, провалим операцию и узнаем об этом в ближайшее время. Но, судя по сообщениям, идущим открытым текстом, ответа от "торпеды" ждут такого же элементарного.
– А если нет?!
– Ирина, дай время. Я сейчас свяжусь со своими ребятами, они прокачают наиболее подходящие варианты ответов и выйдут на связь. Потерпи.
– Так иди! – взмахнула рукой Вяземская. – Связывайся! Делай что-нибудь!
Муслим Рахимович достал из кармана сотовый телефон, набрал на нем вызов и сказал:
– Саш, поднимись на второй этаж. Ты мне нужен, – положил мобильник на стол и обратился к приятельнице: – Сейчас мой шофер доставит куда надо SIM-карту, я отправлю с ним рекомендации по делу, в общем – все под контролем.
– Все под контролем! – огорченно воскликнула хозяйка дома. – Под каким?! Меня собираются ликвидировать! Уже три трупа…
– Так, ладно, успокойся. Давай отправим Алису и поговорим спокойно.
Совсем не чувствуя энтузиазма, ощущая себя участницей пугающего голливудского боевика, я сидела на краешке дивана и мечтала об одном – исчезнуть из кадра, смыться к чертовой бабушке, пусть разбираются сами. Это у них приятели из ФСБ, личная охрана, миллионы и чартерные самолеты, увозящие на острова с приятным климатом. Мне же после всего услышанного мечталось лишь об одном – выветриться из памяти людей, заславших сюда "торпеду". Я и так уже наследила, где могла: и в доме Копыловых розыски устраивала, и на похоронах отсвечивала…
А у меня папа старенький. (Скоро станет.) Нервы взлохмачены совестью и бессонной ночью, а чувство самосохранения оглушительно вопит под черепной коробкой: уйди! Здесь битвы не твоего масштаба! Здесь все всерьез, до крови, до могилы.
А в случае бескровного разрешения проблемы выигрыш будет невелик. Вряд ли мне когда-нибудь позволят написать статью, основанную на реальных событиях. Такие события любят могильную тишину архивов ФСБ.
Муслим Рахимович спокойно оглядел мою напряженную фигуру, заметил стиснутые пальцы и спросил:
– Страшно, Алиса?
– А как вы думаете? – ровным голосом произнесла я.
– Ты… не бойся. Когда все закончится, ты просто исчезнешь. Никто не знает, откуда взялся двойник "Алины". Об этом знаем только мы трое да еще Артем. Ведь так?
– Ну-у-у… так.
– Сейчас тебе придется на некоторое время остаться в этом доме, стать Алисой-Алиной.
– А если тот, кто отправил сюда Алину, узнает о подмене?
– Думаю, осведомителей в этом доме у киллеров нет. А если есть, факт появления новой горничной уже зафиксирован. Сообщения на телефон продолжают поступать. Ты ведь никому, кроме Людмилы, не рассказывала о том, что произошла подмена?
– Нет.
– Вот и прекрасно. Продолжай работать. Связь с посредниками или заказчиками мы берем на себя, но если кто-то попытается связаться с тобой по другим каналам, постарайся держать дистанцию или хотя бы не впадай в конкретику. Ясно?
– Да.
– Из дома никуда не выезжай. На странные вызовы не реагируй…
– Мне надо в Москву за вещами съездить.
– Тебе все привезут. Или новое купят. Ведь так, Ира?
– Да, да, Алиса. Делай так, как просит Муслим Рахимович.
Куда только делся надменный тон холеной барыни?! Исчез – как будто и не бывало! Чуть-чуть покочевряжиться – и принца в женихи предложат!
Но пока пообещали только новый гардероб в качестве взятки. Нечто подобное мы уже проходили с мебельной мамой.
– Составь список необходимых вещей, – умасливала недавняя барыня. – Тебе все купят.
– Что вы, спасибо, не стоит, – воспитанно отнекивалась я. – Пусть лучше привезут чемодан от сестры… он собранный стоит…
– Ну что ты, Алиса! Девушке постоянно нужны какие-то мелочи! Составь список, мой секретарь все купит.
Ну что за реверансы? Оказывается, нуворишу только чуть хвост прищеми, поскреби пальчиком позолоту – и вмиг он оказывается добрейшим человеком. Какие мелочи – косметика, тампоны, носовые платки… Может, в список включить пару новых туфель? И шубу и костюм от Лагерфельда…
(Какая ты дура, Алиса! Мстишь испуганной женщине за привычную надменность!
Фу. Имей совесть.
Или это во мне говорит классовая ненависть к богатым?)
– Муслим Рахимович, – я мялась, уже стоя у двери гостиной, – не знаю, как сказать… Я чувствую свою вину за то, что не смогла уговорить Людмилу отдать чужой пузырек с инсули ном…
(Я же просто человек! Мне после исповеди необходима индульгенция.)
Полковник ФСБ встал, подошел ко мне и, глядя прямо в глаза, произнес:
– Не знаю, насколько тебя это утешит, Али са… Но Людмила, скорее всего, была приговоре на. У девушки, которую отправили в этот дом, есть примета – большое красное родимое пятно над правой лопаткой. Свидетелей, способных дать такое описание, обычно убирают. Это пятно можно скрыть под одеждой, но спрятать от соседки по комнате – вряд ли возможно.
Как ни кощунственно звучит, какую-то толику груза Муслим Рахимович с моей души снял. Взглянул сочувственно и добавил:
– Думай о том, что сейчас ты, возможно, спасаешь чью-то жизнь. Ирины Владимировны, например. А если удастся ухватиться за цепь посредников в этом деле и выйти на киллерскую группу, отомстишь за многих. Поняла?
– Да, поняла. Спасибо, Муслим Рахимович.
– Ступай, Алиса. И будь внимательна. От тебя многое зависит.