В книгу включены две повести - "Куклы Сатила" и "Разработка сержанта М". Они публикуются впервые. Детективный жанр, в котором работает Виктор Черняк, чрезвычайно популярен у читателей. Автора отличает умение найти нестандартный сюжет, неожиданную развязку, что помогает достичь желаемого результата - оторваться от чтения невозможно.
Содержание:
-
КУКЛЫ САТИЛА 1
-
РАЗРАБОТКА СЕРЖАНТА М 15
-
Примечания 21
Виктор Черняк
Куклы Сатила
Виктор Черняк родился в Москве в 1945 году. Окончил Московский электротехнический институт связи, получив образование радиоинженера. Автор остросюжетных романов "Час пробил", "Исход с крайними последствиями", "Правило Рори", "Выездной", "Жулье", "Элеонора" и более дюжины детективных повестей. Его книги изданы тиражом более полутора миллионов экземпляров, но увидеть их на прилавках магазинов - бесспорная удача. Произведения Виктора Черняка переведены на языки стран Восточной Европы, на скандинавские и финский языки, а также на китайский, испанский, немецкий и английский. Автор - член исполкома Советской ассоциации детективного и политического романа и Шведской академии детектива.
КУКЛЫ САТИЛА
Ане посвящается
Лейтенант тронул за плечо мужчину средних лет.
- Слушайте, Сток, - офицер кончиком языка пытался поддеть волоконце ветчины - застряло в зубах с утра, - вы ее убили, яснее ясного, тут и доказывать нечего.
Сток обхватил голову, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Старина, - лейтенант посветлел, - наконец-то прочистил щель меж зубами. - Никто не отбывает пожизненно, всегда находятся лазейки, лет через десять выберетесь.
Пшеничные волосы Стока упали на лоб, прикрыв глаза. Лейтенант прикинул: плечи широченные, удар дай бог, - отодвинулся на пару шагов.
- Как же вы, Сток? Ножом, спящую? На кровати у себя дома… небось любили ее за час до того, как… - допрос не веселая штука, даже предварительный, - пристукнули.
Сток привалился к стене.
- Не убивал! Слышите?.. Не убивал!
И чего орет? Разрывается! Ты на суде докажи. Лет сорок?.. К пятидесяти освободится. Не густо до судного часа. Лейтенант любил размягчать упорных, плавить, будто воск, наблюдая, как исчезает недавняя твердость.
- Ну уж, не убивал! Сама себе нож всадила, выходит, так?
- Не так. - Сток сцепил пальцы. Желтые. Курит? А сигарету не просит, гордец. Или забыл о куреве от страха? - Она неживая была. Давно…
Офицер привстал, оживился:
- Уже кое-что. Неживая, значит? Выходит, у вас в кровати примостилась неживая женщина, проще сказать - мертвая, а вы себе задремали и вовсе не озаботились, что под боком труп? Так?
- Не так. - Сток засборил кожу лба, провел ладонью по лицу, будто стряхивая воду.
- А как? - Лейтенант поежился: если б он в кровати обнаружил дохлятину? - Вот вы покинули ванную, или перекурили на кухне, или, извините, справили всякие нужды мелкие, возвращаетесь в спальню, видите в кровати мертвую, запросто ложитесь и… тихо засыпаете? Так?
Лейтенант Сатил видывал актеров, пытающихся разыграть невиновность на таких вот не слишком удобных скамьях. Уставился в окно: парк, зеленеющие дубы, дети на качелях. Разве поверишь, что розовощекий карапуз подрастет, затащит к себе даму и под утро, то ли в награду за ласки, то ли решив поквитаться за разочарование, всадит ей нож, пропоров шею насквозь. Что терзает человека, когда ему катит десяток лет с прицепом, если не хуже? Сатил вглядывался в кроны и успокаивался.
Сток смахнул волосы со лба. Происшедшее с ним не объяснишь. Никто не поверит. Нырнул в глубокое безразличие, нервы требовали передышки.
- Не представляю. - Зло выдохнул Сток. - Никто не представит, не поверит…
- Точно, - поддержал лейтенант. - Вердикт однозначный. Виновен! Верняк. Как ни тасуй присяжных, что ни хнычь адвокат. - Сатил прикрыл веки: красавица антрацитовая! Цена ломовая. Зато хороша. Особенно пленяло Сатила, как его "Мерседес-190Е" подмигивал хозяину огнями, когда Сатил на ближних подступах к машине дистанционно отмыкал дверцу. - Расскажите все, легче будет. - Как же, легче! Никаких отходов, косить не на что. Сволочь! Угробил бабу… Теперь Питера О'Тула трогательностью перешибить возжелал.
Сток распространяться не стал, уронил скрипуче:
- Не убивал.
Сатил устал. Скорее бы заявился адвокат, может, полегчает, вызвал свежеиспеченную выпускницу полицейской академии мисс Рэмптон: симпатяга, кудряшки, стреляющие глазки, розовый ротик, еще уверена, что жизнь вроде прогулки по парку, предел мечтаний - стать сержантом.
Задержанный посерел, покрылся потом, будто придорожный валун окатили водой.
Сатил вышел в соседнее помещение, уселся перед экраном дисплея, пробежал по клавишам, минут через пять удостоверился: отпечатки задержанного по картотекам не проходили. Проколоть не удалось. И не ждал иного. Вернулся к мисс Рэмптон и Стоку: молчат, а он надеялся - разговорятся.
Сатил нажал кнопку. Вошел охранник.
- Это убийца. - Лейтенант ткнул в Стока. Охраннику не требовалось разъяснять лишний раз, каковы меры предосторожности при конвоировании убийц и в какую камеру отправить Стока.
Сатил опустился на лифте к медэкспертам. Личность убитой так и не установили. Сток на вопрос "кто убитая?" не отвечал. Доктор Лоудер как раз колдовал над трупом, когда ввалился Сатил.
- Никаких особых примет? - Сатил предпочитал не смотреть на тело женщины.
- Красивая, - уронил Лоудер, подчеркивая сожаление: гибель красивого человека, женщины, по мнению Лоудера, нелепостью превосходила прочие трагические исходы.
Сатил едва удержался, чтоб не напомнить Лоудеру, что как раз красивые чаще других оказываются их клиентами, но промолчал - ранить Лоудера не составляло ни малейшего труда.
- Красивая, - протянул Сатил, - это не особая примета, скорее божья печать. - Лейтенант любил пофилософствовать, особенно когда совершенно не представлял ход дальнейшего расследования.
Лоудер присел за стол, придвинул бумаги.
Наверное, составляет карту неопознанного трупа. Сатил припомнил академический курс и лишний раз удостоверился, что в жизни все вовсе не так, как на уроках.
- Ее уже дактилоскопировали? - Сатил посмотрел на Лоудера: какая дура пожелает иметь дело со смущающимся карликом вроде Лоудера, а ведь и его кто-то любит, и не исключено, что до умопомрачения.
- У вас есть девушка? - уточнил Сатил.
- Что? - Ручка выпрыгнула из крохотных пальцев Лоудера.
Сатил так и не научился не замечать сладковатого запаха морга, поморщился:
- Да это я так… если б вашу девушку… или мою…
Лоудер еще раз перепроверил в записях место и время наступления смерти, сказал, что отождествление личности по фотоснимкам скорее всего удастся, лицо сохранное, не понадобится ковыряться в зубах и челюстях или реставрировать ушные раковины - адова работа.
Сатил кивал, внезапно вспомнил растерянного Стока, предположил:
- А может, она сама?
Лоудер не доставал ногами до пола - младенец, ожидающий еды, только салфетки на шее не хватало.
- Направление движения режущего предмета, в данном случае ножа, исключает возможность нанесения раны рукой покойной. Да и рана всего одна, чаще, если человек сам себя, то… - Лоудер спрыгнул со стула, прикрыл лицо убитой простыней. - Чаще множественные раны в доступных местах, не глубокие, так, поверхностные разрезы кожи, а здесь сквозная дырища.
- Значит, не сама?
- Исключено. - Лоудер развел руками, смущаясь, что не оправдал ожиданий лейтенанта.
Сатил направился к двери: собачья работа, а уж у Лоудера и вовсе ужас.
Будто оправдываясь, Лоудер крикнул в спину уходящему:
- Судя по потекам крови, она спала калачиком, на боку то есть, подобрав ноги, когда все произошло.
- Потеки крови? - Сатил замер. - На одежде? Она что, спала в пижаме?
- Нет, голая. Я говорю о следах крови на теле.
Сатил вздохнул: его раздражало, когда выяснялось, что люди спали голыми.
Сток отрицал убийство: нож ваш? Мой! Отпечатки на его рукоятке ваши? Мои! Вы его всадили в шею неизвестной?.. Молчание, и потом: она неживая была, понимаете?
Сатил скрипнул зубами, повернулся:
- Док, вы слышали, чтоб мужчины проводили ночи с неживыми женщинами?
Лоудер чувством юмора не отличался:
- Извращенцы, вы имеете в виду?
Сатил не стал объясняться, притворил за собой дверь: какие, к чертям, извращенцы! Самые обычные мужики, вроде этого Стока. Доктор Вейцман уже дал заключение, правда, предварительное: вменяем, никаких отклонений от нормы. Еще вместе посмеялись: кто же знает, что такое норма.
Сатил перебежал в кафе напротив, заказал бутерброд с креветками, сыром и овощами, бутылку безалкогольного пива, чашку кофе. Мисс Рэмптон нашла его, когда лейтенант дожевывал корочку в тминных зернышках, обильно политую горчицей. Глаза мисс Рэмптон выпрыгивали из орбит. Розовый ротик кривился.
- Он сказал… он сказал… этот Сток сказал, что…
Полгода назад… Сток сидит напротив Патрика Эмери. Сток плохует - отвергли в очередной раз. Конечно, ушла не первая привязанность Стока, не вторая и не третья, но… из числа малых, средних и больших романов Сток только три раза привязывался всерьез, и каждый раз его бросали. Второй раз - четыре года назад, едва оправился, и вот… Патрик пытался утешить, не хуже Стока понимая: попытки смягчить утрату никчемны, каждый съедает свою порцию дерьма в одиночку. Патрик говорит и говорит, Сток не слушает: рухнули шаткие построения, все возводилось на песке; Сьюзн ушла зло, выпалив обидные слова, не пощадив Стока, наслаждаясь его унижением; он не катался по полу, не скрежетал зубами, корчился внутренне; она видела его муки и радовалась, будто сейчас Сток возмещал сполна пережитое девушкой за полтора года их связи.
Патрик не играл в участие. Сток видел огорчение друга, но стена непонимания не истончалась, напротив, слова Эмери долетали издалека, становились едва слышны; чем больше пил Сток, тем быстрее бежала подогретая выпивкой кровь.
После ухода Сьюзн Сток жил как механизм: утром вставал, отправлялся на работу, возвращался с работы, ел - скорее заправлял себя горючим, - спал, не читал газет, не включал телевизор, редко подходил к телефону, дни походили на белые страницы книги без текста, похожие одна на другую пустотой.
С Эмери Сток встретился после разрыва со Сьюзн в третий, а может, и в четвертый раз… Сток не помнил, мозг обратился в вату, катышки ваты забили уши, похоже, объявились и в ноздрях - дышалось тяжело. Сток видел губы Эмери - прыгают, как червячки, извиваются, и… ни звука. Эмери дотронулся до руки друга, ватные пробки выпрыгнули из ушей, Сток услышал:
- Не надо отметать с порога. Заедем в одно место. Посмотрим… тебя ни к чему не обязывает…
- Что не обязывает? - попытался прервать Сток.
Эмери - ладно скроенный парень, уверенность сквозила в каждом жесте, особь, настроенная на выигрыш, каждому со стороны заметно: Сток тянулся к Эмери, как и положено человеку не слишком хваткому, предпочитающему отступление сражению.
Друг вытер губы-червяки салфеткой:
- Поедем… увидишь, только не психуй, я от души, в твоем положении не знаешь, за что и хвататься. Вдруг полегчает?
Вата снова заполнила уши, забила нос, Сток отхлебнул и, желая проверить, слышит ли самого себя, выдавил:
- Отчего… полегчает?
- Да так… - Эмери хмыкнул, поманил официанта, предостерегающим жестом дал понять Стоку, что и сегодня, как и во все вечера после ухода Сьюзн, платить Стоку не понадобится.
Эмери подбросил Стока к дому, расположенному на холме сразу за мостом Золотая Струна в месте, где Шнурок впадал в Большую реку.
- Может, завтра заедем туда? - вместо прощания поинтересовался Эмери.
- Пока, - прошептал Сток, холодея от надвигающейся пустоты в квартире.
Эмери подтолкнул друга в спину, плюхнулся в машину и, не разворачиваясь - решил ехать не через мост, - а раскрутившись по привокзальной развязке, рванул в темноту.
Три дня Эмери не звонил. Сток поднимался утром, а дальше будто включался автомат: душ, бритье, чашка кофе, машина, работа, снова машина, дом и… пустота в доме. Вечерами отверженного несло из четырех стен. Вверх по течению Шнурка Сток обнаружил забегаловки, о которых и не подозревал, и даже два вполне приличных ресторанчика. Сток за рулем не слишком опасался налететь на полицию, будучи под градусом, - чувство опасности притупилось. Бог миловал, зная, что Сьюзн ушла и бедняге и без того досталось.
В конце недели Эмери заявился на фирму к Стоку без звонка, за десять минут до окончания работы.
Сток спустился из офиса в подземный гараж, сунул пластиковую карточку, идентифицирующую личность, в щель - створки ворот послушно расползлись, на выезде Сток обнаружил друга в "пежо" с открытым верхом.
Эмери выбрался из машины. Сток опустил стекло своей.
Эмери не поздоровался, сразу перешел к делу:
- Заедем?
Сток решил, что Эмери приходится пригибаться слишком низко, смутился, открыл дверцу, распрямился, опираясь на крышу своей "ланчи".
Многословие не относилось к грехам Эмери:
- Заедем?
- Куда? - Сток порадовался, что вата, похоже, исчезла из ушных раковин, цвета вокруг стали сочнее.
Эмери ткнул Стока кулаком в живот:
- В одно место…
- Далеко? - уточнил Сток, соглашаясь.
- Ты торопишься? - Эмери знал, торопиться другу некуда, хотел взбодрить страдальца колкостью.
Сток пожал плечами, плюхнулся на сиденье.
Эмери подбросил ключи на ладони, устремился к машине. "Пежо" скакал на подъемах и подпрыгивал на съездах, "ланча" Стока послушно следовала позади, будто слепой на поводке резвого пса.
Переехали Большую реку, миновали стеклянную колонну и причал, где швартовались корабли - крохотные, средние, гиганты. Ветер с моря играл пестрыми флажками.
Старая часть города примыкала к порту и рассекалась на две неравные части Большой рекой, впадающей в залив Кающегося Грешника. Сток любил старый город: узкие улочки, брусчатку мостовых, гомон пешеходов, магазинчики, лепящиеся один к другому, запахи столов с дымящимися блюдами, перезвон колокольцев входных дверей, сообщающих продавцу, что клиент прибыл или отбыл.
С трудом нашли место парковки. Эмери втиснул "пежо" с первой попытки, Стоку пришлось повозиться. Эмери протянул другу мелочь на ладони для оплаты стоянки. Сток в ответ запустил руку в карман и выгреб пригоршню никеля; так и стояли, позвякивая монетами, друг против друга. Эмери смирился - каждый заплатил за себя.
Эмери устремился в подворотни, шмыгал по проходным дворам, огибал углы, нырял под арки - по всему видно, не впервой здесь. Сток узнавал одни места и впервые видел другие; в пианобаре "Свинг" не раз коротал вечера со Сьюзн, а закусочную "Семья Маруцци" никогда не встречал, магазинчик пряностей "Пемба" не раз посещал сам, а прилавки со старинными картами и глобусами видел впервые.
Эмери остановился перед дверью со стеклами и золотыми буквами "Паллис". Чем торговал Паллис, Сток не уяснил, витрины пусты, плакаты на стенах живописали прелести отдыха на островах в океане и к промыслу грека - если Паллис грек - отношения явно не имели. Хозяин отсутствовал, Эмери привычно толкнул дверь, ворвался в пустое помещение, поволок Стока по ступеням, сбегающим в подвал. Сток ступал осторожно - мало света, да и крутизна лестницы кружила голову. Эмери ориентировался свободно, щелкнул выключателем, потащил друга по узкому коридору с множеством разновысоких дверей. Сток лавировал между картонными ящиками, горами пластиковых мешков и бочками с неизвестным содержимым, стены подпирали узкие высокие ящики, в таком можно упаковать громилу футов под семь ростом.
Спина Эмери то приближалась, то удалялась, или так казалось - лампочки под потолком светили по-разному, одни ярко, в других нить, похоже, издыхала на глазах.
- Пришли. - Эмери замер внезапно, Сток ткнулся носом в красноватый затылок.
После разрыва со Сьюзн духота ощущалась Стоком особенно болезненно, и сейчас, втянув голову в плечи, чтобы не чиркнуть теменем о низкие потолки прохода впереди, он с трудом усмирял наползающее раздражение: зачем он здесь? Эмери толком не объяснил, только намекнул, что визит к неизвестному Паллису может помочь Стоку, только как? Может, Паллис дальний родственник Сьюзн, имеющий неограниченное влияние на взбалмошное создание? Или Сьюзн вышибли со службы и пристанище нашлось лишь в магазинчике Паллиса? Или Эмери уговорил Сьюзн пойти на попятный и по неведомым Стоку причинам решил устроить примирение под низкими подвальными сводами?
Эмери взял друга за плечи, втолкнул в темноту, притворил дверь - жидкое коридорное освещение иссякло, уползая в щель между дверным косяком и стеной. Эмери любил спектакли, но сейчас Сток не желал участвовать в шуточках, не то настроение, дышалось в темноте все тяжелее.
Сток протянул руку, уперся в пустоту, сделал шаг вперед, ощутил прикосновение женских волос, густых и шелковистых; сглотнул слюну: Эмери затих, ничем не выдавая своего присутствия.
Сток припомнил, как в детстве застрял в кабине лифта: лампочка медленно угасла на глазах, пришлось просидеть никем не обнаруженным шесть или семь часов в кромешной тьме.
Эмери, черт тебя побери!
Никогда не поверишь, что над головой всего в десятке футов кипит город; власть города размазана тонким слоем по поверхности и здесь кончается. Здесь, в подвалах, тишина и затхлость и обездвиженный, пропитанный пылью воздух напоминает жидкость, омывающую тебя чем-то нечистым, превращающую твою рубашку, и брюки, и белье в грязное тряпье.
Представление о времени распалось. Сток залез в карман, вознес над головой зажигалку, крутанул ребристый цилиндр, вспыхнуло пламя, лишь незначительно потеснив тьму вокруг. Повертел головой. Эмери исчез. Сток ступил вперед, туда, где касался, как ему почудилось, волос женщины, и… замер: вдруг неизвестная в полуфуте от него, и он невольно подпалит ей волосы, хуже того - сожжет лицо… Сток замер, сдавленно прошептал:
- Кто здесь?
Эмери себя не обнаружил.
Сток прихлопнул пламя, погрузился во тьму, неизвестно, сколько осталось газа, неизвестно, сколько ему понадобится проторчать здесь и как отсюда выбираться.
Эмери ожил, стегнул голосом как ни в чем не бывало:
- Слушай, не могу найти выключатель, посвети!
Сток с трудом пришел в себя: надо же, как истрепаны нервы, небось меньше минуты, как друзья вошли в темное помещение, а уж он взвинтил себя донельзя. Заворочалась мстительность: Сток замер, просьба Эмери повисла в воздухе.
- Запаливай зажигалку! - уже с раздражением потребовал Эмери.