Вартанян молчал, в темных глазах читалось осуждение: есть же негодяи, сотрудничают с полицией! Сатил обожал наблюдать, когда нерасшифрованные, по их мнению, стукачи корчат целомудрие.
- Я полагаю, некто Эмери запутался с бабенкой, дамой, надо признать, экстра-класса, и решил, чтобы дружок, то есть Сток, подсобил ему избавиться от обузы. (Вартанян напоминал безмолвием каменную глыбу.) Видишь, я в тонюсенькой рубашке - жара! И брюки в облипку. Магнитофон спрятать негде, разве что в ноздрю засунуть. - Сатил снова потрепал обвисшую щеку. - Выпусти пар! Никто тебя вязать не собирается. Если мой рассказ правдоподобен, только кивни. - Сатил хотел пугнуть Вартаняна, благо было чем, но решил: вдруг пережмет, понадеялся на благоразумие продувной бестии. - Итак, Эмери прознал про кукол, выполнил копию своей красотки, нанял пуэрториканку в доме Стока, чтобы та пускала мужиков в квартиру, прогревая Стока для решительных действий… и наконец, Стока довели до белого каления, в тот вечер, когда Сток отправился пьянствовать, за ним следили, а в его спальню подложили вместо куклы опоенную снотворным подружку Эмери. Сток под парами вернулся и… попортил красотке облицовку, располосовав глотку. Так… или примерно так? Детали неважны.
Вартанян швырнул порожнюю пивную кружку в мойку. Бархатные глаза южанина ощупали Сатила сверху донизу, лже-Паллис поморщился и… кивнул.
Еще через час в полиции Сатил потребовал, чтобы доставили Стока. Лейтенант снова извлек бумажку с номером домашнего телефона Эмери, по которому поддерживала связь с Патриком Хуанита.
- Сток, - лейтенант перевернул бумажку цифрами вверх, - взгляните!
Сток нехотя потянул бумажку к себе - бледность разлилась по напряженному лицу: номер Патрика Эмери!
- Обычная история. - Сатил кивнул мисс Рэмптон: - Дайте ему воды.
Сток пил жадно. Лейтенант терпеливо ждал. Мисс Рэмптон любовалась загорелыми ногами, то и дело дотрагиваясь до тугих икр. Сатил изредка тыкался взглядом в округлые колени мисс Рэмптон: есть женщины, один вид которых заставляет мужчин забывать о сложностях жизни. Сатил перевернул пластиковый стаканчик дном вверх, прицелился и щелчком отправил стакан в зев урны.
- Вот что, Сток… - Сатил пересказал слово в слово то, что поведал Паллису, особенно подчеркнул ценность кивка коротышки: коллега Сатила уверял, что информация Вартаняна не нуждается в перепроверке. Сатил уважал коллегу.
Стоку тоже все время лезли в глаза ноги мисс Рэмптон, но, в отличие от Сатила, он не восторгался: между этими ногами и вообще любыми женскими ногами и Стоком теперь пролегали годы несвободы.
Сатилу не нравилось, что Сток, не считая бледности, держится более-менее:
- Слушайте, старина, давно хотел спросить, у вас фамилия завершается одним "к" или двумя?
Сток думал недолго:
- Судя по рассказу и кивку коротышки, двумя "к".
Сатил с любопытством всматривался в лицо преступника:
- Зачем Эмери знать, что вы разобрались? Пусть не сомневается, что облапошил дурачка. Пень он и есть пень. Засадить Эмери целое дело. Улик нет, показаний свидетелей нет, все сплошь догадки, мои фантазии штука зыбкая, а кивок Вартаняна к делу не приобщишь. Начнем копать - только спугнем Эмери, еще вывернется и… даст ноги. А если не спешить, отсидите этак… - пожал плечами, - не слишком долго, скостят за вашу выдержку, вообще за приличность непременно. Я бумаги составлю так, чтоб у присяжных свербило: мол, засадили невинного. Выйдете на свободу и… посчитаетесь с обидчиком. Заедете за дружком, пригласите сгонять к озеру Слезы Марии купнуться, позагорать, а там безлюдье, ни души… туда вдвоем, обратно в одиночку. Или что другое на ваш вкус…
Сток не протестовал, лишь слабо сопротивлялся:
- Вы?.. Предлагаете такое?
Сатил умел создавать задел, собственными руками лепить будущие шумные дела, в которых он как рыба в воде:
- Мерзавцев надо наказывать!
- А закон? - не утерпел Сток.
Сатил помрачнел:
- Закон, говорите?.. По закону божьему - вы правы! А захотите подставить щеку - воля ваша, можете простить… время подумать будет.
Из тюрьмы Сток послал Эмери к дню рождения куклу в три фута с шелковыми бантами и васильковыми глазищами под пепельными локонами. К груди дара булавкой приколол записку на кремовой бумаге: "Спасибо за все. Обязательно вернусь! Жди!"
Через пару недель Сатил назначил свидание Эмери в Старом городе на берегу залива.
Воды Кающегося Грешника тысячами стальных кинжалов отливали в лучах закатного солнца. Сатил предложил Эмери сделку: лейтенант кое-что поведает, а Эмери, по собственному усмотрению, оплатит сведения или нет.
Сатил продал Стока с потрохами.
Эмери хмуро слушал, не проронил ни слова, ни подтверждая, ни опровергая. Вдруг неожиданный доброхот записывает их беседу?
Выслушав, Эмери отрубил:
- Бред! Ко мне не имеет ни малейшего отношения.
Сатил иного и не ожидал.
Эмери щедро оплатил сведения, понимая, что сами по себе деньги ничего не доказывают, а Сатила лучше держать в союзниках.
- Зачем же деньги, если не про вас? - Сатил любил поиграть с мышкой-жертвой, размышляя в то же время о мисс Рэмптон и отчетливо представляя ее мордашку на своей подушке.
Эмери улыбнулся:
- Вы из полиции?.. Можете не отвечать. Плачу за складную историю, с детства неравнодушен к Шахрезадам.
Мужчины расстались. Вечером Сатил принимал мисс Рэмптон, девушка перебрала, повторяла фамилию лейтенанта, уверяла, стреляя глазенками, что Сатил опасный человек, хотя и неотразим.
В тюрьму Стоку Эмери писал часто, каждый раз завершая послание одним: "Возвращайся скорее. Жду!"
_____
РАЗРАБОТКА СЕРЖАНТА М
Анне Дмитриевне Долгохатской
посвящается
Сержанта М откомандировали в распоряжение школы полиции для переподготовки. Вначале М расстроился: вокруг молокососы, ни черта не смыслящие в деле, мечтающие о погонях и перестрелках и не подозревающие, что риск в их работе - зверь редкий, чаще приходится корпеть над бумагами и оформлять документы, будь они неладны.
Злили - необходимость пройти медицинское обследование, проверка физических данных, особенно выводили психологические тесты.
Хмырь в очках на самом кончике носа задавал М вопросы и сжимал запястье сержанта, вознамерившись, как видно, влезть в шкуру детектора лжи.
М рубил сплеча: пусть хмырь знает все про темперамент и сложности характера сержанта.
- У ваших родственников были судимости? - Хмырь, выпустив руку М, заглянул в шпаргалку.
- Вы же знаете, что нет, - хмыкнул М, припоминая, что еще перед поступлением в академию подтвердил: ни сам, ни родственники судебному преследованию не подвергались.
- А как насчет наркотиков? - Хмырь снова сжал запястье М.
- Дурачок, - едва слышно, но членораздельно подытожил М.
Хмырь насупился:
- Вы что-то сказали?
- Вам показалось. - М прикидывал, что доход в тридцать тысяч - неплохие деньги, да еще две-три премии в год, жаль, что не больше трех. В окно М увидел человека в сутане и, пытаясь сгладить неловкость, уточнил: - У святого отца тоже свой курс?
М полагал, что пошутил, но психолог ответил без тени иронии:
- Святой отец читает курс "Библия с точки зрения криминалистики".
М подтянул ремень: совсем с ума посходили, на улицы бы всех выгнать. На патрулирование! Скакал бы святой отец из одной голубой колымаги с ревуном в другую, часами объезжая затемненные проулки и развалы мусора… М знал, что плохо освещенные участки и горы мусора и есть места, излюбленные уличными грабителями.
Через три дня М попал на лекцию к святому отцу. Сержант слушал разинув рот, а когда святой отец молитвенно сложил ладошки, показывая слушателям, что завершил, сержант М вскочил и начал аплодировать.
В коридоре М обождал святого отца и, когда сухонький старичок в сутане выскользнул из класса, набросился на него. Восторги М растрогали преподавателя… Позже выяснилось, что каждый присланный на переподготовку должен написать разработку-расследование конкретного дела, будь то грабеж, убийство или преступление на сексуальной почве… выбор тем не ограничен. Святой отец с любопытством взглянул на М и неожиданно предложил:
- У меня тоже есть кое-что для расследования: библейская ситуация. Не желаете попробовать?
М растерялся: Библию знал неважно, зато версии в управлении выстраивал лучше всех, к нему даже бегали из других отделов, припоминая, что именно невероятные предположения чаще всего истинны.
- Загляните ко мне через часок. - Святой отец сухо раскланялся и начал удаляться ровно по середине коридора, будто семенил по невидимой осевой.
Через час сержант зашел к преподавателю; поговорили о Библии, о запутанных местах в священном писании. М так и не присел, несмотря на любезное предложение хозяина квадратной комнаты, почти пустой, если не считать стола, стула и деревянного распятия, покрытого лаком и вывезенного скорее всего из церкви южнее Рио-Гранде.
Святой отец протянул лист бумаги, сложенный пополам:
- Тут тема… благословляю вас, сын мой! Форма изложения - свободная.
С этого дня М работал упоенно, пропуская мимо ушей почти все, что слышал в классах, и раздумывая над заданием святого отца.
Красотка на высоченных каблуках читала курс патрулирования:
- Мало кто из женщин, любящих нацепить драгоценности, знает, что, если идешь по тротуару навстречу автомобильному потоку, то менее вероятно подвергнуться преступному нападению, чем в случае, если идешь в одном направлении с движущимися автомобилями… Вы спите, сержант? - Красотка приблизилась к М. - Мне показалось, вы отсутствуете, вроде здесь, а вроде за тысячи миль отсюда.
М примирительно улыбнулся. Красотка улыбнулась в ответ.
* * *
Отношения умирали. Медленно, почти незаметно.
Корабль ввинчивался в разноцветную пустоту пространства. Корабль? Скорее маленький домик: такой желанный много лет назад, такой ненавистный теперь. Во всяком случае, для нее. Она не хотела присутствовать на похоронах собственной любви.
Конечно, существовала программа поиска: наиболее вероятные секторы скопления звезд с планетными системами, кое-что могла подсказать интуиция…
Отношения умирали.
Дарить знания упоительно, когда ты в добром настроении и твой капитан, твой напарник, твой вечный спутник - самый любимый человек на свете. Иначе…
Никто и не помнил, когда на планете, числившейся в интергалактическом реестре под кодовым буквосочетанием EVA, пришли к выводу: осваивать космос удобнее всего на крохотных кораблях класса "Маура". Так назывался один из самых красивых цветов планеты EVA, так назывался класс корабля, потому что линии его корпуса удивительно напоминали распускающийся бутон мауры.
Сейчас преимущества таких космических крошек перед гигантами очевидны, но минуло много времени и погибло немало смельчаков, прежде чем корабли класса "Маура" оставили конкурентов далеко позади. Перемещающиеся на бешеных скоростях, малюсенькие черные дыры пожирали корабли-гиганты, коллективные склепы сотен людей пропадали навсегда: их радиосообщения прерывались на слоге - и позже никогда не удавалось обнаружить следов гибели.
Корабли "Маура" обладали всем необходимым, чтобы стать лучшим средством для операции "Расширение". Полностью операция расшифровывалась так: "Различного рода усилия по цивилизации космического пространства и его объектов в пределах, поддающихся разумной оценке". Так, конечно, никто не говорил, такое и выговорить не просто.
Корабли-крошки отличались маневренностью, экономичностью и не ложились слишком тяжким бременем на финансы обитателей планеты EVA: чтобы сеять добро и разум, нужны деньги, чтобы сеять добро и разум на невообразимых расстояниях, нужны колоссальные деньги.
Отношения умирали.
Почему? Кто знает… Ушло трудноопределимое, исчезло… и место, отведенное любви, тут же заняли разочарование, горечь, даже злоба: боже! злоба! она раньше и не подозревала такое.
Одной из сложностей операции "Расширение" считалась проблема формирования экипажей: учесть множество технических трудностей все же проще, чем учесть многообразие человеческих настроений, их мгновенные изменения. Предвидеть, отчего компактное сообщество нормальных, тактичных, много знающих людей может взорваться изнутри от ненависти непонимания.
Примерно в то же время, когда преимущества кораблей класса "Маура" уже не оспаривались, ученые убедились, что идеальный экипаж для небольшого корабля - любящая пара. Двое. Микрогруппа с максимальной психологической живучестью, при условии, конечно, если пара любящая, а не увлеченная. Любящие пары всегда и везде редки. Подбор пар на планете EVA поручили авторитетной комиссии психологов, психологи самостоятельно отработали проверенную десятилетиями программу.
Когда-то их двоих подобрали для корабля "Маура-1492". По двадцатибалльной шкале индексов любви у них оказалось восемнадцать - чрезвычайно высокий показатель, проходными считались индексы начиная с десяти и выше.
Полет длился уже три года.
Отношения умирали.
Индекса восемнадцать, такого ошеломляющего, вызывающего зависть многих, хватило всего на три года - по шесть единиц на год.
Она смотрела на избранника и с сожалением отмечала: не умен, ход мыслей уныл, попытки шутить провинциальны, кроме раздражения ничего не вызывают.
Молча ели. Завтрак? Кажется, да. Она перестала отличать завтраки от ужинов или обедов. Никакой разницы: молчание, позвякивание приборов, мерное движение челюстей, замедленные жесты и сверхзадача - не встретиться глазами. Раньше он часто смотрел ей в глаза, искал одобрения, поддержки, теперь избегал. Почему? Боялся увидеть разочарование, скрытую усмешку, презрение, которым искрилась радужная оболочка зеленых глаз. Разговаривать почти перестали, если и обменивались, то подчеркнуто любезными, короткими фразами; она ощущала, как пробегает холодок по затылку, скрывается под густыми волосами.
Часами смотрели на черное небо снаружи: он в левый иллюминатор, она - в правый…
Отношения умирали…
Ночью в лесу страшно. Мрак скрывает ямы, высохшие русла ручьев, покинутые норы, поваленные деревья, трухлявые пни, змей, уснувших на ветвях, притаившихся в надежде на добычу кровососущих… И если бежишь, если упал, повредил ногу, не можешь двигаться - худшее не заставит себя ждать.
По обычаям племени считалось: ночная охота в одиночку подобна смерти. Смерти он не искал, одиночество любил, поэтому и ночью ходил бить зверя без напарников. Страшно, что говорить… Зато на больших полянах в темноте можно вслушиваться, как шелестит-разговаривает трава, как звенят листья, как с ветвей падают пухлые капли росы, как дышит опрокинутая чернота неба и ветер кутает в облака далекие светящиеся точки: белые и синие, тусклые и яркие, разные…
Ночью можно присесть и прислушаться к собственному телу, разгоряченному бегом по едва видимым тропам сквозь бурелом и нагромождение больно царапающих ноги камней. Тело живет в том же ритме, что и трава, так же дышит, как небо над головой, надо только прислушаться - и откроется удивительная гармония мира.
Страшно. В прошлый раз, когда он - охотник - прислушивался к шепоту трав и току крови по телу, чуть не прозевал огромную кошку, хищница растерзала бы его на части. Кто спас? Может, и трава. Ему показалось, травинки зашептали громче, зашумели, как гомонят люди племени, когда приходит пора делить добычу. Охотник успел отскочить в сторону. Кошка ушла, злобная тварь знала: если сразу не заломать человека, вторая попытка скорее всего обречена на провал - человек хитер, силен и ничего не хочет так сильно, как выжить. А кошка? Только стремится набить утробу и уснуть.
Сегодня ночью охотник должен обязательно победить - добыть пусть маленького зверя, чтобы дать мяса умирающему отцу, подкормить старика тайком от вождя. Мясо все должны сдавать вождю, вождь один решает, что кому причитается. Вождь не ошибается никогда. Много лет предводитель только тем и занимался, чтобы никто и никогда не усомнился: вождь не ошибается. На охоту глава племени не ходил, следил за порядком на стоянке, проверял надежность ограждения и остроту копий, выбирал самые теплые и сухие пещеры и время от времени водил под своды пустот женщин по своему выбору. Вождя боялись, гигант мог в единоборстве руками задушить непокорного, в честном поединке - ничего не скажешь - без палок и ножей, голыми руками.
Раздался шорох. Охотник прислушался. И снова тишина. Вдалеке, задрав головы, голосили волки. Сытый вой. Он сразу отметил. Давно научился различать вой сытый от тоскливого и в особенности вой желудка, когда зверя так и скручивает жестокий голод и непогода.
Вышел к реке. Вода бежала, едва покрывая камни. Весной здесь рыба выбрасывается на берег, бьется об острые скальные отщепы, в розовой чешуе изгибаясь от боли, выпрыгивает на ковер густой травы, спасаясь от безумия продолжения рода. Ничего страшнее, чем кровавый рыбий глаз, охотник не видел. Отчаяние как гора! Больше, чем гора, - как небо без конца и края.
Все чаще попадались глубокие норы, покинутые совсем недавно. Куари, так называли небольших неповоротливых зверьков, ушли на новые места. Судьба будто нарочно предназначила куари быть добычей, размножались куари отменно. Если бы не зверьки, племя давно б вымерло. Богу Куари - его изображали как толстого зверька с человечьей головой - вождь заставлял молиться чаще, чем другим богам, и величал себя посланником Куари.
Охотник зашагал медленнее. Впереди мелькнула тень. Луна на мгновение осветила покрытый желтоватым мехом бок куари. Зверек беспомощно смотрел на охотника, глаза-бусины не молили о пощаде, зверек усвоил: человек хитер, силен, зверек знал больше, чем хищная кошка, знал, что человек еще и жесток, особенно когда хочет есть и дома ожидает вождь, вгоняющий в оцепенение грубым окриком: кого забил?
Острый наконечник вонзился в мягкий бок. Запахло теплой кровью, охотник любил этот запах, отличал из тысячи других. Запах смерти? Как посмотреть. Для одних - запах смерти, для других - запах жизни, а на деле один и тот же запах.
Завернул зверька в широкий лист, присел помолиться богу Куари. Охотник не сомневался: ночью бог спит, молиться бесполезно, но… вождь требовал. Конечно, вождь не узнает, что его приказ нарушен, однако нередко случалось, что другие охотники, пропустившие молитву, жестоко расплачивались: вождь пускал соглядатаев по следам охоты. Наушники-шептуны по пятам крались за ничего не подозревающими добытчиками, и горе тому, кто пренебрегал высшей волей. Вряд ли сейчас за охотником наблюдают чужие глаза. Доносчики - трусы, ни за что не отважатся бродить по ночному лесу. И все же… зачем рисковать зря? Не так уж трудно пасть на колени, отбить три поклона, шепча про себя: "Спасибо! Спасибо! Спасибо, Куари!"
Охотник вернулся к реке, зачерпнул пригоршню воды. Терзал голод, но… Может, хоть кусочек? Нельзя. Он молод и силен, ничего с ним не станется, поголодает, а отец угасает на глазах.
Снова шорох. Неужели следили? Хорошо, что помолился Куари.