Правда, как он набирал номер, осталось для нее загадкой. Может быть, носом?
Чего теперь ждать, она и представить не могла.
Но знала точно - все это надо побыстрее заканчивать.
Надо было сразу поехать на дачу Дежкиной, а не трясти несчастную секретаршу.
Впрочем, особой уверенности, что Кожина объявится на даче, у Ирины не было. Малютову она это сказала, скорее чтобы успокоить того. Но теперь получалось, что других вариантов у нее не осталось.
Брать с собой оперативников?
Нет, она справится сама.
Вдруг показалось, что она упустила время. Кожина запросто могла появиться на даче уже сегодня.
А потом поняла, что просто фантазирует - Кожина может вообще туда не сунуться.
До поздней ночи звонила Малютову, но жена отвечала, что он уехал по делам и, возможно, сегодня не вернется.
Это было совсем некстати. Ирина знала, что Малютов рано или поздно навострит лыжи. Но если он уже это сделал - слишком неразумно с его стороны.
Ночевала у матери, хотя это была плохая конспирация - если бы хотели найти, нашли бы.
Чуть свет она собралась и поехала в прокурорский дачный поселок.
Ехать было не больше часа.
Когда она ввязывалась в эту историю, то даже не предполагала, что столько вокруг наплетется ниточек.
Мотивы Малютова ясны, как солнечный день, - вот, кстати: по такой жаре ехать удовольствие, а стоять в пробках - сразу в парилку попадаешь.
Но кто напустил на него ФСБ? Мэрия? Или сами проявили инициативу? И зачем? Неужели прослышали о компромате? Наверняка. Значит, им этот лакомый кусочек тоже понадобился. Только что-то слишком уж грубо сработали. Неужели не думали, что Старкова можно элементарно проверить?
А может быть, специально дали знать: мы за вами следим. Но тогда они слишком похожи на добрых охотников из "Красной Шапочки". А таковыми они не были.
Значит, Малютова подставил кто-то из своих.
Ирина понимала, что у Малютова есть очень высокие покровители.
Человек, попадающий во власть, тащит за собой целый грузовой состав покровителей, а еще кто-то тянет этот состав.
В мэрии таких покровителей у Малютова не было, это явно. Более того, там были его враги. Мэрия враждует с Кремлем. Твой враг - мой друг. Выходит, судьбой Малютова интересуется вся президентская рать.
Это совсем некстати.
Эти люди еще жесточе, чем любое ФСБ-КГБ-НКВД-ГПУ.
Тут оглянуться не успеешь, как тебя уже и нет. Но с другой стороны, если попал в нужную колею, она тебя выведет на самый верх.
Ирина не знала, по какой колее сейчас идет. Но идти она должна была до конца.
Клавдия в это время уже подъезжала к даче.
Был тот редкий случай, когда она ехала на машине. Нет, она не взяла такси, машина была прокурорская.
- Знаете, кто такой Джеймс Бонд?
- Это вы про кино хотите поговорить? - спросила Клавдия.
- Не только.
Из камеры Клавдию действительно провели по тем же запутанным коридорам, через пропускной пункт, вывели на улицу и здесь усадили в "мерседес".
Паратов дымил трубкой, впрочем, дым Клавдию не раздражал.
- Известный всему миру агент "007" имеет одну невыдуманную привилегию.
- Какую?
Разговор о Джеймсе Бонде после всего пережитого, после бессонной ночи, в такую рань, казался Клавдии более чем абсурдным.
- Лицензию на убийство.
Паратов сидел на переднем сиденье, Клавдия на заднем. Он разговаривал с ней вполоборота.
- Он сам - и следствие, и суд, и палач.
- Это кино.
- Я же сказал, что деталь не выдумана. Такие люди действительно есть. Просто о них не принято говорить.
- Мне сейчас, честно говоря, вообще ни о чем говорить не хочется.
- Понимаю, Клавдия Васильевна. Но имейте терпение. Разговор о Джеймсе Бонде я завел не случайно.
- Да уж понятно.
- Честно говоря, даже не знал, как начать. Согласитесь, не очень ловко получилось.
- Соглашаюсь, хотя не очень понимаю суть.
- А суть проста. Таких людей тщательно и долго выбирают, проверяют, просвечивают. Это должны быть кристально чистые люди. Тут ошибиться - смерти подобно.
Клавдия все еще не понимала, к чему это заковыристое предисловие. Но отметила про себя, что Паратов говорит как-то слишком красиво. Так говорят, когда хотят предложить гадость.
- Так вот, лицензии на убийство я вам не даю, - наконец закончил долгое лирическое вступление Паратов. - Но карт-бланш вы имеете достаточно безграничный.
- Карт-бланш?
- Образное выражение, - пояснил Паратов.
- И куда эту белую карту я должна приложить?
- Арестуйте Малютова.
Ага. Наконец.
- Это что - приказ? Мне взять под козырек?
- А вы колючая.
- Я нормальная. А как быть с законом? У вас что, на Малютова есть материалы?
- Они у вас есть.
Клавдия промолчала. Красильниковой совсем недавно она призналась, что у нее как раз ничего и нет. Одни догадки, косвенные улики, подозрения, а этого мало, слишком мало. Но сейчас говорить не стала, помнила, чем это кончилось с Красильниковой.
- Вообще-то задержание производят оперативники. Хотя я могу и сама предъявить Владимиру Ивановичу постановление. Кстати, вы его подписали?
- Законница, - хмыкнул Паратов. - Будет вам постановление.
- Вот тогда и арестуем.
Паратов пыхнул трубкой. Лица его Клавдия почти не видела, но почему-то ей показалось, что он поморщился.
- Малютова еще найти надо, - сказал Паратов.
Ого! Многое же произошло, пока она прохлаждалась в тюрьме. Малютов, стало быть, в бегах. Значит, припекло. И с какой же стороны?
- Ну тогда это вообще не мое дело - есть сыскари, пустите их по следу.
- А слабо самой найти его?
- Я не амбициозна.
Паратов повернулся к ней:
- Я думал, после всего, что он сделал - с вами в том числе, - это будет делом вашей чести.
- И не мстительна, - сказала Клавдия. - Но чем могу, помогу. Надеюсь, вы не думаете, что я прямо сейчас начну его искать?
- Не сию секунду. Но даже до завтра откладывать не стоит.
- Сначала мне нужно поехать на дачу.
- Отдыхать, Клавдия Васильевна, будете потом. Отлично будете отдыхать, это я вам обещаю, а сейчас займитесь…
- Я не отдыхать еду, у меня там семья. Они ничего не знают.
- Ну, семья это святое. Вас отвезут. А после обеда - жду. Машина останется с вами.
Клавдия вспоминала этот разговор и не могла избавиться от гадливого чувства. Еще вчера она всей душой возненавидела свою недавнюю подругу, которая продалась городскому прокурору, а сейчас такую же ненависть испытывала к себе. Да, этот не городской, а генеральный. Ранг повыше, а гадко не меньше.
Но сейчас не стоит об этом думать. Сейчас надо собраться, снова запастись оптимизмом и безмятежностью - она ведь едет к своей семье.
ГЛАВА 16
В баре Малютов заказал себе водки. Сел в самый дальний угол, где не мешала музыка, куда не забредали проститутки, где можно было попытаться придумать выход.
Но сначала… Сначала он выпьет до дна вот этот стакан. Без закуски. Выпьет и занюхает рукавом. Хватит манерничать - началась охота на него. И ему в этой охоте надо убежать от красных флажков и метких двустволок.
А потом…
Малютов достал мобильник. И набрал номер Паратова.
На работе того не было. Секретарша ответила, что Михаил Михайлович уехал в Думу.
Малютов набрал сотовый телефон генерального, но механический голос сообщил, что телефон временно отключен.
Дома подошла горничная:
- Нет, Михаил Михайлович еще не приехал.
Это было уже плохо, очень плохо. В самые нужные моменты самые нужные телефоны почему-то не отвечают.
Впрочем, у Малютова был еще один телефон Паратова. Так сказать, экстренный. По этому номеру он не звонил ни разу, но теперь - теперь как раз время пришло.
- Да, - ответила трубка голосом Паратова.
- Миша…
- Да, Владимир Иванович, слушаю вас.
- Ты не один? Не можешь говорить?
- Я один. Но говорить не могу.
- Почему?
- Не хочу.
- Ах ты сука! - успел только крикнуть Малютов. Телефон отключился.
Ну вот теперь все стало на свои места.
Вот почему он не поднял на ноги милицию, почему вообще никому ничего не сказал.
Теперь его не спасет никакая милиция. Ему это было слишком хорошо известно. Теперь сама милиция будет за ним охотиться.
"Вот так, значит? Значит, все-таки списали Малютова в расход? А не рано ли? У меня еще для вас есть кое-что".
Водка не помогла. Малютов чувствовал злую трезвость. И пустоту, гулкую и враждебную пустоту вокруг.
Он просто боялся себе признаться. Он был против этих людей бессилен.
Паратов тогда верно сказал - они немаркие, грязь на них не видна, так что компромат не сработает. Поэтому в атаку он не пойдет, он теперь спрячется в самую узкую норку и переждет. Не может быть, чтобы этот ужас не кончился.
Потом позвонил жене.
Говорил быстро и четко:
- Для всех я уехал по делам, ты не знаешь куда. Сам с тобой свяжусь. А ты бери сына и дочь и уезжай из Москвы.
- Володя…
- Молчи, дура, слушай. Ничему не верь. Это все враги. Я сам тебя найду. Поняла?
- Поняла… Тут во дворе…
- Знаю. Это в меня стреляли.
- Володя!
- Все нормально, так пусть и знают - Малютова им не взять. Пока.
Этот звонок приободрил его, он заказал еще водки.
"Это все убытки, - размышлял он, - а где же прибыль? Неужели я в одном рванье?"
Он быстро перебрал в памяти многочисленных своих друзей и знакомых - пусто. Зацепился только за Калашникову, но тут же и понял: если она узнает, что он больше не в силе, тоже отвернется.
"Эх, дура-дура, такую подругу предала, - вспомнил он о дружбе Дежкиной и Ирины. - Клавдия никогда бы не отвернулась".
Он набрал телефон Калашниковой, но ни дома, ни на работе той не было.
Теперь надо было как-то выбираться отсюда, ехать на конспиративную квартиру и прятаться. Но сначала в тайничок.
Никакой конспиративной квартиры у Малютова не было. У него только были ключи от квартиры Шевкунова, который сейчас сидит в тюрьме. Квартира, конечно, опечатана, но это не проблема, а там искать его никто не будет.
Про эту квартиру он придумал давно, ключи всегда носил с собой.
Шевкунова арестовала та же самая Дежкина. Вот тогда он понял, что она слишком близко подобралась к нему. Правда, Шевкунов про их общие дела молчал, но это пока. Теперь-то уж наверняка расколется. А с поганой овцы хоть шерсти клок.
А тайничок был на Речном вокзале в камере хранения.
Там Малютов спрятал пистолет.
Ночью Инна придумала. Она не явится к Клавдии Васильевне на дачу вот так просто, а приедет тайком, понаблюдает. Если там все в порядке, она улучит минутку и отзовет Дежкину. Дежкина должна помочь. Дежкина просто обязана помочь.
И еще она мучительно пыталась вспомнить, где она раньше видела того парня, что выводил в наручниках Нинель и кавалера.
Лицо было знакомым, но ситуация мешала вспомнить. Наверняка тогда он никого не арестовывал. Вообще Кожина видела арест первый раз в жизни.
Где?
Она стала перебирать не такие уж многочисленные места ее встреч с людьми. Сначала показалось, что парень приходил в банк. В банке бывало много народу. И даже успокаивала себя - ну, конечно, дескать, где же я его еще могла видеть…
Но загадка не отставала, тревожила, а стало быть, память сохранила этого человека не в нейтральной, безразличной ячейке.
Тогда она стала вспоминать последние дни, когда скрывалась от всех. Но и здесь парень не проявлялся.
И только утром, включив для сына телевизор с его любимыми мультиками, вдруг ясно увидела - на квартире. На той самой, которая была видеоборделем.
Но он не был одним из посетителей. Тех она помнила наперечет. И вообще там бывало мало народу. Тогда кто же? Почему она зацепилась за телевизор?
Точно. Этот человек приходил ставить видеоаппаратуру. Он еще провозился дня два.
Инна, правда, тогда почти не обратила на него внимания. А вот теперь вспомнила.
Ну и что? Почему ее это тревожит?
Один из тех подонков. Все ясно.
Так и оставив эту мысль нерешенной, стала собираться.
Собственно, что там собираться, только подпоясаться.
Но Инна все тянула и тянула с отъездом. Она собирала не вещи, она собирала себя. Завтра, в крайнем случае послезавтра, у нее на руках будет виза. Значит, в субботу она сможет сесть в самолет и улететь.
Этот отъезд она представляла не просто как путешествие, пусть даже и дальнее. Она видела в нем освобождение, нет, даже сильнее - чудесное превращение. Ее тюрьмой стал страх, вот от него она и освободится, она перестанет быть мухой, пауком, тараканом, которого всякий считает за честь прихлопнуть, как у Кафки. Она станет свободным человеком. Это будет Кафка наоборот.
И Дежкина ей поможет, пусть делает, что хочет, пусть защищает ее собственным телом, но пусть будет этот самолет и это превращение.
Поцеловала сына, слишком крепко и слишком горячо, вдруг почувствовала, что словно бы прощается с ним навсегда. Сама же посмеялась над собственной мнительностью. Ничего опасного она делать не собирается. Она собирается только поговорить с Клавдией Васильевной.
Опасность, если она и будет, то только тогда, когда они с сыном поедут в Шереметьево. А сегодня - нет, сегодня, можно сказать, милая прогулка.
Дача Дежкиной нравилась Инне. Там было так уютно, как не бывает в давно обжитых городских квартирах. Три комнаты внизу, еще одна наверху, со скошенным стеклянным потолком. Там они с сыном и жили. По утрам их будило солнышко. Тогда с мальчиком произошло чудо безо всякого медицинского вмешательства - прекратились эпилептические припадки.
И вообще в этом доме было что-то очень притягательное. Там была простота и тепло человеческих отношений, там было, возможно, настоящее человеческое счастье.
Но Инна все не торопилась выходить из дома. Еще раз позвонила Клавдии Васильевне домой - никто не ответил, - и только тогда, глубоко и как-то обреченно вздохнув, вышла из дома.
ГЛАВА 17
Машина осталась у въезда на дачный участок.
Вся ее семья безмятежно завтракала на веранде. Федор был в чистой рубашке, значит, Ленка постирала. Макс читал книгу, никогда она его не отучит читать за едой!
Ленка, разумеется, питалась одной земляникой. И так худющая, как спичка.
- Ма! - закричала дочь, вскакивая из-за стола несколько более экзальтированно, чем подобает случаю. - Ура! Ма приперлась!
Клавдия уже почти смирилась с языком Ленки, но на этот раз не сдержалась.
- Не очень гостеприимный глагол.
- Пойди сюда, дай я тебя поцелую, - радостно поднялся муж.
Макс тоже чмокнул Клавдию в щеку.
Ну, все как всегда.
- Я, ребята, с дороги, сначала умоюсь, - взмолилась Клавдия, которую уже тащили за стол, где были свежие огурчики, помидорчики, скрипящий зеленый лучок, салатик, редисочка и разная прочая очень полезная зелень.
Федор наконец построил душ - огромную бадью поднял на столбы, а столбы обтянул непрозрачным полиэтиленом. Вода в этом душе нагревалась солнцем. Но по утрам была прохладной и здорово бодрила.
Вот теперь наконец она отмоется.
Федор послал детей в дом, а сам, нахал такой, заглянул за душевую занавеску.
- Ты куда?! - засмеялась Клавдия.
А Федор, только что настроенный на игривый лад, вдруг, что называется, с лица сошел.
- Это у тебя что? - пролепетал он, показывая на Клавдину шею.
Как же она забыла?
На шее красовался огромный синячище. Она поднимала воротник рубашки, поэтому синяк не сразу заметили. А сейчас она стояла перед мужем голая.
- Потом, Федя, - сказала она. - Потом все объясню.
Глаза Федора стали узкими и белыми.
- Что ты мне потом собираешься объяснять? - шипящим шепотом проговорил он. - Что ты мне рога наставила?
Клавдия чуть не выругалась - вот же дурак!
- Тьфу, - в сердцах плюнула она. - Федь, ты ж не мальчик, а я не девочка, какие рога?!
- А это что?
- Сказала - потом объясню.
Федор с силой задернул занавеску и ушел к столу, топая ногами, как Отелло.
Настроение было немного подпорчено.
Но Клавдия все-таки отмылась на совесть, запах тюрьмы больше не преследовал ее.
- Лен, - позвала она дочь. - Принеси мне халатик! Я забыла. Пожалуйста.
Дочь принесла ситцевое выгоревшее платье. Не очень презентабельная одежда, но, во-первых, для дачи сойдет, а во-вторых, платье не пахло тюрьмой - оно пахло чистотой и солнцем.
Полотенце Клавдия обмотала вокруг шеи, чтобы дети не заметили.
И вышла.
Федор зверем смотрел на нее.
- Ну и что ты мне хотела объяснить?
- Вот позавтракаем, я отдохну с дороги, тогда и поговорим.
- Да какой тут завтрак! - вспылил Федор и с шумом вышел из-за стола.
Клавдия уже стала получать от этого недоразумения удовольствие. Все-таки приятно, когда тебя ревнуют.
- Ма, на озеро колбаситься пойдем?
- Конечно, вы собирайтесь.
Дети бросились в дом, а Клавдия позвала Федора.
- Никто не приезжал?
- Никто, - угрюмо ответил тот.
- Инна не приезжала?
- Нет. Ты мне баки не забивай…
- Какие баки, Фетиша, - ласково проговорила она. - Это мне бы на тебя обижаться - загораешь тут на солнышке, отдыхаешь душой и телом, а даже не почувствовал, что жена твоя в тюрьме.
- Где?
- В тюрьме, Федя, в Бутырке.
Федор снова сошел с лица, но на этот раз глаза стали испуганными и растерянными.
- Ты была в тюрьме?
- Да. Двое суток вот изучала проблему изнутри. Даже слишком изнутри.
- Погоди, а синяк?
- Да не засос это. Успокойся, это меня задушить пытались.
Федор безмолвно открывал и закрывал рот.
- Только не переспрашивай. Да, задушить. Но не получилось, как видишь. И детям ничего не говори.
- Погоди, а Ирина? Она же могла хотя бы сообщить.
- Ирина… Забудем про нее, - тихо сказала Клавдия.
- Не-не, постой, огорошила просто. Что случилось?
- Да много чего случилось, Федя. Так много, что и не пересказать. Да и неохота сейчас. Давай лучше отправимся на озеро, а то мне после обеда снова уезжать.
- Я тебя никуда не отпущу.
- Надо, Федя, надо. А теперь пойдем собираться.
Они поднялись из-за стола. Клавдия живо, а Федор медленно, он никак не мог переварить информацию.
Клавдия открыла шкаф и достала купальник. Вот тут все ясно, что выбирать: на озеро идти - это вам не в тюрьму.
Ленка носилась по дому как оглашенная, все никак не могла найти свои очки.
Макс уже ныл, что солнце спрячется, хотя на небе не было ни облачка.
Федор сидел на табуретке и на обращения к нему отвечал невпопад.
Наконец собрались.
Но только вышли из калитки, как Клавдия вспомнила, что не захватила шлепанцы.
- Да без шлепанцев обойдешься, - сказал Федор. - Возвращаться не к добру.
Но Клавдия в приметы не верила.