Правда, несмотря на все невзгоды, я сохраняю чувство юмора, и, как бы там ни было, немногие оставшиеся у меня друзья ценят это качество. А еще называют решительной и мужественной. Знали бы они, в каком виде я приплетаюсь домой в конце рабочего дня! Очень часто это происходит после семи вечера, ибо наш босс не обладает такими добродетелями, как чуткость и способность сострадать ближним. Уж можете поверить на слово! Довольствуюсь скудным ужином, а еще надо убраться в квартире, ведь прислуга, что приходит два раза в неделю, всегда умудряется расставить вещи не там где надо. Очередной тяжелый день близится к концу, и я чувствую себя такой измученной и разбитой, что впору только броситься в постель и свести счеты с жизнью.
А тут еще вдруг зазвонит телефон, и приходится напрягать последние силы, изображая хорошее настроение. Порой взгляну на свое отражение в зеркале - ни дать ни взять шестидесятипятилетняя старуха: лицо безобразят глубокие морщины, волосы бесцветные и тусклые. Обычно звонит кто-нибудь из подруг и сообщает, что не сможет со мной пообедать в воскресенье, дескать, появились более приятные занятия. А то свекровь начнет жаловаться на бронхит или не слишком ласковое письмо от Кеннета. Как будто мне теперь есть до этого дело! И вот ведь что интересно: никто не спешит отплатить добром за все старания и не желает считаться с моими чувствами.
Я из породы людей, кого отец называл козлами отпущения, и, сколько помню, так было всегда, начиная с детских лет, когда они с мамой затевали перепалки, ни дать ни взять - что тебе кошка с собакой, а мне приходилось играть роль миротворца. Никогда не строила из себя умницу. Нет, блестящих способностей у меня нет, однако в делах житейских я неизменно проявляю недюжинный здравый смысл и в результате ни разу не была уволена с работы. Всегда первой подавала заявление об уходе. Но стоит возникнуть ситуации, когда нужно постоять за себя и защитить личные интересы, как в истории с Кеннетом, и снова в который раз проявляется моя полная беспомощность. Тут же, ни слова не говоря, сдаю все позиции. Полагаю, в целом свете нет одинокой женщины, на чью долю выпало столько обид и унижений. Всю жизнь кто-нибудь норовил сесть на шею и использовать в своих интересах. Назовите это судьбой, злым роком или по-другому, но дело обстоит именно так.
А все из-за бескорыстия и полного отсутствия эгоистичных побуждений. Взять, к примеру, недавние события. В последние три года я могла в любой момент выйти замуж за Эдварда, однако так и не решилась на крайние меры, заботясь о его интересах. "У тебя жена и успешная карьера, и ты обязан в первую очередь думать о них", - убеждала я. Какая глупость. Попробуйте припомнить хоть одну женщину, которая последовала бы моему примеру. Тем не менее я всегда строго придерживаюсь определенных моральных принципов, и некоторые вещи для меня неприемлемы. Эта черта тоже передалась по наследству от отца.
Когда Кеннет меня бросил, я не стала докучать жалобами его друзьям, хотя в течение шести лет прошла через все круги ада. Просто сказала, будто мы не сошлись характерами и его беспокойная натура не могла ужиться с такой домоседкой, как я, что приводило к бесконечным конфликтам. Да и вообще чрезмерное пристрастие к виски едва ли способствует созданию крепкой семьи. Слишком уж высокие предъявлялись требования женщине не самого крепкого здоровья. Приходилось заботиться о нем во время запоев, готовить еду и убирать квартиру, когда я сама едва держалась на ногах. Вот и решила убедить друзей Кеннета, что самый разумный выход в нашей ситуации - отпустить его с миром. Правда, потом я сломалась и пережила полный упадок сил, как физических, так и духовных. Но обвинять Кеннета… Нет, ни за что. Гораздо достойнее безропотно нести свой крест.
Впервые я поняла, что люди будут сильно зависеть от меня всю жизнь, когда отец с матерью стали по очереди донимать своими проблемами. Мне было всего четырнадцать лет. И жила наша семья тогда в Истборне. Отец служил в адвокатской конторе и, хотя не являлся партнером фирмы, занимал важную должность, что-то вроде заведующего, а мама вела домашнее хозяйство. Дом у нас был хороший, с собственным садом и без всяких там общих стен. А еще мы держали прислугу, которая помогала содержать его в порядке.
Я была единственным ребенком и потому, вероятно, приобрела привычку прислушиваться к разговорам взрослых. Помню, пришла однажды из школы, как всегда, в своей гимназической форме с белой фланелевой блузкой и уродливой шляпкой, что болтается на резинке за спиной, и стала снимать в прихожей туфли. А рядом находилась дверь в столовую. Мы использовали столовую в качестве гостиной, потому что в той окна выходят на север. Вдруг слышу папин голос: "А как мы объясним Дилли?" Вообще-то зовут меня Дайлис, красивое имя, правда? Только почему-то все предпочитают Дилли.
По тону я сразу поняла: случилось что-то нехорошее. Да еще папа сделал ударение на слове "как". Будто они с мамой оказались в весьма затруднительном положении. Другая девочка на моем месте не обратила бы на это внимания и тут же забыла об услышанном или же зашла бы в гостиную и прямо спросила: "В чем дело?" Но я была слишком чувствительной и ранимой натурой, а потому осталась за дверью, стараясь расслышать мамин ответ. Мне удалось уловить лишь обрывок фразы: "Она быстро привыкнет и успокоится". Потом в столовой началось движение - наверное, мама встала с кресла, - и я поспешила к себе наверх.
Назревали какие-то события, означающие перемены для всей семьи. И из маминых слов стало понятно, что родителей мучают сомнения, как я их приму.
Я никогда не отличалась крепким здоровьем и в детстве то и дело сильно простужалась. Вот и в тот вечер болезнь еще не совсем прошла, а после подслушанного перешептывания родителей, вероятно, наступило ухудшение. Забившись в холодную маленькую спаленку, я без конца сморкалась, а когда пришло время спуститься вниз, глаза и нос покраснели и распухли. В общем, я представляла собой жалкое зрелище.
- Ах, Дилли! - забеспокоилась мама. - Что случилось? Насморк стал сильнее?
Папа тоже с тревогой смотрел на меня.
- Ерунда, - успокоила я родителей. - Просто весь день нездоровилось, а тут еще пришлось потрудиться над подготовкой к экзаменам, что предстоят в конце семестра.
Сдерживаться дальше не было сил, и я разрыдалась. Родители молча наблюдали за мной и, видимо, испытывали некоторую неловкость. А потом я заметила, как они переглянулись между собой.
- Тебе, дорогая, лучше отправиться в постель, - предложила мама. - Поднимись к себе, а я принесу ужин в спальню.
И тут я сорвалась с места, бросилась к маме и крепко ее обняла.
- Если с тобой или папой что-нибудь случится, я умру! - Этот поступок лишний раз говорит о моей чувствительной и легкоранимой натуре. Вот и все. И ни слова больше. Я вытерла глаза и улыбнулась. - Лучше я накрою на стол и принесу вам с папой ужин.
Мама бросилась помогать, но я и слышать не хотела. Решила показать, сколько могу принести пользы в семейных делах.
В тот вечер папа пришел ко мне в спальню, присел на кровать и рассказал о работе, которую ему предложили в Австралии. Если родители решатся на отъезд, меня придется оставить здесь на год, пока мама подыщет подходящий дом для нас троих. Я не плакала и не спорила, только покорно кивнула и прошептала:
- Поступайте, как считаете нужным, и не думайте обо мне.
- Все бы оно ничего, да только мы не можем уехать и оставить тебя, не удостоверившись, что вы поладите с тетей Мэдж.
Тетушка Мэдж - сестра отца, которая живет в Лондоне.
- Конечно, мы поладим, и скоро я привыкну к одиночеству, - заверила я. - На первых порах придется тяжело, ведь тете Мэдж на меня плевать. Всем известно: у нее множество друзей, и вечерами она привыкла весело проводить время. А это означает, что меня бросят одну в пустом доме, где повсюду гуляют сквозняки. Но на каникулах я смогу каждый день писать вам с мамой и тогда не буду чувствовать себя покинутой. Направлю все силы на учебу, вот времени для грустных мыслей и не останется.
Помню, папа расстроился. Бедняжка, он был такой же ранимой натурой, как и я.
- Почему у тебя сложилось такое мнение о тете Мэдж? - поинтересовался он.
- Да так, пустяки. Просто я имела в виду ее манеру вечно ко мне придираться и критиковать. Не стоит беспокоиться из-за таких мелочей. Ведь мне можно взять с собой безделушки и хранить в спальне? Так я буду чувствовать связь со всем, что люблю.
Отец встал и принялся ходить по комнате.
- Еще ничего окончательно не решено, - сообщил он. - Я пообещал директору компании подумать над предложением.
Я и не собиралась демонстрировать недовольство, а потому легла в постель и, уткнувшись лицом в одеяло, прошептала:
- Если вам с мамой кажется, что в Австралии ждет счастливая жизнь, надо ехать.
Краешком глаза я следила за отцом из-под одеяла и видела, как страдальчески сморщилось его лицо. И это лишь укрепило уверенность, что отъезд родителей в Австралию станет большой ошибкой.
На следующее утро насморк усилился, и мама хотела оставить меня дома, но я настояла на своем и, как всегда, пошла в школу.
- Нельзя поднимать столько шума вокруг обычной простуды, - убеждала я. - Нужно привыкать к ожидающим в скором будущем трудностям и забыть, как вы с папой меня баловали. И потом, если я всякий раз буду валяться в постели из-за такой чепухи, то превращусь в сущее наказание для тети Мэдж. А при лондонских туманах скорее всего проболею всю зиму, так что надо приспосабливаться уже сейчас. - Я бодро рассмеялась, чтобы унять мамину тревогу, а потом решила поддразнить и намекнула, как, должно быть, приятно греться на жарком австралийском солнышке, пока я сижу в одиночестве в сырой спальне в доме тетушки Мэдж.
- Ты же знаешь: мы непременно взяли бы тебя с собой, появись такая возможность, - расстроилась мама. - Но с одной стороны, предстоят большие расходы, а с другой - на новом месте нас ждет неизвестность.
- Понимаю, - согласилась я. - Именно это и тревожит папу, так? Неопределенность в новой незнакомой обстановке и обрыв всех привычных связей, которые установились дома.
- Он с тобой об этом говорил? - поинтересовалась мама.
- Нет, но я сама догадалась. Папа станет тосковать и не переживет этой боли.
Отец уже ушел на службу, и мы с мамой остались в доме одни. Прислуга наводила порядок в спальнях наверху, а я принялась заталкивать школьные принадлежности в ранец.
- По-моему, он очень радовался подвернувшейся возможности, - удивилась мама. - С таким воодушевлением обсуждал планы на будущее.
- Тебе лучше знать. Но ведь с папой всегда так, верно? Поначалу загорится какой-то идеей, а потом быстро охладеет, но уже поздно что-то менять. Помнишь, когда он купил ту злосчастную самоходную сенокосилку, а ты осталась без зимнего пальто? Какой ужас, если вы уедете, а потом окажется, что он не может приспособиться к новой жизни!
- Да, - тихо откликнулась мама. - Я знаю и поначалу не слишком вдохновилась такой перспективой, но в конце концов папа меня уговорил.
Мне нужно было спешить, чтобы не пропустить автобус, и потому времени на выражение сочувствия не оставалось. Я просто крепко обняла маму и сказала:
- От души надеюсь, что ты получишь огромное удовольствие от беготни в поисках подходящего дома, где все хозяйство придется вести самой. Поначалу, правда, будешь скучать по Флоренс, - это прислуга, проработавшая у нас много лет, - а уж я точно знаю, что в Австралии очень трудно найти помощницу по дому. У нас в школе работает учительница-австралийка. Так вот она говорит, что это замечательная страна для молодых и энергичных, а людям средних лет там не на что рассчитывать. Однако в преодолении трудностей есть своя прелесть. Наверное, быть первооткрывателем - занятие весьма увлекательное и захватывающее.
Проклятая простуда вконец измучила меня, и срочно пришлось в очередной раз высморкаться, после чего я поспешила в школу, оставив маму заканчивать завтрак в одиночестве. Однако от моего внимания не ускользнуло, что в глубине души она уже не испытывает прежнего энтузиазма по поводу переезда в Австралию.
Короче говоря, закончилось тем, что родители никуда не поехали. По сей день не пойму причины, но подозреваю, что оба сильно во мне нуждались и потому не могли расстаться даже на год.
Забавно, но после этого случая, я имею в виду несостоявшееся путешествие в Австралию, отец с матерью стали все больше отдаляться друг от друга. Папа, казалось, потерял интерес к работе, да и к самой жизни в целом, то и дело брюзжал на маму по пустякам, а та, разумеется, не оставалась в долгу. Ну а мне снова выпала роль миротворца. Вечерами папа подолгу засиживался в клубе. Во всяком случае, так он утверждал, а мама только тяжело вздыхала: "Твой отец снова задерживается. Интересно, в чем на сей раз причина?"
Я поднимала глаза от домашнего задания и просто так, чтобы поддразнить, говорила: "Не следовало выходить замуж за мужчину младше себя. Его тянет к молодежи, а на работе к его услугам подходящая компания девиц, которые немногим старше меня".
Сказать по правде, мама совсем за собой не следила. Такая домоседка, из кухни не выгонишь. Все пекла торты да пирожные и, надо сказать, делала это превосходно, гораздо лучше Флоренс. К счастью, ее кулинарный талант передался и мне. Не встречала человека, который мог бы состязаться со мной в искусстве приготовления всевозможных блюд. Однако это увлечение привело к тому, что мама махнула рукой на свою внешность. Когда папа наконец являлся домой, я украдкой выскальзывала в прихожую, прижимала к губам палец и делала страшную физиономию.
- Ты впал в немилость, - говорила я шепотом. - Мама весь вечер только и твердила о твоих задержках. Ступай в гостиную и молча читай газету.
Бедный папа. Его лицо тут же принимало виноватое выражение, и нас всех ждал чудесный вечер. Мама сидела, плотно сжав губы, отец дулся на противоположном конце стола, а я металась между двух огней, стараясь угодить обоим родителям.
После окончания школы встал вопрос, чем заниматься дальше. Я уже говорила, что не имею талантов к наукам, зато быстро соображаю в делах житейских и обладаю хорошей практической смекалкой. А посему решила изучать машинопись и стенографию. Как оказалось, впоследствии пришлось не раз благодарить Господа, что подсказал правильный выбор. Но в то время я не задумывалась, что подобные навыки могут пригодиться в жизни. Мне было восемнадцать лет, и, как большинство девушек в этом возрасте, я "заболела" сценой и даже сыграла в школьном спектакле леди Тизл в "Школе злословия". Одним словом, о другой профессии не могло быть и речи. Присутствовавший в зале репортер оказался приятелем директрисы, и мое имя упомянули в местной газете. Но когда я сообщила родителям о намерении стать актрисой, оба, словно сговорившись, проявили непреклонность.
- Ты даже не представляешь, что это такое, не говоря уже о стоимости обучения, - заявил отец.
- К тому же, - поддержала мама, - тогда тебе придется жить одной в Лондоне, а это недопустимо!
И вот пришлось пойти на курсы секретарей, чтобы иметь в запасе хоть какую-то профессию, тем не менее мыслей о сцене я не оставила. Постепенно я пришла к выводу, что если и дальше жить в Истборне, у нашей семьи нет никакого будущего. Отец по-прежнему копошился в адвокатской конторе, а мама занималась домашним хозяйством. Монотонное серое существование до невероятности сузило кругозор, и они уже ничего не ждали от жизни. Если же мы все переедем в Лондон, появится множество новых интересов. Зимой папа будет наслаждаться футбольными матчами, а летом крикетом, а мама сможет ходить на концерты и в картинные галереи. Тетушка Мэдж стареет и, должно быть, страдает от одиночества в огромном доме в районе вокзала "Виктория". Можно съехаться, разумеется, на правах квартирантов и облегчить ей жизнь.
- Знаешь, что меня беспокоит, - обратилась я как-то вечером к маме. - Отцу пора подумать об уходе на пенсию, и когда это произойдет, как вы собираетесь содержать такой большой дом? От услуг Флоренс придется отказаться, а я буду вынуждена весь день пропадать на работе и печатать какие-нибудь бумажки, пока не собью бедные пальчики до крови. А вы оба будете безвылазно сидеть в четырех стенах, не зная чем заняться. Разве что сводить на прогулку Принца.
Принц - эта наш пес, который состарился, как и папа.
- Ну не знаю, - засомневалась мама. - Отцу пока рано на пенсию. У нас еще есть в запасе пара лет, чтобы все обдумать.
- Остается только надеяться, что кто-нибудь не обдумает это вместо него, - многозначительно заметила я. - Не стала бы доверять этой, как ее, Бетти, что работает вместе с отцом. Если хочешь знать мое мнение, она пользуется слишком большим влиянием в решении многих вопросов.
Действительно, в последние месяцы отец выглядел усталым, и меня не на шутку тревожило его здоровье. На следующий же день я обратилась к нему с вопросом:
- Папа, ты хорошо себя чувствуешь?
- Да, а что?
- По-моему, за зиму ты сильно похудел, да и цвет лица болезненный.
Помню, он подошел к зеркалу и стал себя разглядывать.
- Да, действительно похудел, - признал он. - Ну и что?
- А вот меня это уже давно беспокоит. Думаю, тебе надо обратиться к врачу. Ведь иногда у тебя появляются боли под сердцем, верно?
- Я списывал их на нарушение пищеварения.
- Возможно, ты прав, - засомневалась я. - Только когда человек стареет, всякое случается.
В результате отец прошел полное медицинское обследование, и хотя ничего страшного не обнаружилось, врач заподозрил язву, к тому же и давление оказалось выше нормы. А не пройди он осмотр, так бы все и осталось по-прежнему. Отец немного расстроился, и мама тоже. А я все втолковывала, что он нехорошо поступает по отношению к маме и не жалеет себя, уделяя столько времени работе. А что, если в один прекрасный день прямо в конторе случится сердечный приступ и он действительно сляжет? Одному Богу известно, чем это может закончиться. Да и рак очень коварен и не дает о себе знать на ранних стадиях. Где гарантия, что у отца нет этой ужасной болезни?
Между тем я съездила в Лондон и повидалась с тетушкой Мэдж, которая по-прежнему жила одна в доме рядом с Вестминстерским собором.
- А вы не боитесь грабителей? - поинтересовалась я.
Тетушка ответила, что даже не задумывалась над этим вопросом. Меня подобное легкомыслие поразило.
- Тогда самое время принять меры, - посоветовала я. - От сообщений в газетах можно потерять дар речи, столько там ужасов. Обычно нападениям подвергаются большие дома в старомодном стиле, где обитают одинокие пожилые женщины. Надеюсь, на двери имеется цепочка, и вы не отвечаете на звонки, когда стемнеет.
Тетушка призналась, что на соседней улице преступники вломились в один из домов.
- Вот видите, бандиты орудуют в вашем районе. Но если возьмете квартирантов и в доме появится мужчина, бояться нечего. Кроме того, оставаться одной небезопасно и по другим причинам. Вдруг упадете и сломаете ногу, а никто об этом не узнает в течение нескольких дней.
Потребовалось около трех месяцев, чтобы убедить милых старичков, маму, отца и тетушку Мэдж, насколько всем станет лучше, если мы съедемся и славно заживем вместе в огромном особняке в районе "Виктории". А для папы лучшего и желать нельзя: на случай если здоровье пошатнется, все самые хорошие больницы под рукой. И ведь на следующий год так оно и случилось, после того как меня взяли дублершей в один из театров в Вест-Энде.