* * *
- С Серегой мы вместе учились в школе. Можете проявить смекалку и попробовать угадать, какая у него была кличка. Ну, разумеется, Сундук.
Хотя, на мой взгляд, он этого не заслуживал. Громоздкое, громко хлопающее, но в целом абсолютно безобидное, не имеющее никакого отрицательного оттенка слово Сундук никоим образом не могло охарактеризовать его мерзкую и подлую натуру. Точно так же можно было называть его Графом, Принцем или Ангелом. Сутулый, длиннорукий, с жесткими светлыми волосами, голубыми водянистыми глазами и отвратительно бледный - той прозрачной зеленоватой бледностью, которая бывает у обильно менструирующих девочек, он всегда смотрел исподлобья, злобно стиснув кривые узкие зубы, и что-то негромко бормотал себе под нос.
Сундук учился на два года старше меня. Одноклассники его не любили. Хуже того - они его не замечали. Не хотели замечать, и это его бесило. Желая выместить на ком-нибудь свою постоянную злобу, он спускался этажом ниже, где проходили занятия у младших классов, и, наметив себе жертву, принимался с наслаждением мучить ее.
Чтобы придать избиению хотя бы видимость поединка, а себе - добавить толику мнимой доблести, Сундук неизменно выбирал в жертвы мальчиков покрупнее. Я, на свою беду, был довольно рослым ребенком. Когда я учился в четвертом классе, а Сундук - в шестом, он однажды подошел ко мне на перемене и потребовал "жевачки". В те годы достать в маленьком провинциальном городке хотя бы пластинку жевательной резинки было абсолютно нереально. Сегодня героин купить легче, чем тогда - какой-нибудь "Орбит" или "Ригли". Сундук мне явно льстил, полагая, что между мной и, как он выражался, "жевачкой", может быть что-то общее. Одет я был весьма скромно, но (стараниями матери) очень аккуратно, что для Сундука являлось (следуя непостижимой для меня логике) несомненным признаком материального достатка. Где-то там, на мутном мелководье его сознания, чистота ассоциировалась с почти что неприличным богатством. Конечно, я промямлил нечто вроде: "А где я ее возьму?" и моментально получил поддых. "Я буду бить тебя каждый день, пока не принесешь", - прошипел Сундук.
Скверный мальчишка старался сдерживать свое обещание. Следующие два года прошли в напряженном соревновании: я, призвав на помощь всю свою изобретательность, пытался пересидеть невыносимо долгую перемену, затаившись где-нибудь в укромном уголке, а он - движимый черной злобой, булькавшей в его грязной душонке подобно густому зловонному вареву, искал меня повсюду, заглядывая даже в женский туалет. Борьба шла с переменным успехом.
Все разрешилось само собой, когда я перешел в шестой класс. Вернувшись после летних каникул в школу, я обнаружил, что стал заметно здоровее сверстников. Это вселило в меня уверенность, что теперь я смогу дать отпор своему убогому мучителю. Я ждал, когда же он спустится на наш этаж, и уже начинал показывать признаки нетерпения. Через неделю занятий мизерный запас добродушия, накопленный им за три летних месяца, проведенных у бабки в далекой глухой деревне, иссяк, и Сундук наконец объявился.
Я не собирался никуда прятаться; стоял, выделяясь из толпы одноклассников, громко говорил и весело смеялся. Внезапно я почувствовал на себе чей-то липкий взгляд и обернулся. Чуть в отдалении стоял Сундуков; слюна пузырилась в уголках его щелевидного рта. Но я даже не тронулся с места и не отвел глаза. Сундук постоял, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, но близко подойти не решился: он почему-то за эти два года не вырос ни на сантиметр. Мне ужасно хотелось хорошенько наподдать ему; я был готов к драке - но я не был готов напасть первым.
Видимо, Сундук это прекрасно понял; он повернулся и медленно ушел, праздно загребая ногами разнообразный хлам, валявшийся на полу: скомканные бумажки, стержни, обломки авторучки и разрезанный на две части ластик.
Больше он никогда не подходил ко мне; напротив, при случайной встрече отводил глаза и нарочито принимался насвистывать некое фальшивое подобие мелодии: настолько принужденно, что я не мог даже разобрать, в мажоре он свистит или в миноре.
* * *
Незнакомец ощерился в довольной усмешке. Часовые стрелки его маленьких черных усов вздрогнули и, подталкиваемые пухлыми алыми губами, погнали время вспять: без двадцати четыре, без четверти три, без десяти минут два.
- Как вы его, однако, - он сладострастно зажмурился. - Мерзавец, - и причмокнул от удовольствия. - Полагаю, с тех пор господин Сундуков не сильно изменился. Люди вообще мало меняются. Еще и почитают это за добродетель. Желая сделать приятное, говорят друг другу: "Дорогая, а ты все та же, что и десять лет назад…". По-моему, весьма сомнительное достоинство…
- По-моему, тоже, - поспешно согласился я.
- Да-а-а, - некоторое время он сидел в задумчивости. Я молча курил.
- Ну так и что же этот Сундуков? - внезапно встрепенувшись, спросил он.
- Сундуков? - переспросил я. - Да, собственно, из-за него-то все и началось…
* * *
- Я уже совсем было собрался уехать из Энска. Вообще-то, я не планировал сделать это в какой-то определенный день: уехать можно когда угодно, в любое время. Взять билет на ближайший поезд не составляет труда, автобусы с автовокзала уходят по расписанию, а если хочется убраться поскорее - к твоим услугам аэропорт в тридцати километрах от города: Энск делит его с другим районным центром.
Я вышел из дома, чтобы купить сигарет. В ближайшем ларьке таких, как я хотел, не было, и я решил немного прогуляться. Был вечер, самое его начало. Асфальт торопился избавиться от тепла, накопленного за день. Легкий ветерок осторожно бегал по остывающим улочкам. Сидевшие за пластмассовыми столиками летнего кафе мужчины с пыльными помятыми лицами осипшими голосами деловито осведомлялись, есть ли ДЕЙСТВИТЕЛЬНО холодное пиво, и в этом вопросе слышалась затаенная надежда. Полноватая продавщица (она же официантка по причине малости заведения) с мокрыми кругами пота под мышками безжалостно отчеканивала: "Не успевает охлаждаться. Разбирают быстро." Для порядку вздохнув, мужчины брали какое есть, предварительно перетрогав все лежащие в холодильнике бутылки, выискивая чуть более прохладную.
Я подошел к прилавку и стал выбирать сигареты. Внезапно - как когда-то давно, в детстве - я почувствовал на себе чей-то липкий взгляд. Конечно, это был Сундук. Я-то узнал его сразу. Он почти не изменился, разве что чуть-чуть располнел.
Некоторое время он пристально смотрел на меня, изучая и сопоставляя увиденное с уже имеющимися в его скудной памяти образами, а потом спросил:
- Старик, неужели это ты?
Я знал два варианта ответа. Оба - одинаково глупые, как и сам вопрос. Я выбрал первый - потому, что не привык врать:
- Да, Сундук. Это я.
Он встал, подошел ближе и протянул руку - вялую и холодную, как дохлая рыба. Я осторожно обхватил ее двумя пальцами и слегка встряхнул.
- Сколько лет, сколько зим, - расплылся он в приторной улыбке.
- Не усложняй. Поровну - и тех, и других, - оборвал я его, - ненавижу банальности.
- Давай выпьем. За встречу, - сразу предложил он.
Тактически это был абсолютно правильный ход. К алкоголю я всегда испытывал почтительное отношение. Почтение подкреплялось точным знанием нормы: шестьсот пятьдесят грамм, если без пива. Выпить хотелось. Даже с Сундуком - больше-то никто не предлагал. Я малодушно согласился и кивнул:
- Пойдем ко мне.
- А-а-а… Ну… Ты ж теперь один, - сказал он как-то осторожно, словно бы я сам об этом не догадывался. И сразу же - подчеркнуто бодро, - я возьму. "Столичной", да? Парочку? У тебя есть чем закусить?
В соседнем магазине мы купили колбасы, сыра, две банки шпротов. Дома, я знал, оставались соленые огурцы - мать заготавливала. Еще прошлой осенью.
В общем, мы пришли в пустую квартиру и начали пить. Быстро опьянели (пить водку в такую жару - это ж самоубийство!). Лед взаимной неприязни начал таять. Вскоре мы уже хлопали друг друга по плечам и говорили с надрывом: "А ты помнишь?.."
Он спросил меня, что я собираюсь делать дальше. Я махнул рукой:
- Уеду. Что мне здесь делать? В этом городе меня никто и ничто не держит.
- И что, у тебя совсем никого не осталось? - спросил он. Интонация подразумевала: "Ты вспомни хорошенько, может все-таки кто-то есть?"
- Нет, - мрачно отрезал я. - Совсем никого.
Сундук будто повеселел, услышав это.
- Давай помянем, - он призывно наклонил бутылку.
- Давай.
Мы молча выпили еще по одной.
- А я вот тоже, понимаешь, с женой развелся, - кусочком черного хлеба он подцепил пару шпротин и закинул в рот. - Стервой оказалась. Да-а-а! - смачно протянул он. "Да кто ж с тобой согласится жить?" - подумал я, но перебивать не стал. - Нашла себе, понимаешь, богатого… Он ей в отцы годится… Зато богатый! - Сундук махнул рукой. Мы закурили…
* * *
- И вот тут, собственно, все и началось. Здесь - начало истории. А то, что я вам до этого рассказывал - неважно. Наверное…
Незнакомец в смокинге выгнул пушистые соболиные брови в крутую дугу:
- Кто знает, что на самом деле важно, а что - нет? Трудно определить. В конце концов, важно все то, что мы сами считаем важным, не правда ли?
Если бы не коньяк, я бы не знал, что и подумать: то ли это - глубокая мысль, то ли - бессмысленная тавтология. Как всегда, алкоголь явился спасительным амортизатором.
- Да, вы правы. Я сейчас маленько выпил, но соображаю четко. А тогда я был пьян, и не почувствовал никакого подвоха… Сундук сказал…
* * *
- Ребеночек у нас. Восемь лет ему. Между прочим, твой тезка. Так вот она, - тут Сундук витиевато выругался, - не разрешает мне видеться с мальчиком. А сын меня любит… И я его - тоже, - добавил он, опустив глаза, и, по-моему, даже всхлипнул.
- Ну так… Ты разберись с ней, - неуклюже посоветовал я, не вполне понимая, что имею в виду. Казалось бы, возраст и богатый опыт должны подразумевать некоторое наличие житейской мудрости… (Но скажу вам по секрету - это не так. Ни хрена я не смыслю ни в женах, ни в детях.) - Ну, там… Поговори… Что это такое? Это же твой ребенок…
Сундук скривился:
- Да она меня и близко к дому не подпускает. Ты знаешь, кто ее новый муж? А-а-а, вот то-то и оно! Он - один из самых влиятельных людей в Энске, Илья Ефимович Квасной. Это тебе легко - приехал, уехал… И поминай, как звали. А мне здесь жить. Всю оставшуюся жизнь!
Я тупо уставился в пепельницу, полную окурков, мучительно соображая, чем еще, кроме глупых советов, я могу помочь Сундуку.
- Слышь, Серега! - и поймал себя на мысли, что в первый раз назвал его по имени - наверное, потому, что в нем появилось что-то человеческое… Оказывается, он тоже может любить и страдать. Ведь поди ж ты - у него и сын есть! А у меня и жены-то нет! - Серега! - тут я позорно икнул, но сразу же взял себя в руки. - Серега! Это дело так оставлять нельзя! Сын - это сын! Это мужчина! Наследник! Продолжатель фамилии! Серега, ты должен… - я не знал, чего он должен. Я подыскивал слова, - ты, Серега, обязательно должен…
Зато у Сундука голова работала получше моей:
- Старик! Я один не смогу. Понимаешь? Тяжело одному. Друг нужен!
Одну руку я широко простер перед собой, а второй с размаху ударил в грудь - так, что перехватило дыхание - и снова икнул.
- Ик! Серега! Если тебе нужна моя помощь, я всегда! Ты знаешь, между нами разное бывало, но если такое дело… Я готов!
У него как-то залоснились глаза. Сундук крепко обхватил меня за шею и прижался своим лбом к моему:
- Спасибо, старик! Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Если ты и вправду хочешь помочь, то давай сделаем так… - он отодвинулся от меня, подцепил вилкой розовый кружок докторской колбасы и положил на хлеб: тонкая полоска шкурки, свисая, болталась, когда он принимался оживленно жестикулировать. Я, как завороженный, уставился на эту шкурку и уже не отводил от нее взгляд. Видимо, она была последним предметом, на котором могли улечься остатки моего внимания. Сундук бубнил, словно через подушку, - давай сделаем так. Сейчас, один хрен, лето, - я послушно кивал. - Все равно ведь - каникулы, - я снова соглашался. - Он в школу не ходит. Гуляет рядом с домом - мать его далеко не отпускает. Завтра я все подготовлю. Куплю билеты, и поедем мы с ним в круиз. По Волге. Прям до Астрахани, а? Здорово? А ты - ты ведь и так и так уезжаешь, правда? - я с коротким мычанием боднул воздух перед собой. - Ты послезавтра, с утречка - подъедешь и заберешь его. Привезешь ко мне. Согласен?
- Как это - подъеду? - и хотя я еще не до конца утратил способность мыслить, но мыслил явно не в том направлении, размениваясь на никчемные подробности. - На чем?
- Я тебе дам машину. У меня есть - "копейка", - отвечал Сундук. - Старая, но ездит. Ты подъедешь к дому, он тебя увидит, сядет в машину. А ты - привезешь его ко мне. И все. А мне там появляться нельзя. Вилы! - Сундук состроил из пальцев "козу" и ткнул себя в горло. Это меня окончательно убедило.
- Конечно! - с готовностью подтвердил я. - Вилы! - и тоже ткнул его в горло. Он закашлялся.
И ничего мне не показалось странным, кроме одного: почему мы выпили вроде поровну, а он соображает куда лучше меня? А я, соответственно - куда хуже его? Поэтому я снова налил - в тщетной надежде уравнять градус - и предложил:
- Давай! За здоровье твоего сына!
Я не помню, как уснул…
* * *
Но помню, как проснулся. Сундука в квартире не оказалось, зато в холодильнике я нашел пиво: и то и другое было приятно. Я принялся восстанавливать из отдельных обрывков цельную картину нашего вчерашнего разговора - и не смог. Не получалось. Правда, общий настрой был понятен - сработала эмоциональная память. Наконец мне удалось сформулировать несколько частных положений: 1)Сундук - тоже человек, 2)Сундук - глубоко несчастный человек, 3)я могу чем-то помочь Сундуку.
Напившись пива, я снова уснул и проспал до самого вечера…
* * *
- Готов с вами согласиться: человек, дважды просыпающийся в течение одного и того же дня - лентяй и бездельник. Но то было вчера! А сегодня? Сегодня я потерял счет своим пробуждениям! Но это ладно, полбеды. Просыпаться - не так уж и страшно. Но тот ужас, который предшествует засыпанию… Это и не засыпание вовсе! То есть, не то, чтобы постепенно, мягко, с нежными фантазиями… А все, знаете, с кровью, с кошмарами… Я хочу от этого избавиться - и не могу! Ничего не получается. Что же делать?
Незнакомец озабоченно покачал красивой головой и выстукал на крышке стола какой-то стремительный марш. Он был похож на героя-любовника из классического немого кино: этакий псевдоиспанский тип - бездонные миндалевидные глаза, тонкий нос с благородной горбинкой, пухлые чувственные губы, тоненькие острые усики и черные густые волосы, зачесанные назад и щедро набриолиненные. И наряд был соответствующим: сидящий по фигуре смокинг, ослепительно белый пластрон, изящная бабочка и в петлице - алая роза, источающая слабый аромат восточных пряностей.
Честно говоря, незнакомец выглядел несколько странно. Если бы он вздумал ходить по улицам Энска совершенно голым, то привлекал бы куда меньше внимания. И все же в его облике не было ничего надуманного или фальшивого: все настоящее и отличного качества, начиная от негромко похрустывающих крахмальных манжет и заканчивая чистейшей воды голубоватым бриллиантом на мизинце.
- Не торопитесь. Продолжайте свой рассказ. Уверяю вас, мы найдем выход! - мне понравился тот мягкий, даже немного ласковый тон, которым он произнес эти слова. Это подействовало не хуже коньяка.
* * *
- Вечером меня разбудил Сундук. Он долго звонил в дверь, затем с грохотом ввалился в квартиру и, размахивая руками, стал громко говорить:
- Старик, ты не забыл, о чем мы с тобой вчера договорились? А? Помнишь? Права у тебя есть, вот доверенность, - он помахал перед моим носом форменным бланком, сложенным вдвое, - машина стоит во дворе, - подвел меня к окну и ткнул пальцем в помятую крышу красной "копейки", - видишь?
- Угу, - пробурчал я в ответ.
- Вот ключи, - Сундук вынул связку, зачем-то позвенел ею и положил на стол. - Вот еще один, - он достал желтый плоский ключ и положил рядом со связкой. - От квартиры, куда ты должен привезти мальчика. Вот адрес, - он написал на листке печатными буквами, - улица Фруктовая, дом 24, квартира 32. Это на окраине города. Место тихое, дом идет под снос, половина жильцов уже получили новые квартиры и выехали… Короче, там довольно безопасно. Теперь слушай план. Завтра, в десять часов утра, ты должен подъехать к дому Ильи Ефимовича Квасного. Дом стоит в Черной Грязи - это пригород Энска, километрах в пятнадцати отсюда. Ты его сразу узнаешь - трехэтажный особняк из красного кирпича под железной крышей. Вокруг дома - высокая ограда. Ты у ворот не стой, а проезжай чуть подальше, в сторону придорожного магазинчика. Там остановись и жди мальчика: он придет покупать какую-нибудь сладость. Вот его фотография, смотри не перепутай, - Сундук достал смятую карточку. На ней белобрысый кудрявый мальчишка широко улыбался, обнажая крупные редкие зубы. - Мать поит его грейпфрутовым соком, который делает сама - считает, что это полезно для здоровья. А он же горький, этот сок! Вот сын и выпрашивает в качестве награды за выпитую бутылочку какую-нибудь конфету или там… - Сундук замялся, - "жевачку".
Я понимающе кивнул:
- Узнаю папашину породу.
- Ну ладно тебе, - отмахнулся Сундук. - Все не можешь забыть? Ты, главное, не опоздай. Будь там ровно в десять. Он уже в курсе, сам к тебе сядет. Особенно не светись - машина-то приметная. Красная. Вези его сразу на Фруктовую. Я приеду часов в двенадцать - раньше никак не могу, дела, - он развел руками. - Нужно встретить в аэропорту одного хрена из Москвы. Самолет прилетает в десять, пока то да се, до города - тридцать километров, пока его устроишь - в общем, раньше двенадцати не успеваю.
* * *
- "Хрена из Москвы"? - оживился незнакомец.
- Ну да, - попытался оправдаться я. - Это Сундук так сказал. А я просто повторил. Вы уж не сердитесь.
- Я не сержусь, - миролюбиво отозвался красавец-брюнет. - Я удивляюсь. Ни одного верного слова. Во-первых, я не "хрен", а во-вторых - вовсе не из Москвы. Ну да ладно. Примитивный ум нуждается в простых определениях. Пусть так. Так что же, раньше двенадцати он не успевал?
- Нет! - тут уж настал мой черед оживиться. - Мало того, он приехал гораздо позже! Вы понимаете? Это очень важно! Самолет опоздал на полтора часа! Но ведь и я опоздал! Не знаю, как это получилось. Не могу объяснить!
- Интересно! - незнакомец плотоядно потер ладони. - Расскажите-ка поподробнее! Как было дело?